***

                Светлой          памяти   Петра  Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





    П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
            ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
   

                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».


  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               


                АЛМАЗ
 


В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


             


               

   



   




      










                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


             

                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


      
                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


             


               

   



   




      









       


    
                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


             


               

   



   




      










                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


             


               

   



   




      










                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.



             
               
      
    
         
          
         
         
         
      






















         
          
            
       
               








      
         
 
    
   
       
   


             


               

   



   




      










                Светлой памяти Петра Дмитриевича Каволина посвящается эта книга.               
               





П О Л Е Т    Д Р А К О Н А

               


Историко-приключенческий роман


               
                ОТ   АВТОРА


    Лет пятнадцать тому назад ко мне обратились мои друзья – художники с неожиданной просьбой: написать сценарий документального фильма о Великом шелковом пути. Они собирались проехаться по некоторым его участкам с профессиональной видеокамерой.
          Несмотря на свое увлечение литературой я, тем не менее, никогда не писал сценария, и о Великом шелковом пути знал только то, что было написано в учебниках по истории.
           Не выразив особого желания браться за написание сценария, я все же перелистал несколько книг и…. не смог остановиться.
          Передо мной открывалась поистине величественная картина.
           Более двух тысяч лет тому назад состоялась встреча древних цивилизаций Востока и Запада, по своему масштабу равная  первому контакту двух космических миров.
           После открытия западных стран офицером дворцовой стражи Чжан Цянем, китайский Император У-ди, прекрасно осознавший открывшуюся перед ним перспективу торговых отношений, отправил посольства в Хорезм, Парфию, Сарматию и даже в Древний Рим.
           Я посмотрел на карту. Китайские посланники одолели сложнейшую дорогу длиной, более чем восемь тысяч километров! Три тысячи километров только по территории современного Китая. Раскаленные солнцем пустыни, высочайшие горные перевалы, вся Средняя Азия, Ближний Восток, Средиземное море. Постоянная опасность нападения кочевников, незнакомые народы и обычаи, поиск взаимопонимания, неожиданные приключения. Каким мужеством и упорством должны были обладать эти люди! Да! Здесь не документальный фильм снимать надо, а великолепный художественный! С участием всех стран (а их более десятка), лежащих на Великом шелковом пути, с демонстрацией удивительных красот природы и обычаев древних народов, их населявших.
             Увы, в моем распоряжении не было возможностей Голливуда, или «Фокс ХХ век» (хотя, сознаюсь Читателю, сценарий такого фильма был мной написан), и я продолжал погружаться в таинственный мир древней истории.
             Следующим открытием для меня стала великая культура Китая. Глубина и лиричность возвышенно-древней поэзии Ли Бо и Бо Цзюй-и позволили мне почувствовать необычность китайского взгляда на мир. Тончайшие пейзажные свитки Го Си и Цуй Бо раскрыли  передо мной сокровенную  красоту и величие Поднебесной страны.
              Я перечитывал «Шесть записок о быстротечной жизни» художника Шэнь Фу, и переживал все жизненные перипетии вместе с героями знаменитой книги Цао Сюэ-цинь «Сон в красном тереме».
              Это может показаться удивительным, но китайцы в своем мироощущении во многом близки и родственны русской душе. Эта простая истина стала для меня неожиданным откровением.   
               Исподволь, постепенно, в моем подсознании возникали образы людей, первыми преодолевших пропасть неведения, разделявшую Восток и Запад.
              Я видел их все отчетливее. Они обретали плоть и кровь, характеры и привычки, достоинства и недостатки.
              Они не были плодом моего воображения, потому что не подчинялись  желанию заставить их делать что-либо, не согласующееся с их временем, воспитанием и образом жизни.
              И тогда я решил рассказать о них. Пройти вместе с ними вдоль Великой китайской Стены, горными перевалами и песками Такла-Макан, услышать нарастающий вой стрелы, пущенной рукой кочевника, пережить изумление при виде Древнего Рима и Больших Пирамид Египта. 
               Как и мы, эти люди были любознательны, шутили, смеялись, любили и ненавидели. Умели дружить, и знали, что такое чувство долга.
               Разумеется, эта книга – мой взгляд человека ХХ-ХI столетия на события, происходившие более двух тысяч лет тому назад.
               Но, так ли уж они далеки от нас, как нам кажется?
                Об этом судить Вам, дорогие Читатели!


                Владимир Ковтун.
             
               
          
         













                ЧАСТЬ I


                ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА


               

«В часы безмятежной праздности я посвящаю свои картины и писания странным людям, что веяниям духа внимали душой. Они ушли из этого мира сотни лет назад, а я и сегодня беру их себе в учителя».
               
Живописец Гэ Чжэнци. Надпись к картине «Домик у горного ручья».

  В непроглядной Тьме, в Хаосе бесформенного тумана беспорядочно носились мириады микроскопических частиц. В клубящейся бездне то тут, то там вспыхивали и гасли крохотные огоньки. Так продолжалось бесконечно, вечно, пока неведомая сила не отделила светлые частицы от темных, тяжелые от легких и горячие от холодных. Чудно мерцая и переливаясь, легкие монады полетели вверх и образовали Небо, чистое и бездонное. В нем ледяным, игольчатым светом сияли звезды. Тяжелые упали вниз и создали Землю: лазурные воды и нефритовые долины, пурпурные скалы, подернутые синим искрящимся туманом, и желтые горячие пески.
      Огромную темную тучу прорезала длинная сверкающая лента, и воздух расколол страшной силы удар. Гулкое многократное эхо повторило его, дробя и руша о скалы.
     Из тучи шипящими стрелами посыпались искры. В разрывах перламутровых облаков, на фоне иссиня-черного неба, ослепительно сверкнула желтая чешуя, и на землю тихо опустился гигантский Золотой Дракон.
     Мощный хвост уперся в основание великих заснеженных гор. Когтистые лапы легли на берег Зеленого Моря, и резвая, теплая волна омыла их, пенясь и исчезая в мокром песке.
    Дракон приподнял большую, еще неокрепшую голову, и удивленно смотрел прекрасными тёмными глазами, как из-за моря, окутанный сизой дымкой, медленно поднимается сияющий солнечный диск.   
   


Огромная страна спала, окутанная плотным одеялом грозовых облаков. Острые пики скал рвали в клочья густой синий туман, и он расползался, прятался в бездонных ущельях, ложился на пологие склоны гор и рисовые поля. Ночью почти везде шел дождь. И только раскаленные пустыни, отдыхали от палящего солнца, принимая в себя рассеянный свет далеких звезд.
            Шел 122-ый год до нашей эры. Еще не взошла звезда Вифлеема, но уже владел умами непревзойденный Кун-фу-цзы*, и звучали каноны «Дао дэ цзин»**. Великая империя Хань*** совершала очередной  взлет в свое неведомое будущее. 

Ранним утром монах Бао спустился к реке. Горный поток, стремительно врываясь в медленные воды, шевелил шелковистые пряди подводных растений и распугивал маленьких, юрких рыбок.
Бао набрал в кувшин воды и поставил его на землю. Положил на плоский камень деревянную дощечку, которую всегда носил с собой, и предался любимому занятию – созерцанию бесконечной, сверкающей глади реки.
Владыка Востока – Солнце только начинало свой дневной путь, торжественно выступая из марева сизого утреннего тумана. Чайки, приветствуя его хриплыми криками, призрачными тенями неслись над водой.
Бао неторопливо погружался в безмятежное осознание непостижимо-беспредельного, безначального бытия, как, вдруг до слуха его донёсся звук, не вписывающийся в общую картину окружающего мира.
Бао прислушался. Звук повторился. Так мог звучать голос беса или очень больного ребенка.
Определив, что стоны доносились из прибрежных зарослей камыша, монах резво вскочил на ноги.


*Кун-фу-цзы  -  в европейской транскрипции: Конфуций – великий философ Древнего Китая.
**«Дао дэ цзин»*  -  «Канон Пути и благодати», одно из самых значительных произведений древнекитайской философии.
    ***Империя Хань -  (206 . до н.э.- 221 н.э.). В этот период произошло объединение ряда разрозненных княжеств Древнего Китая, и становление китайской государственности.






Приблизившись, Бао раздвинул упругие стебли, и увидел зацепившийся за корягу сверток из синей материи.
Заинтересованный монах закатал штаны выше колен, полез в воду и, ухватившись за корягу, отцепил от нее синий сверток.
Заглянув в него, Бао от неожиданности чуть не уронил находку обратно в реку: из свертка на него в упор глядели два темных, внимательных глаза. Мгновение спустя  монах уже быстро шел в гору, бережно прижимая к себе ребенка, которого принесла река.               



                АЛМАЗ
 




В Чаньани* - древней столице могущественной Империи Хань, заканчивался день Большого Базара.
            Чаньань уже в те давние времена - город с полумиллионным населением, занимала огромную площадь, и была окружена крепостными стенами высотой, в семь раз превышающей человеческий рост, общей длиной более ста ли**. Эти стены вместе с соседними горами и излучиной реки Вэйхэ защищали город от нападения извне. Одиннадцать широких улиц по шестнадцать ли длиной тянулись с юга на север. Четырнадцать улиц длиной более двадцати ли – с запада на восток. Главная улица города, ведущая к императорским дворцам, имела ширину в шестьдесят осей колесницы**.

     Сами дворцы изумительной красоты, творение мастеров деревянного зодчества, поражали воображение современников. Многочисленные парки, мосты и беседки, искусственные пруды и озера придавали городу колорит неповторимого очарования. В те времена Чаньань была самым большим городом в Азии.
             Солнце клонилось к Западу, немилосердно опаляя лучами многотысячную толпу людей. В говорливом гудении торгующихся уже не ощущалось накала, и уставшие продавцы, охотно снижали цену.
          На небольшом пятачке земли бродячие акробаты веселили  глазеющую на них публику. Худые, как высохшие плети ползучих растений, гимнасты ходили на руках и гнулись в самых неожиданных направлениях. Они вращали на шесте свернувшуюся в кольцо девочку-подростка и жонглировали целым ворохом разнообразных предметов. В воздухе летали веера и расписные глиняные тарелки.
           *ныне город Сиань, в переводе с древнекитайского – «Вечный мир»
       **1 ли=432 м
Одна ось колесницы  = 2,5 м
                Акробатов сменил фокусник, пожилой человек с грустными глазами. В складках его просторного цветастого халата исчезали и вновь появлялись змеи, птицы и неторопливые степные черепахи.
           Окружившая его толпа людей одобрительно гудела.   
          Особенное восхищение зрителей вызвало выступление дрессировщика с номером, называвшимся «Прием у Императора».
           Десять жаб сидели в ряд перед одной большой старой жабой – «Императором». По знаку дрессировщика каждая из жаб  выбиралась из строя, подходила к «Императору», громко квакала и возвращалась обратно.
                Чуть поодаль от шумного, многокрасочного сборища в тени небольшого дерева, расположившись прямо на земле, беседовали двое молодых мужчин.
Один из них – хань-жэнь*, среднего роста, одетый в белые полотняные штаны и рубаху, отличался сдержанностью жестов и разговора. Внешность и одеяние второго собеседника сразу же изобличали в нем иноземца. Пестрый халат, подпоясанный кушаком, говорил, что его владелец был, скорее всего, ту-кю** и пришел откуда-то с запада. Короткий бронзовый меч у пояса наводил на мысль о  возможной принадлежности его хозяина к отрядам городской стражи.
Между тем, оба были просто бродягами, что и подтверждалось многочисленными заплатами на платье и характерным выражением глаз.
          Ту-кю с живым интересом следил за всеми манипуляциями уличных артистов, реагируя на них своеобразным цоканьем языка.
                - Ишь, ты! Колдун какой! – Воскликнул он после загадочного исчезновения небольшой птички в резной шкатулке фокусника.
                -    Руки ловкие, и глаз верный. – Отозвался хань-жэнь. – Вот и вся работа.
                -    Ну да! – Не поверил ту-кю. – А ты бы смог так?
                -    Здесь много внешнего. И ты бы смог. Потрудился бы с годик, и смог.
С жабами труднее. Большое терпение требуется. Но существует искусство, на которое жизнь положить надо. Вот смотри:
Хань-жэнь подобрал небольшой камешек, положил его на землю между собой и собеседником, и скрестил руки на груди.
                -     Смотри внимательно.
           Ту-кю послушно уставился на камень немигающим взглядом.
            Спустя несколько мгновений камень исчез, растворившись в воздухе.
            Ту-кю поднял на товарища изумленные глаза. Хань-жэнь отнял руку от груди, и разжал ладонь: в ней лежал исчезнувший камень.
                -    Но, Юань! Ты же не брал его! – Растерянно воскликнул ту-кю.
                -   Значит, брал, если он у меня. Посмотри еще раз.
Чудо повторилось. Между тем Юань сидел спокойно, не шевелясь, скрестив руки и улыбаясь.
                -   Давай еще раз! – Потребовал ту-кю.
                -  Все равно ничего не увидишь. – Отмахнулся его товарищ. – Этого нельзя
 * хань-жэнь – житель империи Хань
** ту-кю – представитель западных племен, образовавших позднее тюркский этнос.

  увидеть. Человеческий глаз не в состоянии заметить руку, которая движется с такой быстротой.  Вернемся лучше к нашему разговору. О чем ты меня пытал?
                -   О шелке… -  Протянул ту-кю, еще не оправившись от изумления.
  -   Говоришь, хочешь понять, как мы делаем шелка для наших красавиц?  -  Лениво переспросил Юань, разглядывая  собеседника так, как  если бы впервые его видел.  -  Это тоже сложное искусство, Ильхан… Секреты свои имеет, сразу не освоишь. В нем и я мало что понимаю.
        Иноземец перекусил травинку, которую держал перед тем во рту, и, искоса глянув на товарища, произнес, не спеша и с расстановкой:
 
-  Пятый год топчу я чужие земли, а все гол, как вон тот молодец.   -   Ильхан показал рукой на ощипанного со свернутой шеей куренка, которого его хозяин, продавец цыплят, опускал как раз в чан с кипящей водой.   -  В наших краях шелка дорого стоят. За них много дают…золото, жемчуга, лошадей хороших. Если секрет шелка узнаешь   -  можно очень богатым стать.
               -  Да,   -  с неуловимой улыбкой подтвердил Юань,  -  у вас про шелк думают, что это птицы пух оставляют на ветках, или он сам растет, как ягоды под кустом.
             -  Говорят, червяк поганый такую красоту мастерит…   -  Ильхан вопросительно посмотрел на товарища.
           Юань нахмурился.   -  Ты золотую гусеницу словами нехорошими не поноси! В ней свет небесный таится, и в пряже её переливается. Звезда Чжинюй  ей помогает!
          В эту же минуту, как бы в подтверждение сказанного, мимо них прошла молодая, богато одетая женщина в сопровождении пожилой матроны и нескольких вооруженных слуг. Шелковая накидка ее мягко искрилась и переливалась под лучами солнца.
        Ильхан, как завороженный, долго смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на товарища и примирительно улыбнулся.   -  Ладно…не буду я червяков твоих обижать. Тем более, уж очень мне хочется поближе с ними познакомиться.
       Лицо Юаня вновь приобрело невозмутимое выражение. Глядя куда-то вдаль, он сдержанно обронил: -  Золото нелегко достается. Дерзай…
                -   Золото можно и купить.  -  Ильхан тоже посеръезнел.
                -    Если есть на что…
                -    А, вот об этом мы с тобой сейчас и поговорим. Глянь-ка сюда…
Ильхан сунул было руку за отворот халата, но остановился, поймав взгляд одного из компании оборванцев, живописно расположившихся поодаль.
       -  Ладно…. Всему свое время.  -   Ильхан почесал грудь и, откинувшись на спину, принялся смотреть на высоко летящие в небе облака.
               
Фокусник, тем временем, изрыгнул изо рта два длинных языка пламени, достал из пустой чаши цветок лотоса и поразил воображение зрителей муравьями, которые ходили строем, как солдаты*.
               
*Все приведенные выше фокусы и чудеса дрессировки, описаны в старинных китайских хрониках

Разговор опять вернулся  к акробатам и фокуснику.
                -    Если бы меня не заворожил ваш шелк, я бы пошел в ученики к фокусникам, – восхищенно сказал Ильхан.
                -    Весьма полезное ремесло! – Отозвался его товарищ. – И не только для потехи людей. В старое время был такой случай: в царстве Чу, на битву с противником собралось большое войско. Они стояли друг против друга и ждали сигнала, чтобы начать сражение. В это время от чусского войска отделился
знаменитый мастер этого дела Сюн Иляо. На виду у неприятельских воинов он стал бросать в воздух и ловить множество блестящих шаров одновременно. Они свивались у него в два переплетенных кольца, летали вокруг головы и ног, и  даже образовали парящего дракона. Неприятель разинул рот, и настолько увлекся этим зрелищем, что совсем забыл, для чего они сюда пришли. Тут их всех и перебили**.
     -   Какой хитрец! – Восхитился Ильхан.
                -   Да. А бывают и того хитрее: пришлет какой-нибудь правитель своему врагу в дар такого умельца, или танцовщицу красивую – что тот увлекается ими, и надолго забывает про государственные дела. 
       Между тем, внимание его товарища привлекла сценка, разыгравшаяся в соседнем ряду, где обосновался толстый купец, предлагавший покупателям оружие, светильники и прочую железную утварь.
       Стоящий рядом с купцом воин, прицениваясь, держал в руке короткое копье с широким наконечником и в раздумье прислушивался к хвалебной оде продавца. Тот же, чуя опытным нутром наживу, старался вовсю.
                -   Это самые крепкие, самые острые на земле копья! Купите, господин хороший. Не пожалеете!
      Второй воин, терпеливо ожидавший товарища, подошел поближе и взял в руки один из крепких, добротно сработанных щитов.
                -   …нет такого щита, который не устоял бы перед моими копьями!  - 
Продолжал нахваливать свой товар продавец.
                -    Сколько ты хочешь за свой щит?  - Спросил второй воин, примеряясь.
                -     О!  -  Обрадовался продавец.  -  Господин не пожалеет. Нет такого копья, которое могло бы пробить мой щит!
        Первый воин, прислушавшись, нагнулся и положил копье на землю.
                -   Для чего мне копье, которое не может пробить твоего щита…  -  В раздумье изрек он.
                -   Пробивает, господин! Пробивает с первого удара…  -  Начал было продавец, но, внезапно осекшись, посмотрел на второго воина.
                -   Для чего мне щит, который пробивается с первого удара?  -  Вполне резонно вопросил тот и, положив щит рядом с копьем, потянул товарища за рукав.
          Продавец остолбенело смотрел им вслед.
Отсмеявшись, Ильхан повернулся к своему другу.
                -   Пора идти, Ю. Для чего нам этот базар? Он не приносит дохода.

**действительная  история, которую донесла до нашего времени древнекитайская летопись

Прихватив расписную тарелку, которую они безуспешно пытались продать, друзья поднялись с земли и двинулись прочь.


     .               Уже за городом, у самой реки, они услышали за спиной хруст веток и шум осыпающихся камешков.
               Ильхан оглянулся.
               Спускаясь с крутого берега, их быстро догоняли шестеро в поношенной одежде, с короткими толстыми палками в руках.
               Друзья остановились. Юань вопросительно и с укоризной посмотрел на Ильхана, но тот недоуменно пожал плечами.
               Между тем, преследователи были уже рядом, и один из них – верзила, сиплым простуженным голосом спросил:
                -   Что ж вы так торопитесь, господа хорошие? Неровен час, пороняете то, что у вас за пазухой припрятано…
        -   Вы очень заботливы, господа хорошие.  -  Передразнивая, с издевкой произнес Ильхан.   -   Шли бы вы к лягушкам в болото.
                -   Так, что там, у вас,  -  Не слушая, продолжал верзила, медленно подбираясь к Ильхану.  -  колечки золотые…а? Может быть, камешки блестящие…
                -   Зачем тебе наши камешки? Смотри:  сколько на земле валяется! Выбирай себе любой.  -  Ильхан указал рукой на галечный берег реки.
         Верзила издал звериное рычание и, потрясая над головой палкой, бросился на Ильхана. За ним ринулись остальные.
         Юань, не изменив выражения лица, сделал шаг назад и упруго присел. Его товарищ, ловко уклонился от атаки нападавшего, выхватил меч и, взмахнув им, оставил глубокую кровоточащую ссадину на его щеке. Одновременно град ударов обрушился на Юаня. Ни один из них не достиг цели. Удары, казалось, обтекают его со всех сторон, как струи воды. Но, вот стремительное движение рукой, и один из нападавших, мгновенно изменившись в лице, тихо опустился на землю. За ним, как сноп, рухнул второй, наткнувшийся на твердую пятку бойца.
        Между тем, Ильхан, отбиваясь от своих противников, изловчился и, очертя мечом широкий полукруг, отрубил верзиле кисть руки с зажатой в ней дубиной, Верзила с воем повалился в траву, теряя сознание.
       От резкого удара Юаня в сторону отлетел еще один из нападавших. Двое оставшихся застыли в растерянности и затем, разом повернувшись, бросились бежать.
      Юань оглядел поле боя: два неподвижных тела, потерявший сознание верзила и со стоном отползающий в сторону четвертый грабитель.
      Юань недовольно поморщился. Присев на корточки перед верзилой, он принялся нажимать пальцами какие-то ему одному ведомые точки на шее и теле лежащего человека. Кровотечение прекратилось. Верзила застонал и открыл глаза.
                -   Брось ты эту падаль. Он бы тебя не пощадил.  -  Недовольно сказал Ильхан, вытирая меч об одного из убитых.
      Юань, не отвечая, оторвал кусок от своей рубахи, перевязал раненому культю отрубленной руки, помог подняться на ноги и молча показал рукой на тропу. Тот, с помутившимся взглядом, шатаясь, побрел вверх.
      Ильхан некоторое время смотрел ему вслед; затем повернулся к товарищу.
                -   Как ты делаешь все эти штуки? Каждый раз удивляюсь, клянусь богами…. У нас таких бойцов нет.
  - Долго учиться надо. С детства.  -  Мрачно ответил Юань.  – Пойдем, однако, время позднее.
       И только минут через десять, когда они уже плыли в утлой лодчонке к другому берегу реки, Юань пристально посмотрел узкими темными глазами на своего спутника и спросил:  -  Ну, так чего они к нам привязались?
       Ильхан перестал грести, сунул руку за пазуху, достал оттуда маленький узелок и осторожно протянул товарищу.
                -   Я любовался им в укромном уголке но, как видно, кто-то все же подглядел.
Юань, не торопясь, развернул цветастую материю и извлек на свет небольшой алмаз.
         В лучах заходящего солнца драгоценный камень сверкнул неожиданно ярко и многообещающе.
           -  Та-а-к…   -   Протянул Юань.  -  И с этим камнем ты торгуешь глиняными тарелками…. Откуда он у тебя?
         Ильхан бережно забрал камень, и принялся  его заворачивать.
                -   Я как раз сегодня собирался тебе все рассказать.  Ты помнишь дедушку Гао?
                -    Гао?  Этот блудливый старик?  -  Удивился Юань.  -  Откуда у него такие игрушки?
                -   У самого Гао ничего нет. Но он когда-то бродил там, где этого добра, что звезд на небе.
                -   Вот оно что… Ты хочешь сказать, что старик Гао опять сболтнул лишнее?
                -    Вот именно, Ю. Он рассказывал ветру о своей молодости, а я как раз развлекал детишек хозяина.
    
       В последние годы язык, действительно, подводил старика Гао. Людям в преклонном возрасте свойственно предаваться воспоминаниям. Старик Гао любил поговорить, и в этом не было бы ничего дурного, если бы он занимался самоанализом молча или, по крайней мере, наедине с собой. К сожалению, Гао не делал ни того, ни другого. Обретя с возрастом неискоренимую привычку рассуждать вслух и громогласно, он часто ставил в тупик окружающих его людей, нередко вызывал краску на щеках юных девушек, и, что было уже совсем непозволительно, совершенно не считался с присутствием  детей. Его сын, обремененный семьёй, хозяйством и множеством других проблем, попробовал, было ограничить свободу перемещения старика в пределах усадьбы, но тот, несмотря на возраст, хорошо помнил свои права старшего и посягнуть на них не позволил.
          Юань с Ильханом, нанявшиеся в усадьбу Гао на летний период подработать, к старику привыкли и внимания на его болтовню не обращали.
          В то утро Ильхан, как обычно, возился с лошадьми, показывая попутно дворовым ребятишкам тонкости конюшего ремесла. Старик Гао расположился по  соседству в тенечке и рассуждал об особенностях поэзии Ши-цзин*. Поглядывая на лошадей и Ильхана, он нараспев и с чувством цитировал главу «На пиру у князя».
                « -  Сытые кони, сытые кони, сыты эти в упряжь запряженные скакуны. День и ночь в чертогах князя, в чертогах князя все блестит, сверкает…»
         
Окончив декламацию, старик на некоторое время погрузился в молчание, затем приступил к следующей главе:
                «…Ах, девица-скромница, всех она милей,
                Подарила другу алую свирель.
                Яркая, нарядная, красками блестит,
                Да, сильнее девичья красота пленит!»
               
                -   Это уж точно!  -  Неожиданно прервал сам себя Гао,  -  Помнится, пленился я по молодости девицей Хань, и, какая лягушка не мечтает забраться на вишню, залез как-то вечерком к ней в штаны…. Так у нее там...
          Тут старик Гао загнул такое, что Ильхан, с трудом удерживая смех, погнал своих юных, разинувших рты помощников прочь.
           Вернувшись к работе, Ильхан, однако, не услышал окончания одного из многочисленных любовных приключений престарелого рассказчика. Гао уже сменил тему и рассуждал о пользе и вреде, проистекающих от излишнего жизненного достатка.
                -   …и хвати тогда у меня духа  -  разъезжал бы сейчас в золотом паланкине, так нет же, - богов убоялся, дурень деревенский! А, Вэй, бедняга, так и остался там навечно. Цинь-Ши-хуан успокоил его душу, а гора Ли приняла прах…
      Ильхан насторожился. Гора Линьшань, Ли - в простонародье, почиталась в Китае священной и, по преданию, хранила сокровища несметные. В годину смут и бедствий люди зарывали там клады и семейные драгоценности, полагая, что дух священной горы сохранит их.
 Немало смельчаков пыталось пробиться к ним. Многие погибли, заблудившись в подземных переходах, Других запытала до смерти императорская стража, которая время от времени отлавливала любителей поживиться тем, что им не принадлежит, А третьи так и вообще пути не нашли.
        -   …и всего-то надо от Дуань вверх полтора ли по дороге пройти. Вот под источником Цапли и…
        Здесь старик умолк и хитро поглядел на Ильхана, приглашая (Ильхан готов был в этом поклясться) поразмыслить.
         Через минуту-другую воспоминания о любовных приключениях опять одолели Гао, и Ильхан имел возможность убедиться в том, что все поколения людей, когда-либо живших под этим прекрасным небосводом, как две капли воды похожи друг на друга.
          Да и стоило ли придавать значение старческой болтовне неразумного, как ребенок, Гао?
         
* Ши-цзин – сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э.

Однако, когда через полторы луны они с Юанем по поручению хозяина оказались поблизости от деревни Дуань, Ильхан не мог не воспользоваться случаем.
                -   Это тогда тебе занозило прогуляться по лесу?  -  Перебил рассказчика Юань.
         Ильхан утвердительно кивнул головой и сделал знак рукой, попросив не перебивать. Их лодка уже давно стояла, уткнувшись носом в берег, но собеседники не торопились её покидать.
          Вверх от Дуань вела всего одна дорога, и ошибиться было невозможно. Пересохший почти от жары источник был обложен несколькими камнями и никаких надежд на существование в нем скрытого подземного хода не подавал. Слева от дороги плотной стеной вставали зеленые заросли, а справа край тропы обрывался в пропасть.
         Ильхан несколько раз внимательно осмотрел источник и участок каменистой почвы вокруг него. Безрезультатно.
         Попытка поискать ход в зарослях за источником тоже ни к чему не привела. Ильхан лишь исцарапал в кровь руки, раздвигая колючие ветки растений. По-видимому, Гао что-то напутал.
         Азиат* разозлился.
                -   Старая, выжившая из ума обезьяна!  -  Громко сообщил он сидевшей на камне птичке свое мнение о старике Гао. Потревоженная птаха вспорхнула в воздух и исчезла за краем обрыва.
И тут Ильхана осенило. Он лег на живот, свесил голову вниз и принялся изучать отвесную стену обрыва. Бугристая, проросшая в некоторых местах пучками травы, стена в одном месте имела небольшой выступ, в который мертвой хваткой вцепились
несколько карликовых деревьев с жесткими искривленными ветками.

