Очерк. Рука, как прежде, на штурвале

К девяти часам вечера Кузьма Николаевич закончил свои дела и, как обычно, включил телевизор и устроился поудобнее в кресле, чтобы посмотреть программу «Время». Следя за ходом мысли дикторов, машинально отметил удачность последней настройки – изображение не раздражало, все цвета были естественными.
Где-то в середине передачи жена позвала на кухню – потребовалась помощь. Дело оказалось минутным, и Кузьма Николаевич заторопился к телевизору. Вот он прошёл коридорчик, переступил порог комнаты и очутился лицом к лицу… со своим бывшим командиром эскадрильи Николаем Чувиным. Это, конечно же, был он.
Кузьма Николаевич перестал ощущать время. Оно как бы сдвинулось в плоскости, нарушился строй десятилетий, жившее в воспоминаниях стало реальностью. А камера повела влево и - это ли не чудо!? – высветила ещё один уголок памяти – смеющееся лицо бывшего заместителя командира эскадрильи Тарасова. Он что-то говорил своему соседу, сидевшему справа. Показали и этого третьего офицера. Это же Иносаридзе!..
Эпизод длился всего несколько секунд. Зазвучал голос диктора, и на экране появилось другое изображение.
Но память Кузьмы Николаевича, повидавшего только что троих боевых друзей, разбуженная этой неожиданной встречей,  будто встряхнулась – из забытых чуланов и кладовых своих, с самых дальних полок несла она отдельные картинки и факты, сцены и целые панорамы, выстраивала их в логической последовательности,  будто продолжала тот телевизионный эпизод, только в своём скупом, чёрно-белом изображении.
…1940-й год. Выпускник Архангельского морского техникума Кузьма Широков призывается на военную службу, а вскоре становится курсантом лётного училища.
Небо так же безбрежно, как и океан. Руки, привычные к штурвалу судна, легли на штурвал крылатой машины. А разразившаяся вскоре война поставила перед Кузьмой задачу – стать классным лётчиком.
День, когда Широков стал офицером и вылетел в свой первый боевой полёт, стал днём отсчёта работы Широкова на Победу.
ИЛ-2, самолёт, который Кузьма водил на врага, называли в народе «летающим танком». Бронированным, вооружённым пушками, пулемётами, реактивными снарядами, несущим бомбы машинам под силу была самая трудная, опасная работа. Проутюжить ли с воздуха окопы, разметать ли скопление врага, его техники, разрушить ли переправу или сжечь железнодорожный состав – на цель выходили эти штурмовики, прозванные гитлеровцами «крылатой смертью».
Всегда на острие наступления, всегда там, где максимальная опасность. Память Широкова перебирает полевые аэродромы, столь близкие к линии фронта, что до них доносился грохот орудий самых малых калибров. И полёты, полёты…

В тот январский день 1944 года они получили приказ нанести удар по скоплению эшелонов противника на белорусской станции Замосточье. Широков шёл к цели в паре с Г. Иносаридзе. А вот и станция. Снижение. Снаряды ложатся ровной строчкой, вспыхивает пламя, видны фигурки гитлеровцев, разбегающихся от путей. Выход на исходную позицию – и новая атака. И снова пулемёты и пушки Широкова несут смерть врагу. И удар… И здесь память уже не подсказчик. Очнулся в госпитале. Понял – плен.
Ах, память, память… Лучше бы тебе не помнить эти минуты – самые горькие, эти страшные дни и месяцы неволи.
С первых дней пребывания в лагере для военнопленных пилотов, расположенном в окрестностях Лодзи, у Широкова зародилась мысль о побеге.
В памяти всплыло лицо Григория Шевченко – тоже пленного лётчика, с которым Кузьму очень многое связывало. Не сразу они открылись друг другу. А открывшись, поклялись дело довести до конца – организовать побег.
Первый вариант с подкопом не удался. Подготовку открыл случайный обвал. Охрана, казалось бы, сделала всё возможное, чтобы узнать организаторов побега: ночью через каждый час поднимали людей с нар, раздевали догола и выводили на мороз, избивали и обыскивали бараки. Никто не был выдан.
Всех разбросали по разным лагерям. Перевозили в кандалах. Вагон разделён колючей проволокой. По одну её сторону двадцать пленных, прикованных к барьеру, по другую – десять вооружённых автоматами охранников.
Цепь лагерей. И, наконец - Теплиц, где-то на северо-востоке Чехословакии. Прибыли туда вместе с Шевченко. Сразу принялись изучать обстановку. Создали группу. Добыли самодельные ножи и компасы.
Бежать было решено там, где меньше всего ожидала охрана – через ворота. И побег удался.
Шли ночами, обходя жильё. Питались травой. Истощённые, оборванные, они держались только верой в своё окончательное освобождение, в то, что наступит день, и они, взяв в руки оружие, будут бить врага.
И они его начали бить, создав с помощью чехословацких друзей партизанский отряд, на счету которого было много дерзких боевых операций. И последней было участие в освобождении Праги, в которую партизаны ворвались в составе танкового десанта генерала Рыбалко.
Потом снова был боевой самолёт, а по окончании войны Широкова направили в Архангельск - город, давший ему профессию штурмана, открывший первые морские горизонты.

