Ночь Богонгов, Глава первая

      Глава первая
      Странные странности

      - Хосе! Хосе! - неслось над руслом крохотного ручейка. - Родригес,  прекращай свои дурацкие шуточки! Куда ты спрятался, дрянной мальчишка? Вылезай немедленно!
      Из-за горбатой красно-белой гранитной скалы вышла молоденькая девушка – невысокая, стройная, облачённая в бежевый костюм для верховой езды, с чёрным кавалерийским хлыстом в руках. Медно-рыжеватые волосы барышни были коротко-подстрижены, а на милом личике, покрытом щедрой россыпью веснушек, застыла гримаса лёгкого неудовольствия. 
      - Какое необычное место, - озабоченно нахмурившись, пробормотала девица. - Просторная овальная поляна, посередине которой находится…э-э-э… Круглая сцена диаметром метров в сто пятьдесят? Выступающая из земли сантиметров на тридцать-сорок? Интересно, из чего она сделана? Похоже, что из тёмно-коричневого стекла. Только – визуально – из очень твёрдого. Может, это отполированный базальт? Интересная штуковина. Откуда она здесь взялась? Очень странно. Очень, очень, очень…
      Подождав с минутку, девушка лукаво улыбнулась и, сложив ладошки рупором, прокричала:
      - Томас, отзовись! Ну, пожалуйста…
      - Аль, ты сошла с ума? - из-за толстого ствола эвкалипта показался рослый светловолосый юноша. - Разве так можно? Я ей по большому секрету всё рассказал, а она…. Вдруг, кто-нибудь услышит?
      - А нечего прятаться.
      - Всё равно…
      - Перестань, милый. Мы же находимся на нейтральной территории. Никого нет поблизости. Кенгуру? Ерунда, они никому не расскажут.
      - Всё равно, надо соблюдать осторожность. Всегда…. Кстати, какая ещё нейтральная территория? Все эти земли, до изгороди из колючей проволоки, принадлежат нашей общине.
      - Прекращай, роль склочного педанта тебе совершенно не идёт. Я имела в виду только то, что здесь нет посторонних ушей и глаз. Иди ко мне. Обними. Я ужасно соскучилась…
      Дальше, естественно, пришло время горячих поцелуев. Чёрный кавалерийский хлыст, мешающий жарким объятиям, выпав их девичьих ладоней, оказался на траве…

      Отвлечёмся немного. Совсем чуть-чуть. Так сказать, для пущей информационной ясности.
      Молодые люди, действительно, встретились в достаточно глухом и безлюдном месте. До городка Бёрнса, расположенного севернее, было примерное пятнадцать километров. А до поселения Форт Томпсон, находившегося к юго-востоку, порядка девяти. Между этими населёнными пунктами простирались только фермерские поля, отделённые друг от друга зарослями акации, да тенистые, малопроходимые эвкалиптовые леса.    
      Бёрнс, по большому счёту, являлся небольшим посёлком с населением в пять с половиной тысячи человек. «Овощные» фермеры, скотоводы. Школа, церковь, супермаркет, пивоваренный завод, два кинотеатра. Ничего экстраординарного. Обыкновенный среднестатистический австралийский городишко, выражаясь казённым языком.
      Что же касаемо поселения, официально (для австралийских властей и составителей географических карт), именуемого – «Форт Томпсон». Здесь всё было совсем непросто. То бишь, неоднозначно…      
      У данного населённого пункта существовало и второе название-наименование. Так сказать, тайное. Сугубо для внутреннего пользования. Отражающее глубинную историческую сущность.
      «Круппендорф» – так величали это поселение его обитатели. Естественно, только между собой, в приватных разговорах.
      Немецкие корни? Ещё какие. Именно немецкая речь (в основном), и звучала на территории Форта Томпсон. То есть, на территории деревни Круппендорф, живущей по классическим баварским законам первой половины двадцатого века. И это было великой тайной, тщательно скрываемой от всех соседей.
      Впрочем, особых трудностей с соблюдением секретности не наблюдалось, так как поселение было надёжно отгорожено от внешнего Мира высоченным забором, за который посторонние допускались только в исключительных случаях. В частности, речь шла о врачах, полицейских, налоговых инспекторах, социальных работниках, контролирующих соблюдение прав детей и юношества, и прочих представителях австралийских Властей.   