«Под источником Цапли…» вспомнил Ильхан слова старика и, поразмыслив несколько мгновений, решительно двинулся вниз.
  Спуск оказался сложнее, чем он предполагал. Раза два, когда  пальцы судорожно цеплялись за грозившие оторваться камни, а нога лихорадочно искала опору, Ильхан пожалел о затеянном.
       Но, вот, наконец, опасный участок пройден, и он уже стоит на желанном уступе, ожидая, когда успокоится гулко стучащее сердце.
       Затем, осторожно передвигаясь по узкому карнизу, Ильхан раздвинул зеленую листву и увидел за ней узкую расселину, ведущую куда-то вбок. Расселина оканчивалась круглой, черной дырой.
       Будучи человеком мощного телосложения Ильхан не сразу протиснулся в узкое отверстие. Вертясь всем телом, как уж, и моля богов о том, чтобы на его пути не оказалось змей, неугомонный искатель приключений почувствовал, что ход расширяется и можно встать на четвереньки.
       Упираясь головой в каменный потолок, Ильхан огляделся. Слабый дневной свет позволил ему увидеть вырубленный в скале ход, продолжение которого терялось в

*«Азиями»  греческие авторы называли кочевников, которых отождествляли с племенами юэчжи (Бактрия)


кромешной темноте. В глубине хода белели человеческие кости.
      «Бедный Вэй…»  -  Подумал Ильхан, вспомнив сумбурный монолог Гао. Скелет лежал в странной позе – на спине, подогнув под себя правую руку. Пальцы левой руки
ещё сжимали полуистлевший узелок льняной материи. Ильхан осторожно потянул узелок к себе. Прогнившая ткань расползлась, и на пол просыпалось несколько ничем не примечательных камней, просверленных насквозь. Среди них тускло светился небольшой алмаз.
           Какая трагедия произошла здесь много лет назад? Лежала ли вина за смерть этого человека на молодом тогда ещё Гао, или он умер здесь сам, не выдержав страшного напряжения и тесноты подземелья?  -  Кто знает… Ответ на этот вопрос, возможно, не смог бы дать и сам Гао, давно уже живущий в своих воспоминаниях за гранью реального.
          Двигаться дальше, в темное чрево горы без факела и веревок не имело смысла. Ильхан собрал просыпавшиеся из узелка Вэя камни, спрятал их за пазухой и стал осторожно продвигаться назад.
          Когда он снова выбрался на дорогу, солнце уже садилось. Убедившись в том, что его никто не видел, азиат уверенной походкой направился вниз, к селению.
          Выслушав рассказ друга, Юань долго молчал, рассматривая далекие, в сумерках светящиеся огоньки. Затем покосился на Ильхана и негромко высказал своё отношение к услышанному:
                -   Если я хорошо тебя изучил, то ты собираешься полезть в эту дырку во второй раз.
                -  Мы полезем туда вместе.  -  Тоном, не вызывающим возражений, ответил ту-кю. – Но, как, по-твоему, могли попасть сокровища в эту нору?
                -   Трудно сказать. За последние сотни лет здесь произошло много событий. Войны, восстания рабов. Менялись правители, люди бежали с насиженных мест. Наверное, что-то прятали, надеясь вернуться.
                -   Я слышал, в этих местах похоронен кровавый император?
                -   Да. Но, говорят, это ближе к Лояну.


Тайной мечтой воина и бродяги Ильхана было богатство. Немало людей удовольствовалось бы величиной и возможностями найденного азиатом алмаза. Но только не Ильхан. Рассказы о несметных сокровищах горы Линьшань будоражили его живое воображение. На свете, по-видимому, немного людей, которые не предавались бы когда-либо мечтам о богатстве. Ильхана среди них выгодно отличали практическое видение проблемы и бурная жажда деятельности.
        В ближайшие  два дня он посвятил Юаня во все детали тщательно разработанного им плана.
        Первым делом к источнику Цапли следовало доставить веревки, факелы, инструменты и корзины для размещения сокровищ. Весь этот инвентарь Ильхан намеревался спрятать в зарослях неподалеку от источника. Затем, через несколько дней, следовало предпринять сам штурм горы Линьшань. Вывозить сокровища следует днем под видом заготовленных на зиму орехов. Какое-то время их можно будет сохранять в развалинах старого монастыря, а далее – действовать по обстоятельствам. Совершенно не подозревая о существовании латинского понятия «алиби», изобретательный Ильхан собирался договориться с одним из своих знакомых о, якобы, состоявшейся в день похищения пирушке. Юань, однако, товарища отговорил: чем меньше народу будет знать о том, что что-то затевается – тем лучше.
        И вообще, на фоне темпераментно обсуждающего идею похода Ильхана, Юань своих эмоций никак не проявлял.
                -   Что-то я тебя не пойму.  -  Сказал ему как-то вечером Ильхан.  -  Тебе что, совсем не хочется разбогатеть?
Юань ответил не сразу, глядя куда-то в сторону.
                -    Ну, почему… наверное, хотелось бы. А, впрочем, - нет, не знаю. Разве тебе мало гор, леса, реки? И чем плоха наша с тобой жизнь? – Идем, куда хочется, делаем то, что взбредет в голову. Каменья же дорогие тебе столько хлопот принесут. И врагов заодно, и завистников.
                -   Плевать я хотел на них.  -  Решительно заявил Ильхан.  -  Это тебя монастырь испортил. Вы там один орех лесной сжуете за день – и довольны. А есть совсем другая жизнь. И я  знал её когда-то.
                -   Не буду спорить.  -  Примирительно ответил Юань.  -  Во дворцах я, действительно, не жил.
  Спор прекратился сам собой, и скоро друзья уже спали спокойно и безмятежно, как только и можно было спать в их молодом возрасте.


               

ЮАНЬ

             Скитаясь два года с Юанем по Великой  китайской равнине, Ильхан не просто привязался к своему спутнику. В самой глубине души азиат  боготворил китайца.
          Непонравившегося им чем-то Ильхана смертным боем били несколько здоровенных подвыпивших солдат. Юань пожалел красивого юношу-ровесника, разбил несколько носов и увел Ильхана с собой. С тех пор они не расставались.
          Ильхан неплохо говорил на языке хань-жэнь, обладал веселым, дружелюбным нравом и способностью легко переносить все невзгоды и испытания бродячей жизни. Единственным его недостатком была страсть к женскому полу, что выражалось в посещении всех злачных мест, которых в больших городах того времени было предостаточно. Юань в свою очередь служил юноше надежной защитой. Странствующий монах и его слуга-азиат ни у кого не вызывали особого желания их обижать. Впрочем, как Читатель уже имел возможность убедиться, обидеть Юаня было непросто.
          Среднего роста, гибкий, почти хрупкого телосложения Юань владел совершенной техникой боя. Ильхан не раз пробовал с мечом в руках пробиться сквозь глухую стену обороны безоружного китайца. Но эти короткие поединки каждый раз заканчивались одинаково: Юань отбирал у Ильхана меч и отвешивал ему несколько дружеских тумаков. В конце концов, Ильхан преисполнился глубокого уважения к своему товарищу и стал его прилежным учеником. Отныне каждое утро для них начиналось с того, что, хорошо разогревшись, друзья вставали в боевые стойки и обменивались быстрыми, мощными ударами. Такая школа очень скоро дала свои результаты, и Юань все чаще хвалил напарника за удачно выполненный прием. Но по-настоящему оценил Ильхан мастерство своего наставника после встречи с одним из известнейших мастеров Поднебесной – Цзы Жу-ай из Гуандуна.
          Они попросили тогда пристанища холодной, осенней порой в монастыре, в котором жил и воспитывал своих учеников этот достойный человек.
        Отработав положенное за миску похлебки и пару лепешек, Ильхан с Юанем уединились в саду и принялись размахивать руками и ногами в привычном дружеском поединке.
        Увлеченные схваткой они не заметили, как проходивший мимо Цзы Жу-ай замедлил шаг и остановился.
        Юань боковым зрением заметил новое действующее лицо, прекратил поединок, и, повернувшись к наставнику, отвесил ему глубокий и почтительный поклон.
                -   Мне стыдно попусту беспокоить вас… но я впервые вижу такие приёмы боя. Откуда вы пришли, добродетельный господин, и кто был вашим учителем?  -  Вежливо поинтересовался Цзы Жу-ай.
                -    Наставник Ван-чэн, господин учитель.  -  Ещё раз поклонившись отвечал Юань.
                -  Ван-чэн ?  -  Вам повезло. Это – большая честь быть учеником такого человека. К сожалению, мы никогда не встречались с ним.
          Цзы Жу-ай помолчал в раздумье, затем внимательно поглядел на Юаня и неожиданно предложил:
                -    Вы не откажете мне в небольшом поединке, господин…
                -    Меня зовут Юанем, господин Наставник.  -  Поклонился Юань, щёки которого порозовели от предложенной ему неожиданной чести.
                -     Так как же, господин Юань?
                -   Располагайте мной, господин Наставник. Боюсь только, вы будете сожалеть о зря потерянном времени.
                -   Не торопитесь судить себя… А,  мне хотелось бы понять некоторые тонкости.
Цзы Жу-ай встал в одну из боевых стоек, принятых в Империи Хань перед поединком, и несколько грузноватая фигура его обрела характер монолита.
      Юань, ещё раз глубоко поклонившись, присел и застыл, похожий на небольшую настороженную цаплю.
      Ильхан отошел в сторону и с интересом наблюдал за происходящим.
      Обмен первыми ударами между бойцами был настолько стремительным, что Ильхан не успел даже заметить его результаты. Лишь в последующие мгновения он понял, что Юань ведет бой как-то необычно, полуприкрыв глаза и с сонным выражением лица. Никогда ещё не видел Ильхан такого каскада сложнейших ударов и изощренной защиты.
      Поединок прекратился так же внезапно, как и начался.
      Цзы Жу-ай остановился, сделал шаг назад и опустил руки. Юань ответил тем же и почтительно наклонил голову.
                -   Мне не справиться с вами, господин Юань.  -  Спокойно оглядывая юношу, произнес Наставник.  -  Я впервые встречаю такого противника…Вы, по-моему, сами не представляете, что именно вы можете. Не хотели бы вы остаться при нашем монастыре? Я подберу для вас подходящее место.                -  Благодарю вас, господин Наставник.  -  Тихо, не поднимая головы, ответил Юань.  -  Но, я ещё не нашел свое место в жизни и не уверен, что смогу принести вам пользу.
                -   Жаль…  -  Наставник пытливо посмотрел на юношу.  -  Но, имейте в виду, что мы всегда будем рады вам.
Попрощавшись, Цзы Жу-ай отправился дальше по дорожке сада, сопровождаемый птицами. Они перепархивали вслед за ним с ветки на ветку. Чувствовалось, что Наставник дружил с ними.

- Ты был великолепен!  -  Восхищенно сказал Ильхан своему другу, -  я только не понял, почему ты заснул в самом начале драки.
Отсмеявшись, Юань объяснил:  -  Это не сон. Это – особое состояние души и тела. Называется  д з е н. Такие противники, как Наставник Цзы Жу-ай встречаются очень редко, и вести бой с ними можно только в состоянии дзен, когда боец отрешен от всего мира и сосредоточен на одной мысли  -  победить.
                -   Но, когда я дерусь с тобой, я тоже сосредоточен.  -  Возразил Ильхан.
-  Это тебе только кажется. На самом деле, ты и видишь и замечаешь все остальное. Дзен  нельзя научиться. Это состояние приходит после многих лет тренировок. Или не приходит совсем. Дзен – это необязательно поединок. Так может работать философ, художник или поэт. Вот послушай:
                Северный ветер задул ледяной,
                Снег нависает густой пеленой.
                Если мне веришь и любишь меня,
                Руку мне дай и поедем со мной.
                Время ли думать и медлить, когда
                К нам подступает вплотную беда!
 
                -   Думаю, что эти стихи тоже написаны в дзен.
                -   Красиво сказано.  -  Одобрил Ильхан.  -  Но, у нас не принято говорить стихами. Когда мы грустим или радуемся, то поём песни.

Юань не раз удивлял Ильхана своими поступками. Он не носил оружия. «Для чего?» – Спрашивал он Ильхана. – «В умелых руках любая щепка страшнее кинжала».
                -   Но, меч необходим настоящему воину! – Воскликнул Ильхан. – Меня учили с детства, что воин не должен расставаться с мечом.
                -   Есть три ступени овладения мечом. – Ответил Юань. – Первая, когда меч в твоей руке, и ты един с этим мечом. Ты можешь победить любого, кто отважится сразиться с тобой. 
Второй ступени ты достигнешь, когда меча не будет в твоей руке. Меч хранится в твоей душе, и ты способен поразить им врага на любом расстоянии.
Есть и третья ступень: меча нет ни в твоей руке, ни в твоей душе. Ты един со всем миром, и понимаешь: тебе незачем убивать.
                -   Я не все понял, но какой великий Учитель изрек такую мудрую мысль? – Восхитился Ильхан.
                -   У великих Учителей нет имени. Они едины со своим народом. И тогда о сказанном ими говорят: это – народная мудрость.
Юань здоровался с камнями, лесом, горными реками. Разговаривал с птицами, и они умолкали - слушали, наклонив головки. Однажды ночью друзьям пришлось идти через лес в глухой горной местности. Остановиться и заночевать было нельзя. Поутру их ждали в деревне.  Внезапно неподалеку хрустнула ветка, и ночной ветерок донес до них острый запах большого зверя. Ильхан схватился за меч. «Тигр охотится!» – Шепнул он товарищу. Юань остановился.
                -   Гуй! – Тихо позвал он. – Иди сюда. Иди с нами.
Постояв несколько мгновений, Юань повернулся к Ильхану.
                -   Пошли! Тигр больше не подойдет.
Ильхан недоверчиво глянул на друга, и пошел за ним, держа в руке меч и непрестанно оглядываясь. Юань шел впереди, казалось, забыв о происшедшем, и беззаботно напевая.
Тигр, действительно, больше не появился.
                Ильхана раздирало любопытство.
                -   Кого ты звал? – Не удержался он от вопроса.
                -  Моего друга – тигра. Его уже нет на земле, но мы продолжаем дружить. Гуй мне помогает. Ни один зверь не подойдет к тигру-призраку.
                -   Ты можешь разговаривать с мертвыми?
                -    Иногда – да. И они мне отвечают.
  Ильхану и в голову не пришло усомниться в словах друга.
                -   Где ты научился всему этому?
                -    В монастыре. У меня были хорошие учителя.

Вечером следующего дня, несмотря на усталость, Юань долго не мог заснуть, вспоминал детство и монастырь.
   «Тебя принесла река».  -  Часто говорил ему старик Бао.  -  А это что-нибудь да значит.»
Монах Бао и Наставник Ван-чэн заменили ему родителей. Долгими, зимними вечерами Бао обучал его грамоте и всем тонкостям написания иероглифов, читал «Книгу Песен» или рассказывал сказки.
Китайский язык очень необычен. Повышение или понижение тона играют в нем особую роль. Поэтому китайская речь звучит, как мелодия. Нет сомнений в том, что певучая ритмика китайского языка родилась из естественных природных звуков – шума моря, ветра, леса, птичьих песен и журчания горных ручьёв. Может быть, именно поэтому душа каждого китайца так неразделимо связана с окружающим его миром. Вот что говорится в трактате 6-го века «Резной дракон сердца словесности»:
        «Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей». Ну, как не вспомнить здесь библейское: «В начале было слово»!
                В понимании китайцев образованный человек отличается от необразованного, в первую очередь тем, что он в совершенстве владеет тайной языка, как устного, так и письменного, и хранит в своей памяти все богатейшее литературное наследие своей страны.
Бао рассказывал вдохновенно, и детская фантазия Юаня была наполнена подвигами сказочных героев, разноцветными драконами и целым сонмом лукавых и весёлых зверушек.
        «Если ударить по серебряному бокалу деревянной палочкой…»  -  хитро поглядывая на мальчика, начинал свою сказку Бао.  -  «…ну, хоть моей палочкой для риса, которая и сейчас лежит передо мной, бокал начнет нежно-нежно звенеть. И чем сильнее ударить, тем дольше будет длиться этот чистый звон. Когда я слышу его, мне всегда вспоминается бабушка Фын. Может, вам случится побывать в нашей деревне, непременно зайдите к бабушке Фын, - она покажет вам старинный бокал, не похожий на все другие. Ударишь по нему палочкой – молчит, а иногда сам начинает петь, да так, словно искусный музыкант заиграл на флейте. Не могу сказать, запоет ли этот бокал, если вы возьмете его в руки, ведь он звенит не для каждого. А для кого и почему он поёт  -  знает только бабушка Фын. Попросите её хорошенько, может, она и расскажет. Однако, не думайте, что это так просто. Надо, чтобы вы понравились бабушке Фын, а она много лет прожила на свете и сразу умеет отличить хорошего человека от злого. Но, уж если вы ей понравитесь, вы услышите поистине удивительную историю…»*
       Когда Юаню исполнилось пять лет, сам  Ван-чэн взялся обучать мальчика древним боевым искусствам. Сначала эти занятия выглядели игрой, но потом все больше и больше принимали характер военного воспитания.
       Несмотря на суровый строй монастырской жизни, Юань никогда не чувствовал себя обделенным заботой и вниманием. В монастыре каждый, по мере возможности, помогал другому.
       Иногда его наказывали за проступки, Но наказание никогда не бывало суровым. Старик Бао просто хлопал его по голове бамбуковой палочкой для письма или оставлял без обеда.
        Монах Чу обучал его искусству собирания целебных трав. Это занятие было одним из самых приятных. Ранним утром они с Чу уходили в горы, слушали пение птиц, и разглядывали следы диких зверей. Юань научился отличать след самца-тигра от следа самки, определять по клочкам шерсти в колючих зарослях их возраст, отличать ядовитые грибы от съедобных. Его обучили приготавливать мази и растирания из сушеных кореньев, и ещё множеству других полезных и необходимых для жизни в лесу вещей. Попутно, Чу учил мальчика чжэнь-цзю-терапии.**  Время от времени он устраивал ему экзамен. Разворачивал большой шёлковый свиток с рисунком фигуры человека и нанесенным на неё множеством точек. Затем брал в руки

*Приведенный отрывок излагается по текстам старинных китайских сказок.
**чжэнь – укол иглой, цзю – прижигание.


бамбуковую палочку и указывал ею на какие-нибудь произвольно выбранные точки.
        «Ди-цин…цзя-чэ…тянь-чи…инь-ду…»  -  Называл точки Юань, внимательно следивший за рукой учителя.
Учили его многому. Готовить пищу, стирать, шить, резать по дереву, рисовать и даже различать по форме лица, морщинам и другим особенностям характер человека. По нашим современным понятиям из него готовили весьма образованного человека.
        Но, все же, самыми интересными были занятия боевыми искусствами. Гибкий и хорошо сложенный мальчик перелетал с ветки на ветку, как обезьяна,
великолепно владел шестом и веером, знал, как воспользоваться подручными средствами при отсутствии меча, с пятидесяти шагов попадал стрелой из детского лука в лесной орех, метал ножи и в считанные секунды мог замаскироваться в кустах или густой кроне дерева.
       Десятилетним мальчиком Юань уже представлял собой серьёзную опасность для взрослого человека. Позднее, когда он стал крепче и выше ростом, его обучили искусству поединка с тигром, волками и другими опасными животными. В
монастыре, в специальном загоне жил молодой тигр, пойманный совсем детенышем и воспитанный в ласке и добром к нему отношении. Громадная кошка любила игры и развлечения. Молодые монахи, играя с тигром, одновременно изучали его повадки и способы нападения.
  Первое время Юань замирал, когда его тонкая, загорелая рука оказывалась зажатой в жаркой пасти Гуя, так прозвали монахи своего любимца, но все обходилось хорошо, и на коже мальчика оставались лишь неглубокие царапины.
                -   Смотри!  -  Кричал мальчику Наставник, наблюдавший за тем, как катаются по траве два сплетенные воедино тела – тигра и мальчика.  -  Смотри, как он бьет лапой! Вот, сейчас у него открыта шея, и его легко можно убить.
  Юань не понимал, для чего надо убивать доброго Гуя, но советы запоминал. Знал он и несколько неукоснительно соблюдаемых всеми правил: к Гую нельзя было приближаться, когда он ест или нервно подергивает хвостом. Игру следовало немедленно прекратить и в тех случаях, когда в глазах Гуя загорались недобрые, зеленые огоньки.
                -   Ты тоже не всегда бываешь в хорошем настроении.  -  Объяснил Наставник.  -  Но, ты умеешь это скрывать, и продолжаешь делать своё дело, а тигр этого не умеет.
Они нередко засыпали вместе: грозный зверь и десятилетний мальчик. Могучая лапа обнимала Юаня, и ему было тепло и уютно под полосатым боком лесного царя.
Когда тигра не стало, мальчик переживал его смерть так, что Наставник специально уделил Юаню вечер из своего времени.
                -   Гуй не умер. – Объяснил он мальчику. – Но, отныне он  будет жить в небесных чертогах. Ты можешь звать его к себе. Он будет приходить, и играть с тобой. Но видеть его ты не сможешь.
                -   Как я узнаю, что он пришел?
                -    Ты почувствуешь.
  Так в играх и занятиях Юань незаметно превращался в сильного сдержанного юношу.
          Однажды на монастырь, по неразумению, напали солдаты-дезертиры, бродившие в те времена в лесах и горах Поднебесной империи
          Новость эту вежливо сообщил вошедший к Наставнику монах.  Учитель как раз рассказывал Юаню о Фу-си - первопредке китайской нации, воплощенном в звездном небе в виде Юпитера.
           Наставник выслушал сообщение спокойно, встал и, сделав Юаню знак следовать за ним, направился к двери. Юаню показалось, что при этом в глазах Ван-чэна промелькнула смешинка.
             Выскочив наружу, Юань окинул взглядом окрестности монастыря, от стен которого сбегали вниз зеленые, проросшие лесами отроги гор. По одному из этих склонов, с криками, подбадривая друг друга, карабкались вооруженные оборванцы с диковатыми, плоскими физиономиями. Передние из них уже вступили в схватку с защитниками монастыря, а из лесных зарослей набегали всё новые и новые толпы нападающих.
          Наставник поднялся по короткой лесенке на возвышение стены и, воздев руки кверху, звучно и протяжно крикнул.
        Нападающие и защитники монастыря остановились, глядя на пожилого человека в золотом одеянии.
                -   Почтенные господа!  -  Крикнул Чжуан-цзы в наступившей тишине, и горы многократно повторили его слова.  -  Почтенные господа! Вы поступаете неразумно и неблагородно. Вернитесь к своим семьям, или к месту службы. Милость Императора беспредельна, и я обещаю, что мы сохраним вам жизнь.
       Смех и издевательские крики нападающих были ему ответом. Штурм монастыря возобновился. Кто-то из дезертиров пустил в Настоятеля стрелу, но тот уклонился от неё лёгким движением головы и, повернувшись к защитникам, сделал властный, отстраняющий жест рукой.
        В то же мгновение десятки стрел со свистом понеслись в сторону атакующих. Их с фантастической быстротой посылали из своих луков загодя занявшие свои позиции монахи. Воздух огласился хрипами и предсмертными стонами нападавших.
        Сражение окончилось в считанные мгновения. Спаслись лишь несколько солдат, успевших вовремя скрыться в лесу. Среди монахов раненых не оказалось.
        После того, как трупы убитых солдат были убраны и похоронены, Юань, впервые осознавший, какую силу представляют из себя монахи, спросил старика Бао: «А если бы солдат было в сто раз больше?»
          «Нам пришлось бы выпустить в сто раз больше стрел».  -  С улыбкой ответил тот.
        «А если бы в тысячу?»   -  Не успокаивался мальчик.
          Бао положил руку на черные, коротко остриженные волосы мальчика и сказал серьёзно и сдержанно: «Вся императорская армия не смогла бы справиться с нами».
        -   Значит, мы непобедимы?    -   С чувством незнакомого, нарастающего восторга спросил Юань.
                -   Мы – Горное Братство. Нас может победить только Небо.  -  Ответил Бао.           
                -   «Нас может победить только Небо…»  -  Несколько раз повторил про себя Юань слова Бао, и с той поры они стали его неписаным девизом.

        Как-то летом монах Чу отправился к тяжело заболевшему в деревню, в нескольких десятках ли от монастыря. Мальчика он взял с собой.
       Дверь небольшого домика открыла жена больного хозяина.
Юань остолбенел от неожиданности. Он впервые в жизни видел женщину.
       «Что это было?»  -  С расстановкой спросил он Чу, когда они, завершив свое дело, вышли за околицу деревни.
                -   Что было? Где?  -  Не сразу понял Чу.
                -   Там, в деревне, Ч т о   или   к т о   открыло нам дверь?          
    Чу остановился и внимательно посмотрел на мальчика. Женская тема в монастыре была непопулярной, а в сказках Бао женщины ничем не отличались от других фантастических персонажей.
-  Да, это мы упустили…  -  невнятно пробормотал старый монах.  -  Видишь ли, сынок, тебя, действительно, принесла река. Но до этого у тебя была ещё одна жизнь…. просто ты её не помнишь. Была в этой жизни и женщина, которая тебя родила – твоя мать.
                -   Что значит «женщина, которая меня родила»?     Чу, сдавшись, махнул рукой.  В тот вечер Юань познакомился  с одной из величайших тайн человеческого рода.
Через два дня после этого разговора Наставник подошел к Юаню, занятому монастырским огородом, и велел следовать за ним.
          Войдя в келью, в которой жил Ван-чэн, мальчик с любопытством огляделся. Мало кто из монахов бывал в этом месте.
        Обстановка в комнате была более, чем скромной. Два простых стула, стол, деревянная кровать и несколько лаковых ларей, стоящих вдоль стен.
       Жестом пригласив мальчика сесть, Наставник подошел к окошку и некоторое время молча смотрел  вдаль. Потом повернулся к Юаню:
                -   Все, что есть в нашем монастыре принадлежит тебе, как и каждому из нас. Есть у тебя и твоих братьев и личные вещи: одежда, оружие, миска в нашей трапезной  и два-три предмета, напоминающие нам о прошлом…
  Ван-чэн подошёл к одному из ларей, открыл его и достал небольшой свёрток тёмно-синей, расшитой золотом материи. Подойдя к мальчику, он положил свёрток на стол и развернул его.
     То, что Юань принял за отдельный кусок материи, оказалось рубашкой и штанами, рассчитанными на годовалого ребёнка.
                -   Я вижу, ты догадываешься… да, это – твои вещи. Ты был одет в них, когда брат Бао нашёл тебя на берегу реки.               
      С Наставником не полагалось заговаривать первым, но вопрос, застывший в глазах мальчика требовал ответа.
                -   Мы искали твоих родителей. Увы – безрезультатно. Во всей округе, по крайней мере, на сотни ли отсюда маленькие дети в тот год не пропадали. А это означает две вещи: либо река принесла тебя издалека, либо ты не был нужен своим родителям. Да, мир жесток, и ты должен знать, что в нём случается и такое.
           Юань, не отрываясь, смотрел на потемневшее от времени шитьё.
-  Знаешь, почему ты не утонул?  -  Долетел до него как бы сквозь толстое одеяло Вопрос Наставника.  -  Смотри, в верхней части рубахи подшиты большие куски лёгкой коры дерева. Странно…. Тот, кто это сделал, знал, что тебе придется долгое время провести в воде. Лето в тот год стояло жаркое, и ты даже не простудился.                Юаню показалось, что пролетела вечность, прежде чем он опять услышал голос Наставника:  
                -   Хочешь спросить меня о чем-нибудь?
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головой.  
-  Хорошо, можешь идти. Эти вещи возьми с собой. Они – твои. Вернувшись в свою келью, Юань развернул свёрток, уткнулся в него лицом и разрыдался.
В ту ночь он долго не спал, мучительно пытаясь прорваться сквозь стену забвения в мир, в котором был он и его родители. Была его мать…. Увы – бесполезно. На мгновение ему казалось, что он что-то вспоминает, слышит чьи-то голоса, чувствует прикосновение ласковых рук, но эти видения были так неосязаемы и бесплотны, что Юань не мог решить – пришли ли они к нему из глубин детской памяти, или это просто плоды его растревоженной фантазии. Раз или два вставал у него перед глазами какой-то странный золотой квадрат и тут же исчезал в глубинах взбудораженного сознания.
                И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.
                Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.
            
                В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.
В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.
                Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.
                Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.
-  Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел.  -  Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.  
                Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.
Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.
В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.
                -  Я надеюсь, ты не очень ударился.  -  С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…
                -  Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.
                Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.
                -  Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством? -                -   В совершенстве.  -  Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил:  -  Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.
Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…
Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.
За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.
Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.               



                Д Р У З ЬЯ


Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.
На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.
Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.
Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.
Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:
-  Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!
С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом. В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:
-  Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.
Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.
  Ян-ши!  -  Удивленно воскликнул один из них. - 
           -  Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.
-  Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.
-  Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.
Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.
-  Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.
-  В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.
Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

ИМПЕРАТОР                «Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками».  -  Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.
На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.
Император У-ди правил Китаем с 141 по 87 год до нашей эры и по праву может считаться одним из самых выдающихся деятелей эпохи Хань. Именно при нём империя значительно укрепилась и расширила свои границы. У-ди сделал конфуцианство официальной идеологией в стране, и в то же время терпимо относился к людям, исповедующим другие взгляды.
Полагая, что высокую должность должен занимать человек, способный принести пользу стране, Император окружил себя людьми умными и проницательными. Среди придворных можно было встретить людей невысокого сословия, торговцев и организаторов рудного дела, владельцев солеваренных промыслов и чиновников всех мастей и рангов. Попадались среди них и титулованные аристократы, но Император не делал различий, беспощадно подвергая опале ленивых и откормленных ванов.
При всей своей весьма условной  демократичности У-ди был человеком жёстким и своенравным. Колоссальная власть, сосредоточенная в его руках, время от времени проявляла себя огненными молниями императорского гнева. В такие дни двор притихал, и даже у злейших врагов, любовно плетущих друг другу хитроумные сети, возникало нечто вроде чувства солидарности перед непредсказуемостью поведения Сына Неба.
Говорили, что красный дракон-вепрь, специально спустившийся с небес, преподнёс матушке будущего императора сияющее Солнце. Она проглотила его. А через 14 лун появился младенец, которого нарекли Цзы – Счастливый. Летописец оставил нам упоминание о талантах и незаурядности юного принца, о его осведомлённости в даосских книгах, рассудительности и недетской устремлённости к высоким знаниям.
             Ко времени описываемых событий У-ди правил государством уже более тридцати лет и находился в расцвете своих умственных и физических сил.
             В это утро Император принимал у себя министра Ни-цзы.
             Министр, человек маленького роста, с пронзительными глазами был, пожалуй, одним из самых незаменимых чиновников Империи. Сварливый, даже если учесть традиционную китайскую вежливость, подозрительный и угрюмый, Ни-цзы обладал одним замечательным качеством: он помнил всё – имена, даты, события, все расходные и доходные статьи императорского двора, законы и уложения, все тонкости всех ритуалов, нюансы взаимоотношений огромного количества людей, составляющих ядро чиновничьего Китая. В своё время Ни-цзы поразил экзаменаторов своими познаниями и памятью. После выполнения им всех требований специальная комиссия придворных учёных решила выяснить границы его возможностей. Пределов таковых не оказалось; невзрачный юноша из далёкой провинции воспроизводил на память сотни трактатов из самых различных областей знания, в том числе и только что ему зачитанных.
        Подобный результат открывал перед молодым человеком самые блестящие перспективы вплоть, по законам того времени, до возможности женитьбы на одной из принцесс. Получив должность при дворе, Ни-цзы, однако, породниться с императорским домом не пожелал и, отлучившись ненадолго к себе на родину, привёз оттуда жену, такую же маленькую и невзрачную, как и он сам. Трое родившихся у него сыновей особых талантов не проявляли, за исключением ярко выраженного нахальства, за что и были жестоко поколочены Фэем. Ни-цзы особого неудовольствия не проявил – подрались юноши, с кем не бывает, но, Ли и Фэй чувствовали: теперь жди неприятностей – злопамятный папаша не упустит возможности досадить им.
         
