Зарницы грозы - глава 29

Рысь помертвел от ужаса.

- Но как же... И Светлый Князь... Он мне не говорил...

- Светлый Князь и братья его затем бьются с демонами, чтобы те не алкали, не жирели за ваш счет. Потому он и не хотел возвращения демона в Тридевятое.

- А бабушка Яга... Она умерла в этом году...

- Не могу я знать наперед. Но если демон в ней нужные ему чувства разжигал, если вел ее, то от Ирия уже отвратил. Даже если она сама того не знала. А те, кто ему добровольно служат... Страшным будет их посмертие.

- Яга не виновата! - Рысь хватил лапой по лавке. - Она не была темной!

- И никто не виноват. Поэтому мы должны всем и каждому рассказать про это чудовище. Такой я взял на себя долг.

Все разом встало на места. Он, Баюн, думал, что свершил благо - а сделал Тридевятое пастбищем гнусной твари. Еще и думал, почему Емеля противится! Просветлить Волха хотел!

- Это Финист все! Он виноват!

Рысь зажал себе рот лапой. Калин Калинович только улыбнулся:

- Не страшись. Никто здесь Финиста не любит. И дай нам срок - с этим прихвостнем Волха мы тоже разберемся.

- Мы?

- Сказать всем правду - это, Баюн, только начало. Я тебя приглашаю потому, что из Финистовой братии ты самый чистый, самый тьмою нетронутый. Душа твоя еще не пожрана. И пожрана не будет, если вовремя опомнишься. Мы себя именуем Вестники Рассвета. Будешь одним из нас?

Баюн посмотрел на Калина. Потом - на Емелю, на Федота. Те жевать прекратили, прислушивались.

- Что делать-то надо? - спросил рысь.

- Это, Баюн, тебе решать. Я свое дело сделал уже в отношении тебя. Не мне учить, как этим знанием распорядиться. Мы пока что ищем, как новых людей завлечь, чтобы Финист про то не узнал. А ты можешь и что получше придумать. Если желаешь, конечно.

- И что вы хотите? Бунт?

- Вот этого, - сказал Калин Калинович, - меньше всего. Я уже навидался братоубийств. Не людей нужно губить, а демона. Истощить его, заморить.

- Он же наш защитник. Или это тоже неправда?

- Увы, защитник. Но скоро это изменится. Демоны будут уже не нужны. Любые и вообще, не только этот.

Баюн почесал за ухом.

- Я родился, когда демона не было, - сказал он. - Из моей мамы сделали перчатки. А папу съела стая крыс. Сейчас крыс повывели. И лихих людей тоже.

- Баюн, это не заслуга Волха. Я не говорю, что мы должны жить, как при Горохе. Все будет совсем по-другому. Лучше.

И Калин Калинович начал рассказывать, а рысь случал его, приоткрыв рот.

Мир, говорил бывший купец, станет един, как окиян. Падут границы, сольются языки. Армии будут распущены, а оружие - уничтожено. Каждому даруют свободу и право жить в мире. Нечисть и нежить поселятся рядом с людьми, как с равными. Даже навам позволят занять поверхность, при условии, что они раскаются. Покаяние будет единственной карой для темных. За порядком назначат присматривать особый совет мудрецов, всемирных судей. А Тридевятому в этом отведена особая роль. С него должно все начаться.

- Первая из судей появится именно здесь, у нас. Ее имя Елена. Она спит...

- Мертвая царевна! - перебил Баюн. - Да, я знаю!

- Это хорошо, - сказал Калин Калинович, - но одного знания недостаточно. Я искал, где находится остров Руян, сразу, как только мне открылось о нем. Но ни я, ни Емеля его увидеть не сумели. Царевна Елена сама выбирает, кому показаться. По каким приметам - Бог ведает.

Как только рысь услышал о Елене Премудрой, все его сомнения развеялись. Он согласился стать Вестником Рассвета. Только спросил - а что за вестники такие.

- Потому что сами мы, Баюн, славы и власти не ищем. Управление мы отдадим Елене, никаких почестей не ожидая. А "рассвета" - потому что новый день. Новый век настает.

Финист выдавил чужеземцев за рубежи Тридевятого и сплотил оборону. В Аламаннском королевстве грянуло народное восстание против авалонцев - рев Скимена о помощи. Случилось и еще одно восстание, уже в Авалоне, где люди выступили против войны. Гвиневра его подавила жестоко.

