Зарницы грозы - глава 27

- Ну полно, полно. - Наместник отнял его от себя. - Ягжаль убили? Мм-да... Ладно. Давай, пошли. Нам нужно выиграть войну.

Люди Финиста тогда никуда не исчезали. Поняв, что столицу не удержать, маршал отдал ее Хеллион. Его личные дружины укрылись в деревнях вокруг Лукоморья, а наместник с парой кметов ускакал к северянам. Войскам, что шли к столице, был срочно выслан приказ рассыпаться и прятаться, но ему не все вняли. Кое-кто из воевод посчитал это бесчестьем, за что впоследствии и попался в лапы летучих обезьян. Финисту было некогда следить. Он, добившись от северных бояр понимания, отправился на восток. Впереди наместника летела весть, что нужно открывать закрома и доставать все ружья навьего образца, какие есть. Финист собрал и рарогов с ящерами, но больше для отвлечения врага. Обезьяна в разы сильнее орла, да к тому же почти неуязвима. Чтобы бороться с таким противником, Финисту нужно было особое оружие.

- Работает, только если подпустить поближе, но зато наверняка. - Маршал показал Баюну какую-то коробочку с загогулиной. - Заставляет их ошейники расстегиваться. Синьцы прислали. Цену заломили, будто эта штука золотая... А, чтоб тебя!

Они метнулись в разные стороны, укрываясь за стенами, заборами, деревьями. Обезьяна сделала круг и вновь пикировала. Финист, стоя на одном колене, упер приклад "Аленушки" в плечо, прищурил глаз и выстрелил твари под крыло. Брызнули пуховые перья. Обезьяна закричала, падая. Ошейник сваливался с ее шеи в сугроб. Маршал выпрямился, пальнул еще раз, и еще. Тварь, вздрагивая, распласталась на земле. С ее спины кувырком скатился упырь. Он попытался убежать, но его настиг Баюн.

- Быстро учишься, я смотрю, - заметил Финист. - А ты правда, что ли, людей есть стал?

- Ты в уме ли?

- Я просто так спросил. Что такого? Война, всякое бывает.

- Это у вас, нав, бывает всякое! - Баюн остановился, чтобы перевести дух, Пока не хватало еды, он старался поменьше расходовать силы. Сейчас перед глазами у него потемнело, сердце заколотилось.

- Ты чего?

- Я не ел со вчерашнего утра. В городе нет провизии.

- Понятно. - Наместник подозвал стрелецкого голову: - Степан, у тебя там в суме строганина осталась? Наш героический зверь умирает с голоду.

- Финист, - спросил Баюн, прожевывая жесткое мясо, - честно скажи, для чего я тебе нужен? Я Волха вернул, ну и мы вроде как квиты...

- Ты несешь сейчас, - ответил маршал, осматривая горизонт, - какую-то ересь. Нужен, не нужен... Почему, если я темный, у меня просто друзей не может быть? Что у тебя за метания, как у влюбленного юнца, постоянно? То ты нормальный, а то кручинишься на ровном месте и меня во враги возводишь. Тебя заколдовали, что ли?

За ушко, да на солнышко! Баюн так и сел.

- Ты видишь во мне тьму? - спросил он. - Какую-нибудь?

- Глупости я в тебе вижу много. Я не чародей, чтобы такие вещи зрить.

- Если я себя начну как-то не так весто, сразу мне скажи. Хорошо?

- Как пожелаешь. А в чем дело?

- Да если бы я сам знал...

Несколько недель выжимали из Лукоморья летучих обезьян. Весь город встал на подмогу. Пришли с востока воеводы. Нашелся Федот-стрелец: он, оказывается, уходил с вместе с Финистом. А Емелю рысь увидел случайно, среди ополченцев.

- Ты куда пропадал? - обрадовался ему рысь.

- Добрый человек мне помог спрятаться, - ответил Емеля. - Я тебя с ним потом познакомлю - он умный, и все-все знает...

Кощей и генерал Пикман удерживали царский терем. Генерал удивил, оказавшись, для заморца, не лишенным чести. Он объявил, что биться будет до последнего, и вызвал Финиста на поединок. Финист ответил, с удовольствием - только если генерал для этого из терема выйдет. На то у Пикмана чести уже не хватило, а вот у Кощея ее и не было. Он выскользнул из осажденного терема одной ночью, пал в ноги русичам и сказал, что сдается в плен.

- Какой еще плен, собака? - фыркнул Финист. - По тебе жаровня плачет, на которой Гвидон Страшный сына замучил. Или, может, моему коту-людоеду скормить тебя? Эй, Баюн, у нас сказочный улов - сети притащили подлеца!

Услышав про кота-людоеда, Кощей издал слабый вскрик. Он дернул из-за голенища нож и зажатой в угол крысой бросился на маршала. До Финиста предатель не достал, повиснув на копьях его дружинников. Тело Кощея сожгли, а прах развеяли по ветру.