Сын Неба, одетый в простой, совсем не императорский халат, остановился перед Ни-цзы:
                -   Так ты полагаешь, это сознательное предательство?
                -  Нет, Высочайший. Я так не думаю. Просто господин адмирал и начальник войска невзлюбили друг друга и ссорятся, как воробьи из-за зёрнышка.
Глаза У-ди сузились.  -  А я из-за их склок потеряю Чаосянь.* Дай знать обоим, что если через две луны Чаосяньский князь не подчинится, я вывешу их головы в золочёных клетках перед городскими воротами.
Ни-цзы молча поклонился.
У-ди отошёл в дальний конец зала, где на крышках лаковых ларей были разложены шелковые свитки и связки бамбуковых пластин**, остановился перед ними и погрузился в раздумье.
Откуда-то из-за разделяющих залы перегородок доносились мелодичные звуки цинь*** и щебетанье прирученных птиц.
Ни-цзы ждал.
Император выбрал, наконец, из груды книг одну и, взяв её в руки, приблизился к министру.
                -   Знаком тебе этот трактат?  -  Спросил он, разворачивая свиток. Ни-цзы бережно принял книгу и внимательно вгляделся в бархатные разводы краски.
«Рождённые божественным разумением они жили как один народ, согретый лучами Зелёного Солнца, построили множество городов посреди изумрудных долин и радовались делам своим, пока не рассердили богов своим неумеренным

*Чаосянь – древнее царство на территории современной Кореи.
**бамбуковые пластины использовались в качестве материала для письма.
***цинь – очень нежный и мелодичный, семиструнный музыкальный инструмент. В Древнем Китае число струн могло доходить до двадцати. Любимый инструмент в императорских дворцах.





довольством…»  -  Прочёл он вслух.  -  Это Мын Тянь, Повелитель?
                -  Нет.  -  Живо ответил Император, довольный тем, что его универсальный министр ошибся.  -  Это писал не Мын Тянь. Я вообще не знаю, кто начертал эти строки. Свиток привезли из Маи.
                -    Может быть, список ученический? -   Нет, кисть мастерская и слог в меру музыкален. Возьми книгу и ознакомься на досуге. Здесь описаны вещи весьма занимательные и мне незнакомые. Я хочу, чтобы ты сказал мне: встречалось ли тебе что-нибудь подобное. Если то, что здесь написано – правда, нам придётся в значительной мере изменить свои взгляды, а наши дети будут во многом жить иначе…. Кстати, о детях: как чувствуют себя господа наследники моего министра?
                -   Благодарю вас, Высочайший. Заботами Неба они в полном порядке. В глазах У-ди промелькнула еле уловимая улыбка.
                -   Не мешало бы им нанять хорошего бойца-наставника. Всё-таки, трое против одного – могли бы и справиться.
-  Я непременно сделаю это, мой Повелитель.  -  Низко кланяясь, ответил Ни-цзы, хотя кислое выражение лица свидетельствовало о том, что он не разделяет взгляды Императора на воспитание детей

Отпустив министра, У-ди подошёл к искусно выполненному из глины, песка и дерева макету его страны, занимавшему значительную часть зала. Инкрустированное драгоценными и полудрагоценными камнями, прекрасно передающими все  природные краски регионов империи, это подобие географической карты отражало также и военную ситуацию в стране и на её границах.
С востока, там, где ежедневно в небо поднимается сердце всего сущего – Солнце, голубые с зелёной искрой камни, тесно подогнанные и отшлифованные, изображали собой гладь трёх великих морей: Жёлтого, Восточно- и Южно-Китайского. Две синие ниточки впадающих в них рек – Хуанхэ и Янцзы, ограничивали огромную область непроходимых зыбучих песков, болот и богатых рыбой озёр. Во время дождей реки
вздувались и выходили из берегов, принося неисчислимые бедствия близживущему населению.
С ними боролись с помощью многочисленных дамб.
                К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.
Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.
Император перевёл взгляд на север.
Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.
Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.
С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.
На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан.  Там, за раскаленной зыбью песков,  вставали великие горы. Где-то, за ними  жили Большие Юэчжи*. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.
Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.
     Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.
           Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:
          «…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось
сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было
найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».
Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.
Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и

* Большие Юэчжи – так называли китайцы народ, разгромленный хунну в 165 г. до н.э. и вынужденный бежать на Запад.

несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.
Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.
Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.
У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»*. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.
Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.
Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.
  На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.
        - Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора
После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей
У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.
Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.
Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.
У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.
По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

*»Книга Перемен».

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия*, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался  достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.
В своё время он подметил восторженный  блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только  Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.
Понимая, что разъедаться времени нет, друзья постарались покончить с едой возможно быстрее.
-  Довольны ли вы плодами моего сада?  -  Вежливо спросил У-ди.
-  Они превосходны, мой повелитель.  -  Ответил за двоих Ли.      -  Мой астролог обещал плохой и засушливый период…. Пришлось делать запасы. Что ваши родители – они также обеспечили семью впрок?
Друзья переглянулись. Менее всего им приходило в голову интересоваться тем, откуда в их доме берутся еда и питьё. У-ди улыбнулся: 
-  На ли всего лишь отойдёшь от ворот, и уже не будет так хорошо, как дома. Вот там, за воротами, и учишься всему…и запасливости и осторожности. -   Для вас вся Поднебесная – дом, Высочайший.  -  Заметил Фэй.
-  Да.  -  С оттенком грусти, как показалось друзьям, ответил Император.  -  Но, слишком много тех, кто в этот дом без спроса попасть стремится. У-ди замолчал, и друзья не решились сами возобновить разговор. -  Что противники ваши?  -  Очнувшись от дум, спросил, наконец, Император.  -  Не переворачивают более чашек дном кверху?**
Юноши насупились. Им уже изрядно влетело за драку с сыновьями министра, причём, хотя и дрался один Фэй, Ли тоже получил свою порцию -–У-ди не счёл нужным выделять кого-то из неразлучных друзей.
                -   Птица с устрицей сцепилась – рыбаку выгода. Негоже людям хан-жэнь между собой ссориться. Врагов у нас и без того немало…. Впрочем, лучше быть клювом цыплёнка, чем задом коровы. Пронзал ладонью гору Хуаншань?  -  Проявляя неожиданную осведомлённость в терминологии боевых искусств, спросил сын Неба.               

                * то есть, не достигли двадцатилетнего возраста.
                **Согласно даосским обычаям перевернутая вверх дном чашка означала вызывающий жест.




 -  Нет. Я предпочитаю действовать ногами.  -  Осторожно ответил Фэй, ожидая продолжения нагоняя.
У-ди, однако, и не думал сердиться. Он с явным уважением посмотрел на юношу и заметил:  -  Умеющему нетрудно….И всадника ссадить можешь? -  Доводилось.  -  Скромно ответил Фэй.
Неожиданно для друзей разговор принял характер обсуждения преимуществ и недостатков различных приёмов рукопашного боя. Чувствовалось, что Император в юности отдал дань и этому виду искусств.
В глазах У-ди появился задор и блеск. Он даже не обратил внимания на то, что в нарушение строжайших правил общения с сыном Неба, Ли без разрешения вскочил на ноги, в высоком прыжке демонстрируя удар голой пяткой.
Со стороны могло показаться, что беседу ведут трое друзей-ровесников, настолько живо и раскованно она протекала.
-  Ну, вот – учись вечно и поймёшь, что учению нет предела.  -  Завершил разговор Император и, становясь серьёзным, добавил:  -  Это искусство вам пригодится и очень скоро. Возможно, вам придется почесать голову тигра* в ближайшие две-три луны. Я дам знать, когда вы мне понадобитесь.
Покинув дворец, оба друга некоторое время молчали, переполненные чувством восхищения. Они были готовы в любое мгновение отдать жизни за своего Императора.
Надо сказать, что У-ди и ранее предлагал Ли и Фэю выполнять различные поручения. И первое из них – передать письмо учёному, работающему в одном из окрестных монастырей, они получили, когда им обоим было по десять лет. Монастырь на горе хорошо просматривался из окон императорского дворца, но для того, чтобы попасть в него, они должны были покинуть город и подняться по лесной дороге к монашеской братии.
«Осторожно, в лесу могут быть разбойники».  -  Предупредил Император, пряча улыбку, и они, настороженные и натянутые, как струна, хватались за свои детские, хотя и вполне пригодные к бою мечи при виде каждого встречного крестьянина.
Маленькие, резвые лошадки не подвели, и к закату солнца оба друга уже сидели за
монашеским столом, с аппетитом уплетая вкусные перепелиные яйца.
Наутро они отправились в обратный путь. Сын Неба принял их сам и очень серьёзно поблагодарил за выполненное поручение.
Откуда им было знать, что за день до  поездки Император приказал прочесать окрестные леса, в которых солдаты попутно уничтожили шайку солдат-дезертиров, а все встретившиеся им по пути крестьяне были переодетыми офицерами дворцовой стражи. У-ди умел заботиться о тех, кто был ему нужен.
Позднее задания становились всё более серьёзными и ответственными.
-  Тебе не кажется, что нас ожидает что-то стоящее?  -  Поинтересовался Ли

*то есть, поучаствовать в опасном предприятии.


у своего друга.
                -  Пожалуй….Лицо у него было серьёзное. Это уж не к событиям ли в Чаосяни?
                -   Не знаю. Может быть, и так. Во всяком случае, нам давно пора развлечься по-настоящему.
И готовые сразиться хоть с самим чёртом друзья разошлись по домам.

  Оставшись один, У-ди ещё некоторое время предавался воспоминаниям о своей молодости.
В такие минуты мысли сами собой слагались в стихи. Да! Император великой страны писал стихи и поэмы. Однажды он выступил перед большим стечением народа на строительстве дамбы и прочёл им свою поэму, посвящённую этому событию.
  Он умел жить напряжённой и многогранной жизнью. Как и любого нормального человека его раздражали интриги и распри, пронизывающие двор и свиту. Но, и из них он, в конце концов, научился извлекать пользу. Были у него слабости – вполне мужские. В эти, надо сказать, нечасто случающиеся дни, он радовал своих наложниц неистощимой энергией и обходительной манерой обращения. Словом
– это был настоящий мужчина и, окажись он волей судьбы в нашем с вами времени, то занял бы в нём вполне достойное место.
Солнце садилось, но У-ди и не думал о сне*. Позвонив в серебряный колокольчик, он приказал вошедшему евнуху принести письменные принадлежности.
Евнух возжёг изящные бронзовые светильники. На шёлковых занавесях и бамбуковых перегородках задвигались, заметались бесформенные тени. Углы и потолок комнаты ушли в темноту; огонь светильников выхватывал из полумрака лишь столик с разложенными на нём кистями и красками. Это было время творчества, - возможно, самые любимые часы Императора.
Тонкая бамбуковая палочка легко бежала по шёлку. Иероглифы вертикальными
столбцами выстраивались справа налево, справа налево…
Но эти строки не были стихами. У- ди искал бессмертия, рецепт вечной красоты и молодости.

В это же время в трёх ли от дворца Императора другой человек, разложив на коленях шёлковый свиток, внимательно всматривался в начертанные на нём знаки.
Сведения, содержащиеся в тексте, были ему незнакомы. Будучи опытным книгочеем, искушённым в манере письма и почерках известных ему мыслителей, он, однако, не видел, кто из них мог бы написать эти строки.
В третий раз он внимательно перечитывал текст, который, в силу своей цепкой памяти уже знал наизусть.
Неизвестный автор рассказывал об атах – народе, населявшем когда-то всю землю. Знания и ремёсла их были превосходны, правители мудры, а жрецы –            

*В Древнем Китае было принято ложиться спать с заходом солнца

    хранители тайных знаний, обучали молодёжь в школах различных ступеней. Большие летучие корабли перевозили людей по воздуху из одного города в другой. Их поля были тучны, и в еде никогда не было недостатка. Центром государства был большой остров, разделённый на десять регионов, каждым из которых управлял специальный ставленник царя. Далее подробно описывалось государственное устройство и обычаи атов. Увы, рассказывал свиток, аты нарушили заповеди богов и были страшно наказаны. Водяной вал, потоп обрушился на несчастную страну и погубил всех её жителей, за исключением нескольких человек, от которых и произошли ныне живущие люди.
Кроме рассказа о потопе, о котором он был наслышан из старинных ханьских сказок, Ни-цзы, а это был именно он, с остальными сведениями нигде не встречался.
Хорошо зная своего государя, Ни-цзы сразу выделил те места текста, которые должны были его заинтересовать.
«И пошёл он искать вечной жизни, как милости богов, и нашёл её по прошествии многих зим, пересёк море смерти, и стал богом на одну треть…. а знания свои спрятал в каменных кубах остроугольных.»
«Остроугольные кубы» – было нечто новое, с чем Ни-цзы ещё не сталкивался. Разумеется, ему были известны простейшие геометрические формы тел, но кубов с острыми углами среди них не было. Кроме того, министр скептически относился к самой идее бессмертия: было бы что в этом – давно на земле проходу не было от дедов тысячелетних. Да, что-то не видать их.
И ещё одно отметил проницательный министр: автор писал свиток  д л я    с е б я, не для других. Грамотен, высокоучён – сразу видно, а вот общепринятых правил письма не соблюдает, есть небрежности, описки. Так себя в глазах других не роняют. А, значит – не врёт, не сочиняет. Этим свиток интересен.
Ни-цзы отложил рукопись в сторону и сделал глоток рисового отвара из кубка, стоящего рядом. Затем распахнул халат – было жарко, и погрузился в раздумье.
Мысли его постепенно приняли другое направление.
«Надо пристраивать парней к делу… непутёвые. Хамят другим, кто ниже званием. Дерутся… Вот дерутся плохо. Видимо, Высочайший прав: драться надо уметь. Это я в сыновьях упустил». – Размышлял Ни-цзы. – Сам не умею, и их не научил…»
Рассуждения о сыновьях естественным образом привели его к мысли о Ли и Фэе. Эти юноши давно уже попали в поле его зрения. К ним он испытывал чувство неприязни и вовсе не по причине избиения его сыновей. В молодых любимцах императора Ни-цзы интуитивно разглядел соперников. Особенно в Ли. Кто, как не всесильный министр знает, сколь стремительным бывает взлёт фаворитов. Ещё немного времени, и эти самоуверенные юноши станут мужчинами. Тогда их никто не остановит.
«Значит останавливать надо сейчас.» – Подумал Ни-цзы. – Не торопясь, и очень осторожно. Говорить что-либо самому сыну Неба – бессмысленно и небезопасно. Слишком уж он к ним привязан. А вот аккуратно создать ситуацию, в которой эти выскочки будут выглядеть неприглядно, вполне в моих силах».
Сосредоточившись, министр принялся вспоминать всё, что он знал о двух неразлучных друзьях. Ли целеустремлён, собран, любит проводить время с книгами, немногословен, регулярно общается с монахами. Фэй куда более раскован, в книжном усердии незамечен, любит друзей, общество, шастал уже, кажется, к певичкам. Оба ничего не боятся – ни богов, ни лис*, ни духов. С кем общаются?… Здесь знания Ни-цзы заканчивались и, недовольно поморщившись, он позвонил в колокольчик.
В проёме двери возникла тёмная фигура, склонившаяся в глубоком поклоне.
                -   Цуй! Мне надо знать всё о Главном Советнике, о его сыне и ближайшем друге его сына. Слышишь? Всё! Стань ласточкой на крыше беседки в его саду, ящерицей на её ступеньках, ручной обезьяной его отца – кем хочешь, но я должен знать всё! Можешь идти.
Тёмная фигура склонилась ещё ниже и, пятясь задом, исчезла.
Ни-цзы некоторое время смотрел ей вслед, затем вернулся к разложенным на циновке книгам.


На следующий день Ни-цзы возглавлял церемонию представления У-ди нового посла хунну джуки-князя** Далу.
Появлению этого принца крови при дворе китайского Императора
предшествовал целый ряд событий. У-ди, значительно усиливший  свои позиции на севере, отправил к шаньюю*** послов с предложениями, приняв которые последний становился фактическим вассалом китайского Императора. Оскорблённый шаньюй отказался даже обсуждать предложенные ему условия, выставил из юрты китайских послов, а распорядителю, допустившему их к нему, велел отрубить голову.
Одновременно с этими событиями он отправил в Китай данху-князя****. Старый джуки-князь умер от обжорства. Хунны, питавшиеся у себя на родине скучно и однообразно, буквально, сходили с ума от китайской кухни. 
У-ди, прекрасно разбиравшийся в табели о рангах своих северных соседей, рубить голову своему министру не стал, но посла выставил за пределы Поднебесной.
Шаньюй решил, что инцидент исчерпан,    и отправил в Китай своего племянника князя Далу.
Одетый в лёгкую и удобную кожаную одежду князь шествовал мимо вереницы придворных, приветствовавших его согласно дипломатическому этикету.
Ли и Фэй, стоящие в толпе среди прочих, впервые видели врага так близко.
Было жарко, и джуки-князь вспотел. Чувствительные носы обоих друзей отчётливо уловили острый, звериный запах.
  -   Животное…  -  негромко и презрительно сказал Ли, наклонясь к уху Фэя.
 -   Ш-ш-ш  -  тихо. Он услышит.  -  Прошипел Фэй.  -  Говорят, они могут жить с



*лиса – один из самых ярких персонажей китайской демонологии. По глубокому убеждению древних китайцев лиса, прикинувшись красавицей, способна вмешиваться в жизнь человека, обольщать его, пить жизненные соки, а потом, бросив в объятия смерти, уйти к другому. 
**джуки-князья* -  высший ранг княжеского рода у хунну.
***шаньюй – верховный правитель племенного союза хунну
.**** данху-князь – невысокий чин княжеского рода у хунну. Отправка его в качестве посла к Сыну Неба означала пренебрежение





собственной матерью. И жрут сырое мясо, как волки.  
                -   Чего ещё ждать от дикарей…
Судя по выражению глаз остальных придворных, они полностью разделяли мнение юношей.
Князь, между тем, сохраняя презрительное выражение лица, бросал вокруг себя любопытствующие взгляды. В Поднебесной он был впервые. Китайские
дома его поразили, а еда, которую ставили на стол вот уж вторую неделю, привела в восторг.
                Величие же и красота императорских дворцов потрясла хуннского посла до глубины души, и в первое мгновение лишила дара речи. «Изощрены и трудолюбивы».  -  Думал он, сопя от ненависти и удивления.
    -  Во что они верят?  -  Спросил Фэй, глядя вслед джуки-князю.
                -  В небо, землю, духов… во что ещё -  не знаю. «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною».  -  Иронически произнёс Ли полный титул шаньюя.  -  Долго нам ещё здесь торчать? 
                -   Пока эта обезьяна не вернётся.
-  Не завидую Высочайшему. Запах, как в курятнике.
Юноши прыснули от смеха. Стоящий рядом пожилой вельможа, поборник строгого чинопочитания, бросил на них негодующий взгляд. Друзья отвесили ему церемонный поклон и состроили постные физиономии.

                Одним из краеугольных камней  китайского мировоззрения всегда был ритуал.   
В соответствии с представлениями Конфуция мир живых людей и мир потусторонний,  мир духов и мудрецов связывался в единое целое священным понятием «ритуал». Только тот, кто способен был воплотить ритуал до конца и во всех его тонкостях, мог возвыситься от «маленького человека» до «благородного мужа».
                Весь огромный императорский  двор, состоящий из тысяч  чиновников  высшего ранга, евнухов, наложниц и слуг, жил и следовал раз и навсегда установленному укладу.            
                Каждый прием у Сына Неба сопровождался исполнением строжайшего ритуала.
                Князь Далу не мог не испытать определенного трепета, представ перед одним из величайших Правителей мира.
                Согласно ритуалу, которому его обучали несколько дней, переступив порог Тронного   Зала, князь Далу трижды встал на колени, и совершил девять земных поклонов.
                Подняв голову, он увидел в глубине Тронного Зала У-ди возвышающегося над головами своих придворных.
                Парадный халат Сына Неба украшали двенадцать символов Праведного пути. На его правом плече сиял желтый солнечный диск. На левом – темный, лунный. Два вышитых дракона держали в пасти по жемчужине – символу мудрости, озаряющей Небеса. Головной убор с завязками под подбородком украшал орнамент.
-   Величайший спрашивает вас: здравствует ли в благополучии Правитель вашей страны? – Прокричал глашатай.
                -     Хвала Небу, он здоров. – Ответил посол и низко поклонился.
                -     Успешно ли вы исполняете свой долг, прибыв к нам издалека? – Снова спросил глашатай.
                -   Благодарю вас! Я стараюсь в меру своих сил и возможностей.
                -   Высочайший, да продлятся его годы десять тысяч лет, разрешает вам приблизиться.
Сын Неба ознакомился с внесёнными вслед за послом подарками, и обратил к нему благосклонный взгляд.
                -   Передайте моему брату шаньюю, что я доволен его дарами. Мы отошлём ему тем, чем богата моя скромная земля.
Далу, разглядывавший роскошное внутреннее убранство официального приёмного зала Императора, слушал плохо, но всё же поклонился и любезно кивнул головой.
«Молод и неопытен».  -  Подумал У-ди.  -  Это хорошо. Попробуем приручить его, как лягушонка в глиняном чане».  И, придав своему голосу оттенок доверительного дружелюбия, стал расспрашивать посла о здоровье шаньюя и его ближайших родственников. При этом император проявил удивительную осведомлённость в семейных хитросплетениях своего главного врага.
Ни-цзы стоял рядом, у ног Императора, улыбался в нужные моменты и вежливо подсказывал джуки-князю необходимые слова и обороты. Сам министр прекрасно владел языком хунну, тибетцев, корейцев, сяньбийцев и многих других племён, живших на территории и за пределами империи Хань. Говорили даже, что он понимает язык рыжебородых енисейских динлинов, о которых в Поднебесной только слышали.
Недоверие постепенно исчезало из тёмных глаз посла. Он улыбался, показывал крепкие, белые зубы и высоко поднимал широкие, сросшиеся у переносицы брови.
Решив, что посол достаточно созрел для серьёзных разговоров, У-ди осторожно коснулся «недоразумений», имевших место между жителями Хань и степными народами. При этом он небрежно упомянул свою двухсоттысячную армию на севере империи и её оплот – Великую Стену, протянувшуюся на расстоянии почти в десять тысяч ли.
                -   Стены без воинов для нас не преграда.  -  Без околичностей, с открытой улыбкой ответил джуки-князь.  -  У тебя не хватит сил для того, чтобы расставить гарнизоны по всем башням. Даже, если ты это сделаешь – стену можно обойти….  Да, она и разрушается уже, твоя Стена. Я сам видел, камни сыпятся, как песок из дырявой корзины. Скажи лучше, можем ли мы покупать ваши товары за меньшую цену?  -  Наши жёны так любят шёлковые халаты, а детям нравится печенье из проса.
«Зубастый шакал».  -  Подумал Ни-цзы, не меняя выражения лица.  -  «Бесценный шёлк за твои вонючие меха. А казна будет пустеть».
У-ди сделал вид, что не понял угроз князя: мальчишка! Не привык к вежливости дипломатических переговоров.
                -   Мы обдумаем ваши просьбы о снижении платы….  Но, я был рад видеть вас. Отдыхайте. Я буду следить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.  -  У-ди сделал лёгкое движение рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Джуки-князь поднялся на ноги, попятился  задом и, непрерывно кланяясь, скрылся в дверях.
Лицо Императора мгновенно изменилось. Пылая яростью, он повернулся к Ни-цзы:
-  Почему о халатности  подданных я должен узнавать из уст моих врагов?! Где Син-гэ? За что он получил титул «Великого строителя Поднебесной»? Чем занят главный фортификатор?  Передай им, что число замурованных в Стену, увеличится ещё на несколько человек!
Ни-цзы склонил голову, всем своим видом выражая смирение и покорность.
-  Завтра же, нет – сегодня, эти бездельники должны вылезти из постелей наложниц и отправиться на север! Пусть выяснят круг работ на месте и немедля приступают к делу! Пошлите пять – нет, десять тысяч человек от каждого чжоу*, и через три луны Стена должна выглядеть, как новое зеркало. Ты… - Министр склонился ещё ниже, со страхом ожидая решения своей участи.
                -   Ты сам проследишь за исполнением моих приказов. Начальники
расплодились, как тараканы, а работать некому!
Сын Неба, постепенно успокаиваясь, перестал ходить и остановился перед Ни-цзы:
                -   Вели разыскать Главного Советника, пусть навестит меня после завтрака.
Проводив взглядом торжественно удаляющегося посла, Ли повернулся к Фэю:
-   Мне на службу. А ты куда денешься?
Фэй ухмыльнулся и хитро подмигнул товарищу.
                -   Понятно. Хоть бы одну книгу прочёл, лодырь.  
                -   Ну, вот – и ты туда же…. В старости  начитаюсь.    
                -   Смотри, мозги заплесневеют.
-  Там, где я буду, мозги не понадобятся.
                -  Кстати… - Задержал Ли уже уходящего друга. – У меня пропал нефритовый дракон с пояса. Ты не видел? Ума не приложу, где я мог его потерять. Вроде и пришит был крепко…
                -   А, ну, покажи. – Фэй наклонился и осмотрел пояс. – Нет, друг мой, ты ничего не потерял. Смотри: здесь просто оторвано с кожей. Оставлял его где-нибудь?
               
 *Чжоу – округ
 
 -   Ну-у… - Неуверенно начал Ли, припоминая.
                -   Читать надо меньше. – Заключил Фэй. – А то голым когда-нибудь останешься.