- Ты меня прости, Емеля, - говорил Баюн, - что я спорил с тобой. Я не знал тогда. Мне Светлый Князь не объяснил толком, почему медлил.

- Да я и не сержусь, - отвечал Емеля. - Со мной все спорили. Это сейчас я братьев по духу нашел. И то не все с самого начала нам поверили. Калечные у людей души. Ущербные. Их жалеть надо.

Неподалеку в тот момент случился нава, который не преминул язву вставить:

- Ущербная душа - это ерунда. Ущербные мозги страшнее.

- А ну глохни! - рыкнул на него Баюн. - Повылазило вас, честным людям проходу не даете! Знаете, что Емеля правду говорит, вот и ополчились на него!

Нава так вытаращил глаза, будто его только что укусило конское седло. А рысь нарочито отвернулся и продолжил разговор с Емелей, будто ничего не случилось.

В ночь на Ивана Купалу Баюн опять увидел во сне Елену. Тот же зал огромный, и ниши, и гроб. Мертвая царевна села в нем и потянулась:

- Как же сладко я спала!

Глаза у нее светло-серые, прозрачные, лучистые. Протягивает Елена руку и гладит Баюна по голове:

- Вы меня выбрали? - не веря глазам, спрашивает рысь.

- Твоя душа открыта. Тот, кто был в небе и под землей, уже не вернется оттуда прежним.

- Но как вас пробудить? Я не знаю, где остров Руян.

- Меня не нужно пробуждать. Я сама встану в назначенный срок. Но, - она мрачнеет, - этот срок мог бы уже наступить. Меня сковали. Мне не дают открыть глаза.

- Кто сковал?

- Волх, - кладбищенским шелестом срывается с розовых губ. - Я его пленница.

Баюн низко склоняет голову, стыдясь и не зная, как попросить прощения.

- Не надо, - говорит Елена. - Ты стал жертвой игры, размеры которой не можешь себе даже представить. Но тебя давно простили. Светлый Князь Всеслав уже скачет через миры, чтобы дать Волху последний бой и низвергнуть его навсегда. То же самое делают его братья. Их мечи ударят одновременно. Ни один из демонов не получит шанса распространиться на беззащитные земли.

- А как же светлые демоны? - неуверенно спрашивает Баюн. - Муруган и Скимен? Их... тоже?

- Ты видел, с каким остервенением воюют даже эти двое. Демон всегда демон. Все, что он может добиться - права не страдать после смерти. Поверь, это уже немало. То, что Муругана и Скимена изо всех сил старались поднять ко свету, еще не значит, что они воистину стали светлы. Они были пробой, попыткой. Но и они не отказывают себе в пище.

- Все равно, - говорит Баюн. - В этом есть что-то ужасно несправедливое. Поднять руку на собственное детище не за его поступки, а за то, что ты его таким породил... Я думал, им дадут время исправиться.

- Время вышло, Баюн. Ты видишь: мир лихорадит. Тридевятое спасено, и клинок Нави пора убирать в ножны.

- Когда вы вернетесь? - спрашивает рысь. - Когда придет конец Волху?
 
- Я верю, что скоро, - отвечает Елена. - Но не забудь, что для небожителей столетие - как один день. Чем больше сил будет у Волха, тем дольше продлится сражение. Ослабить его можете лишь вы, смертные, на ком он кормится.

- Разве мы можем что-то сделать?

- Вы можете все. Вспомни слова твоего друга Алеши. Кстати, где он сейчас? Должно быть, перемолот жерновами войны... - Ее голос грустнеет.

- Все мертвы... - печально вторит ей Баюн. - Я как будто приношу несчастья. Вокруг меня умирают. И попадают в ад. И даже не знают, почему.

- После смерти демонов жертвы их наваждения будут подняты на небо. Так повелела Правь. Только сознательных слуг Волха оставят во мраке и боли.

- Финист - пусть мучается! - зло говорит Баюн. - Он уже достаточно врал!

Елена проводит пальцев по его морде от уха к подбородку:

- Иди и неси мою весть, маленький витязь.