      Однако визиты этих уважаемых чиновников всегда носили плановый характер. Следовательно, к ним готовились заранее. И когда важные персоны прибывали в Форт Томсон, то перед их взорами представала совершенно обыденная и непритязательная картинка.
      То бишь, мирное поселение католической общины, чьи члены слегка «сдвинулись» на некоем церковном догмате и поэтому предпочитают жить обособленно от нормальных людей. Бывает. Ничего противозаконного в этом, собственно, и нет…. Общие бытовые характеристики поселения? Чистенькая и ухоженная деревушка с лёгким южно-американским акцентом. Жители свободно говорят как на английском языке, так и на испанском. Переселенцы из Чили, как-никак. Переехали в Австралию пятнадцать лет назад, в 1997-ом году, после очередного разрушительного землетрясения…. Детишки школьного возраста? И с этим не наблюдается никаких проблем и нарушений. Община, дисциплинированно следуя инструкциям социальных работников, регулярно закупает все необходимые учебники, атласы, тетрадки и всё прочее. Два раза в год ребятишки, на арендованных специальных автобусах, выезжают в Канберру, где экстерном и сдают экзамены, установленные действующим Законодательством. Всегда успешно сдают, надо заметить. Дети лишены телевизора, Интернета и компьютерных игр? Плохо, конечно. Но не является нарушением Закона…. Налоговые дела? Никаких вопросов. Покупка земли и фермы в далёком 1992-ом году была осуществлена легально и грамотно. Комар носа не подточит. Сам посёлок занимает, наверное, менее одного процента от общего землевладения. Ещё процентов тридцать-сорок земель распахано. Выращивают, в основном, овощи, бобовые, подсолнечник и рапс. Всё выращенное реализуется сугубо оптом, через крупные и легальные компании. Площади, занимаемые землями сельскохозяйственного назначения, самовольно не расширяются. Вырубка каждого взрослого дерева согласуется с Экологическим департаментом. Кенгуру отстреливаются в строгом соответствии с выделенными квотами…
      Не было, короче говоря, у местных Властей никаких претензий к жителям и жительницам Форта Томсон.   
      «Побольше бы таких переселенцев», - мечтательно вздыхал губернатор штата Квинсленд. - «Отличные ребята, эти чилийцы. Только, вот…. Внешность у них несколько…м-м-м, необычная. Я всегда был уверен, что жители Южной Америки смуглые, горбоносые, худенькие, низкорослые, черноволосые и кареглазые. Эти же, из Форта Томпсон, совсем другие. Высоченные, статные, белокожие. Носы у всех прямые. Глаза голубые. Волосы светлые и слегка вьющиеся. Нелюдимые какие-то. Избыточно-гордые. Молчаливые. Скрытные…. Забор высоченный возвели вокруг поселения. Метра три с половиной, наверное, в высоту. Колючую проволоку пустили поверху. Видеокамер везде понатыкали. Впрочем, не моё дело. Лишь бы не безобразничали…».
      Чилийские переселенцы были, конечно, чилийскими. Только не совсем.
      Круппендорф – в качестве южноамериканского населённого пункта – был образован в 1949-ом году на территории Аргентины, в двухстах пятидесяти километров от Буэнос-Айреса. После завершения Второй мировой войны в Южную Америку хлынул нескончаемый поток немецких иммигрантов – и фашистских недобитков с семьями, и представителей торгово-промышленной элиты, опасавшихся преследований и репрессий со стороны победивших союзников. Диктатор Хуан Перрон, правящий тогда в Аргентине, относился к идеям национал-социализма вполне лояльно, и никому из немецких беженцев в убежище не отказывал. Как грибы после дождя – в западных и центральных провинциях Аргентины – начали возникать немецкие поселения. Возникать, обустраиваться, обзаводиться крепкими хозяйствами и жить по немецким правилам-понятиям. Не вступая, как правило, в тесные взаимоотношения с местными жителями.
      Но в 1955-ом году лояльный Хуан Перрон был свергнут. 
      «Что будет дальше?», - заволновались немецкие колонисты. - «Чего ждать от новых властей?».
      Наиболее хладнокровные остались на месте. Мол: - «Аргентинцам – по большому счёту – до нас нет никакого дела. Им, беспокойным и непостоянным, между собой разобраться бы…».
      Но многие – чисто на всякий случай – перебрались в соседний Парагвай. Вот, и Круппендорф, подчиняясь общей тенденции, стал парагвайским посёлком.