Расставшись с товарищем, Ли направился в один из императорских садов, где раз в несколько дней проходил службу помощником офицера дворцовой стражи.
Сады всегда занимали особое место в жизни и сознании каждого китайца. Первые европейцы, побывавшие в Китае, более всего, кажется, восхищались садами. Эти зелёные подобия вечно живущего космоса и сами были небольшими вселенными, источавшими «аромат древности».
Ли нёс свою службу в Саду Большого Платана. Среди вечнозелёных сосен и кипарисов, под шум листвы и журчание многочисленных ручьёв и водопадов хорошо думалось и мечталось. Здесь можно было укрыться от дождя в одном из прелестных, маленьких домиков под зелёной черепицей, посидеть в беседке, или полюбоваться причудливой формой замшелых камней, искусно разбросанных руками императорских мастеров. Сюда можно было принести старинную книгу и, забыв про всё на свете, читать о звёздах, драконах или загадочных островах, где обитают мудрые и бессмертные старцы.  
Ли представился дежурному офицеру, и вошёл в сад через ворота Двух Драконов. Маленький рай встретил его прохладой и запахом мандариновых деревьев. Юноша свернул на боковую дорожку, устланную кирпичом желтовато бурого цвета. Прошёл по ажурному мостику, миновал ажурную беседку и очутился на берегу маленького озера с причудливо изрезанными берегами. Из тёмно-зелёной глубины воды тянулись упругие стебли лотоса. Между ними неспешно скользили рыбы разнообразной формы и окраски.
«Вода навевает думы об отдалённом».  -  Вспомнил Ли старинное изречение, устраиваясь на большом плоском камне у самой воды. Здесь он любил думать о матери. Её  не стало, когда он был совсем маленьким. Но, он многое помнил: глаза, смех, ласку и, главное, голос, часто звучавший в его снах.
Однажды он взял без разрешения что-то сладкое. Мать легко шлёпнула его по затылку. Ли обиделся, расплакался и убежал. Долго сидел в кустах жимолости, размазывая слёзы. Мать нашла его там, утешила, что-то объясняла. Потом они сидели молча и  смотрели, как в вечернем небе одна за другой загораются маленькие, яркие звёздочки…
  Ли и умом и сердцем понимал, что безмятежный период его жизни заканчивается. Ну, что ж, душа и руки давно ждут настоящих, больших дел. Так тугая тетива арбалета звенит чуть слышно перед тем, как твердая рука стрелка приведёт в действие спусковой механизм. Император станет для него таким стрелком, а он будет стрелой, посланной Сыном Неба туда, где его сила и молодость нужнее всего.
Юноша сладко потянулся на своём камне, как тигрёнок после долгого отдыха, поднял голову и замер: на противоположном берегу озера, на низко стелющейся ветви дерева сидела девушка, совсем юная, лет 13 – 14. Она сидела к нему в профиль и не видела его.
Тонкие девичьи пальчики легко касались лепестков цветка. Богато расшитый шёлк свободно ниспадающей одежды скрывал хрупкую, гибкую фигурку. Блестящие черные волосы охватывал большой черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами во лбу.
Ли, не отрываясь, смотрел на тонкие черты лица девушки-ребёнка. Он и раньше видел здесь  гуляющих девушек и женщин, и с интересом рассматривал этих представительниц другого мира. Лёгкий ветерок доносил до него еле уловимый аромат цветочной воды и благовоний, которыми пропитывали свою одежду женщины из знатных семей.
Неожиданно девушка повернула голову и увидела Ли. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.
Девушка растерялась. Вскочить на ноги и убежать ей не позволила гордость, а оставаться наедине с незнакомым юношей не разрешали традиции и правила хорошего тона.
Она отвернулась, и во всей её юной фигурке чувствовалось напряжение и скованность.
Сердце Ли бешено колотилось. Ничего подобного он никогда не испытывал.
Шестым каким-то чувством он понял волнение девушки и её растерянность. Беспокойное ощущение собственной неуверенности сменилось внезапно охватившей его нежностью и желанием утешить испуганного ребёнка.
Лучшим выходом из сложившейся ситуации – было уйти ему самому. Ли помедлил немного, поднялся на ноги, посмотрел на девушку – она сидела, не меняя позы, как маленькая терракотовая статуэтка, вежливо поклонился и, не оглядываясь, пошёл по дорожке.
Юноша не помнил, как вышел из сада, и лишь, заметив удивлённый взгляд офицера охраны, взял себя в руки.
Весь остаток дня он пребывал в том восторженно- тревожном расположении духа, которое хорошо знакомо Читателю по годам его собственной юности. И лишь вечером два события отвлекли юношу от размышлений о романтической встрече.
Неподалёку от собственного дома, проходя  мимо высокой каменной стены, Ли был ослеплён фонтанчиком мелких осколков, выбитых стрелой, пущенной из арбалета.
Понимая, что за первой стрелой может последовать вторая, юноша в два прыжка переметнулся на другую сторону узкой улочки под прикрытие нависающей над ней черепицы. Крадучись, выбрался в безопасное место и оглянулся. Стрелять могли только со стороны городских садов. Там, в густой тени деревьев легко было спрятаться стрелку.
Придя домой и очутившись в своей комнате, Ли обнаружил в ней следы чьего-то посещения.  Рукописи, оставленные утром возле окна, лежали в несколько ином порядке, чего Ли, может быть и не заметил, если бы не открытая крышка ларя, стоявшего в углу – в нём, видимо, кто-то рылся, и не успел закрыть, вынужденный обстоятельствами быстро покинуть комнату.
«Лихо, господин Ни-цзы».   -   Подумал Ли; однако, поразмыслив, решил, что министр при всём своём уме и мстительном характере, слишком труслив для того, чтобы пойти на убийство сына Главного Советника императора. Да, и за что? Подумаешь, отлупили троих парней, и то – не он сам, а его друг. Скорее всего, его просто с кем-то перепутали. А, в комнате шарил какой-нибудь любопытствующий и вороватый  слуга. Надо будет поймать и отодрать, как следует.
Удовлетворившись такими объяснениями, Ли выкинул из головы все произошедшее, и вернулся к сладостным мыслям о юной незнакомке.





ЮНЫЙ   ПРОХОДИМЕЦ

         
Скопление нарядно украшенных лодок на берегу реки обладало притягательной силой для большинства мужского населения столицы империи Хань. Эти импровизированные домики на воде были населены особами прекрасного пола и служили не только вертепом разврата по европейским понятиям, но и местом отдыха, деловых и дружеских встреч, местом, где читались стихи, обсуждались серьёзные философские проблемы.
Среди жриц любви были женщины прекрасно образованные, владеющие многими видами изящных искусств. История Китая знает немало женских имён, сделавших честь философии – этому исконно мужскому в нашем представлении занятию.
В то время, как Ли на своём ложе предавался романтическим грёзам о таинственной незнакомке, его друг сидел на низкой скамье в верхней каюте одной из ладей. Компанию ему составляли двое мужчин среднего возраста, матушка- хозяйка заведения и три миловидные девушки в длинных юбках и кофтах с широкими рукавами. Неверный свет масляной лампы освещал простую обстановку, стол с вином и угощениями, тканую, узорчатую занавеску на большом прямоугольном окне.
-  Обитель та расположена в укромном месте, не всякий путник дойдёт.  -  Рассказывал один из мужчин с живыми, тёмными глазами на лице, слегка тронутом оспой.  -  И живёт там муж благородный, делами своими прославленный. Я встречался с ним по весне и получил удовольствие несравненное от общения и мыслей им высказанных.
-  Вам повезло, господин хороший.  -  Заметила матушка-хозяйка.  -  Мы здесь в трудах и заботах повседневных и думать забыли о помыслах и делах высоких.
                -   Да, уважаемый, расскажите нам поподробней, это так любопытно.  -  Попросила одна из девушек.
Фэй, к делам монашеским относившийся с уважением, но без интереса, рассеянно слушал светскую болтовню  собутыльников. Отсутствие определённой суммы денег беспокоило его значительно больше проблем духовных. Получить упомянутую сумму он питал надежду у сидевшего напротив и до сей поры молчавшего мужчины.
                -   Так в чём состоит ваше беспокойство, и чем я обязан желанию переговорить со мной?  -  Спросил Фэй молчуна, окончательно отключившись от общей темы разговора.
Мужчина встрепенулся, как человек, которого внезапно разбудили и, окинув взглядом каюту, предложил:
                -    Может, быть нам стоит переговорить  наедине?
Фэй кивнул головой и, обратившись к остальным, извинился?
                -   Я что-то неважно себя чувствую, от жары, наверное… Выйду на террасу, подышу воздухом.
                -   Может быть, вас в постель уложить или воды принести?  -  Всполошилась матушка-хозяйка.
                -   Нет, нет – благодарю вас. Вот, господин Фань составит мне компанию. Он, кажется, тоже не прочь взглянуть на реку.
Низенькие перильца ограждали корму с трёх сторон. Звёздная ночь сверкала мириадами огней, слабо отражавшимися в тёмной воде реки. С соседних ладей доносились песни и звуки цинь.
                -   Так что там у вас – выкладывайте.  -  Без обиняков поинтересовался Фэй.
-  Видите ли, уважаемый господин Фэй-цзя, я, как вам известно, занимаюсь закупкой и перепродажей зерна…
 - Да, и весьма успешно. Ваши посыльные орут об этом на всех базарах города.
                -    …и мне хотелось бы несколько расширить свои возможности.
                -    Чем может помочь такой юнец, как я? Господин Фань расплылся в широкой улыбке: -  Ваш свежий возраст, господин Фэй, никак не может служить помехой для умного человека. Кроме того, вас так любят и уважают при дворе…  Вам ничего не стоит обронить два слова начальнику императорской канцелярии…
-  Какое отношение имеет начальник канцелярии к вашему зерну?
-  К зерну, конечно, не имеет. Но, вот к «титулам за военные заслуги» – самое прямое. А я бы хотел…
                -   Но, титулы продаются за деньги кому угодно! Приобретайте себе хоть высшую степень.
                -   Ах, господин Фэй,  -  Состроил скорбную физиономию его собеседник.  - Вы не представляете, как это непросто. Каждый из чиновников хочет жить и жить неплохо. Поэтому существует определённая очередь и на общедоступные вещи.
« Ясно».  -  Сообразил Фэй.  -  «Он хочет ускорить дело и обойтись меньшей суммой расходов. Ну, бес с ним – я не юйши*, да, и скромен. Пока что…».
                -   Ну, и какая же из одиннадцати степеней знатности вас интересует, господин Фань?
                -   Я бы удовольствовался пятой, господин Фэй.  -  Поклонился юноше

* юйши – инспектирующий чиновник

торговец с выражением монашеского смирения на круглой физиономии. -  Разумно.  -  Одобрил Фэй.  -    Вы получаете предпочтение при занятии
вакантных чиновничьих должностей, и вместе с тем не будете слыть выскочкой в своём кругу. Пожалуй, я сумею помочь вам.
-  О, высокочтимый господин Фэй!  -  Просиял довольный соискатель протекции.  -  Мои дети будут вечно молить за вас Небо!
-  Да, полно вам!  -  Белозубо улыбаясь, ответил юноша.  -  Это -  пустячное дело, а вы благодарите так, будто я вам  з о л о т о г о   д р а к о н а*   вручил. Впрочем, наши небожительницы  уже заждались… - 
  -   Это вовсе не пустяки!  -  Горячо сказал толстый купец.  -  Для нас, простых смертных, такая помощь дорогого стоит. И мне бы хотелось в свою очередь – видит Небо! – Не в обиду вам…  -  Здесь господин Фань наклонился к самому уху Фэя и перешёл на шёпот.
Фэй, выслушав торопливое бормотание Фаня, взглянул на него с изумлением: сумма, названная торговцем, превышала все возможные притязания юноши. «Интересно, сколько бы взял начальник канцелярии?».  -  Промелькнуло у него в голове.
                -   Я, однако, ещё ничего не сделал.  -  Скрывая своё полное удовлетворение, ответил Фэй.
                -   Это не имеет значения. Вы потеряли своё драгоценное время, беседуя со мной, и даже, если ничего не получится, вы можете оставить себе эту скромную
сумму, как знак моего глубокого уважения.
                -   Юноша не нашёлся с ответом, и собеседники, учтиво пропуская друг друга вперёд, спустились вниз в каюту, где были встречены укоризненными взглядами нарумяненных и напудренных красавиц. Господин Фань, как человек хорошо поработавший, сразу же принялся за еду. Как и его император, торговец старался для будущего. Выращенный и взлелеянный с юности покровитель мог принести ему огромные дивиденды.

Под утро, когда довольный и сытый, как хорошо нагулявшийся кот, Фэй поднимался от реки в гору, дорогу ему загородили трое плотных парней. Фэй остановился и быстрым взглядом оценил противника: все трое были хорошо вооружены.
                -   Закончите жизнь на костре.  -  Предупредил юноша, обнажая  острый короткий меч.
Бандиты, никак не реагируя на его слова, медленно наступали полукругом. Фэй оглянулся – до ладьи  далеко, да, и отступать было не в его правилах. Понимая, что драки не избежать, юноша принял боевую стойку.
Схватка была короткой и жестокой.  Занятия боевыми искусствами у лучших учителей Чаньани возымели свой результат. С рассечённой щекой и


*Золотой Дракон – золотой отличительный знак с изображением дракона. Такой знак мог быть у человека в ранге министра, или лица, приближенного к Императору.
многочисленными ссадинами Фэй, дрожа от напряжения, стоял над поверженными противниками.
Проходивший мимо горожанин замер при виде богато одетого, окровавленного юноши с мечом в руках и глазами, сверкающими, как у Гуан-Юя*.
-  Ну, чего пялишься, как цапля на суп из лягушек!  -  Рявкнул на него Фэй.  -  Иди, зови городскую стражу.               
ОТЪЕЗД               
Наутро, после лёгкого завтрака, Ли уединился в своей комнате и занялся разборкой недавно приобретённых книг. Среди них были и старинные, представлявшие собой связки бамбуковых планок, и совсем новые, написанные тушью на шёлке, навёртанном на деревянный стержень, и помещённые в тубообразные чехлы. Разворачивающиеся справа налево они таили в себе некую магию, загадку, вызывали чувство тревожного ожидания и обещали неведомые доселе знания.
Ли любил книги. Живи он в другое время и в другом месте – быть бы ему учёным, философом. Но, время было то, которое было, и воспитали в нём воина, преданного государству и императору.
          В комнате было прохладно, и Ли зажег газовую горелку. Она давала свет и тепло. Легковоспламеняющийся газ шел самотеком из окрестных болот по бамбуковым трубам. Труба оканчивалась бронзовой горелкой, которую можно было перекрывать специальным затвором.  Очень немногие вельможи в столице могли себе позволить такую роскошь, как газовое отопление и освещение**.
             Бамбуковые занавески слегка шелохнулись, и юноша, не поворачивая головы, произнёс:
-  Войди, Юн.
В дверях появился старый слуга и, слегка заикаясь, простуженным голосом произнёс:                -   Господин Фэй у ворот.
                -    Проси. Опять горло болит? – Ты не делаешь того, что я тебе велел. -  Делаю, мой господин, каждое утро делаю. Да, вот толку мало.
-  Значит, попробуем другое снадобье. Что-нибудь да должно помочь. Ли вменил себе в обязанность следить за здоровьем всех домашних, в том числе и слуг. Купленные им или приготовленные самостоятельно лекарства кто принимал с благодарностью, а кто и, не уверенный в лекарских способностях молодого хозяина,  выбрасывал их потихоньку на задворках усадьбы.
-  Ну, иди…нет, постой. Скажи, кто, ещё кроме тебя,  заходит в мою

*Гуан-юй – воинственное божество
**Подобный способ отопления и освещения жилища стал использоваться в Древнем Китае в конце I тысячелетия до н.э.

комнату?
                -    Никто. За чистотой и порядком я присматриваю сам.
-  Хорошо. Я спрошу иначе: кто  может зайти сюда без твоего ведома?
Старый слуга смутился, чувствуя себя виноватым.
-  Вряд ли кто осмелится, мой господин. Но… что-нибудь случилось?                -    Понятно. Значит, - любой из пятидесяти слуг…Ничего не случилось, Юн. Ты ни в чём не виноват, но отныне проследи, чтобы никто, кроме тебя, не смел ступить сюда и шагу. Зови господина Фэя. Он заждался, наверное.
- К тебе попасть, как к Императору на церемонию.  -  Недовольно сказал Фэй, переступая порог комнаты.  -  Сначала у ворот меня не узнали; кто я, да что я…. Потом ты с Юном беседовал, как влюблённая лягушка весной.
Надо сказать, что дружба в Китае, а, особенно, в прежние времена, всегда предполагала главенство одного из двоих ее участников. Читатель, возможно, уже догадался, что в случае Ли и Фэя это, несомненно, был сын Главного Советника
Императора. Этот факт, впрочем, совершенно не мешал Фэю вести себя по отношению к другу нередко по-мальчишески развязно, и внешне покровительственно.
Физиономия Фэя была перекошена, рассечённая щека распухла, из-за чего один глаз превратился в узкую щёлочку. Общую картину разрушений дополняли тёмные пятна, оставленные мазями из целебных трав и настоев.
Ли несколько мгновений изучал новый облик товарища, а затем одобрительно кивнул головой:
-   Неплохо! Наконец, кто-то взял на себя труд заняться твоим воспитанием. -  Пошёл в болото!  -  Мрачно ответил Фэй.  -  Меня чуть не убили сегодня утром.
Выслушав историю друга, Ли посерьёзнел: - Похоже, за нас взялись по-настоящему.  И в свою очередь поведал Фэю про стрелу из арбалета и обыск в комнате.
  - Надо всё рассказать Императору, пока эта старая, плешивая крыса не извела нас вконец.  -  Подвёл итог услышанному его изрядно потрёпанный товарищ. -  Нет, друг мой.  -  Покачал головой Ли.  -  Ни-цзы здесь ни при чём. Из-за нас он головой рисковать не будет, да ещё так грубо. Наш министр – умница. Если он захочет, мы удалимся в мир теней в своих постелях, сопровождаемые чудесными сновидениями. И никаких следов не останется.
-  Ну, тогда я не знаю. Больше мы никому дорогу не перебегали.
              -   Значит, перебегали. Просто так по городу стрелы не летают. Фэй молча развёл руками, демонстрируя полное непонимание происходящего.
                -   Ну, раз не понимаем, значит, не дано. Придёт время, поймём. -  Как бы поздно не оказалось. -  Посмотрим ещё раз, с самого начала. Там, где ты шлялся всю ночь, ничего подозрительного не происходило? Никто не приставал с просьбами, делами какими-то? Ценное что-нибудь у тебя с собой было?
Фэй  несколько смутился.
  - Помогаю я тут в делах купчишке одному. Беседовали с ним вчера… - И, конечно, не безвозмездно. Смотри, доиграешься. Вспомни Цзя-Ляня* – головы лишился.
-  Цзя-Лянь полстраны разворовал.  -  отмахнулся Фэй.  -  А слабому следует помогать.
-  Ну, это твои дела. А, вот неприятности наши, не от твоего ли купчишки произросли?
                -   Нет. Я его давно знаю. Здесь всё чисто. -    И кони оступаются и люди ошибаются… - Ответил Ли.   В комнату, кланяясь и извиняясь, заглянул старый Юн.
-  От вашего отца прислали. За вами и господином Фэем. Просят срочно быть.
                -   В библиотеку?  -  Поинтересовался Ли, ибо чаще всего он именно там и встречался с отцом.
-  Нет. Отец ждёт вас в беседке Тысячи Облаков. Господин Ян-ши проводит вас.
                -   Пошли.  -  Ли поднялся на ноги.  -  Отец не любит, когда его заставляют ждать.
                -   За дверью уже стоял Ян-ши – как всегда, спокойный и невозмутимый. Дорогой Ли попытался  выяснить у него причину столь срочного вызова к отцу, с которым они виделись два дня назад. Но Ян-ши то ли отмалчивался, то ли, действительно, ничего не знал.

Главный Советник Императора уже ждал их в беседке, сидя на резной деревянной скамье. Ласточки пересвистывались в ветвях и с любопытством смотрели, как седовласый человек в переливающемся шёлковом халате разглаживает на коленях свиток с  нанесёнными на него иероглифами. Рядом с беседкой мелодично журчал маленький искусственный водопад.
С дорожки, ведущей к беседке, послышались шаги. Человек поднял голову и приветливо улыбнулся.
Двое друзей вошли в беседку.
«До чего они похожи…».  -  Подумал Фэй, глядя, как Ли, поклонившись, поздоровался с отцом.
-  И ты здесь, забияка?  -  Шутливо приветствовал Фэя Главный Советник. Всё веселишься? – Пора бы уже и остепениться. Благодарю, Ян-ши…вы можете быть свободны.
Проводив взглядом удаляющегося слугу, советник императора пригласил друзей сесть.
-  Главное в этой истории то, что вы оба остались целы, хотя, возможно, будет и продолжение… Завтра же вы покинете город. Всем будет объявлено, что ваша миссия – помочь юйши в Ляодуне. На деле вы будете жить в монастыре, в двухстах ли от столицы. Ваше пребывание там будет строго секретным, и ни одно слово,


*Цзя-Лян – чиновник, казненный за воровство во времена правления У-ди.
произнесённое мной, не должно проследовать далее ваших ушей.
Советник пристально оглядел сына и его товарища, как бы желая убедиться, что ими достигнута нужная степень серьёзности.
-  Сколько времени вы будете там жить – мне неизвестно. В нужный момент вас известят. Это – приказ императора.  -  Добавил он в ответ на немой вопрос, появившийся в глазах Ли.  -  Перед отъездом вам ни с кем не следует встречаться, разговаривать и, вообще, выходить из дома. Теперь скажите мне, господин драчун,  -  Обратился советник к Фэю,  -  эти люди, ваши сегодняшние противники…встречали ли вы их когда-нибудь раньше? Или, может быть, их появлению предшествовали другие события?
                -   Такие же вопросы задавал мне и ваш сын, господин Советник. Нет, я не знаю этих людей, и никогда не видел их ранее. Я не могу связать это нападение с какими- либо другими фактами в моей жизни…за исключением, разве что, драки с сыновьями господина министра.
-  Не преувеличивайте своей значимости, господин Фэй. Три разбитых носа не повод для убийства воспитанника Императора. На самом же деле  в с ё   г о р а з д о    с е р ь ё з н е е,  чем вы думаете.
Не разъясняя смысла своей загадочной фразы, советник повернулся к сыну:
                -    В монастыре, где вы будете жить, очень хорошее собрание книг. Я знаю нелюбовь господина Фэя к чтению, и поручаю  т е б е  обратить особое внимание на рукописи эпохи Ин Чжэня. Времени у тебя будет достаточно. А вам, друг мой, придётся попоститься.  -  Улыбнулся советник Фэю.  -  Но, зато там много хороших бойцов. Будет, где набраться опыта.
                -  С утра я должен быть в карауле сада Большого Платана…  -  Нерешительно произнёс Ли, втайне надеявшийся ещё раз, перед отъездом, увидеть прекрасную незнакомку.  -  Может быть…
                -    Никаких садов! Вас перевели на другое место службы, господин Ли – в монастырь. Вплоть до получения новых высочайших указаний. Извольте подчиняться!
И, обняв юношей за плечи, советник заключил:
-  Вот так, мои юные друзья. Теперь мы долго не увидимся. Все указания будете получать через Настоятеля монастыря или от Ян-ши. Расставшись с Главным Советником, юноши, несколько ошарашенные услышанным шли по направлению к терему Ли.
                -   Клянусь пятью Императорами* - я ничего не понимаю!  -  Воскликнул Фэй.
-  Могу тебя утешить - я тоже…Ты обратил внимание – отец сказал: «Главное, что вы оба остались целы». А, я ничего не говорил ему о том, что меня хотели подстрелить, как кролика. И, вообще, наш отъезд в монастырь похож на бегство. Нас просто хотят оградить от неприятностей. -   Может быть…Высочайший намекал на какую-то опасность. Я тебе вот что скажу: там, наверху, страсти кипят, как масло на сковородке. И мы,  того не ведая, вляпались в это масло по самые уши. Но, мне не

    *Полумифическая эпоха пяти Императоров, начинающаяся с Желтого Владыки.


очень нравится такая опека – всё-таки нам не по пять лет.
                -   Мне, вообще, всё это не нравится. Я бы предпочёл врага в чистом поле, или жизнь отшельника где-нибудь в Хуаншань* с книгами и …
                -  …и с хорошенькой девушкой.  -  Продолжил Фэй, искоса глядя на товарища.
                Ли покраснел до корней волос.
                -  Откуда ты знаешь?  -  Непроизвольно вырвалось у него.                -   А, у тебя на физиономии всё написано, только слепой не увидит. Ладно, потом расскажешь. Времени будет предостаточно, а вот девушек нам теперь долго не видать.
Друзья расстались, уговорившись встретиться поутру.

На следующую ночь отряд из двадцати всадников миновал городские ворота и исчез в непроглядных потоках дождя.
Ли и Фэй ехали молча. Мысли каждого из них были далеки от размокшей дороги и леса, тёмной стеной встающего по обе её стороны.
Настроение друзей соответствовало погоде. Настоящее отзывалось им чавканьем лошадиных копыт в дорожной грязи, а будущее терялось в ночной темноте.



                ЛИ  -  ЦИН

   
Под утро дождь прекратился, и взошедшее солнце быстро разогнало остатки серых облаков. День обещал быть жарким и спокойным.
Солнечный луч, пробился сквозь густую листву старого платана, осветил оштукатуренную, выкрашенную алой краской стену терема, медленно спустился к окну, проскользнул в небольшую комнату и ярко вспыхнул на шёлковом стёганом одеяле.
Одеяло слегка пошевелилось, замерло на мгновение, потом, отброшенное чьей-то быстрой рукой, слетело на пол.
Обладатель быстрой, изящной ручки – прелестная девочка лет тринадцати-четырнадцати сладко потянулась на своём ложе и села, протирая глаза маленькими кулачками. Высоко поднятые брови придавали её лицу удивлённое выражение.
Солнце осветило уже всю комнату: две расписные ширмы, столик с разложенными на нём гребешками и шпильками, бронзовое зеркальце и шкатулку с украшениями. В разных углах комнаты стояли искусно сделанные из глины и плетёного бамбука игрушки.
Девушка сбросила с себя короткую кофточку ханьчжоуского шёлка и

*Хуаншань – горный хребет


длинную красную рубашку, сменив их на изящный халатик, взяла со столика черепаховый гребень в серебряной оправе и несколько раз провела им вдоль шелковистых, чёрных волос.
                -   Ли-цин, дитя моё, солнышко уже проснулось. Пора и тебе вставать.  -  Раздался из-за двери певучий женский голос.
                -   Входи, няня, Я уже не сплю.  -  Отозвалась девочка, рассматривая своё отражение в зеркальце.
                -   Проснулась, ласточка моя, цветочек лесной да пригожий!  -  В комнату с ласковым воркованием вошла полная женщина лет сорока пяти. В руках у неё был медный таз для умывания.
                -   Сколько я себя помню, нянюшка, утро всегда начинается тобой, где бы я ни была – здесь или у сестёр в провинции. И ещё этим тазиком. Как ты его любишь за собой возить.
-  А, как же иначе, солнышко моё. Иначе нельзя. Дай-ка я тебя причешу, украшу…
-  Ты же знаешь – я терпеть не могу эти причёски, шпильки… шагу ступить нельзя. Ни побегать, ни повеселиться.  -  отдёрнула руку с гребешком Ли-цин. -  Ну, вот, опять капризничаешь. А, свататься приедут, да жениха подыщут! Что ж ты будешь на ворону растрёпанную похожа…
                -   А! И пусть! Не нужен он мне, жених этот!  -  И умывавшаяся  девочка шаловливо плеснула на няню водой из тазика.
                -   Ах, ты, проказница! Ни стыда, ни совести…водой, да, на старую няньку!
                -    Какая же ты старая, нянюшка! Смотри: ни морщинок, ни сединок – и глазки молодые, красивые!
Девочка крепко обняла няню, прижалась к ней, ласкаясь. Потом, понизив голос, шепнула ей на ухо:
                -   Няня, на днях я опять его увидела…. по-моему, он меня заметил. -  Кого «его», деточка?
- Ну, его – господина Ли… И две женщины, прижавшись, принялись тихо шептаться, как бы боясь, что их подслушают.

Тайна эта появилась у Ли-цин года два назад. Её тогда вместе с братьями и сёстрами повезли за город поиграть, побегать и позапускать в воздух разноцветных, замысловатых змеев. В тот день был какой-то праздник; все радовались, шутили и много смеялись.
Ах, как чудесно взлетали  змеи! В синем небе колыхались зелёные обезьяны и красные птицы, золотые с голубым драконы и смешные человечки с длинными волосами-лентами. Когда нитку обрезали, змеи резко взмывали вверх, становились всё меньше и меньше, а потом совсем  исчезали из виду.
Посмотреть на интересную забаву остановились и проезжающие мимо люди. Кажется, это тоже была семья в сопровождении нескольких десятков слуг.
Отец Ли-цин и важный господин в центре этой группы обменялись церемонными поклонами.
Чуть позади коляски с важным господином, верхом на ухоженных лошадях гарцевали несколько юношей. Один из них, лет шестнадцати на вид, сразу же привлёк внимание Ли-цин. Среди прочих он выделялся осанкой и очень серьёзным выражением лица. Шитая золотом и украшенная драгоценными камнями красная шапочка плотно обхватывала собранные в пучок волосы. Тёмные брови красиво взлетали к вискам и оттеняли загорелый лоб, наполовину скрытый повязкой с изображением двух резвящихся драконов. Тёмно-красная куртка плотно облегала ладную, крепкую фигуру. Ноги обуты были в чёрные атласные сапожки на белой подошве. Талию обхватывал драгоценный, яшмовый пояс.
Девочка смотрела на него во все глаза, но юноша, не обращая ни на кого внимания, разглядывал пляшущие в небе фигуры. Потом повернулся к товарищу, что-то сказал, и оба весело засмеялись. Улыбка сразу же осветила лицо незнакомца и сделала его необыкновенно красивым. Затем вся процессия двинулась дальше.
Ли-цин, не отрываясь, смотрела ей вслед.
                -   Э-э-й,  -  Потянула её за рукав старшая сестра.  -  Загляделась. Пошли-ка, побегаем.
                -  Кто это?  -  Спросила Ли-цин,  не очнувшаяся ещё от своих впечатлений.
                -   Главный Советник Императора.  -  С уважением ответила сестра.  -  Говорят он один из умнейших людей в государстве.
                -   Так это его сын…  -  Вслух догадалась Ли-цин.
-   Кто  сын?  -  Не поняв, удивилась сестра.
-  Никто.… Побежали играть! Второй раз Ли-цин увидела красивого незнакомца в Саду Большого Платана. Она сбежала тогда от своих многочисленных подруг и нянек и спряталась у старой каменной стены, в густом кустарнике, не отвечая на призывные крики разыскивающих её девочек. Внезапно, из-за стены послышались голоса и смех. Движимая любопытством, Ли-цин ловко взобралась на толстую ветку растущего рядом дерева, и, затаившись, посмотрела вниз.
На песчаной дорожке сада стоял  о н  в компании двух ровесников. Все трое весело обсуждали какого-то Ни-цзы, судя по нелестным характеристикам – негодяя и проходимца. В разговоре юношу несколько раз назвали по имени.
«Господин Ли…»  -   Повторила девочка про себя. Потом она неосторожно пошевелилась, и на головы юношей посыпалась древесная труха и пожелтевшие листья.
                -   Проклятые кошки…  -  Недовольно произнёс Фэй, отряхивая голову.
-  Это не кошки.  -  Ответил Ли, успевший заметить исчезающую за стеной фигуру.  -  Похоже, нас подслушивали.
                -   Но, девочка уже не слышала его слов. Сдерживая смех, она стремглав бежала  к  подружкам, обеспокоенным её долгим отсутствием. И вот, наконец, неожиданная вчерашняя встреча в том же саду.   Она думала о  н ё м, и ничего вокруг не замечала. Потом подняла голову, и они встретились  взглядами.
 Несколько таких мгновений нередко переворачивают  человеческую жизнь. Незримая нить судьбы связует два сердца воедино и до самой смерти. Разорвать эту нить невозможно даже, если  встреча больше не повторится.
-  Он – сын Главного Советника Императора.  -  Вздохнула Ли-цин.  -   И, конечно же, обручён.
-  Это очень высоко, деточка…. В ворота знатной семьи пройти не легче, чем переплыть море. Кроме того,  всё решают родители.
                -   Да, няня. Но, как же быть, если я не смогу жить без него?
-  Бедный мой цветочек… ты не должна так думать. Нам следует исполнять волю Неба и старших.
                -    Да, я читала «Четверокнижие»*…и всё же, я не хочу так!                -   Тебе следовало родиться мальчиком, Ли-цин. «Хочу, не хочу»
-  Отец тоже так считает и… -  …и портит тебя своим воспитанием. -   И – пусть! Мне так нравится.
                Здесь следует приоткрыть Читателю тайну нашей героини.
В семье господина Бао-юй – отца Ли-цин, очень ждали мальчика. Увы, надежды не оправдались. Супруга главы семейства одну за другой рожала девочек. Две приведённые в дом наложницы оказались бесплодны. Господин Бао-юй исправно приносил жертвы идолу семейного очага Цзао-вану, возжигал перед ним курительные палочки, ставил миски с варёным рисом, печеньем  н я н ь г а о, и, стараясь привлечь внимание, звенел  серебряными колокольчиками.
После рождения седьмой девицы господин Бао-юй имел с идолом серьёзный разговор.
-  Итак,  -  начал господин Бао-юй, сурово глядя на Цзао-вана,  -    когда-нибудь, в чём -то я отказывал тебе? Разве не предлагал  печенье из рисовой муки? Бататы на кунжутном масле? Сколько  огня я возжег ради тебя? А твоя священная лошадь? -  Она всегда была напоена и накормлена! На миску с сеном для неё я всегда клал красную уздечку из  лучшей ткани! Знаешь, сколько берут на базарах за такую ткань? И за всё это ты не мог один раз замолвить словечко перед Юй-хуаном?**  Знаешь, кто ты после этого?
Далее господин Бао-юй в сердцах перешёл на более крепкие выражения, которые мы не рискуем здесь приводить.
Деревянный истукан никак не выказал своего отношения к услышанному, но на следующий день супруга господина Бао-юй серьёзно и без видимой причины занемогла. Она металась в сильном жару и тихо стонала.
Господин Бао-юй испугался. Он бросился к знахарю, от того – на базар; лично, не доверяя слугам, накупил лучших угощений и покаянно сложил дары к ногам Цзао-вана.