Баюн проснулся с радостью на душе. Больше его ничего не тяготило. Словно вернулись к ему те дни, когде он жил в избушке Ягжаль, дружил с белками и лисами, смотрел, как творит чародейства или упражняется с оружием его хозяйка, играл с Серым Волком в шуточные догонялки - да мало ли было светлых моментов в кошачьей жизни. Он каждый вечер, сидя у Ягжаль на руках, смотрел яблочко, негодовал, переживал за жертв Заморья и втайне мечтал быть большим, сильным, зубастым, как Серый Волк, чтобы призвать к ответу всех лиходеев. А тепрь он обрел и зубы, и силу, но почему-то принесло это ему лишь кручину да потери...

Когда он рассказал Калину Калиновичу свой сон, тот даже обнял его от избытка чувств:

- Ты молодчина, Баюн! Я говорил - душа твоя чистая!

За истекшее время к Вестникам Рассвета пришло еще человек десять. Люди приводили друзей и родичей, в ком могли быть уверены. Но недавно Калин Калинович сказал, что надо приостановиться, переждать. Насторожился Финист. Что-то учуял в вотчине, которую считал своей и только своей.

Баюн и сам знал, что царь учуял, На днях он спрашивал своего первого советника, не замечал ли он кривотолков каких, заговора, тайн в Лукоморье. "Не замечал", ответил Баюн с честными глазами, а у самого сердце тук-тук-тук. Теперь пройден рубеж, теперь Финист не простит и не вспомнит о дружбе. Голову снимет за предательство. Или Волху скормить повелит.

- Медленно движемся, - сказал Калин печально. - Упускаем. Демон обратно крепнет, раны свои зализывает, новые присоски растит. А пойдем побыстрее - выдадим себя и все на плахе окажемся.

Если не считать стычек на западе, то Волху и вправду была дарована передышка. Он оставил за Чи-Ю право сокрушить Заморье - или хотя бы сильно его изранить - а сам переводил дух и залечивал свою истрепанную плоть. Помогало и то, что в королевствах начались волнения. Люди были сыты по горло. Балору приходилось отвлекаться, и Скимен, разрывая на себе путы, боролся все упорнее. Муруган дожал берендеев и сказал, тяжело дыша, что из войны выходит. У него есть возможность поглотить кое-какие княжества, но пестовать зажегшуюся в нем тьму он не станет. С этими словами хидушский демон устало повалился ничком на базальт раскинув щупальца, и прикрыл глаза. Равана отдал приказ восстанавливать страну и более ни во что не вмешивался.

- Надо сделать, как Светлые Князья с демонами, - ответил Баюн Калину Калиновичу. - Всем одновременно сказать. А потом скрыться и смотреть, что будет. Заодно узнаем, кто и сколько за нас.

- Это чародеем надо быть, - возразил ему Калин. - Сильным притом, очень сильным. Только демоны могут внушать всем единовременно.

- Яблочки! - озарило Баюна. - Новости-то все смотрят! Надо выбрать вечер, и вместо птицы Гамаюн на блюдцах появиться.

Калин Калинович хлопнул себя по колену:

- Ай да рысь! Где ж ты раньше его прятал, Емеля? Только как ты, Баюн, вместо птицы появишься? Здесь снова чародейство нужно...

- Яблочки - навья штуковина. Навы должны знать, как можно все блюдца заставить сменить картинку. Мне они вряд ли откажут.

Рысь разузнал, какие навы надзирают за цехом, где мастерят дальнозоры - блюдца с зеркальцами. Он привык уже, что не встречал в Тридевятом ни отказа, ни отпора, и даже растерялся сперва, когда нава спросил:

- А для чего тебе?

- Надо! - ответил Баюн. - Государственное дело. Много будешь знать, плохо будешь спать.

- Надо... Хе... Эти приборы, да будет тебе известно, все настроены на Цитадель. Может, ты шпионить вздумал. У меня инструкция верховного навы - никому не давать копаться в настройках. Спрашивай маршала. Пусть он персонально разрешит.

Баюн эту речь плохо понял, но сообразил, что ему отказали. Ну ладно, в дверь не вышло - полезем через окно! Он стащил из казны золотых, подкупил главного мастера и узнал, каким чародейством можно перебить яблочку кадр. Слов при этом, правда, непонятных услышал - аж голова загудела. Хоть ругайся ими.

- Нужен нам колдун, - задумался Калин Калинович, - такой, чтоб не с Финистом был.