Немногословен Кузьма Николаевич. Но если речь заходит об Арктике – откуда что и берётся: воспоминания капитана безбрежны, как этот суровый край. Тут будут и белые медведи, и моржи, и тюлени, и скупые цветы Заполярья, и льды, и великое множество островов, разбросанных по арктическим морям. Все эти наблюдения, впечатления вынесены из плаваний сначала штурмана, потом капитана Широкова, отдавшего работе на судах гидрографии без года тридцать лет.
Сначала хотелось просто покоя после пережитого, а где, как не в Арктике, казалось, его сыщешь. Снега и водная гладь, пустынные острова – всё радовало, несло отдохновение душе. Но воистину сильным, волевым, способным на риск человеком надо быть, чтобы в морях Арктики искать покоя. Арктики, способной в любой момент выбить не человека, даже судно «из седла».
Кузьме Николаевичу четыре года довелось ходить по заполярным морям на орденоносном, легендарном ледокольном пароходе «Георгий Седов». В 1963 году судно послали на промеры, а проще на ликвидацию очередного «белого пятна» на карте Арктики, севернее острова Русский. И там «Георгий Седов» попал в ледовый плен. Полтора месяца дрейфовали, пока не выручил атомный ледокол «Ленин». Льдами дотащило почти до пролива Вилькицкого. К тому времени почти все запасы на судне кончились, сжатие повредило корпус.
Кое у кого и страх тогда появился, но только не у старпома Широкова. Он будто рождён для Арктики. Спокойный, плотный, со смешинкой в глазах, готовой выплеснуться в улыбку. Листаешь его альбомы с фотографиями, и на них он всегда чему-то радуется: охотничьему ли трофею, встрече ли с белым медведем или ромашкам на дальнем заполярном острове, полярным совёнком или тюленем. Это особая радость человека, видевшего и пережившего в своей жизни много горя.
- Больше всего из наших работ, - признается Кузьма Николаевич, - я люблю лоцмейстерскую, по вводу средств навигационного ограждения на трассе Северного морского пути. На неё наши суда выходят, когда ни через Карские Ворота, ни через Югорский Шар ещё не пройти – лёд. Бывает это обычно в первых числах июля. Первые операции совершаем в дрейфующем льду.
Вот и идут гидрографы на острие навигации, как когда-то в бытность лётчиком-штурмовиком шёл Широков на острие наступлений в Великой Отечественной.  Та же опасность, то же спокойствие в мыслях и движениях, та же уверенность в себе и своих товарищах.
Нынешнюю навигацию старший инженер-капитан службы флота Архангельской гидробазы провёл на теплоходе «Николай Евгенов». Вместе с однотипным «Сергеем Кравковым» судно обеспечивало трассу до Игарки. Во время «продлёнки» тоже. И во льды ведь трассу надо «видеть». Поэтому знаки и вехи вмораживали в лёд, ограждая ими фарватер.
Только пятого ноября, проводив последние суда, «Николай Евгенов» добрался до Игарки. В отзыве Диксонской гидробазы о работе «Николая Евгенова» сказано: «Экипаж, руководимый капитаном судна К. Н. Широковым, отличился чёткой организацией труда, энтузиазмом». Это ли не свидетельство отличной работы капитана, которое добавилось к заслуженным прежде – ордену «Знак Почёта», знакам победителю соцсоревнования 1974, 1976 годов, начало которым положили боевые медали и ордена.
…В новогодний вечер в квартире Широковых соберутся друзья. И опять Кузьма Николаевич пообещает жене, что уж на следующую-то навигацию он останется дома…

На снимках автора и из архива капитана К. Н. Широкова: К. Н. Широков; ледокольный пароход «Георгий Седов».
1977 год