*четверокнижие – сборник основных текстов конфуцианской идеологии
**Юй-хуан – высшее божество.



Госпожа Бао-юй, хвала Небу, поправилась, а её супруг смирился и навсегда зарекся высказывать богам свои претензии.
Сказать, что молитвы господина Бао-юй совсем не были услышаны, - нельзя. Ли-цин, а скандал с идолом произошёл именно из за неё, вопреки своей хрупкой и привлекательной внешности, росла  сорвиголовой. Её отец  из мстительных соображений, а отчасти из тоски по сыну  воспитывал  девочку как мальчика.
В традиционных китайских семьях девочки нередко воспитывались отдельно даже от родных братьев. Родители Ли-цин подобных строгостей не придерживались, и все сёстры свободно общались и дружили со своими двоюродными братьями.
В результате такого воспитания Ли-цин к тринадцати годам свободно владела мастерством наездника, стреляла из лука, арбалета и даже понимала кое-что в искусстве поединка без оружия. Частенько надевая костюм юноши, она чувствовала себя в нём превосходно.
Характер у девочки был своенравный и совершенно независимый. Она отличалась свободолюбием, с трудом выносила нравоучения, и дерзила взрослым.  Тем не менее, все любили ее за отзывчивость, веселый нрав и готовность в любую минуту придти на помощь. Эту помощь она  щедро дарила не только людям, но и животным. Голодная собака или заблудившийся котенок всегда могли рассчитывать на ее доброе сердце.
           Как-то раз ее отец, господин Бао-юй, решил заказать еще одного глиняного идола для своей домашней кумирни. Обратившись в известную в городе мастерскую, господин Бао-юй как и было уговорено, через неделю явился за своим заказом. В коляске вместе с ним приехала и его семилетняя дочь.
          В мастерской остро пахло мокрой глиной и лаком. Повсюду стояли только что начатые и почти полностью законченные глиняные и деревянные изваяния божков.
          К неудовольствию господина Бао-юя идол еще не был готов, и маленькая Ли-цин стала свидетельницей завершения работы. Идола местного божка уже раскрасили, и он грозно смотрел на окружающих своими круглыми вытаращенными глазами.
                -   Он хочет нас напугать? – Спросила Ли-цин отца.
                -   Нет. Он просто очень серьезный,  и у него много дел.
                -   Каких дел?
                -    Все просят его о чем-то, рассказывают о своих заботах.
                -   Мы ему надоели? – Продолжала настойчиво пытать девочка.
                -   Ну-у… - Запнулся с ответом господин Бао-юй. – Все мы время от времени надоедаем друг другу, и нам необходим отдых.
                -    А он когда отдыхает?
                -   Наверное, по ночам. Но, отстань, Ли-цин! Дай мне поговорить с мастерами.
Девочка обошла глиняное изваяние кругом, и обнаружила в его спине небольшую круглую дыру.
                -   А этого для чего?
                -   Для того, чтобы жить нам всем необходимы сердце, легкие, желудок и душа. Всё это мастера поместят в идола через отверстие в спине. Если ты сейчас не замолчишь, я отправлю тебя домой!
Девочка обиженно замолчала.
Через несколько недель, в специально выбранный, счастливый по календарю день, идола привезли в дом господина Бао-юя. Глиняного истукана торжественно водрузили на место. Зажгли свечи и курительные палочки. Читали молитвы. Несколько раз мастер обошел идола, потом достал из своей сумки, и вставил ему зрачки. Сделанные из серебра внутренние органы вложил через отверстие в спине. Еще немного покопался в сумке, и извлек из нее маленькую лесную птичку. Она испуганно смотрела по сторонам, и тихонько цвиркала.
    Мастер быстро просунул руку с пичугой в дыру на спине идола, и вынул ее уже пустую. Комком глины, который он держал в другой руке, быстро замазал отверстие. Идол обрел зрачки и живую душу. Теперь ему можно было поклоняться.
     Ли-цин была потрясена. Мысль о живом существе, оставшемся в глиняной темноте идола, не давала ей покоя.
                -   Папа, эта птичка умрет? – Спросила она перед сном своего родителя.
                -   Нет. Она стала душой идола, и будет жить в нем вечно.
                -   А кто будет ее кормить?
                -   Ну-у… еда ей больше не нужна. – Замялся господин Бао-юй. – Теперь она будет клевать небесную пищу.
                -    А что такое небесная пища?
                -   Это что-то такое очень вкусное, но невидимое. Немедленно спать, Ли-цин!
Ночью Ли-цин долго не могла заснуть. Маленькая, одинокая птица, оставленная в черной темноте истукана не давала ей покоя.
«Она же хочет есть, но ее никто и никогда не покормит. Поэтому она умрет» - Билась в темноволосой головке девочки лишь одна тревожная мысль.
    В конце концов, она не выдержала. Тихонько встала, на цыпочках проследовала мимо безмятежно спавшей кормилицы, и вышла во двор усадьбы. Уже светало, и птицы попискивали в ветвях большого платана. Идол стоял под навесом, все так же глядя круглыми осоловелыми глазами.
  Ли-цин, стараясь не смотреть в лицо глиняного божка, подошла и приложила ушко к его брюху. Внутри стояла мертвая тишина.
             Тогда девочка огляделась, и увидела прислоненную к стене усадьбы деревянную палку.
               Взяв ее в руки, Ли-цин подошла к истукану, аккуратно примерилась, и с размаху ударила его по глиняной голове.
            Голова треснула и развалилась. Из развороченной шеи божка выпорхнула освобожденная птаха.
Ли-цин радостно проводила ее глазами.
                -   Лети, моя красивая! – Проводила она ее глазами.
На шум из дома выскочил господин Бао-юй, и остолбеневший смотрел на искалеченного идола, и свою дочь, стоящую возле него с большой палкой в руках.
         Наказать Ли-цин он даже не пытался. Просто сказал дочери, что так поступать нельзя, и идол может на нее обидеться.

Сразу же после завтрака господин Бао-юй заглянул на женскую половину дома. Сестры, усевшись в кружок, обсуждали возможное скорое замужество одной из них. Замуж собирались выдать уже третью из сестер, и это событие чрезвычайно занимало всех домочадцев.
                -   Та-та-та-та… Болтливые трещотки! Учились бы лучше шитью и хозяйству. – Бао-юй был в хорошем расположении духа и улыбался.
                -   Но, папенька, мы целыми днями этим занимаемся. – Возразила Ли-цин, радостно вскочившая на ноги при виде отца.
                -    Уж ты-то занимаешься, негодница! Тебе бы все на лошади сидеть, да небеса стрелами пугать.
                -    Да уж! - Поддержала отца старшая из сестер, активно входящая в образ  будущей матери и хозяйки. – Сорванец, а не девчонка! Кто вчера конюху колючку подложил? Целый день, бедняга, за задницу хватался.
                -   А нечего моего Тао обижать! Я ему не только колючку подсуну, но и на кол посажу! – Пообещала Ли-цин. – И тебя заодно за ябедничество.
          Тао был любимым жеребцом Ли-цин, и она могла не расставаться с ним целыми сутками.
                -   Все! прекратите ссориться. – Миролюбиво прервал девичью перебранку Бао-юй. – Немедленно одевайтесь. Сейчас мы все поедем к реке, как и собирались на прошлых праздниках, да дождь помешал. Ваши братья поедут вместе с нами.
Ответом ему был радостный девичий визг. 
Отец вышел, и Ли-цин, воспользовавшись всеобщей суматхой, больно ущипнула старшую сестру за мягкое место. В ответ она получила веером по голове.
            
        До реки добирались долго. По пути прихватили трех двоюродных братьев Ли-цин, живших неподалеку. К одному  из них, Бань-эру,  девочка была особенно привязана. Серьезный, на два года старше своей двоюродной сестры, юноша отличался внимательностью и вежливыми манерами. Бань-эр был обручен с детства, но невесту свою никогда не видел.
                -   Как же так? – Приставала к нему Ли-цин. – А, если вы не понравитесь друг другу?
                - Понравимся. – Отвечал юноша. – Обязательно понравимся и жить хорошо будем.
                -  Но, как так – вы еще и ходить-то не умели, а родители все за вас решили.
                -   Это не родители. Это Небо так решило через родителей. А Небо не ошибается. И, вообще, отстань, Ли-цин. Тебе еще рано о таких вещах думать.
Ли-цин  состроила ему рожицу, но сама украдкой вздохнула: решило бы Небо и ее судьбу с господином Ли связать… Да, видно, оно не всегда вмешивается в дела людские. Девочка хорошо помнила трагическую историю своего дальнего родственника: юноша, отказался связать жизнь с уготованной ему родителями девушкой, и, разбежавшись, бросился вниз с высокой скалы. Страшная смерть…
    Девочка зябко передернула плечиками. Нет, лучше об этом не думать. И она принялась смотреть на воду.
    В тихой, мелкой заводи, у которой расположилась их семья, плавали утки. Яркие селезни и их скромные серые подруги держались группами и по парам. «Они тоже парами…» – Вздохнула Ли-цин. – «Говорят, если умрет одна, то обязательно умрет и другая».
    Время от времени одна из уток разражалась громким гоготом: хэ-хэ-хэ! Это бесконечно смешило детей.
                -  Я не могу… не могу больше смеяться! – Еле выговорила сквозь слезы одна из сестер Ли-цин. – Почему они так хохочут?
                -  Я думаю, они собираются вместе и рассказывают друг другу разные истории. – Высказал предположение Бань-эр. - В том числе и веселые. А самые смешливые из них, вроде тебя, не выдерживают.
                -  А, вы посмотрите, как они переворачиваются вверх хвостиками! – Закричала Ли-цин. - Это же умора!
Утки, действительно, время от времени старались достать что-то невидимое под поверхностью воды, и видны были только их торчащие кверху гузки. Это вызвало у молодежи новый неудержимый приступ смеха.
           Господин Бао-юй, игравший с супругой в шахматы, поднял голову.
                -   Может быть, им вредно столько смеяться? – Поинтересовался он мнением супруги.
                -   Пусть веселятся.  Горя на свете хватает. Повзрослеют, будет не до смеха.
                -   И то верно. – Согласился господин Бао-юй. – Однако, вам шах, дорогая супруга.
                -   Не тут-то было! – С горячностью возразила  госпожа Бао-юй, выводя круглого костяного императора из под удара. – Это мы еще поглядим, кому шах.
 Размышляя над следующим ходом, ее супруг меланхолично заметил: 
                -   Неплохо бы заодно поглядеть, да приискать жениха для Ли-цин.
                -   Неужели?  А я думала, ты собираешься сделать из нее солдата. – Не без язвительности заметила госпожа Бао-юй. – Девочка целыми днями скачет на лошади, стреляет из арбалета и дерется с братьями на мечах. Добром это не окончится. Она будет бить своего мужа, и всех домочадцев.
                -   Ну… постоять за себя надо уметь и женщине. А зря бить она никого не станет. Девочка растет добрая, и с хорошим характером.
                -   Да, это у нее не отнимешь. – Вздохнула госпожа Бао-юй. – Но тебе не кажется, что прогулку пора завершать? Да и туман скоро сядет, как бы не заболеть. Тем более, что вам - мат, дорогой супруг.
Господин Бао-юй, не отвечая, вгляделся в шахматные фигуры. Затем с расстроенным видом смешал их, и принялся складывать в резной ящичек.
                -   У вас, дорогая супруга, таланты полководца. Так что, Ли-цин есть, у кого перенимать наклонности. А я такую хитрость придумал… но вы меня опередили. Дети! Дети! Быстро собираться и домой!
                -   У-у-у-у! – Недовольным хором ответила молодежь.

          Вечером, уже в постели, Ли-цин вспоминала прошедший день и, конечно же, господина Ли. О, Небо! Какие у него красивые глаза! Запомнил ли он ее? Или забыл, как только покинул сад Большого Платана…. Да, и кто она для него? Случайное видение. Они могут вообще больше никогда в жизни не увидеться. Эта мысль так поразила Ли-цин, что она повернулась носом к стене и тихонько заплакала.
         
          
          


ЗОЛОТАЯ   ГУСЕНИЦА

             
Осуществить задуманный Ильханом поход в недра горы Линьшань, так и не удалось. Прошло почти полгода со времени памятного разговора с Юанем, а друзья ни на шаг не приблизились к заветной цели. Всё это время они большей частью занимались поисками хлеба насущного, приработками в окрестных деревнях; перебивались с лепёшек на воду.
                Несмотря на сложности бродяжничества Юань ни на один день не переставал заниматься обучением Ильхана. Он учил его не только тонкостям бойцовского мастерства, но и искусству  чтения и письма.
                Писали, на чем придется - на песке или на земле.
                Юань рассказывал об истории страны, о ее мудрецах и их учениях. Звучали древние предания и легенды, стихи и сказки.
                -   Для чего ты учишь меня всему этому? – Спрашивал товарища Ильхан. – Я – бродяга, и таким, наверное, и умру.
                -   В каком чине ты умрешь, известно лишь Небу. – Ответил Юань. – А знания в жизни всегда пригодятся.
                Знакомил он спутника и с обычаями и верованиями своего народа.
                Однажды, неподалеку от большого селения Ильхан увидел странную картину: у небольшого кургана стоял деревянный стол, на котором лежали какие-то сосуды, куски материи с изображением птиц и животных, пара мелких монет. Посреди стола лежала лакированная доска с какой-то надписью.
                Ильхан, уже умудренный в искусстве понимания иероглифов, подошел и прочитал: «Смилуйся над нами, стадом живых!».
                -  Что это такое? – Спросил он Юаня. – Похоже на жертвенное место.
                -   Так и есть. Это хусянье*. -  Ответил тот. – В этом месте люди упрашивают лису не вредить бедному народу, и приносят ей свои дары…
                -   Чем маленькая лиса может повредить целой деревне?
-  Видишь ли, в этом мире очень много духов. Они живут в горах и в лесах, в реке и в придорожных камнях. У каждого зверя тоже есть своя душа, и свои

*хусянье – фея-лиса.

возможности влиять на человека. Со зверем можно дружить, как я дружил с тигром, и он будет тебе помогать. Есть звери-призраки, которые могут повредить людям, например, притворившись человеком. Среди них лисы – самые опасные. Обычно они прикидываются прекрасными женщинами, и пленяют человека так, что он теряет разум, и перестает видеть мир таким, какой он есть. Такой человек будет бездумно исполнять все приказания лисы, а она использует его в своих интересах. Вытянет из него все жизненные соки, да и бросит умирать. Но так они поступают с коварными и вероломными людьми, действуя против них еще более коварно и подло. С хорошими же, светлыми душой людьми лиса может быть доброй, и подарить им такое неслыханное счастье, о котором они и мечтать не могли. Говорят, что Император Юю, живший тысячу лет назад, был женат на такой лисе. Но, горе человеку, который предаст такую лису. С леденящим душу смехом она ввергнет его в пучину страданий.
                Бывает так, что и человек притворяется лисом, если ему это выгодно. У нас, в Поднебесной о лисах рассказывают много увлекательных и страшных историй. Есть и смешные. Вот, например, в одном округе было так, что из десяти человек семь были разбойниками. Ну, что тут делать правителю округа? Арестовывать их он не решался, себе дороже. И, наоборот, старался во всем их поддерживать и помогать, как у нас говорят, «левым плечом». И, если доводилось честному человеку на суде тягаться с разбойником, то правитель поддерживал разбойника.
                Ну, как только люди распознали, что к чему, каждый пришедший жалобщик говорил, что он из разбойной семьи. А тот, кого он обвинял, доказывал, что это неправда, и что настоящий разбойник – он сам. Вот и представь себе, во что превратилось судопроизводство в этом округе: судья только и занимался выяснением вопроса, кто настоящий разбойник, а кто – нет.
                И тут, как назло, дочь правителя попала под чары лисьих наваждений. Стала болеть и таять на глазах.
                Правитель испугался и призвал знахаря. Тот явился, поколдовал, написал заклинания на дощечках – лис и попался в западню.
                Схватил его знахарь, сунул в кувшин, и уж совсем собрался на огонь поставить, как лис крикнул из горлышка:
                -   Я из разбойной семьи!
                Все, кто это слышал, засмеялись. Даже правитель не сдержал улыбки.
               
 
                Стояла поздняя осень. Голые ветки деревьев навевали на бродяг уныние. Они ночевали, где придётся. Надвигающаяся зима угрожала новыми бедами.
                -   Замёрзнем  когда-нибудь…  -  Заметил Ильхан, вылезая наружу из наспех сооружённого шалаша. Зелёные лапы хвои, которыми они обложили своё хрупкое жилище, плохо хранили тепло.
                -  Да,  -  подтвердил Юань.  -  Если в ближайшие дни  не найдём пристанища, будет худо.
  Незавидное положение друзей осложнилось и последним указом Императора, повелевшего согнать на государственные работы всех бродяг, должников и мошенников. Восстановление Великой Стены требовало жертв. Дважды солдаты пытались задержать их на  дороге, но – безуспешно, и с большим уроном для себя.    Несмотря на трудности, Ильхану и в голову не приходило продать алмаз. Драгоценный камень должен был сыграть свою важную  роль в завоевании горы Линьшань.
    Дня через два после  того, как им отказали в приюте в нескольких деревнях, промерзшие и озябшие бродяги вошли в довольно большое селение, в котором вид каждого из его ухоженных домов говорил о достатке и  состоятельности хозяев.
       -   А вон тот дом принадлежит шэньши - деревенскому богачу – Заметил Юань.
       - Сюда, не пустят. – Мрачно ответил Ильхан. – У богачей нет ни сердца, ни жалости.
                -   Зато они любят, когда на них работают. – Отозвался Юань. – Попробуем, что зря говорить. Кстати, здесь шелкопрядами занимаются. Потому и живут богато.
                -   Откуда знаешь?
                -   Приметы есть. Видишь те маленькие домики? – Это не сараи. В них живет госпожа Цань - Золотая Гусеница.
          И друзья пошли в сторону большой усадьбы, показавшейся им более гостеприимной, чем другие.
          Между тем, в одном из домов усадьбы, к которому они как раз и направлялись, происходили события, знай о которых, друзья, возможно, и не стали бы выбирать это место в качестве возможного пристанища.
          Посредине богато обставленной комнаты с шелковыми занавесями, вазами и бронзовыми курильницами, на циновках, напротив друг друга, сидели хозяин усадьбы господин Цзы-вэнь и его супруга госпожа Цао – тридцатилетняя женщина с довольно приятной внешностью. В руках она держала длинную бамбуковую палку.
          Господин Цзы-вэнь, маленький, круглый человечек лет сорока смотрел на жену с ангельским выражением лица.
                -    Ты что-то говорила, матушка, а я задумался и не расслыш….
                -     Ты все прекрасно слышал! – Взорвалась госпожа Цао. – Я спрашиваю тебя, откуда у служанки Дин-сян новое голубое платье?
                -   Ах, матушка моя, воистину ты – небожительница под лотосовым листом… Я и сам удивился. Смотрю и спрашиваю себя: откуда у служанки Дин-сян новое платье? Ведь ее муж третий месяц, как…         
        Госпожа Цао резко хлопнула мужа по голове бамбуковой тростью, и тот обиженно умолк.
                -   Не лги! Я сегодня была в лавке господина Шо, и он мне сказал! Что он мне сказал?
                -    Но, радость моя,  откуда мне знать, что сказал тебе господин Шо?
                -   Господин Шо сказал мне, что два дня назад ты покупал у него голубое платье! И спросил, как оно мне подошло.
          Господин Цзы-вэнь почувствовал себя явно не в своей тарелке, и с тоской посмотрел в окно.
           Его супруга разразилась слезами.
                -  Почему?! Ну, почему у всех женщин нормальные мужья, а мне достался этот лысый кобель? Почему ты не можешь пропустить ни одну шлюху? Мы и так содержим  трех наложниц! Почему наша птичница все время ходит беременная? Ее муж давно умер! Почему шестеро детей нашей молочницы как две капли воды похожи на тебя? Почему…
                -    Но, матушка, у нашей молочницы только пятеро ребятишек… -  Робко заметил господин Цзы-вэнь.
                -    Какая разница! Лучше бы их совсем не было!
          В комнате повисло тягостное молчание, стоившее господину Цзы-вэню нескольких мучительных гримас.
              Циновка-занавес, закрывающая вход в комнату зашевелилась, и в комнату заглянула одна из многочисленных служанок.
             - Извините меня, господин. Вас желают видеть двое странников, на вид  люди приличные и вежливые. Просят работы.
             Хозяин усадьбы явно обрадовался. Это был неплохой, хотя и временный выход из положения.
                -   Зови, зови странников достойных! Работы в усадьбе, что муравьев в Поднебесной. – Цзы-вэнь бодро вскочил на ноги, а госпожа Цао вытерла слезы и стала прихорашиваться.
Юаня с Ильханом ввели в комнату для гостей, где их уже ждали хозяева усадьбы.
Полный, лысый человечек встретил их приветливо:
                -   Мы рады видеть вас, господа, э-э-э-….
                -   Добрый господин, мы ищем какую-нибудь работу. Меня зовут Юанем, а моего спутника Ильханом. Он – издалека, но хорошо знает наш язык. А еще лучше – лошадей и их привычки.
                -   О! – Обрадовался хозяин. – Хорошие конюхи – это то, чего не хватает в наших краях. А что можете делать вы, господин Юань?
                -   Все, что понадобится, господин. Поверьте, мы удовольствуемся малым.
                -  Не сомневаюсь, не сомневаюсь! И у нас нет царских чертогов, и доходы у нас небольшие. – Зачастил господин Цзы-вэнь, демонстрируя определенную прижимистость. – Но, поселим вас в отдельном домике, странники почтенные, и заплатим за труды соответственно. Слушаться будете меня и супругу мою, госпожу Цао. Женщина она души и доброты необыкновенной. Во всей Поднебесной не сыщешь хозяйку подобную!  Это боги сделали мне такой подарок, и с той поры я ежедневно благодарю Небо за… - Здесь господин Цзы-вэнь запнулся, подбирая слова, дабы такой неуклюжей лестью восстановить сильно поврежденные супружеские отношения.

                -  Ну, будет кланяться тестю!* -  Прервала мужа госпожа Цао. – Сейчас
 
*имеется ввиду китайская поговорка: «кланяться тестю только из-за жены», т.е. делать что-либо с задней мыслью.



служка отведет вас на кухню, затем устроит на ночлег. А завтра вместе с солнышком пожалуйте ко мне. Я укажу, что вам надлежит делать.
                -   Да, странники досточтимые. – Поддержал супругу господин Цзы-вэнь. – Отдыхайте, устраивайтесь, а утречком - к матушке нашей ненаглядной.
          И он приветливо закивал головой, давая понять, что аудиенция окончена.
          Гости вышли. Господин Цзы-вэнь повернулся к супруге:
        - Ну, вот, матушка, как хорошо все получилось! И лошади при деле будут, и господин Юань, похоже, человек порядочный. Глядишь, там его и старшим по дому сделаем. Лао сян- то наш, второй месяц не встает.
          Надо заметить, чтобы оба друга приглянулись и госпоже Цао. Опрятно одетые, вежливые. Лица открытые и бесхитростные. А иноземец еще и красив, как молодой бог…
          Господин Цзы-вэнь суетливо обежал свою супругу, взял ее за руку и, нежно касаясь губами щеки, застыл так на некоторое время.
          Госпожа Цао медленно оттаивала.
          В окне за ее спиной было хорошо видно, как по двору проходит одна из молодых работниц.
  Господин Цзы-вэнь, продолжая целовать супругу, увлеченно проводил ее глазами. На лице у него появилось вполне определенное выражение.
          Госпожа Цао оглянулась и, увидав работницу, влепила супругу звучную пощечину.


          Вечером, сытые и довольные, не верящие своему счастью друзья лежали на чистых, застеленных стегаными одеялами канах, в крохотном, хорошо протопленном домике. Слабый светильник выхватывал из темноты деревянный столик, два стула и небольшой ларь в углу комнаты.
                -   Ну, вот боги и позаботились о нас. Хозяева, похоже, добрые люди. – Сонно проговорил разомлевший  Юань.
                -   Да-а-а. – Подтвердил Ильхан. – Хозяйка очень даже ничего. Полная, приятная…
Юань приподнялся на локте, и в упор посмотрел на своего друга. От него не укрылся заинтересованный взгляд, которым наградила Ильхана госпожа Цао.
                -   Послушай, ту-кю! Я твои наклонности знаю. Ты хочешь дожить до
весны  в тепле и уюте? Я хочу. Так вот: забудь про хозяйку и ее прелести. И, вообще, будь тише суслика зимой. Честно говоря, я вообще не понимаю, как нас с тобой сюда взяли. Этого не должно было произойти.
                -   Да я – ничего. Я просто так. – Поспешил ретироваться Ильхан. – А что, собственно, мешало нам сюда попасть?
                -  Здесь живет госпожа Цань – шелкопряд. А там, где живут Золотые Гусеницы, иноземцев быть не должно. Так было всегда, и так будет. Поэтому – Заключил Юань, - радуйся тому, что ты здесь, и веди себя осмотрительно, как подобает приличному человеку.