Колдуна Баюн как раз знал: Манул, кошачий царь. Правил этот зверь кошками юго-востока, а известен стал, когда по югу прошелся джинн. Всех котов увечных и ставших бездомными Манул у себя в горах приютил. Это с ним Финист Баюна в первую встречу спутал, хотя сходства никакого. Манул мохнатый, как шар из шерсти. Морда поперек себя шире, глазища навыкате. Зыркнет - птицы с неба падают.

- Могу, отчего же нет, - сказал Манул Баюну, выслушав его. - Только за то мне бочку сливок и корзину рыбы. А еще лубок с меня нарисуйте.

Любил кошачий царь почему-то на лубках появляться. Рысь согласился, вызвал его в Лукоморье к назначенному дню, а Калин Калинович стал речь готовить.

- Надо, чтобы кто-то уважаемый к народу обратился, - говорил он, - тогда прислушаются. Меня-то не знает никто. Ставр - тот отказался, струсил... Илейка двух слов не свяжет, да и читать не умеет... Или Федот-стрелец, или ты, Баюн.

- Я скажу, - ответил рысь. - Меня Навь знает хорошо. Авось он тоже прислушаются.

Прибыл Манул. Для лубка постоял. Рыбы и сливок откушал как следует. Потом с раздувшимися боками вперевалку отправился к яблочку, через которое было решено говорить. Глаза вперил в блюдце, зрачками сверкнул - яблочко стало белым, а блюдце, наоборот, залилось чернотой. Затем от яблочка откусил. Сжевал. Проглотил. И сказал:

- Катите, готово.

Баюн жутко волновался. Шутка ли, все Тридевятое его увидит сейчас. Речь наизусть заучил, про себя повторил - она коротенькая, чтобы внимание людей удержать. Покатили надкушенное яблочко, и появилось на блюдце вместо птицы Гамаюн все Тридевятое царство с высоты. Калин Калинович глаза страшные сделал: мол начинай, не медли!

- Русичи! - заговорил рысь. - Это я, Баюн, первый советник царя Финиста. Хотя с этой минуты уже, наверное, никакой не советник. Да и он царь не настоящий. Уж простите, придется вам это слушать...

Слушали его в хоромах и хижинах, теремах и шатрах, избах и избушках. Яблочки давно уже перестали считаться как знак богатства - много их стало, и дешевы. Слушали в лесах и степях, в горах и на северных равнинах. Слушали люди и нелюдь, нечисть и звери. Слушали навы, ошеломленные. Слушал Финист, кусая до крови губу и стискивая кулаки. Едва пропал рысь и вновь появилась сбитая с толку птица Гамаюн, царь хватил по блюдечку с размаха так, что оно треснуло, а яблочко укатилось в угол.

- Предатель... Змея... Я же с тобой, как с равным... То-то ты вечерами пропадать стал! За кем пошел? Кто в тебе взрастил все это?!

- Больше мне в царский терем нет дороги, - сказал Баюн, отодвигая блюдце. - Враг государству я с вами стал, друзья. Даже не верится.

- Это звание - почетное, - ответствовал Калин Калинович и потрепал Баюна по голове. - Хоть и говорил я, что мы не гонимся за похвалой, а все же ты, я думаю, заслушиваешь. Елена тебе не откажет в награде.

- Друзей я хочу увидать, - сказал рысь. - Чтобы бабушка Яга по чудесным лугам Ирия скакала на крылатом коне. Чтобы Иван-Царевич со своими зверями учил людей уму-разуму. Чтобы Алеша в небесном храме перед Вечной Девой колено преклонял. Знаю, что вернуться они на землю не смогут, да с небес и не хочется возвращаться. Но хочу проститься как подобает. И пусть у них все хорошо будет. А мне ничего особо не надо. Что я хочу, того сам добьюсь. Справедливость уже пытался вершить. Жизни привольной наелся - до отвала. Может быть, пусть у меня появится кто-то вроде Ягжаль...

- Это ты уже Елене выскажешь. А насчет терема не волнуйся. Хочешь, у меня поселись. Я никому не отказываю, как ты знаешь уже.

Возражать Баюн не стал. Определили ему комнату, ставни заперли, чтобы не подсматривал кто, на дверь оберег повесили. А Финист в это же время объявил на все Тридевятое: три мешка золота тому, кто его бывшего советника разыщет и живым доставит в царский терем.


Рецензии