Измором Пикмана было не взять, потому терем штурмовали. От разъедающих зелий, которые защитники взяли из запасов Хеллион, лестницы накрыли шкурами, а шкуры обмазали особым навьим средством. Обезьян отстреливали нещадно, целясь прежде всего в них, а потом уже в хозяев - если хоть одна выживет, за город бесконечно будут сражаться. Пикман, как и обещал, не сдался. Финист первым вломился в покои, где был зажат генерал упырей, бился с ним на саблях и легко распластал от плеча до паха. Дурны заморцы стали в ближнем бою, сабли да мечи у них все пуще для украшения. К Отцу с ними входят. Это у русичей специальным указом запрещено боярам в царский терем заходить при оружии. Даже если ты с похода.

Как только пал упырь, и с его головы свалилась вышитая колдовскими буквами шапка, все оставшиеся обезьяны разом исчезли. Радостные возгласы вырвались у русичей, но тут же оборвались. В небе на краткий миг появился Змей Горыныч. Обезьяны облепляли его со всех сторон, держа за голову, шею, лапы, не до конца развернутые крылья. Вспышка, затмившая солнце - и они пропали.

- Ты же говорил, он в спячке! - завопил Баюн на Финиста, как будто тот был во всем виноват.

- Пробудили, значит!

- И что теперь? - спросил кто-то. - Помирать ползти?

Кольцо сжималось. Заморье вторглось в Син, где ему ответили яростным отпором. Синьцы, хидушцы и русичи сомкнули границы, сражаясь единой ратью. Оборона юга и запада проламывалась. Южные города были взяты. Королевства начали присоединяться к Авалону, и за считанные дни оттеснили аламаннцев вглубь страны. Шли и в обход Фридриха, прямо на Тридевятое. Микки Маус объявил о смерти Хеллион Климмакс и устроил траур по ней, который почти никто не соблюдал. Доблестную ведьму, сказал он, свирепые русичи растворили заживо, как только она узнала их коварный план.

- Припертые к стенке, эти безумцы не оставляют мечты поставить весь мир на колени. Они поднимают своего трехголового дракона! Кого Тридевятое царство наметило в жертву? Не бойтесь, это будем не мы, ведь зло страшится нападать на отважных и сильных. Оно бьет того, кто заведомо не сможет ответить в полной мере. И первым делом это бывшие союзники во зле!

- Неужели ему кто-нибудь еще верит? - Баюн был в отчаянии. Он чувствовал себя настолько бессильным, что хотелось кричать.

- Да он может твердить что угодно, хоть заявлять, будто его вдохновляют ангелы. Кого это волнует, когда у тебя в руках вся власть?

- А ты бы что говорил, Финист?

- А я бы сказал, что я злодей, и мне нужно захватить мир. Честно и необычно.

Тем временем под Аграбой тревожно зашевелился ее демон. Уже больше полугода ему не давали лишний раз расправить щупальца. Заморье перехватывало корм, убивало нав. Оно еще не нападало в открытую, но демон знал, что обречен. Когда началась война с Тридевятым царстом, у него затеплилась надежда: вдруг враг отвлечется, чуть отступит - или вымотается, и его можно будет отогнать. Но сейчас демон Аграбы ощутил, как дрожат лавовые глыбы под его отощавшим брюхом, как раздвигаются каменные плиты, выпуская мягкий черный цветок, и с поверхности в его мир льются покрывала разрушения. Тотчас огненная боль скрутила внутренности. Агония пронзила сердце. Демон заметался. Хаос устелил землю черной жижей, которая разъедала ему присоски и проникала в раны, выжигая себе дорогу сквозь плоть. Он попытался пройти через миры, как уже делал раньше, чтобы сшибиться с вечным врагом, однако сил на это не хватало.

- Но за что?

- А я слышал, они когда-то были союзники...

- Почему шар вообще еще работает? Давайте разобьем!

- Я говорю вам - подстроено...

- Отец Микки Маус его похитил...

- Бредишь ты, такого быть не может...

Люди, пришедшие в Метрополис, теснились вокруг палантира. Оскара прижали к ограде. Он не мог уйти, даже если бы захотел. Голос новостной гарпии потерял уверенность. Она запиналась, глаза ее были полны страха. И неудивительно: где бы, кто бы ни поднял великое чудище, такое событие касалось абсолютно всех.

- Дворец принца Аладдина сожжен, - продолжала гарпия. - Столица полностью уничтожена огнем. Выживших нет. Дракон летит на север Солдаты Заморья вступили на землю Аграбы, чтобы обуздать монстра. Да хранит их всех Бог.

- Это ложь, - прошептал Оскар. - Это ложь! - вскричал он. Кое-кто удивленно взглянул на него.

- Друг, ты в порядке? - спросил Страшила. - Понимаю, мы все шокированы, но...

- Это не русичи, - твердо и громко сказал Гудвин Зет. - Я точно знаю, что это не они.

- А кто тогда? - зашумели вокруг.

- Почему?

- Потому что чудище не может возникнуть ниоткуда! - закричал Оскар на всю площадь. - Оно летит из какого-нибудь места, его всегда видно, и ему наперерез посылают свое! Аграба не успела защититься, дракон появился прямо над дворцом! Но русичи не знают телепортации - этим искусством овладели только мы и Авалон!