ОТШЕЛЬНИК






Старик Лао жил один в горах с незапамятных времён. Когда-то у него была бурная жизнь, полная приключений, куча друзей и врагов, семья и дети, большое состояние. Потом всё  ушло куда-то, дети разбрелись по свету, жена умерла. Сам он загулял, запил, прибился сначала к бродягам, потом к разбойникам. Был схвачен солдатами и приговорён к каторжным работам. Бежал. Долго скитался в лесах, повстречал старика-ведуна, вознамерился убить его, дабы завладеть добротной хижиной и парой овец, но заболел и метался в жару, лёжа на старой циновке. Старик-ведун вылечил его и оставил у себя жить.
  Вечерами они вели долгие неторопливые беседы. Лао, немало проучившийся в своё время,  отнёсся было к старику с пренебрежением, да осёкся – ведуна, видимо, учил сам Кун-цзы.
Девять лет, проведённых Лао у старика-Учителя, совершенно изменили его. Лао возвысился и отдалился. Старик научил его видеть и чувствовать, слушать и проникаться.
          Как-то раз Лао, шел по перекинутому через горный поток бревну. С высоты он заметил в воде тело молодой женщины, зацепившееся за торчащую из воды корягу. Лао спустился вниз, отцепил тело от коряги и вытащил его на берег. Женщина была молода и богато одета. В волосах ее  блестела дорогая, жемчужная заколка.
          Лао закрыл глаза и ощутил сильное волнение. Что-то непонятное и грозное связывало его с погибшей. В памяти вереницей проплыли странные видения: паланкин, женщина с ребенком, вооруженные всадники и ярко-синий кафтан одного из них.
          Какое-то время Лао сидел возле тела умершей, размышляя. Потом вернулся в хижину за лопатой. Нашел поблизости тихую поляну, где выкопал могилу. В ней и упокоился навсегда прах неизвестной женщины. Лао оставил себе только жемчужную заколку в слабой надежде на то, что когда-нибудь отыщет родственников погибшей.
       Благодаря старику-Учителю мир расцветился в глазах Лао мириадами ярких красок. Небо и Земля открыли ему многие тайны,  травы поведали о своих возможностях, а птицы рассказали о дальних землях и синей, заоблачной выси.
       Когда Учитель покинул этот мир, Лао похоронил его на вершине соседней горы, совершил обряд прощания, и вступил в законное владение хижиной и маленьким хозяйством.
Дни летели в трудах и размышлениях. В отличие от Учителя-философа Лао был человеком практических действий, и это качество  преломилось в нём в виде неожиданно  появившихся целительских способностях. Лао мог просто посмотреть на человека, и увидеть все его хвори и их причины. Таким же непонятным образом он видел и пути их удаления.
    О новом кудеснике заговорили, и люди потянулись к нему со всех сторон. Некоторые проходили сотни ли, и он никого не оставлял без внимания. Нередко просьбы страждущих были невыполнимы.
                -   Ты просишь у меня новую ногу взамен потерянной…  -  в раздумьи говорил Лао калеке-воину, разглядывая его культю. -  Ты просишь новую ногу…а, ты помнишь, как женщина-мать просила тебя не убивать её новорожденного ребёнка? Помнишь?  -  Неожиданно для себя самого спрашивал он зловещим шепотом, пристально глядя на посетителя.  – А, ты что сделал?  Ты бросил его в костёр. И поплатился за это. Я не могу дать тебе новую ногу. Иди и спаси сто, тысячу жизней! И тогда, может быть, Небо помилует тебя и дарует новую жизнь с крепкими, сильными ногами.
Однажды к нему принесли пятилетнюю девочку.  Она была так слаба, что не могла ходить. Лао взял её на руки, внёс в хижину и положил на кан, застланный овечьими шкурами. Сам сел рядом.
  Бескровные губы ребёнка обметала лихорадка, веки слабо дрожали. Лао внимательно всматривался в бледное личико, но, к своему удивлению, не обнаружил в себе никакого отклика. Такое случалось с ним крайне редко. Возможно, ему мешал отец девочки, тенью стоявший за его спиной.
Лао сделал знак рукой, и тень послушно растворилась за дверью. И тут на него накатило. Сначала безумно заныла поясница, потом заломило в висках. Сердце тяжёлым молотом стучало в груди, а руки налились свинцовой тяжестью. Глаза непроизвольно закрылись. Отворилось внутреннее око, и он  увидел небольшое поле, свежую зелень молодых посевов, далёкие розовые облака над голубыми холмами. Лао разом вспомнил почти забытый позорный эпизод своей жизни: молоденькую девушку в поле и свою безумную животную страсть, заставившую его буквально рвать зубами слабое, беззащитное тело. Лао физически ощутил ужас и боль юного существа. По лбу его катился пот, зубы скрежетали, плотно сплетённые пальцы побелели от напряжения. Стрела, выпущенная им много лет назад, вернулась обратно.
  Китайцы издревле очень бережно и тактично относятся к женщине.  Любая грубость по отношению к ней будет «потерей лица» для мужчины. Лао же с юных лет был капризен и необуздан, и в молодости это свойство много раз ставило его на грань гибели.
Лао открыл глаза, и посмотрел на ребенка. Да, конечно, ошибки быть не могло: это детское ушко характерной формы, и нос, чуть более заостренный, чем у его соплеменников. Такие же были и у матери Лао.
Перед отшельником лежала его собственная внучка.
          Лао ощутил, как в глубине его души нарастает страшный, рвущийся наружу вой. Чтобы не закричать, он вцепился зубами в свою руку, и сжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.
  С трудом удерживая дрожь, отшельник отер кровь, отпил немного травяного настоя из глиняной чашки, и закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде, чем он пришёл в себя и вышел наружу, где встретился с полным надежды взглядом отца девочки.
    - Болезнь её не от Неба и не от человека, от природы родилась и с телом оформилась. -  Негромко произнёс Лао и, глядя в спину упавшего ему в ноги мужчины, добавил:  -  Она будет жить, если ты поклянёшься, что выдашь свою дочь замуж  п о  е ё  ж е л а н и ю.               
                -   Но, она уже обручена    с сыном моего соседа…  -  Поднял голову отец девочки.
                -   Это не моё дело. Поступай, как знаешь. Но, она умрет в тот
   же день, как ты нарушишь мой наказ.
       «Всё связано в Поднебесной.»  -  Думал он поздней ночью, сидя у порога своей хижины.  -  «Траву злую не вырвешь вовремя – заплетёт, опутает весь сад.»
    Лёгкий, серебристый туман выползал из ущелья и, подхваченный ночным ветерком, разлетался в клочья, в ничто.
-  Так и жизнь наша.  -  Вслух произнёс Лао и, обратившись к лежащей у его ног большой рыжей собаке, добавил:  -  Пойдём спать, Юс. День завтра непростой.
День и в самом деле оказался из ряда вон выходящим. Его предупредили о визите загодя, и Лао старался не отлучаться далеко от хижины.

       К полудню в ущелье показались всадники. Приблизившись, они спешились и, бросив поводья слугам, направились к хижине. Лао встретил их низким поклоном. Простая одежда гостей не могла скрыть от опытного взгляда отшельника знатности её обладателей.
  Вперёд выступил коренастый мужчина с властным выражением лица. Несколько мгновений он внимательно изучал отшельника, затем негромко спросил:  -  Кто ж это придумал – проводить с таким трудом доставшуюся жизнь в ожидании столь легко достижимой смерти?
     -  Утративший  тело, но сохранивший душу – не потерял ничего.  -      
Ответил Лао, склонившись ещё ниже.
                -   Что есть душа? – Ветерок над скалой…
                -   Землю попирает тело. Душа  созерцает Небо.
                -   Странствия в беспредельном – опасная вещь. Перевозчик должен служить реке, иначе она погубит его. Когда река указывает путь, следует подчиниться, даже, если для этого придется перевернуть лодку и утопить попутчиков.
                -   Перевозчик служит людям, господин…

Собеседник, оставив без внимания последние слова Лао, сунул руку за пазуху, извлек какой-то предмет и бросил его под ноги старику.
                -   Говорят, ты можешь все. Погуби хозяина этой вещи. Получишь большую награду. Одной луны, я думаю, тебе хватит. А это – задаток. Сделаешь дело, получишь в десять раз больше.
На землю полетел небольшой мешок с монетами.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом коренастый ван повернулся и пошел к своим спутникам.
         Лао долго провожал взглядом исчезающих в ущелье всадников, затем, отбросив ногой мешок с монетами, наклонился и поднял брошенный незнакомцем предмет.
         Это было резное нефритовое украшение в виде свернувшегося дракона.
          Лао повертел его в руках, затем сунул за пазуху, и подозвал собаку.
                -    Собирайся, Юс! Нам нельзя больше здесь оставаться.
К вечеру хижина отшельника опустела.


               
МОНАСТЫРЬ

          
Почти двое суток Ли и Фэй провели в седлах. Юноши уже валились на бок, а их лошади готовы были упасть с ног, когда старший отряда разрешил сделать привал.
           Наскоро перекусив, друзья забылись мертвецким сном. Наутро их разбудили,
           Пять дней пути в лесистых горах привели путешественников к уютно расположившемуся на склоне горы монастырю Тайхэгун. Несколько строений, хозяйственных построек, конюшни,  ухоженный сад и огороды – все, как оценил наметанным глазом Фэй, что могло обеспечить жизнь не менее двухсот человек.
          - Так вот, где живут «бежавшие от мира»… - Задумчиво произнес Ли, глядя на согнутые, с мотыгами в руках фигуры монахов.
          -  Куда от него сбежишь? – Все беды человек  с собой носит, и в монастыре от них не избавишься. – Философски заметил Ян-ши, мерно покачивающийся в седле справа от Ли.
  -  Это верно! – Не преминул вмешаться в разговор мрачно настроенный Фэй. – Что до меня, то ваш монастырь забот мне только прибавил. 
         Фэй не успел получить деньги с господина Фаня, равно, как не успел составить ему протекцию. «Ничего» - Утешал он себя. – «Это не пропадет. Да, и деньги здесь, ни к чему».
          В монастыре их заметили.  Молодой послушник оставил свою работу, и поспешил скрыться в дверях здания, из которого через некоторое время вышел седовласый человек с властным выражением лица.
          «Настоятель» - Догадался Ли.
          Всадники спешились. Ян-ши вышел вперед и низко склонился перед Настоятелем.
                -   Господа – воспитанники Высочайшего. – Представил он обоих друзей священнослужителю.
                -   Я ждал вас. Будьте нашими гостями. – Ответил Настоятель, окидывая всех внимательным взглядом. – Сейчас вас накормят. Отдохните с дороги, а днями встретимся в моей скромной келье.
           Ли и Фэй молча поклонились.
        После плотного завтрака в трапезной Фэй заметно повеселел, и друзья отправились осматривать место, в котором им, по всей видимости, предстояло провести немало времени.
Возле небольшого, украшенного узорными пластинами храма они посудачили с монахами, и отведали сочных плодов из монастырского сада. Один из монахов вызвался проводить их и показать местные достопримечательности.
          Несмотря на труднодоступность места строители постарались учесть все требования свободного течения  ц и*, и глаз легко обегал плавные линии храма, гор и монастырских построек.   
        Войдя в храм через одну из трех, ведущих в него дверей, друзья поклонились трем глиняным идолам, главным среди которых был Яшмовый император Юй-хуан. Перед ним стоял жертвенный стол со свечами, деревянным барабаном и колоколами. Прямо над головой Яшмового императора висела доска с надписью «Сила божества охраняет все».
                -   В монастыре 150 монахов. – Рассказывал им приветливый сопровождающий. - Двенадцати из них далеко за сто лет. Из уважения мы называем их  л а о   ш э н ь  с я н ь – «почтенными духами».  Часть монахов ведает лошадьми, другие – огородами и кухней. Почти все – искусные бойцы, и владеют любым оружием. А вот - общее помещение, «Чертог всеобщей гармонии», где мы проводим большую часть дня и ночи.
-   Паломники у вас появляются? – Спросил Фэй, все еще надеющийся на какое-то общение вне монастыря.
                -   Раз в год. – Ответил монах. – Весной в 28 день четвертой луны здесь бывает торжество: мы празднуем день рождения богини Бися-юань-цзунь. Тогда  к нам приходят жители из соседней деревни.
                -   Мне говорили, у вас прекрасное собрание рукописей. Это действительно так? – Поинтересовался Ли.
                -   Одно из лучших в Империи. Часть из них хранится со дня основания монастыря. Другие привезены позднее. Книг так много, что большинство из них  просто не разобраны.
                -   Ну, вот и нашелся рай для тебя. – Повернулся Фэй к своему другу.
–Завтра ты пополнишь собой общество «почтенных духов», и  до тебя просто не достучишься. А я что буду здесь делать? За курами ухаживать?
                -  Господин Фэй, сможет совершенствовать свои знания в военной области. – Заметил монах. -  Один из наших братьев – в прошлом известный военачальник. Есть хорошие мастера рукопашного боя…
                -   Сомневаюсь, что они смогут научить меня чему-нибудь в этой дыре.   – Проворчал Фэй, вместе с Ли бравший уроки у лучших бойцов столицы.
На этой пессимистической ноте он умолк, и принялся разглядывать окрестности.
В одном из дальних уголков сада друзья задержались. У толстого ствола старого дерева стояла изваянная одним из монахов каменная фигура коня, высотой не более четырех  ч и**. Круто изогнутая шея, копыто, нетерпеливо бьющее землю, весь характерный облик стремительного животного были переданы

*ци – жизненная энергия
**1 чи = 24 см.



удивительно правдиво. Монах-скульптор был настоящим мастером своего дела. Уклад монастырской жизни не подавлял, по-видимому, природного дара уединившихся в обители людей, и каждый из них мог, по мере возможности, развивать и совершенствовать свои способности
       Солнечные блики, пробиваясь сквозь густую листву, легко золотили скульптуру, образуя на ее поверхности прихотливый, переливающийся узор.
        Ли, который никогда не был равнодушен к искусству, залюбовался каменным изваянием.
        Осмотр монастыря занял не много времени и, так как солнце стояло еще высоко, Фэй предложил подняться в горы. Монах подозвал совсем юного послушника, который охотно согласился показать им дорогу, и скоро друзья уже поднимались по узкой, крутой тропинке, ведущей к вершине.
        С каждым шагом их взорам открывалась удивительная панорама гор, уходящих за поднимающийся горизонт. Покрытые густыми лесами, они представляли собой дикий, нетронутый человеком массив, населенный разномастным зверьем и непугаными птицами.
          У самой вершины в лицо путникам ударил неожиданно сильный ветер. Придерживая развевающиеся полы халата, друзья огляделись.
          Казалось, вся Поднебесная предстояла их взгляду. В бесконечно чередующихся грядах гор и ущелий, с летящими сквозь них клочьями облаков, таилась скрытая жизнь. На юг горы повышались, и за ними, сверкая ледяными гранями, вставали исполинские заснеженные пики.
К Востоку земля уходила в темно-синюю тень. Там был центр Хань, еесердце - Император, там ждал его отец, и там жила прекрасная незнакомка.
          Ли явственно ощутил дыхание земли, свою нерасторжимую связь с ней, со своей неповторимой родиной. Всей душой сливаясь с  миром этих гор, он готов был сразиться с любым врагом, посягнувшим на его страну.
          Прагматичный Фэй, похоже, испытывал те же чувства.
          Монашек стоял позади них с непроницаемым выражением лица.
          На вершине горы было небольшое святилище, и Фэй заглянул внутрь сквозь небольшое оконце. В полумраке он разглядел темное глиняное изваяние сидящего в молитвенной позе монаха. Талант и мастерство ваятеля вдохнули жизнь в мертвую глину, и черты лица носили явно портретный характер.
                -   Это монах Ша-сэн. – Сказал проводник. – Он умер более сорока лет назад.
                -   Ты хочешь сказать… - Внезапно догадался Ли.
                -   Да. Братья обмазали тело глиной, смешанной с медом диких пчел и другими лекарственными снадобьями. С тех пор он  находится здесь.
Друзья некоторое время постояли около святилища  с закрытыми глазами, посылая Небу свои мысли, просьбы и тайные пожелания.
          В отличие от Ли, год прожившего в одной из горных обителей, Фэй еще никогда не поднимался так высоко в горы.
          -   А скажи мне, милый друг, - Повернулся он к юному послушнику. – Что там за этими горными пиками? Это конец мира, или там есть еще что-то?
                -   Вся Поднебесная намного больше, чем мы можем видеть ее отсюда, добродетельный господин. Но и она имеет границы. На Севере, за ними,  наши враги - хунну. По окраинам – полудикие племена. На Западе – страшные пустыни.  За ними еще горы. За этими горами живут кушанцы – тоже диковатый народ. С Востока – моря бескрайние. Глубину их еще никто не измерил. Одно слово – бездна. С Юга – леса непроходимые, хищным зверьем кишащие. За лесами – горы, подпирающие Небо.
                -    Ну, а дальше? Что там, за Священными Пиками*?
                -   Дальше… Люди разное говорят. Кто-то видел людей с головою собаки, с большими дырками в животе, сквозь которые можно все видеть. Еще я слышал про великанов с одним глазом, про карликов, что на ладони уместить можно. Некоторым, как, например, Чжан-цяню**, удалось побывать еще дальше. Вместе с ветром странствий они принесли нам удивительные сведения о людях в железных одеждах, о лошадях с огненной гривой. 
Фэй слушал с интересом. Величественная картина гор пробудила в нем интерес к географическим познаниям.         
К монастырю вернулись уже в сумерках. Монах отвел друзей в приготовленные для них кельи, и, поклонившись, растворился в темноте.
          Утомленные путешествием и, казалось, бесконечно тянувшимся днем, друзья блаженно вытянулись на своих узких, жестких ложах. Еще некоторое время в сознании Ли возникали далекие, освещенные заходящим солнцем горы и тоненькая девичья фигурка. Затем глубокий сон объял молодого человека.
          Монастырь спал. Горы были тихи, и только в ущелье шептала река, да скрипели камешки под ногами монастырской стражи.
         
               Наутро худшие опасения Фэя оправдались. Солнце стояло уже высоко, когда он проснулся. Ругая себя за леность, он быстро накинул халат, и вышел из кельи.  У стены здания на круглой, деревянной скамеечке сидел  монах-подросток, накануне ходивший с ними в горы. При виде Фэя, он вскочил на ноги.
- А где мой спутник? – Поинтересовался Фэй.
- Господин Ли позавтракал с братьями, и сейчас знакомится с нашей библиотекой.
- Та-а-к… - Протянул Фэй. – Ну, этого следовало ожидать. Значит, я проспал завтрак?
- Господа воспитанники Императора могут посещать трапезную и другие службы монастыря в любое удобное для них время.
- Ну, это уже лучше. Я бы не отказался от хорошей похлебки с мясом. - Ответил Фэй  и внимательно посмотрел на юношу монаха. По тому, как уважительно произнес тот слова «господа воспитанники Императора», Фэй понял, что монастырская жизнь не успела убить в нем интереса к жизни светской.   
- Как тебя зовут?
-
- *Гряда горных вершин, на которых по преданию проживали небожители.
- **Чжан-цянь – знаменитый китайский путешественник
-
-
-
- Лун-эр, господин.
- «Дракончик» – Улыбнулся Фэй. – Это твое молочное имя*?
                Да. А, монахи прозвали меня - Цзолинь – «благодатный дождь».
- Откуда ты родом?
- Я и сам этого не знаю - мои родители рано умерли. Ходил с нищими по дорогам, показывал фокусы. Потом попал к странствующим монахам. Они и привели меня сюда.
В глаза молодого монаха светились ум и доброжелательность.
- А что ты делаешь возле моей кельи?
- Господин Настоятель велел мне прислуживать вам.
- Похоже, он нашел подходящего человека. – Одобрил Фэй. – А скажи мне, брат Лунь-эр, что интересного происходит у вас в монастыре, чем здесь, вообще, можно заниматься?
Щеки монаха порозовели от сделанного ему комплимента.
- У нас ухаживают за садом, огородом, есть козы и овцы, можно собирать травы и готовить лекарства. Как раз сегодня брат Чжэнь будет извлекать целебную жидкость из бородавок лягушек над глазами. Это – большое искусство. Можно читать книги (при этих словах Фэй поморщился: уж лучше заниматься лягушками!). Есть братья, изучающие звезды и их влияние на людей. Но, если я правильно понял интересы господина Фэя…
- Ты правильно понял мои интересы, господин «Дракончик». Итак, когда занимаются монахи-бойцы? 
- Каждый день после чтения молитв в общем зале.                               
   
          К нужному времени Фэй присоединился к нескольким монахам-
зрителям, окружившим гладко утрамбованную площадку на берегу реки. К удивлению, он увидел стоящего среди них Ли. Фэй обрадовался.
- А! Соискатель общества «почтенных духов»! – Поклонился он своему другу. - Я полагал, что увижу тебя луны  через две, не ранее. 
- Правильно полагал. При виде такого шалопая, как ты, у меня начинаются колики в боку. Должен же я хоть немного отдохнуть от тебя.
Обменявшись любезностями, друзья обратились к происходящему на площадке.      
Монахи-бойцы, в коротких белых штанах и свободных рубахах, повинуясь знаку ведущего, неслись стремительным вихрем, подбадривая друг друга гортанными криками. Они разогревались, чередуя медленные, плавные движения с резкими взмахами рук и ног. В такт кружащимся как птицы монахам глухо бил небольшой кожаный барабан.
           Бойцами командовал пожилой, сухощавый, монах в одежде синего цвета.
             Движение прекратилось так же внезапно, как и началось.
         
*В детстве китайский ребенок получал «молочное имя», а по достижении совершеннолетия – другое, взрослое имя.

Монахи образовали круг, в центр которого вышла первая пара.
           Последовал стремительный обмен ударами.
           Искушенный в боевых искусствах Фэй сразу понял, что хотя поединок и был учебным, бойцы старались показать свое искусство перед высокопоставленными гостями монастыря.
            Бой закончился великолепным броском. Попавшийся на него монах вылетел из круга в увядающую осеннюю траву.
            К победителю вышел следующий  боец. Он продержался чуть дольше предыдущего, но так же был вынужден сдаться.   
           Монах-учитель сделал приглашающий знак следующему бойцу, но Фэй остановил его.
- Сделайте одолжение гостю монастыря. Не откажите в удовольствии познакомиться с вашим искусством.
Монах-учитель внимательно оглядел Фэя, и, поразмыслив мгновение, кивнул головой.   
Фэй сбросил обувь и халат и, оставшись в одной рубахе и штанах, начал энергично размахивать руками и ногами.  Разогревшись таким образом, он поклонился противнику и принял боевую стойку. Ли с интересом наблюдал за происходящим.
Понимая, что должен начать первым, Фэй окинул противника оценивающим взглядом
Перед Фэем стоял высокий, с мощной грудной клеткой молодой боец года на два-три старше его. Пристально наблюдая за Фэем, он пяткой нащупывал опору, готовясь к удару.
        Фэй коротко глянул на его ноги, – они показались ему поставленными слишком близко друг к другу.  Резко крутнувшись на месте, Фэй неожиданно присел  и выбросил далеко вперед левую ногу, подсекая противника. Тот птицей взмыл вверх, поджимая обе ноги, и удар Фэя пришелся в пустоту.
          Легко оттолкнувшись от земли рукой, Фэй вернулся в вертикальное положение, и, не теряя ни секунды, стремительно бросился вперед, атакуя, одновременно справа и слева.
          Монах уверенно защищался, парируя все удары противника. Обладатель великолепного дыхания, тренированный и выносливый Фэй увеличил скорость боя, и пробил, наконец, оборону противника. Его твердая пятка  ударила в грудь монаха, и выбросила его на край круга.
         Монахи одобрительно загудели.
Противник Фэя поднялся и бросился вперед. Широкие рукава бойца хлопали справа  и слева от Фэя. Монах был очень силен, и Фэю казалось, что его бьют крепкими твердыми жердями. В свое время его учили встречным ударом ломать бьющую его палку. Улучив мгновение, Фэй подставил свой закаленный во многих боях локоть под стремительно летящее  запястье монаха.
          Контрудар достиг цели, и лицо противника исказилось от боли.
          Монах, впрочем, быстро оправился и атаковал Фэя хлесткими ударами ног,  от одного из которых тот кубарем полетел на землю.
  Мгновение и бойцы опять стояли, чуть пригнувшиеся и готовые к нападению.
       Ведущий издал гортанный звук, означающий окончание боя, и Фэй отступил, кланяясь противнику.
        Поклонившись ведущему, Фэй подошел к Ли, сопровождаемый уважительными взглядами монахов.
- Силен, как леопард. – Сообщил он другу свое мнение о противнике. – Еще немного и он сломал бы мне руку или ногу.
- Я думаю, ты бы этого не допустил.
- Главное, я не потеряю здесь времени. Эти отшельники знают многое. Видел, как он бьёт ногами? Нас этому не учили.
- Думаю, он еще не из сильных.  Следует взять у них лучшее, ну, и ты будешь при деле.
- А ты разве не собираешься..
- Собираюсь. Каждый день на этом месте. Но, – это не главное. Ян-ши сегодня утром отправился обратно в столицу. И еще: ты знаешь, кто здесь в монастыре?
- Ну?
- Сыма Цянь*. Мы встречаемся с ним сегодня вечером.
- А кто это?
     Ли с сожалением покачал головой. – Нет, ты неисправим. Не знать Сыма Цяня! Его имя останется в веках. Он – придворный астролог и главный летописец Империи.
- Да ну?… - Фэя трудно было чем-то смутить. – Что-то вспоминаю. Вы были с ним в монастыре летающих монахов. Пусть напишет про наш побег из столицы.
-  Дел у него других нет, как только про нас писать! Пошли, неуч. Он пригласил нас обоих.



               

       ВЕЛИКИЙ   ИСТОРИК

               
Спустя некоторое время оба друга сидели за низким столом в маленькой комнатке, и внимательно слушали немолодого человека  с живыми, умными глазами. Сыма Цянь – официальный историограф императорского двора, рассуждал о временах правления  Цинь Ши хуанди.
          -…и, надо сказать, моря пролитой крови не пропали даром – страна объединилась и окрепла. Широкие дороги соединили провинции и столицу. Мы начали говорить и писать на одном языке…
    При этих словах великого историка,  Ли не мог не уловить прозвучавшей в них горечи. И он хорошо знал причину ее появления. Выжигая государственную скверну и инакомыслие каленым железом, кровавый император принял к действию


*Сыма Цянь – великий китайский историк, автор «Исторических записок» - книги, которая была задумана и начата еще его отцом – Сыма Танем.

указ, предложенный его министром Ли Сы. Согласно этому указу сожжению были преданы тысячи конфуцианских книг и рукописей. За ними в огонь последовали сотни ученых,  осмелившихся нарушить указ и попытавшихся спасти книги от уничтожения. Погибли философские рукописи «ста школ»*, стихи, поэмы, умы, составляющие гордость государства.
- Да, мои юные друзья. – Прочитал летописец понимание в глазах Ли. - Было и плохое. Погибли древние знания…. Но, кое-что удалось спасти. Ваш отец, господин Ли, просил меня передать Вам для ознакомления несколько древних рукописей из нашей библиотеки. Речь в них идет о путешествиях в восточные моря. Я думаю, этот выбор определили война в Чаосяни и необходимость укрепления наших восточных границ.
- А господин Главный советник ничего не говорил о нашем участии в этой войне? – Не замедлил спросить нетерпеливый Фэй.
- Мне кажется, об этом стоит спросить самого Главного советника. – Неуловимо улыбнувшись, ответил Сыма Цянь. – А еще лучше – обратиться к Сыну Неба. Он один определяет места, в которых нам надлежит пребывать. Что же касается рукописей – они здесь, со мной.
    Наклонившись, он достал из небольшого ларца свернутые в тубы, зачехленные рукописи и протянул их друзьям.
        Ли бережно взял в руки древние раритеты.
- Изучите их внимательно. Времени у вас будет предостаточно.
        «Он что-то знает, но не говорит» – Догадался Фэй, но вторично вмешиваться  в разговор не стал.
        Друзья откланялись.
Историк прроводил молодых людей до двери, и вернулся к столу.
    Масляный светильник потрескивал, слабо освещая комнату.
     Фэй был прав: Сыма Цянь знал намного больше того, что позволил себе рассказать. Хорошо понимая,    какая смертельная опасность угрожает юношам, он задумался в поисках выхода.
     Долгие годы жизни при дворе Императора посвятили его во многие тайны Поднебесной.
          Чистый душой человек, ученый-летописец впервые столкнулся с дворцовыми  интригами, когда плохо разбиравшийся в людях министр-интендант предложил ему участвовать в заговоре против Ни-цзы. Сыма Цянь, сам не питавший симпатий к первому министру,  тем не менее, публично возмутился, и незадачливый заговорщик чуть не лишился головы. Ни-цзы, получивший неожиданую поддержку со стороны молодого ученого, попытался было включить последнего в хитросплетения собственных планов, но быстро разобрался – что к чему, и интерес к  честному Сыме потерял. Позднее летописец научился сдержанности и дипломатичности, но в


*Сто школ – условное название древнекитайских философских школ, обсуждавших нравственные принципы устройства государства. Во времена описываемых в книге событий официальной идеологией Китая стало конфуцианство.