      Вскоре, как назло, отстранили от власти и парагвайского диктатора Стресснера. Опять наступил период сволочной неопределённости…
      Ганс Мюллер (в прошлом – штандартенфюрер СС), бывший тогда бургомистром Круппендорфа, принял очередное судьбоносное решение – срочно переезжать в Чили.
      Продали всё, что можно было продать, собрали манатки и перебазировались в чилийские долины. По дороге к ним прибилось много других немецко-парагвайских колонистов, так сказать, неорганизованных. 
      Народу набралось много, порядка двух тысяч человек. Выбрали подходящее местечко на берегу полноводной горной реки, отстроились, начали активно рожать детишек. В 1970-ом году Круппендорфу даже был присвоен статус города. Чилийского города, понятное дело…
      За время странствий переселенцы (ради пущей безопасности), обзавелись дополнительными южноамериканскими паспортами. «Мюллеры» – официально – стали «Родригесами». «Вагнеры» – «Сервантесами». «Моргенштерны» – «Гонсалесами». Ну, и так далее.
      Жили себе. Работали. Неуклонно повышали благосостояние. Размножались. Верили в свою арийскую исключительность. Соблюдали «чистоту крови». Ждали, что когда-нибудь вернётся время «Великого Рейха»…
      Для Хосе Родригеса (Томаса Мюллера), те спокойны Времена были лишь красивой легендой. Когда ему исполнилось четыре с половиной года, в Андах произошло сильнейшее землетрясение. Круппендорф (тот, чилийский), был стёрт с лица земли до основания. Погибла целая куча народа. В живых осталось чуть более двухсот человек. 
      Прибыли чилийские спасатели. Потом подтянулись и представители различных международных благотворительных организаций, стали делать всякие заманчивые предложения, связанные с переездом в другие, более спокойные и безопасные страны. О немецких корнях пострадавших никто, естественно, и не вспоминал.
      - Пора заканчивать с «южно-американским периодом», - решил Рауль Родригес (Отто Мюллер), отец Хосе. - Беспокойно здесь. Никакой определённости. То революции гремят, то землетрясения…. Предлагают перебраться в Австралию? Почему бы и нет? Круппендорф разрушен, но «общинные» деньги, лежащие на банковских счетах, уцелели. Ладно, попробуем начать новую жизнь…
      И они попробовали. Перебрались в Австралию и купили ферму – «Форт Томпсон». Естественно, вместе с энным количеством тысяч гектаров земли.
      Купили, построили крепкий жилой посёлок, который огородили высоченным забором с колючей проволокой. Ею же обнесли и всё землевладение.
      Впрочем, в проволочном заграждении имелась прореха, возле которой Аль и оставила лошадку. Лошадку оставила, а сама отправилась на свиданье с Хосе. То есть, с Томасом…
      Кто такая – Аль? Откуда она взялась?
      Это отдельная история.
      Когда Хосе вошёл в юношеский возраст, то, как и полагается, начал засматриваться на поселковых девчонок.
      Рауль Родригес это заметил и, залучив отпрыска на приватный серьёзный разговор, объяснил: 
      - Эти девицы, сынок, являются твоими дальними родственницами. Так что, извини, но ничего не получится. Нельзя. Природные ограничения…
      - Что же мне теперь делать? - огорчился Хосе. - Как быть? Ухаживать за посторонними особами женского пола? Где же их взять? Я за пределы Круппендорфа редко выхожу. «Чистота крови», опять же…. Значит, я никогда не женюсь?
      - Женишься, не переживай, - успокоил отец. - Мы же сохранили связи со многими немецкими фашистскими поселениями. И с чилийскими, и с парагвайскими, и с аргентинскими. Потом слетаешь в Южную Америку. Я тебе дам адреса, напишу сопроводительное письмо. Подберёшь себе подходящую и достойную невесту. Привезёшь её сюда. Сыграем весёлую баварскую свадебку…
      - Слетаю в Южную Америку, когда мне исполнится восемнадцать лет?
      - Нет, конечно же. По классическим немецким канонам, принятым в нашем Круппендорфе, девица может выходить замуж, начиная с шестнадцати лет. А мужчина – жениться, только по достижению двадцати одного года. Старинная традиция. Не нами заведена, не нам и отменять.
      - Получается, что мне надо ждать аж до середины 2013-го года?