Его слова вызвали бурю. Люди зашумели еще пуще.

- Ты кто?

Страшила опередил Оскара:

- Это Гудвин Зет! Мы - Изумрудное Братство!

Стрелки при виде беспорядка взяли оружие наизготовку, но на них никто не обратил внимания. Тото выпрыгнул из кармана, влез на постамент палантира и залаял.

- Что за Братство?

- Лет десять назад... Против печатей...

- Да я же их знаю! У меня друг среди них был!

- Пусть скажет, откуда услышал такие вещи!

- Я же вам говорю - подстроено!

- Да помолчи ты...

- Отойдите оттуда! - возвысил голос шериф стрелков. Ему не вняли.

Злоба и боль ослепили аграбского демона. Поняв, что нанесенный ему удар отмечен печатью Волха, он больше уже ни о чем не мог думать. Разящий вырвал ему главное щупальце, кровяная струя выжгла полосу в пекельной Аграбе, а в мире поверхности пал первый визирь Аладдина и все подчиненые ему люди, но жертва свою ярость направила не на Заморье. Приказ, как щелчок кнута, отдался в мозгу верховного навы, и тот, в своем храме, вышел на тонкий мостик, проложенный над бездонной пропастью. Глубоко уходила эта пропасть, окольцованая металлом. Нава молитвенно воздел руки, и снизу рванулось адское пламя нестерпимых цветов, чернее ночи, но ослепительнее взрыва, которое огнедышащим червем взмыло в пекельное небо и рухнуло на владения Волха.

Словно вихрь над полем, от одной дозорной башни Тридевятого до другой пронеслось: джинн, сюда летит джинн! Финист и рад был бы, как Микки Маус, смолчать о похищении Горыныча, но как, если это видели сотни человек?

- Проклятье! - Наместник схватился за голову. Он не мог дозваться Раваны с его Вритрой: яблочко молчало, потому что в это время хидушский царь был в самой гуще боя. Новые полчища заморцев вошли в его землю, высадившись с кораблей и пробившись через ослабленный юг Сина. - Бейте заклинаниями! Всех чародеев - на башни!

- Но так его не уничтожить!

- Хотя бы отверните от столицы!

В Навьем царстве часы на самой высокой башне капища, идущие не слева направо, а по непостижимым законам подземного мира, стали бить полночь. Грозным эхом им ответили в Муспельхейме, Нараке, Ди-Юй, и во всех пекельных царствах и королевствах. По Лукоморью разлетался звук набата. Сияние небесных чертогов слегка померкло, будто тень нашла на солнце.

Светлый Генерал стоял на побережье окияна, вместо воды заполненного текучим светом. Обычно сквозь эти искристые воды был виден земной мир. Теперь же окиян волновался, свет перемигивался, голубовато-серые тени мелькали в его толще, скрывая дно от глаз. Искры отрывались от волн и взлетали догорающими мотыльками. Над тем местом, где находилось Заморье, начинал закручиваться водоворот, протягиваясь вниз, точно некий смерч.

Светлый Генерал присел и погрузил в окиян руку. Волны вокруг нее расступались и тут же утихали. Зачерпнув света, он бросил его капли в самое сердце смерча, который темнел и утолщался на глазах.

- Разойтись! Здесь запрещено собираться!

Шериф был бледен. Он целился то в одного, то в другого человека, словно ожидая, что толпа сейчас набросится. Ему ответили смехом.

- Здесь - это где?

- Кем запрещено?

- Ну-ка, покажи бумагу!

- Отойдите от палантира и рассейтесь, - сказал стрелок уже увереннее. - Запрещены собрания, возводящие хулу на Отца.

Раньше одного слова "запрещено" было достаточно, чтобы охолонуть заморца, а то и напугать его. Втиснув свою жизнь в оковы тысяч правил, вплоть до самых нелепых, люди боялись даже шага в сторону. Но свет, объединивший их, испарял страхи. Воля, которой опутал свой народ Разящий, трескалась, как скорлупа, и заслугой этого был даже не свет - он всего лишь пробуждал в душах то, что дремало там, подавленное, замолкшее. Никто не двигался с места. Шериф не знал, что ему делать.

- А что ты сделаешь, если мы не тронемся?

- Будешь стрелять?

- Расскажи, как именно мы угрожаем Отцу!

- Я воевал в Серебрянной гавани, сынок, за тебя и таких, как ты - в меня тоже выстрелишь?

Став из бледного пунцовым, шериф попятился. Толпа же надвинулась. В нее прицелились со всех сторон, но шериф закричал:

- Не стрелять!

Кто-то из людей позади Оскара затянул запрещенную Микки Маусом песню:

- О да, я непокорный, таков уж был и есть,
"Земли свободных" вашей превыше долг и честь,
Не грех вас ненавидеть, вы воры и лжецы...

Песню подхватили. Откуда-то послышалась другая, которую вскоре тоже пел добрый десяток глоток. Люди проходили мимо стрелков, и к их рядам присоединялись все новые и новые. По улицам Метрополиса потекла разноцветная река, устремленная к Башне Отцов.