дворцовых кознях участия  по-прежнему не принимал.
        При дворе к нему относились с уважением и доверяли. Но, пожалуй, единственным его другом стал Главный Советник  Императора – отец Ли.
        Внешне они своих симпатий никак не проявляли, но, встречаясь изредка где-нибудь в отдаленном монастыре, или военном поселении, позволяли себе быть откровенными до конца.
        Несколько раз Сыма Цянь предупреждал своего друга о готовящемся на него покушении. Надо сказать, что Главный Советник был человеком весьма искушенным в искусстве тайных сражений, но никогда не нападал первым. Получив от Сымы бамбуковую пластину, испещренную иероглифами, он вызывал Ян-ши и отдавал несколько четких и ясных указаний. Столь же быстро приходила в движение длинная цепь верных ему людей, и через несколько дней где-нибудь в провинции находили сорвавшегося в пропасть мелкого торговца или отравившегося несвежей рыбой стражника. Связь между этими событиями и последующим приездом Главного Советника никогда не прослеживалась.   
          Принимал участие Сыма Цянь и в воспитании Ли. Почти год он провел вместе с ним далеко на юге страны, в одном монастырей, который славился своей независимостью и слыл обладателем тайных знаний. В монастырь вела всего лишь одна узкая, хорошо охраняемая тропа.  Монахи обладали способностью неожиданно исчезать из монастыря и так же внезапно появляться. Сыма Цянь хорошо запомнил, как одного из братьев послали в столицу с письмом к известному поэту и мыслителю Бао Чжану. Дорога до столицы и обратно требовала не менее полутора лун времени. Монах вернулся через два дня с письмом-ответом. Потрясенный Сыма  спросил у Настоятеля монастыря, как это может быть.
-   Это дело нашего брата - добраться до Чаньани, и выполнить данное ему поручение. Как он это сделал, нас не касается. – Отстраненно глядя на далекие вершины, ответил Настоятель. - Но, правда… делать это умеет он один.
    - Просидел, наверное, в соседней деревне. А ответ написал сам. – Высказал предположение Ли, которому Сыма Цянь рассказал поразившую его историю.
           На следующий день историк, не утерпев, сам переговорил с вежливым монахом-скороходом, и убедился, что тот полностью в курсе всех последних столичных новостей. Монах успел даже посетить весеннюю ярмарку и рассказал детали, в правдивости которых Сыма смог убедиться много позднее, когда вернулся в столицу.   В конце концов, летописец выкинул эту историю из головы, восприняв ее, как наваждение.
          Монахи владели еще одним необычным даром – искусством полета на воздушных змеях. 
          Увидав это необычное зрелище в первый раз, Ли был полностью им околдован.
          Сделанные их прочного бамбука, перевязанного кожаными ремнями, разноцветные, изящно изогнутые треугольники с натянутым на них шелком, плавно взмывали в восходящем потоке воздуха. Маленькие фигурки монахов, цепко ухватившихся за  нижнюю перекладину змея, казались игрушечными.
               -  Каким образом они летают сами по себе, без нити? – Поинтересовался Ли у  одного из монахов. – Все змеи, которые я видел, были привязаны к руке их создателя.
             -  Ну, не сами по себе, конечно. Мы управляем ими. Кроме того, форма этих змеев найдена столь удачно, что ветер поддерживает их в воздухе.
Он задрог  на ветру, наблюдая, как на фоне заснеженных гор парят яркие пятна воздушных змеев.  Опершись рукой о скалу, Ли внезапно почувствовал, что порезался обо что-то острое. Отерев  кровь, юноша присмотрелся: из скалы торчал острый край морской раковины.
- Откуда здесь в горах раковины, учитель? – Обратился  он вечером к Сыме Цяню. – Ведь до моря тысячи ли.
-  Возможно, здесь когда-то, очень давно было море.  –  Предположил историк. – Я видел раковины в самых засушливых местах. Даже в пустыне.
- Неужели земля так меняет свой облик? – Удивился Ли.
- Конечно.  Она тоже живая и стареет, как и люди.
- Значит, наш мир тоже умрет, учитель?
- Ну… - Смутился Сыма, не предполагавший, что его ученик зайдет так далеко. – Когда один человек умирает, его сменяет другой. Что-то подобное произойдет и с нами. Просто никто не знает, как это будет.
«Умен и любознателен». – Подумал историк.
Ли тогда буквально заболел воздушными полетами, и не успокоился, пока Настоятель не разрешил ему познакомиться с этим искусством. Некоторое время после первых полетов Ли не мог говорить ни о чем другом. Он грезил небом во сне и наяву.
                -   Скажите, Учитель, кто изобрел это замечательное устройство? – Спросил он у Настоятеля монастыря.
                -   Мастер Лу Пань. Он жил более трехсот лет тому назад. А знаешь ли ты, что наши рыбаки сразу же стали использовать змея на бечевке в своих интересах?
                -   Нет! А каким образом?
                -  Они пристраивают крючок и наживку к змею и запускают его далеко на середину реки или озера. Таким образом, чтобы близость лодки с людьми не спугнула рыбу. 
               
   
    «Понятно, что Высочайший сделает все для того, чтобы юноши уцелели. Но… их может наказать Небо». - Сыма–цянь  еще и еще раз обдумывал все обстоятельства дела. Всесторонняя и взаимная слежка враждующих придворных кланов оставляла мало шансов на то, что все удастся сохранить в тайне.
  «Есть, правда, еще одна сила: отец Ли.»
     Главный Советник Императора всегда оставался загадкой для историка.
Обладатель огромных знаний, пределов которым Сыма не знал, всегда выдержанный и уверенный в себе, отец Ли пользовался огромным уважением при дворе. Император, ценил его очень высоко.
     Необычной была и внешность Советника. Значительно более светлая, чем у соотечественников, кожа и прямой, характерный нос не могли быть порождением ни одного из известных Сыме народов. Однажды историк услышал, как  он говорил с управляющим на совершенно незнакомом ему языке. Приличия не позволили Сыме расспросить Советника, и загадка осталась неразрешенной. Тем не менее, Советник был, несомненно, человеком хань-жэнь,  темноволосым, с узким разрезом карих глаз.
       И еще одно обстоятельство поражало воображение впечатлительного Сымы.  Разговаривая с Советником, невозможно было не смотреть ему в глаза. В них было нечто,  вызывавшее одновременно  бесконечное доверие и глубокое уважение.
     - Да, пожалуй, он не допустит никаких неприятностей! – Вслух произнес историк, и эта мысль его несколько успокоила.

             
                РУКОПИСИ   ЭПОХИ   ИН-ЧЖЭНЯ

      
Фэй, развалясь, лежал в комнате Ли, на его кане, и закинув руки за голову, наблюдал за своим другом.  Тот сидел у стола и просматривал рукописи, переданные Сымой Цянем.
       - Ну, и что? Там написано, чем нам предстоит заняться? – лениво поинтересовался Фэй.
     - Похоже, что так.
       - Ну, да? – Фэй даже приподнялся на локте. – В таком случае,  – читай!
       - Сейчас…. Вот, пожалуй, отсюда начиная, стоит послушать.
        Ли бережно разложил на столе связку бамбуковых пластин, подвинул светильник поближе и предупредил:
       - Читать буду медленно. Это написано давно, и начертания иероглифов  мне непривычны…
        «Юаньчжоу – Изначальная Земля в Северном море. Там есть Темный поток. Вода в нем будто яичный белок, выпьешь глоток – будешь жить долго, так же долго, как Небо с Землей. А если всегда пить будешь – обретешь не только долголетие, но и бессмертие. Здесь много семей  небожителей.
          Лючжоу – Земля, текущая в Западном море…. Во многих горах и потоках здесь скопление камней, называемых «куньу». При плавке становятся железом. Из него делают мечи. Сиянием, исходящим от мечей, можно освещать пещеры. Камни громоздятся точно застывшие фигуры водяных духов шуйцзинов. Мечи режут нефрит словно то глина. Есть небожители, ставшие таковыми из-за питания.
          Шэнчжоу – Живая Земля в Восточном море… там обитают тысячи семей небожителей. Воздух покоен, травы и грибы растут изобильно. Не бывает ни холодов, ни жары, что благоприятно для произрастания всех 10 тысяч вещей мира…»
- Интересно: бессмертный небожитель может погибнуть в бою? – Поинтересовался Фэй, выказывая склонность к парадоксальным вопросам.
- Ну, не знаю…я таких не встречал. Наверное, мечи от него отскакивают. Но – слушай дальше.
«Восточнее в Великом море, в пятистах ли от Тои находятся Острова Великих Старцев…»
          - Здесь пропущено…а, вот - продолжение.
«…и приказал он принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в четвертый день третьей луны года на трех кораблях отправиться из порта Тои к Островам Великих Старцев, и привезти оттуда эликсир Вечной Жизни и Блаженства».
- Старцы это по твоей части. – Заметил Фэй. – Но, от нас-то что требуется?
- Пока не знаю. Не мешай.
     «И они отправились, девяносто непорочных юношей и девушек, на поиски Островов Великих старцев…». 
- Скорее всего, нас отправят вслед за ними…
- Вряд ли. Посылали непорочных, а ты к ним не относишься.
- Я и моря-то не видел… - Обескуражено  протянул Фэй.
- Я видел, но это дела не меняет. Кораблем я все равно управлять не умею. Но ты будешь слушать, павиан болтливый?!
- Все! Я молчу, как лесной пень.
    «…Плыли они долго, но пришел новый день, и закончились у них вода и пища. Тогда юноши стали ловить рыбу в море, а девушки жарили ее на маленьких сковородках. Прошел еще один день. Подул сильный северный ветер, и откуда ни возьмись, появился целый сонм духов-воинов. Они напали на них, и обрушили на корабли волны, величиной с гору каждая. Два корабля сразу утонули, но третьему удалось спастись. Они плыли, и просили Небо помочь им. Один юноша, по имени У-кун, был самым храбрым и умелым из них. Он смотрел духам прямо в лицо и метал в них стрелы из своего лука. И духи испугались. И только один дух-воин не отвернул лица своего. Он подлетел прямо к У-куну и крикнул: «Хочешь добраться до берега – отпусти рыбу, которую ты вчера поймал в море». У-кун сильно удивился: «Но мы уже съели ее!» – Сказал он духу, и опустил свой лук. «Это рыбы- оборотни. Среди них мой друг» - ответил дух. – «Если вы не отпустите их, они убьют вас изнутри и сами погибнут. Подойдите к борту корабля и откройте  рты, они и выпрыгнут. А я помогу вам целыми и невредимыми добраться до  твердой Земли.»
          Так они и сделали. Рыбы выпрыгнули, и море сразу успокоилось. Тучи разбежались, и выглянуло солнце.
         Посредине корабельной палубы, неведомо откуда взявшиеся, грудой лежали чудесные фрукты и вкусные овощи. «Это дар от меня!» – Сказал дух-воин, летящий рядом с кораблем. – «Когда ступите на Землю Небожителей,  неподалеку от вас увидите большую змею. Не убивайте ее! Это буду я.  Я приду  на помощь, когда вам будет трудно».
          Сказавши это, дух-воин обернулся огромной морской птицей и, покачав крыльями на прощанье, исчез в голубом небе.
         Путешественники же через три дня увидели большой остров. Зеленая вода стояла в бухте, и на деревьях пели невиданные птицы. На берегу их встречали жители острова вместе с их царем. Странные это были люди: седые волосы и бороды их развевал ветер, но лица у них были молодыми.  Даже глубокие старухи выглядели, как прекрасные юные девы.
          «Будьте нашими гостями, дети Моря!» – Сказал царь Острова, и провел путешественников в большой красивый дворец, в котором все комнаты были из яшмы и чистого лазурита. И устроили им праздник. Они сели все вместе, мужчины и женщины, вперемешку с жителями Острова. Звучали струны невиданных инструментов, горными водопадами текли напитки нежнейшего вкуса. Путешественники, завороженные  праздником и чудной музыкой, забыли про наказ императора. Девушки влюбились в красивых и сильных стариков и захотели остаться. А юноши пленились седыми старухами с лицами утренней зари. Только У-кун помнил, для чего приплыл он на эту землю.
         «Оставайся с нами!» -  Сказал ему царь Острова, видя, что У-кун не пьет и сидит задумчивый. – «Мы дадим тебе сделать глоток эликсира из Кубка Бессмертия, и ты никогда не умрешь».
          «Я не могу остаться с вами». – Ответил ему У-кун. – «Я должен выполнить наказ своего Императора».
         «Что же тебе приказал твой Император?» – Спросил его царь Острова.
          «Он приказал мне привести эликсир Бессмертия». – Сказал У-кун, и сразу лицо царя Острова стало суровым.
          «Никто не может увезти отсюда эликсир Бессмертия». – Сказал царь. – «Того, кто это сделает, ожидают страшные пытки и смертная казнь. А душу его будут вечно терзать ядовитые змеи. Духи Неба подарили нам этот эликсир в давние времена. И с тех пор мы храним эту тайну. Да, и не так просто увезти отсюда эликсир Бессмертия. Хранится он в секретном ларце, в потайной комнате, и охраняют его три волшебных леопарда. Они разорвут каждого, кто посмеет приблизиться к ларцу».
          «Ну, раз так» - сказал У-кун. – «Я забуду про эликсир Бессмертия, и просто поживу у вас на Острове. А потом, если ты разрешишь, я вернусь к своему Императору».
          И стал У-кун веселиться и петь вместе со своими друзьями.
         А напротив него за столом сидела женщина неописуемой красоты. Звали ее Ло. Было ей тогда уже больше тысячи лет. Глаза у нее светились, как тысячи звезд на небе, щеки пылали, словно огонь от степного пожара. От шелковистых седых волос ее исходило пьянящее душу благоухание. И понравился ей У-кун.
Когда утомленных путешественников повели на ночлег, подошла Ло к У-куну и сказала: «Ты пойдешь со мной, черноволосый».
          Она привела У-куна в свои покои. Приготовила ложе под балдахином, окруженное роскошными предметами и курильницами. Велела ему взойти на свое ложе, и сама

легла рядом с ним. И уронил У-кун семена лотоса*, и кровь в его жилах успокоилась.
          Когда они уснули, в комнату бесшумно вползла большая змея и притаилась под кроватью.
          Ночью У-кун проснулся. Тихо надел свое платье, вышел за дверь и пошел по коридорам дворца. Нигде не было видно ни воинов, ни стражи.
         
*Уронить семена лотоса – то есть, испытать физическую близость

Долго блуждал он в сплетении бесконечных коридоров, пока не почувствовал запах диких зверей.
          Посреди огромного зала, на возвышении стоял  ларец, а вокруг него, прикованные драгоценной цепью лежали три пятнистых леопарда. Они увидели У-куна и разом бросились на него.
          Тут и понял юноша, что пришел конец его жизни.
           Но из-за спины его внезапно появилась большая, черная змея, и укусила каждого из леопардов. И они сразу притихли.
           Змея свернулась три раза, обернулась вокруг себя, и перед юношей предстал его старый знакомый дух-воин.
            «Бери, У-кун то, что хочешь взять. А я ухожу. Но, поторопись! Покинь Остров до рассвета, а не то без головы останешься!»
             И дух-воин медленно растаял в воздухе.
       У-кун подошел к ларцу, достал сосуд с эликсиром Бессмертия, сунул его себе за пазуху, и быстро пошел к выходу. На беду свою   в дверях он столкнулся со стражником. Тот загородил ему дорогу копьем, и громко закричал. И сразу же повсюду во дворце, во всех амбразурах городской стены зажгли огни, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны.
            Юношу схватили, отобрали у него сосуд с эликсиром Бессмертия, и привели к царю Острова.
            «Так-то ты отблагодарил  меня за гостеприимство?» – Спросил У-куна царь-небожитель. Затем обратился к своим приближенным:– «Бросьте вора в самую крепкую клетку, а завтра в полдень, мы предадим  его мучительной казни.»
             Сидя в прочной бамбуковой клетке, окруженной стражниками, У-кун жалел только об одном: что не успел он сделать глоток из фляги с эликсиром Бессмертия. Сейчас бы ему никакая казнь не была страшна. Но делать было нечего, и У-кун молча горевал в своей клетке.
           И вот уже, под утро, когда первые птицы стали робко перекликаться в листве деревьев, У-кун заметил, что его клетка окутана странным серебристым туманом, как будто сотканным из звезд. Стражники, плененные видом тумана, оцепенели, как зачарованные и побросали свои щиты и копья.
           Из тумана постепенно проступила женская фигура, в длинном белом платье, и У-кун узнал в ней красавицу Ло. Женщина отворила дверь клетки, и выпустила из нее юношу.
          «Беги! Беги на берег! Там у пристани стоит твой корабль. И пока город не проснулся окончательно, ты успеешь выйти в море».
          «Бежим вместе! Мы будем счастливы! » – Предложил юноша. – Я не уйду без тебя!»
              Но глаза Ло наполнились слезами, и она отрицательно покачала головой.
             «Нет, Темноволосый! Я должна остаться здесь. Мы встретимся с тобой  когда…. когда  ты станешь небожителем.   Вот, возьми эту книгу. В ней написано, как приготовить эликсир Бессмертия».
             И она протянула У-куну древнюю рукопись. В последний раз обвила Ло




шею юноши руками, и они расстались.
              Много приключений пережил У-кун, прежде, чем вернулся на свою родину. Но, наконец, предстал он перед глазами своего повелителя Цинь Ши Хуана, отдал ему книгу, подаренную Ло, и сказал, что наказ его выполнен. Император щедро наградил юношу, и пожаловал ему титул Вана.»
            Ли свернул рукопись, и повернулся к Фэю:
- Ну, что скажешь?
- Сказки бабушки Фын…. Не понимаю только, для чего  господин Сыма Цянь заставляет нас их читать.
- Сказки сказками, а вот острова в Восточных морях, я думаю, существуют. Я слышал от стариков, что земли эти весьма богатые и могут принести большой доход в казну государства.
- Может быть и так. А что с эликсиром Бессмертия? Разве Ши Хуан стал бессмертным? Его гробница скрыта в горе Линьшань, а тело давно источили черви. 
       Ли ответил не сразу. Он наклонился и достал из груды лежащих у его ног рукописей несколько разрозненных бамбуковых пластин.
         - Да! Возможно, и не было никакого эликсира Бессмертия. Вот, что пишет современник Ши Хуана спустя некоторое время после его смерти.
           «Жизнь Императора была окружена строгой тайной. Только несколько человек знали, где он может находиться. Такая же тайна сопровождала его и в смерти. Когда он умер во время путешествия на Восток, об этом никто не знал, кроме кучки евнухов. Так и двигался по дорогам страны кортеж с мертвым императором. А так как дело происходило летом, то тело его стало быстро разлагаться. Чтобы слуги и солдаты охраны ничего не поняли, сразу за императорской колесницей ехала повозка с протухшей соленой рыбой. Смерть Цинь Ши Хуанди еще долго хранили в тайне и использовали в своих интересах его приближенные». Вот тебе и эликсир Бессмертия!
            - У-кун мог и скрыть истинный рецепт Бессмертия, а Императору отдать обычную знахарскую книгу. В конце концов, книгу подарили ему, а не императору.
- Где же в таком случае У-кун? Он должен был стать небожителем.
- Наверное, вернулся к своей Ло,  на Острова Великих старцев.
- Ладно! Нас это не касается. – Заключил Ли. – Но все, что я здесь прочитал, крутится вокруг земель в Восточных морях. Так что можешь не сомневаться: в скором времени мы увидим себя на палубе одного из кораблей императорского флота.
- А, и пусть! – Легкомысленно ответствовал Фэй. – Все ж лучше, чем прозябать в этой норе. Да, кстати, сегодня Лун-эр спас меня от верной смерти.
- Лун-эр? – Ли задумался, припоминая. – Этот молодой монашек, который ходил с нами в горы?
- Да, он показывал мне звериные тропы, и когда я проходил под скалой, сверху случайно сорвался здоровенный камень. Лун-эр только-только успел оттолкнуть меня в сторону.
- Вот как? – Ли отложил рукопись и внимательно посмотрел на своего друга. – В диком месте, в безветренную погоду на тебя валится камень, и ты считаешь это случайностью?
Фэй в свою очередь уставился на Ли. Уединенный монастырь в горах внезапно представился ему совсем в другом свете. – Что, здесь? В монастыре?
- А ты как думал?  Если кто-то решил отправить нас к праотцам, то, будь уверен, он сделает для этого все возможное. Вот только, знать бы – кто.
- Значит,  наш отъезд не удалось сохранить в тайне…. Жаль! И Ян-ши вернулся в столицу, с ним нас было бы больше. Теперь я буду запирать дверь своей  кельи изнутри.  – Задумчиво произнес Фэй.
- И правильно сделаешь. Ну, а сейчас освободи мое ложе, достойный господин Фэй, и отправляйся к себе. Мне надо поработать над книгами.
- Знаю я твои книги. Опять императорские сады вспоминать будешь.
- Может быть, и буду.
         
             Распрощавшись с другом, Фэй вышел во двор. В небе стояла полная луна. Заснеженные  вершины гор призрачно светились на фоне темного, глубокого неба. Юноша невольно залюбовался великолепными звездными россыпями, как вдруг краем глаза заметил легкую тень, метнувшуюся за угол строения.
           Несколько мгновений Фэй размышлял, затем не торопясь  и не слишком приближаясь к тому месту, где ему почудилось движение, проследовал к следующей постройке,  завернул за угол и, прижавшись к стене, замер.
           Неизвестный не заставил себя долго ждать. Послышались легкие, осторожные шаги. Еще шаг, и Фэй, выскочив из засады, стремительным движением предплечья, притиснул шею преследователя к стене.
           Вглядевшись в лицо противника, юноша удивленно воскликнул:
- Дракончик! А ты что тут делаешь.
- Ш-ш-ш! – Одной рукой потирая шею, а второй прижимая пальцы к губам, прошептал молодой монашек. – Господина хотят убить.
- Кто? – Понизив голос, спросил Фэй.
Монашек, не отвечая,  потянул его за собой.
Поднявшись немного выше в гору, Лун-эр молча показал пальцем на несколько больших валунов.
Фэй подошел поближе. В густой тени одного из камней лицом вниз лежал человек. Юноша наклонился и внимательно рассмотрел лежащего. Смерть застигла неизвестного в тот самый момент, когда он собирался выпустить стрелу. Она так и осталась в тетиве лука.
Фэй осторожно перевернул убитого на спину, и вытащил его из тени. Лунный свет осветил бледное лицо с широко открытыми глазами. Этого человека Фэй видел впервые.
- Кто его убил? – Спросил он Лун-эра.
- Монашек молча ткнул пальцем себе в грудь и показал на небольшой круглый камень, валявшийся неподалеку:
- Он собирался стрелять в господина.
    «Вот тебе и тихий монастырь!» – Удрученно подумал Фэй. – «Если бы не этот мальчишка…»
- Ты во второй раз спас мне жизнь. – Повернулся он к монашку. – Что я могу для тебя сделать?
- Мне ничего не надо. – Помотал головой монашек. – Я хочу просто служить господину.
- Считай, что ты уже мне служишь. С Настоятелем я договорюсь. Но пошли к господину Ли. Надо сообщить ему о случившемся.


                ЛЮБОВЬ

      
Пошел третий месяц, как Юань с Ильханом жили и работали у господина Цзы-вэня. Приветливые и работящие друзья пришлись ко двору. Знания Ильхана в конюшем ремесле вызвали уважение даже у опытных ханьцев, а после того, как он поставил на ноги заболевшего любимца Цзы-вэня – вороного Эра, это чувство перешло в восхищение. Хозяйка тоже весьма благоволила к красивому юноше, и время от времени бросала на него пылкие взгляды.
       Опыт и рассудительность Юаня  быстро продвинули его по служебной лестнице. Не прошло и трех лун, как в его подчинении оказалось не менее десятка слуг и несколько приусадебных служб.  К нему благоволили оба супруга Цзы-вэнь. Он – за его тактичное молчание при виде хозяина, запирающегося в хлеву с очередной служанкой. Она – за добросовестность и порядок в хозяйственных делах.
- Эдак, ты скоро управляющим станешь. – Заметил как-то вечером Ильхан, готовясь ко сну.
- Ни к чему мне это. – Как всегда, чуть отрешенно ответил Юань. – Придет весна, и дорога опять позовет нас.  Разве ты не тоскуешь по странствиям среди гор и вод?
- Да, пожалуй. Хотя здесь тепло и уютно.
- Тепло и уют необходимы старости. Молодость нуждается в трудностях.
- Человек должен быть  богатым. Это – главное! Потом он может идти по любой дороге, и придумывать себе какие хочешь трудности.  Погоди, вот доберемся до клада… тогда и заживем, как следует.
- Учитель говорил мне: ищи знания, обретай их, и твоя душа возвысится.
- Для чего человеку знания? Денег они не принесут.
- Ошибаешься! Кто, как не ты, расспрашивал меня о шелкопрядах. А что стоит шелк, ты не хуже меня знаешь. Хочу тебя, к слову, похвалить: ты не суешь свой нос к тем, кто занят Золотой Гусеницей. Хотя я и вижу, как тебе этого хочется.
- Да, это правда. Но что делать – ты же говорил, что нас выкинут отсюда, если я полезу к госпоже Цань.
- Да уж, смирись. А вот госпожу Цзы-вэнь ты вчера сильно обидел. Хорошо, что она виду не показала.
- А что я такого сделал? – Изумился Ильхан.
- Ты сказал ей, что она выглядит, как шестнадцатилетняя девушка.
- Правильно! При всем размере ее груди, наша хозяйка очень моложава.
- Видишь ли, молодость глупа. У нас такие слова расценивают, как оскорбление. По сути дела, ты назвал ее дурой.
- Вот те на… - растерянно протянул азиат. – Что же я должен был ей сказать? Что она старая, беззубая обезьяна?
- Ну, это – другая крайность. Женщине приятно, когда ее называют зрелой и мудрой.
- Законы у вас… - проворчал Ильхан. – Никогда не знаешь, где оступишься.
- Поживешь – привыкнешь. Кстати, племянница нашего хозяина, Син-нян сказала мне, что просит господина Ильхана посмотреть  рыжего иноходца ее отца. Он  захромал на заднюю ногу.
Ильхан неожиданно смутился.
- Я посмотрю. – Несколько тише обычного, ответил он Юаню.
          От наблюдательного хань-жэнь не укрылся румянец, проступивший на щеках азиата. Он, однако, ничего не сказал, и скоро друзья уже спали крепким, здоровым сном.
         
           Юань не ошибся.  Син-нян  ранила азиата в самое сердце. Немного смуглая, что сближало ее с женщинами его народа, может быть, не очень красивая, но с живым, умным лицом и изящной фигуркой, Син-нян, несомненно, была привлекательной девушкой. Первый раз Ильхан увидел ее, набирающую в кувшин воду из ручья. Быстрый взгляд, который бросила девушка на красивого иноземца, заставил его ощутить короткие, сильные толчки  в сердце.
Ильхан посторонился, пропуская девушку на узкой тропинке. Она прошла рядом, и чуткие ноздри азиата уловили запах цветочной воды, и юного чистого существа. Он остановился, слушая, как хрустит снег под ее ногами, и долго смотрел, вслед тоненькой девичьей фигурке.
        Обычаи китайской деревни того времени были куда более терпимы к свободному общению юношей с девушками, чем это позволяла себе аристократическая верхушка Поднебесной. Повстречав Син-нян в очередной раз, Ильхан заговорил с ней.
- Вчера тигр подходил к домам, ходил кругами. Чан видел его следы на снегу. Будь осторожнее.
Син-нян согласно кивнула головой. – Я знаю. Он приходит уже четвертую зиму. Но еще никого не тронул. 
- Может быть, этот тигр – мудрец? Говорят, они приходят поговорить с людьми.
Девушка засмеялась. – Разве ты не знаешь, чем заканчиваются такие разговоры? Усатый съедает собеседника, о чем бы они не говорили. Даже косточек не остается.
- Юань рассказывал мне, что дружил с тигром, и тот даже спал рядом с ним.
- Да, господин Юань очень необычный человек. С ним это вполне могло случиться. Ты давно его знаешь?
- Вторую зиму. Без него я бы пропал в вашей стране.
- А где твой дом, и откуда ты пришел? Ты не похож на хунну.
- Моя земля далеко отсюда. На пути к ней две страшные пустыни и высокие горы. У меня были добрые родители, братья и сестры, богатый род, много лошадей. Потом налетели враги. Отца и мать убили. Я стал рабом. За малую провинность хотели убить и меня, но  я бежал, долго скитался в горах. Меня подобрал купец из каравана, воспитал и обучил торговому ремеслу. С ним я провел немало хороших лет, да хранят боги добрую память о нем. Когда его не стало, злые родичи выгнали меня из дома. Однажды я разбогател, но все потерял и стал бродягой.
  Син-нян слушала внимательно. В ее карих темных глазах Ильхан прочел сочувствие.
           Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга.
- Ты обручена? – Не без волнения спросил Ильхан.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Хочешь, поговорим в вечер, погуляем у реки?
Син-нян лукаво посмотрела на юношу. – Холодно. И… тигр ходит. Давай отложим до весны.

Отец Син-нян занимался Золотыми гусеницами. Это поразительное искусство, рождающее чудо шелка, уходило своими корнями в глубокую древность. Небольшие, обогреваемые зимой домики, влекли к себе Ильхана не меньше, чем к Син-нян. Фантазия рисовала юноше изящных зеленых гусениц в золотых одеждах, склонившихся над маленькими ткацкими станками.     Гусеницы быстро водили ручками, и пропускали друг через друга блестящие шелковые нити. Эта картина так поражала воображение Ильхана, что он еле сдерживался от желания проникнуть ночью в один из домиков, и все увидеть собственными глазами.  Однако, памятуя слово, данное Юаню, он держался. Да, и весна недалеко. А там… они пойдут к горе Линьшань, и он, наконец, станет богатым. Женится на Син-нян, и увезет ее на свою родину.
    В мечтах и в работе время летело быстро.
    Поняв, что от Юаня не укрылась его симпатия к Син-нян, Ильхан решил посоветоваться  с другом.
- Скажи мне, если иноземец хочет жениться на женщине хань-жэнь, ее отдадут за него?
- Такие случаи бывали. Иногда даже принцесс из императорской семьи отдают замуж за  родственников шаньюя.
- То – принцессы. А как это бывает у простых людей?
- По уговору, как у всех. Хотя, я и не знаю таких случаев.
- А я могу надеяться?
Юань задумался.
- Её родители спросят: кто ты есть на сегодняшний день? И что у тебя есть? А ты – бродяга, которого наняли на время. Ни дома, ни двора. Правда, у тебя есть алмаз. Но его еще надо продать.
- Продадим! – Уверенно заявил Ильхан. -  И Линьшань завоюем, и богатым я стану, и дом у меня будет, и все остальное.
- Да, теперь я вижу:  дальше мне одному странствовать придется. – Не без грусти заметил Юань.
- Почему одному? Того, что мы возьмем у Линьшань, на все хватит.  Наймем караван, пойдешь со мной. Мой народ примет тебя. Построишь дом рядом, найдешь себе девушку по душе. Будем жить, как братья.
- Ты уверен, что мне нужно все это?
- А как же! Разве ты не человек?
Юань ничего не ответил.
-    Наши женщины очень покорны, а как у вас? – Продолжал приставать к товарищу Ильхан.
-  Вообще-то, я воспитывался в монастыре. – Напомнил ему Юань. – А из того, что знаю… по-разному, наверное. От людей зависит, как они поймут друг друга. Вот что говорит народная мудрость.
«Когда ты взял жену, прежде всего, научи ее, как проявлять почтительность к твоим отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами. Жена должна быть «чистой тенью и простым отголоском мужа».
- Это мне нравится. – Одобрительно кивнул Ильхан. – Но, если взять нашего хозяина, то он, похоже, меньше боится тигра в лесу, чем свою собственную  супругу.
    Юань улыбнулся.
-   Однажды мне рассказали забавную притчу: один градоначальник в нашей стране решил выяснить, сколько у него в округе подкаблучников. И издал приказ: все подкаблучники должны в такой-то день, и в такое-то время собраться на городской площади. В назначенное время пришли все мужчины его округа. Не пришел только один человек. Градоначальник, гордый от того, что в его округе нашелся хоть один настоящий мужчина, призвал его к себе и решил наградить. «Один среди всех, как же ты решился не пойти? – Спросил он этого человека.
        «Знаете, господин,  -  ответил тот.  -  жена мне посоветовала: не стоит туда ходить. Там, где много народу, всегда случаются всякие неприятности».
          Ильхан от души посмеялся.