      - Это точно. Считать умеешь. Ничего, подождёшь. Не ты первый, не ты последний…
      В 2010-ом году Хосе-Томасу исполнилось восемнадцать лет, и эта данность в корне изменила его размеренную жизнь.
      Во-первых, теперь Хосе мог подписывать финансовые документы. Поэтому теперь его частенько отправляли в Бёрнс – сдавать оптовикам собранный урожай, составлять накладные, выписывать счета, производить сверки взаиморасчётов.      
      В Бёрнсе Хосе однажды и встретился с Аль. Встретился, познакомился и влюбился – без памяти. А она, как водится, влюбилась в него. Бывает…
      На самом деле девушку звали – «Алина Сергеевна Наумова». Она ещё в юном возрасте иммигрировала (вместе со всей семьёй), в Австралию из далёкой России. Из легендарного города Санкт-Петербурга. «Аль» – это австралийский аналог её первоначального имени.   
      Молодые люди были абсолютно разные. Хосе – высокий, широкоплечий, белокурый, спокойный, рассудительный, педантичный, медлительный, любящий – во всём – чёткий порядок. Аля – низенькая, худенькая, рыжеволосая, веснушчатая, стремительная, мечтательная, безалаберная, взбалмошная, непостоянная…
      Говорят, что противоположности притягиваются. Ну, не знаю. Не стал бы утверждать так однозначно…. Нет, конечно, они притягиваются. Отрицать не буду. Но надолго ли? Вот, в чём вопрос.
      Тем не менее, случилась-приключилась любовь-морковь.
      Вскоре непосредственная Аль поставила вопрос ребром, мол: - «А когда состоится свадьба?».
      Хосе помялся-помялся, да и рассказал любимой всё. Мол, никакой он и не «Хосе», а, наоборот, «Томас». Ну, и всё остальное.
      Откровенное повествование было завершено следующей фразой:
      - Ничего у нас, любимая, не выйдет со свадьбой. В Круппендорф не принимают посторонних. Ты, тем более, русская. Скандал разгорится – до самых небес…. А зачем твоим родителям нужен я? То бишь, неотёсанный фермер из закрытого католического поселения?
      - Подумаешь, привереды, - тут же обидчиво надулась Алевтина, а подумав секунд десять-пятнадцать, объявила: - Ничего страшного. Мы, просто-напросто, сбежим. Сбежим, а потом поженимся. Делов-то.
      - Как сбежим-то? Куда? На что будем жить?
      - На моё наследство, оставленное покойным дедулей. Я, видишь ли, являюсь богатой невестой…. Только придётся подождать немного. Вот, исполнится мне восемнадцать лет, тогда. И наследством смогу распоряжаться по своему усмотрению, и замуж выходить…. Дождёмся декабря. Полюбуемся – в последний раз – на Ночь богонгов. А потом рванём в Мельбурн, где и зарегистрируем супружество.
      - Отец мне этого не простит, - загрустил Хосе. - Обязательно, рано или поздно, найдёт. То бишь, найдёт и пристрелит. Из серии: - «Предатели интересов нации подлежат смертной казни. Собаке – собачья смерть…».   
      - Тогда мы перестрахуемся. Сперва выправим новые документы, и только после этого поженимся.
      - Как это – выправим новые документы?
      - Так это, - дурашливо хмыкнула смешливая Аль. - Ты, часом, не забыл, что я родом из России? Так вот, у дедули в Мельбурне осталось много друзей-соотечественников. Русские же, как всем известно, ребята…э-э-э, ушлые и шустрые. Любые документы сварганят. За приличное денежное вознагражденье, понятное дело.
      - Значит, заключим брак по подложным документам? Понятно…. А, что дальше?
      - Уедем куда-нибудь.
      - Куда конкретно? - проявил природную дотошность Хосе.
      - Например, в Новую Зеландию. Отличное, на мой вкус, местечко. Среднемесячная дневная температура – в течение всего года – находится на уровне плюс двадцати двух градусов. Отсутствуют всякие кровососущие насекомые, ядовитые змеи и хищные животные. Шик, блеск и неземной комфорт, короче говоря.
      - Чем мы займёмся в Новой Зеландии? Купим крепкую ферму и будем заниматься разведением овец?
      - Овцы? Фи! От них дурно пахнет. Не люблю…. Можно организовать какой-нибудь другой, более эстетичный бизнес.
      - Например?
      - Ну, право, не знаю, - легкомысленно передёрнула худенькими плечами Алина. - Я, вот, обожаю шоколад…. Точно! Мы построим небольшую шоколадную фабрику. У меня даже есть идея по новому креативному бренду. Шоколадка – «Француженка». Предлагается следующий рекламный текст: - «Самый чёрный и самый горький шоколад в Мире! Коньяк без «Француженки»? Деньги на ветер…». Как тебе, милый?
      - Красиво и элегантно. Как сама ты.
      - Спасибо за комплимент. Подставь губы, поцелую…. Значит, дожидаемся Ночи богонгов и сдёргиваем?
      - Сдёргиваем, - тяжело вздохнул Хосе. - Пусть будет так.
      С момента этого знакового разговора прошло почти восемь месяцев. Наступил декабрь месяц. Приближалось время побега…

      Объятия и поцелую, чередуясь с нежным любовным воркованием, длились и длились….
      Впрочем, всё в этом Мире – даже самое хорошее и светлое – когда-нибудь заканчивается. Да и в других Мирах – аналогично. 
      - Ой, мне уже пора домой! - неохотно отстраняясь от юноши, объявила Аль. - Приближается вечер. Солнышко клонится к горизонту…. Когда мы увидимся?
      - В следующее воскресенье, на этом же месте, - скупо улыбнулся Хосе. - Кстати, похоже, что дату побега придётся сместить на две-три недели.
      - Почему?
      - Ты же хотела – в последний раз – полюбоваться на Ночь богонгов?
      - Хотела.
      - Отец говорит, что из-за аномально-влажной весны в природе всё слегка сдвинется. То есть, и гусеницы-совки выползут из земли позже обычного, и бабочки – с опозданием – вылетят.
      - На две-три недели?
      - Ага.
      - Ладно, подождём, - понимающе вздохнула девушка. - Ещё один вопрос. Что это за штуковина? - указала рукой на огромный тёмно-коричневый диск, выступающий из земли.
      - Не знаю, - по-честному признался Хосе. - И никто из наших не знает. По крайней мере, так считается…. Когда пятнадцать лет назад община покупала Форт Томпсон и прилегающие к нему земельные наделы, то в Купчей было чётко оговорено, мол: - «Покупатель обязуется не подвергать дискообразный объект, обозначенный в Приложении как – «К-145/15» никакому, даже малейшему механическому воздействию. А так же сообщать – кому бы то ни было – о самом существовании упомянутого объекта…». Отец, конечно, о чём-то догадывается. Но предпочитает молчать. Видимо, бывший хозяин Форта был непростым человеком…. Иногда эта странная бандура пропадает. То есть, исчезает…
      - Как это – исчезает?
      - На время, конечно. Два года назад, в двадцатых числах декабря, я случайно забрёл сюда. Прихожу, а ничего нет. Ни самой поляны, ни гигантского стеклянного кругляшка, ни этого эвкалиптового леса. Часа три с половиной ходил туда-сюда. Ничего не нашёл, вернулся домой…. А в марте месяце я ещё раз наведался сюда. Любопытство одолело. Прихожу, а всё вернулось на прежние места. Странность странная, как принято выражаться в мистических романах. 
      - Коварно обманываем наивную девушку? - подозрительно прищурилась Алина. - Голову морочим?
      - Ничуть не бывало. Так всё и было. Готов чем угодно поклясться…. Подожди. Слышишь? Что это такое?

      Над овальной поляной поплыл странный, очень низкий и приятный для слуха звук.
      - Ой, посмотри! - Аль указала рукой на диск. - Очень красиво.
      По тёмно-коричневой гладкой поверхности непонятного объекта стали расходиться причудливые узоры разнообразных расцветок – изумрудные, сиреневые, светло-жёлтые, цвета утренней морской волны, ультрамариновые…. Узоры беспорядочно расходились, сходились, переплетались, исчезали, появлялись снова. А странный звук всё летел и летел, преобразуясь – время от времени – в изысканный перезвон крохотных серебряных колокольчиков…
      Наконец, всё закончилось. Звук затих, загадочный диск опять стал однотонно-коричневым и скучным.
      - Что это было? - удивлённо моргая ресницами, спросил Хосе. - Пробный запуск некоего механизма?
      - Похоже на то, - согласилась Аль. - Цветные узоры? Может, это были сигнальные огни? Мол: - «Площадка к приёму готова»?
      - К приёму – чего?
      - Не знаю. Странно всё это…