На следующий день после разговора с Юанем Ильхан, испытывая чувство сильного волнения, ступил во двор дома Син-нян.  Ее семья жила небогато, но и не бедствовала. Домик для кур, загон для нескольких коз и рыжий иноходец – вот и все хозяйство. Для многих жителей Поднебесной и это было не доступно.
    Отец Син-нян встретил Ильхана приветливо.
        -    Простите великодушно, что побеспокоили вас, господин Ильхан! Но, лучше вас никто не поможет нашему кормильцу. Уж третий день хромает, бедняга, не знаю, что и думать.
          Невысокий конек тоже был дружелюбен. Чуткие влажные ноздри потянулись к незнакомцу. Лошадь явно не обижали.
        Ильхан погладил коня по шее, заглянул ему в глаза, легонько похлопал по боку, приучая к себе, потом, не спрашивая хозяина, наклонился  к левой задней ноге.
        Чуть ниже колена азиат разглядел довольно большое утолщение с загноившейся ранкой в центре. Ощупав его и поразмышляв с минуту, он заметил – «Весна скоро». Затем попросил у хозяина принести острый нож, теплую воду и чистые тряпки. В ожидании юноша присел на корточки, и затянул заунывную песню. Конь слушал, наклонив голову и подергивая  ушами.
          Появился отец Син-нян. За ним следом шла жена, лицом очень похожая на свою дочь, и несла таз теплой воды. Юноша внимательно осмотрел принесенный нож, открыл шире дверь загона, чтобы было больше света, и приступил к делу.
- Злая муха укусила еще летом. Дурной дух оставила. – Пояснил Ильхан. – А к весне  он просыпается, на волю просится. Отпустить его надо.
          Примерившись, Ильхан быстро провел острием ножа по утолщению. Конь дернулся, но лекарь тут же успокоил его, что–то ласково шепча и приговаривая.  Выдавив кровь и очистив ранку, Ильхан засыпал сухую травку, припасенную им с лета. 
- Вот и все. - Объявил он хозяевам, вытирая руки сухой тряпкой.
- –Да помогут вам боги! – Обрадованно отозвался отец Син-нян. – Мы очень обязаны вам. Чем я могу служить господину Ильхану?
- Пусть жеребец поправится для начала. Потом и поговорим. А пока поите его чаще. И я присматривать буду.
Кланяясь и благодаря, хозяева проводили Ильхана до ворот. Син-нян он так и не увидел.
 

ОТЕЦ   ЛИ

            

В этот день Главный Советник был свободен от дел государственных, и работал дома. Он поддерживал постоянную связь с несколькими учеными Поднебесной, и по мере возможности, принимал участие в их поисках. В  помещениях, расположенных глубоко под домом, он и сам проделал немало опытов. 
          После легкой вечерней трапезы Советник спустился по узкой каменной лестнице в комнату, в которой хранил особо ценные рукописи и приборы для исследований. За ним увязался его любимый пес Ям. Советник хотел было оставить его наверху, но пес усиленно вилял хвостом, и просил так явственно, что  хозяин сдался.
- Хорошо. Иди, Ям. Ты и так редко меня видишь.
Собака радостно побежала вниз по лестнице.
Войдя в комнату, Советник прошел к столу и сел на одну из низких скамеек. Ям подошел к нему и уткнулся носом в колени.
- Ну что, мой лохматый друг? Что ты мне скажешь? Кто сегодня утром укусил бедную  Су? Я понимаю, что ты главный в доме. Но зачем же кусаться?
  Пес виновато помахивал хвостом, и старался заглянуть в глаза хозяину.
- Ладно. Больше так не делай, а то я приведу в дом тигра, и ты на своей шкуре почувствуешь, что значит обижать слабых. Иди-ка вон в тот уголок и полежи там. А мне надо подумать.
Советник потрепал собаку по загривку, и та послушно пошла в угол комнаты. Легла, шумно вздохнула и, свернувшись клубком, задремала.
      
          Сегодня он ждал гостя, которого не видел несколько лет. Он пришел к нему уже после смерти Учителя. Советник хорошо помнил тот день, и свое изумление, когда человек, с трудом добившийся встречи с ним, молча обнажил до локтя сильную руку и показал вытатуированный на ней знак трезубца. Сомнений быть не могло:  характерный овал лица    и    прямой нос.         
«Как ты нашел меня?» - Только и мог спросить он неожиданного гостя на языке ат. – «Я и сам не знаю». – Ответил тот. – «Наверное, сердце подсказало». Так их стало четверо. Всего четверо во всей Поднебесной. Они жили в разных частях большой страны, и виделись не чаще раза в несколько лет.
  С тех пор, как ушел из жизни Учитель, Советник жил и действовал в полном одиночестве. Дальнейший путь приходилось определять самому. Пожалуй, это было самым тяжелым испытанием в его жизни.
Много раз вспоминал он свою последнюю встречу с Учителем.
           Седой, с обострившимися чертами лица, Учитель лежал на кане в своем маленьком домике, и говорил с трудом, подбирая каждое слово.
- Я ухожу. Дальнейшее ты должен сделать сам. Главное, найти людей Света.
 Я не знаю, что для этого нужно предпринять. Последнее сообщение от них пришло сорок лет назад, и его принял мой Учитель, слушая Небо. Но он погиб, приняв в себя стрелу хунну. Он так и не успел научить меня искусству слышать их голоса.
- Разве они не будут искать нас сами?
- Да, конечно. Но мы не должны сидеть, сложа руки.
Учитель замолчал, прислушиваясь к песне соловья, жившего по соседству.
- Как я буду без вас, Учитель? -  Непроизвольно вырвалось у него.
Старец  долго молчал. Потом заговорил, и голос его звучал слабо и отрешенно.
- Ты долго будешь идти один, мучительно стараясь найти дорогу к душам других. Ты найдешь ее… хотя для этого тебе понадобятся тысячи тысяч жизней. Ты научишься слышать голоса воды и леса, камней и гор… ты почувствуешь всех и все в мире, каждый листок дерева, каждую птицу и звезду в небе. Ты будешь разговаривать с теми, кто ушел века назад, и с теми, кто родится тысячелетия спустя. Ты узнаешь, что ты - это они, а они - это  ты сам. Ты станешь ими, а они тобой. И тогда ты поймешь, что в мире нет многих. Есть только ты один…. Один в этом  бесконечно большом и прекрасном мире. Но ты не будешь одинок, потому что станешь Единым.
Ты придешь к Истине только, если  постигнешь три вещи: бездну Времени, бездну Пути и бездну человеческой Души.
- Я не все понял, и не смогу сделать этого, Учитель.
- Ты сделаешь это. Ибо таков путь каждого живого существа. Но, чтобы совершить его, необходимо бесконечное множество больших и малых шагов и дел. Каждое доброе дело приближает человека к цели. Каждый дурной поступок отбрасывает его назад, в темноту. Главное, на этом пути берегись их. Они самое страшное, что может помешать тебе на пути к Свету.
В комнату, прервав воспоминания Советника, неслышно вошел Ян-ши.
- Он пришел. Прикажете привести?
- Да. Пусть войдет.

Мгновение спустя в комнату вошел приземистый, широкоплечий человек. Советник поднялся ему навстречу. Они обнялись.
- Долго шел? – Спросил Советник, глядя гостю в глаза.
- Пять дней. Если бы не река, шел бы дольше.
- Что привело тебя?
- Тревога.
- Что случилось? Я получил твое письмо, и говорил с Императором. Он отменил выселение западных деревень. Жителей не тронут, и Поднебесная возьмет их под свое покровительство.
- Я знаю, и благодарю тебя от их имени. Но сегодня опасность угрожает тебе. Мое положение судьи позволяет читать многие письма, в том числе, нередко, секретные. Так вот: о н и узнали тебя, и постараются уничтожить любой ценой. Я привез тебе их имена. Они перечислены здесь тайнописью.
Гость достал из-за пазухи и положил на стол лоскут шелка.
  Советник выслушал гостя молча, не перебивая. Потом, глядя в стол, сказал:
- Рано или поздно это должно было произойти. Ты пришел вовремя. Я чувствовал, что темные плетут сети, но полагал их обычными дворцовыми кознями. Что им нужно от меня?
- То же, что и во все времена: власть над страной, знаниями и душами людей. А ты им мешаешь.
Разговор прервался странным рокочущим звуком. Ям, до сей поры мирно дремавший на полу, вскочил на ноги и, весь ощетинившись, глухо рычал на что-то невидимое в углу комнаты. Собеседники переглянулись.
- Что случилось, Ям? Приснилось что-нибудь? – Советник встал и подошел к собаке.
          Пес продолжал рычать, глядя на маленькую бронзовую решетку-отдушину в полу.
- Что там может быть? – Спросил гость.
- Не знаю. Возможно, крыса.
- Под полом есть помещение?
- Нет.
- А это что за отверстие?
- Водосток, и он очень узкий.
- Что бы там ни было, язык, на котором мы говорим, не знает никто.
- Никто, кроме  н и х.
- Да, ты прав.
    Собака постепенно успокоилась и легла на место.
            


 
                ШПИОН

               

Шпионом, как и великим полководцем надо родиться. Цуй был именно таким человеком. Проникать в тайны других людей было его призванием. Первый министр понял это давно,  и широко использовал таланты Цуя в своих интересах. Именно благодаря ему Ни-цзы  был в курсе всех основных интриг императорского двора.
                В детстве Цуй подглядывал и шпионил за своими родителями и сверстниками. Став постарше – за учителем. Уже взрослым, работая в лавке, оказал неоценимую услугу хозяину, снабдив его исчерпывающими сведениями о конкурентах. Правда, год спустя он предал его, и в знак благодарности был отправлен в столицу помощником одного из судейских работников. Так, шаг за шагом, он поднимался выше и выше, собирая и откладывая в своей памяти множество фактов и событий, касающихся частной жизни немалого числа жителей Поднебесной.
                Помимо большой сети доносчиков, которую он соткал сам и которой гордился, Цуй обладал и выдающимися актерскими способностями. Любил он и рисковать. Будучи человеком очень маленького роста, худощавым с невыразительными чертами лица он легко представлялся слугой крупного чиновника, солдатом или торговцем. Неоднократно переодевался в женское платье, и это также сходило ему с рук.  Каждая из сыгранных им ролей не вызывала ни малейших сомнений у ее свидетелей.
                Лишь однажды, Цуй в образе вдовы сотенного командира, собирая сплетни в женском обществе одного из северных поселений, натолкнулся на пристальный взгляд такого же, как и он проницательного пятилетнего малыша, который задумчиво произнес: «Какой смешной солдат». Цуй тогда еле унес ноги, но малыша вспоминал с уважением, без злости.
           Приказ Ни-цзы узнать возможно больше о Ли и Фэе, естественным образом подвел Цуя к мысли о том,  что их поведение во многом определяется волей Главного Советника Императора. Следовательно, надо было уделить особое внимание этому человеку. Но, если в расположенные рядом владения его неопытного сына шпион проник без особого труда, и даже сумел порыться в рукописях хозяина, то усадьба его отца походила на неприступную крепость.
          Внезапное исчезновение Ли и Фэя из столицы не стало препятствием для Цуя. Довольно быстро он установил, что официальная версия отъезда воспитанников Императора не имеет ничего общего с действительностью. После разговоров со своими людьми из стражи городских ворот,  выяснилось направление, в котором скрылись оба друга.  Почти одновременно с этим событием один из доверенных людей Цуя, исполняющий обязанности слуги в доме историка Сымы Цяня, рассказал ему об отъезде хозяина в один из горных монастырей. О связи историографа с Главным Советником Цуй к этому времени уже догадывался. Сопоставив все факты, Цуй легко установил место пребывания юношей.
           «Вот и ладно! Из монастыря они никуда не денутся. А если парней куда-нибудь и понесет, то перемещения историка обозначат мне и их путь. Пока же следует заняться главным действующим лицом».
Приняв такое решение, Цуй большую часть своего времени стал проводить на деревьях, растущих поблизости от усадьбы Советника.  Его острый взгляд замечал все: расположение жилых и хозяйственных построек, суету посыльных и многочисленные повозки с едой и хозяйственной поклажей.
Проникнуть внутрь усадьбы Цуй хотел было в такой повозке, но потом понял, что весь груз остается у внутренних ворот и затем переносится в дом слугами. Одно из внутренних строений привлекло особое внимание Цуя. Непохожее по форме на те, что строились в усадьбах империи Хань, здание поглощало огромное количество строительного материала – песка, дерева и камня. Поначалу он решил было, что это склад, но после длительного наблюдения понял, что все привезенное не может разместиться в  таком небольшом объеме.  Цуй долго мучался в поисках разгадки, и как-то ночью его осенило: у здания есть подземные помещения. Для чего они строились, и что могло находиться внутри, оставалось за пределами его понимания. Цуй пробовал было познакомиться  с челядью, но напрасно менял голос, гримировался, переодеваясь в различные платья, напрасно пытался проникнуть в дом под видом монаха или плотника, ищущего работу. Все было напрасно. Слуги были насторожены и неподкупны.
Потерпев неудачу, Цуй решил попасть на желанную территорию ночью. Он хорошо понимал, что будет, если попадется, и принял все меры предосторожности. Переодевшись в темное, свободное платье, успешно преодолел две внешние стены  усадьбы, счастливо избежал встречи с ночным дозором, но у самого дома нос к носу столкнулся со сворой боевых собак, о существовании которых не подозревал. Его спасли только ловкость и горсть невыносимо едкого порошка, который он предусмотрительно прихватил с собой.
           Уже у себя дома, смазывая рваную рану на ноге настоем целебных трав, Цуй почувствовал, что его самолюбие уязвлено. Проникнуть в тайну личной жизни Главного Советника стало для него делом чести.
        Изучив местность и почву вокруг таинственной усадьбы, Цуй пришел к выводу, что достичь поставленной им цели можно с помощью самого обыкновенного подкопа. На протяжении месяца, каждую ночь двое верных ему людей трудились, пробиваясь сквозь глину, песок и камни, каждое мгновения рискуя погибнуть под завалом. Заканчивая работу под утро, они сбрасывали вынутую породу в близлежащий ручей, и тщательно маскировали место подкопа травой и ветками. Когда узкий, почти лисий ход достиг, по расчетам Цуя, пределов загадочного строения, он расплатился с землекопами. Последние несколько шагов следовало проделать самому.
  Вооружившись небольшим светильником и землекопными инструментами, задыхаясь от нехватки воздуха и чадящего светильника, Цуй с упорством фанатика долбил неподатливый грунт. На третью ночь его кайло ударило во что-то твердое. Он расчистил землю и обнаружил, что дальнейший путь перекрыт керамической плитой. Цуй понял, что цель достигнута, и несколькими ударами разбил плиту. Из пробитого отверстия донесся звук журчащей воды. «Водосток» - Догадался Цуй.
Водосток был гораздо уже, чем проделанный им подкоп, и имел треугольную форму. Цуй попытался протиснуться в него. Мешала одежда. После нескольких безуспешных попыток он, невзирая на холод, решительно разделся догола, взял в руки трут, кремень и маленький светильник. Затем ужом ввинтился в треугольное отверстие. Лежа на спине, рискуя застрять и остаться здесь навсегда, Цуй преодолел несколько чжан*, и увидел над головой слабые проблески света. Прямо перед его лицом оказалась бронзовая решетка, сквозь которую и проникал колеблющийся свет. До ушей Цуя долетел звук человеческих голосов. Раза два в своей жизни он слышал голос Главного Советника, и сейчас узнал его сразу.
           -     …и если взять более прочную шелковую ткань, то она выдержит вес

*Чжан* - 2,4 м.

человеческого тела.
- Ты пробовал это сделать?
- У меня нет такого количества шелка. Но я успешно спускал мешок, заполненный  землей, с весом, равным весу моего десятилетнего сына. Он хотел прыгать сам, но я не разрешил.
- Правильно сделал. Шелк тебе дадут. А ты не думаешь, что угол здесь должен быть меньше?
- Нет. Я пробовал брать разные углы, и этот оказался лучше других.
- Хорошо. Ты получишь все, что тебе нужно. Я уже предупредил управляющего. Теперь вернемся к тому, о чем мы говорили в прошлый раз. Я не зря остановил твои опыты. Работать с молниями на сыром глиняном полу нельзя. Это смертельно опасно. Монах-ученый из Шаньси говорил мне то же самое. Молния чуть не убила его, и он навсегда потерял способность видеть.
- Да, я уже понял это. Пол должен быть сухим и каменным.
- И еще: когда шелк трется о твое колесо, его следует сильно натянуть на подрамник.

           Все тело Цуя затекло, и он осторожно пошевелился. Предмет разговора собеседников был для него совершенно непонятен. Возможно, один из говоривших был колдуном, или торговцем шелком.
         Между тем, подслушанный им разговор близился к завершению.
-       …могу еще что-то сделать?
- Вы и так уже сделали для меня очень многое. И, главное, моя семья больше не голодает. Я никогда не забуду этого, господин.
- Хорошо. Я принимаю твою благодарность. Когда закончишь собирать основу купола, сообщи мне. Возможно, шелк придется крепить другим способом.
- Я обязательно это сделаю, господин.
- Хорошо. Да хранит тебя Небо! Иди.


Свет погас, Цуй услышал удаляющиеся шаги двух человек, но еще долго боялся пошевелиться. Наконец, когда онемевшее тело почти перестало восприниматься, он принялся шевелить пальцами рук и ног. Когда по всем членам разлилось благодатное тепло, он попробовал головой приподнять бронзовую решетку. К его удивлению, она поддалась. По-видимому, решетку сделали съемной для того, чтобы прочищать водосток. Извиваясь, как змея, надавливая лбом и носом, ему удалось приподнять решетку и сдвинуть ее в сторону. Еще несколько немыслимых телодвижений, и Цуй буквально ввинтился в темную пустоту.
       Какое-то время он сидел на полу и переводил дыхание. Затем  высек искру и зажег светильник. Привыкнув к свету, огляделся.
             Помещение, в которое он попал, оказалось довольно большим, с добротным деревянным полом и, на первый взгляд, действительно, напоминало склад. На двух длинных столах располагались странные предметы неизвестного назначения, глиняные и бронзовые сосуды различной величины, старые потемневшие от времени кости, какие-то трубочки,  блестящие металлические ножи и лопатки. По углам стояли расписные лаковые лари. В комнате чувствовался незнакомый и приятный запах.
        Цуй поочередно заглянул в каждый из ларей. В первом лежали книги, написанные  на бамбуковых и костяных пластинах. Во втором – множество небольших мешочков с прикрепленными к ним пронумерованными деревянными пластинами. Цуй развязал один из них. Мешочек был заполнен мелкими шариками из такого же  блестящего металла, что и предметы на столах. В остальных ларях лежали железные части каких-то механизмов.
       Цуй открыл крышку последнего ящика, и невольно отпрянул назад. На дне ларя  он увидел труп мужчины с вскрытой грудью, и снятыми кожей и мышцами живота. Присмотревшись, Цуй понял, что это искусно выполненная и раскрашенная поделка.
        У комнаты была одна деревянная дверь, которую он попробовал открыть. Но ее, видимо закрыли на засов снаружи. Над дверью висел незнакомый Цую  знак в виде трезубца с перевившей его змеей, выполненный, по-видимому, из серебра.
       Пора было уходить. Он осмотрелся – не оставил ли следов. Аккуратно загасил светильник, протиснулся в водосток и закрылся  бронзовой решеткой.
       Солнце уже встало, когда измученный, но довольный Цуй вернулся к себе домой. Теперь он точно знал, что Советник Императора общается с демонами.
  В следующие две ночи из-за бронзовой решетки водостока не донеслось ни звука. Но на третью Цую неслыханно повезло. Когда он, дрожа от холода и обливаясь потом одновременно, занял привычную позицию у отдушины, в комнате над ним уже разговаривали. Цуй замер, и обратился в слух.
- …Мы отгораживаемся  стенами, а могли быть друзьями. – В голосе Советника звучала горечь. – К сожалению, люди мало чему учатся.
- Хунну издревле были нашими врагами. Это дикий и свирепый народ. -  Ответил сильный, низкий голос невидимого собеседника. – И я не думаю, что положение когда-нибудь изменится.
- Свирепых народов не бывает. Такими людей делают время и обстоятельства. И степняки не всегда были нашими врагами. Очень не скоро, но мы к этому вернемся.
- Невозможна дружба между низким и высоким.
- В каждом народе живет свой свет, и он не бывает высоким или низким. Надо научиться видеть его.
- Чужие всегда раздражают.  Это происходит помимо нашей воли.
- Нет своих и чужих. Мы все дети Неба. Раздражение проистекает от нашей ограниченности. Попробуйте посмотреть другими глазами на тех, кого вы называете «чужими». Они всегда интересны, и у них есть, чему поучиться.
- Возможно, вы правы. Но не будем поверять луне свои сомнения и печали. Вернемся к  тому, что нам суждено исполнить. Я – солдат. И, если мне приказано призвать смерть для  торжества вечной жизни, я это сделаю.
  - Я против задуманного. Но, если мы не в силах изменить веления Неба, их следует исполнить достойно. Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо. Что же касается физического бессмертия, то его не существует. Высочайший напрасно на него рассчитывает. Он умрет, как и все люди. Бессмертна душа и ее свет. – Звучал голос хозяина дома.
«Я против задуманного…но, если мы не в силах изменить веления Неба… Императорские воспитанники тоже сделают все, что необходимо…Он умрет, как и все люди». – Услыхав эти фразы, Цуй почувствовал, как холодок пополз у него по спине. Наступил его звездный час. Раскрытие заговора против Императора сулило неслыханные выгоды. В возбуждении он даже пропустил несколько следующих фраз.
- …не думаю, что нужны еще какие-то меры предосторожности. Завтра я отошлю письмо. И пусть исполнится воля Небес. – Долетело до него в завершение разговора.
  Невидимый собеседник распрощался. Но Цую еще довольно долго пришлось ждать, когда погаснет свет, и Главный Советник покинет свое тайное помещение. Выждав еще какое-то время, шпион выбрался в комнату, зажег свет и довольно быстро обнаружил на столе письмо, о котором  говорил Советник.
     Цуй вынул из чехла деревянный стержень с намотанным на него лоскутом шелка, развернул и с трудом прочитал начертанные старинной вязью иероглифы. Теперь можно было уходить. Содержание письма окончательно убедило Цуя в его правоте: Главный Советник намерен погубить Императора.
   


ПРИГЛАШЕНИЕ В  БЕЗДНУ
               
               

Первый министр был доволен. Цуй сделал больше, чем он ожидал. Местонахождение Ли и Фэя известно. Цуй проник в самое сердце дома Главного Советника, и каждая ночь, проведенная им в подземном водостоке, приносила новые сведения.  Задумав поначалу лишь осторожно опорочить двух мальчишек-выскочек, Ни-цзы неожиданно для себя обнаружил все признаки большого заговора. Он понимал, что готовится что-то из ряда вон выходящее.  Министр уже прикидывал, какие выгоды сумеет извлечь, если раскроет Высочайшему все обстоятельства этого, пока еще, загадочного для него дела.
                Большие надежды Ни-цзы возлагал на прочитанное Цуем письмо. Первый министр обдумывал его содержание не один раз. Вот что говорилось в этом письме:
         «В 23 день первой луны опустится полог, скрывающий ушедшего Императора. Божественный напиток поведет Всемогущего в поля Знаний и Бессмертия.»
          «Божественный напиток… - Скорее всего, это яд. Возможно, Императора собираются отравить.»  - Думал Ни-цзы. – «Но, почему письмо написано на языке эпохи Ин-чженя? Для пущего сохранения тайны? Можно было просто применить тайнопись. И почему Главный Советник? У него никогда не было размолвок с Императором. Или он сам собирается стать Сыном Неба?»
          Вопросов было много. Ответов ни одного.
          Как и все умные люди, Ни-цзы сомневался. А будучи человеком слабым по натуре, он сомневался вдвойне.
           Кроме того, он по настоящему опасался Главного Советника. У них никогда не было конфликтов, но первый министр чувствовал огромную внутреннюю силу, исходящую от этого человека. Особые опасения у него вызывала неизменная доброжелательность Советника. В понимании Ни-цзы это характеризовало его, как скрытного и хитроумного человека.
           Цуй говорил, что в слышал однажды, как Советник говорил  с кем-то  на языке, не похожем ни на один из языков Поднебесной. «Интересно было бы послушать» – Подумал тогда министр, сам великий знаток множества языков и диалектов. – «Не может быть, чтобы я его не знал, Но не лезть же самому в подкоп для этого».
             Услышав от Цуя, что в комнате Советника рычала собака, он запретил ему дальнейшее подслушивание. «Ты и так узнал слишком много». – Сказал он своему шпиону. – «Желая большего, можно разгневать Небо. Засыпь вход в свою нору землей, и замаскируй. Она еще пригодится».
                «Теперь надо обдумать, как поступить дальше». – Размышлял министр. – «Время до указанного дня еще есть. Но и опоздать нельзя. Тем более, что в случае гибели Высочайшего, вслед за ним полетят и головы приближенных. В первую очередь, моя собственная. Надо бы узнать еще что-то. Может быть, послать Цуя в монастырь? Кому, вообще, может быть поручено убийство Императора?» - Опыт дворцовых интриг подсказывал министру: удар всегда наносят те, кто стоит ближе всех к жертве. – «Мальчишки постоянно околачиваются рядом с Высочайшим. Кто помешает им подсыпать яд в пищу… Им, вообще, могут внушить, что это эликсир для укрепления здоровья. Тем более, что Император сам интересуется подобными рецептами».
                На следующий день он опять призвал своего соглядатая. Цуй появился весь простуженный. Ночи пребывания в холодном водостоке не прошли для него даром.
- Похоже, ты собираешься разболеться? – Поинтересовался министр, глядя на воспаленные глаза Цуя. – Сейчас не время. Даю тебе два дня для того, чтобы ты привел себя в надлежащий вид. На третий ты отправишься в горы, к  воспитанникам Высочайшего. В качестве кого – подумай сам. Постарайся узнать, чем они там занимаются.
Неделю спустя, поблизости от монастыря, дозор монахов обнаружил на берегу реки человека в бессознательном состоянии. Мужчину перенесли в помещение, и один из монахов взялся его выхаживать. У неизвестного был сильный жар, он бредил и говорил бессвязными фразами, разобрать в которых что-либо было совершенно невозможным. Через три дня он пришел в себя, и Настоятель сам пришел побеседовать с ним. Выяснилось, что мужчина – отшельник. Живет в горах один уже четвертый год. На днях на его хижину набрели лихие люди. Его избили, хижину разрушили. Зная о том, что где-то неподалеку есть монастырь, отшельник пошел к нему, но в пути простудился и заболел.
В рассказанной Цуем истории, по крайней мере, половина ее была правдой. Он, действительно, повстречал в пути  промышлявших грабежом людей, которые чуть не убили его. Остальное довершили недолеченная простуда и холодные ночи в горах.
- Оставайся. – Сказал ему в заключение беседы Настоятель. – Встанешь на ноги, поможешь нашим братьям по хозяйству. Тем и отблагодаришь. А дальше, видно будет.
     Вернувшись к себе, Настоятель пригласил одного из братьев, и поручил ему проследить за пришельцем. «Смотри в оба. Время непростое. У нас гости высокие, и неприятности ни к чему». – Сказал он в заключение.
Оставшись один, Настоятель долго сидел у стола с разложенными на нем рукописями. Вот уже более пятнадцати лет он, бывший военачальник одной из северных армий, провел в этом уединенном, лесном монастыре. Десять лет простым монахом и пять – Настоятелем. В свое время его посетили властный зов Одиночества, и желание постичь Непостижимое. Три года он прожил в горах, не видя ни одной живой души. Потом пришел в монастырь. Большой жизненный опыт и незаурядные знания и здесь выдвинули его в ряды первых. Настоятель жил монастырем и его интересами, писал глубокие философские трактаты, но было нечто, что беспокоило его на протяжении всего времени пребывания в монастыре. Светская жизнь и ее соблазны не покинули его и в уединении.
          Началось с того, что давние и высокопоставленные друзья обратились к нему с просьбой. Пустынник не отказал, и взамен получил так необходимую для монастыря помощь. Позднее ему написал сам Император. Вежливо напоминая адресату давние победы, он просил его встретиться с посланником шаньюя, и уговорить того пойти на некоторые уступки. Высочайший полагал, что сделать это может только Настоятель, так как обычаи врага знает досконально, и не раз выполнял подобные поручения.
          Отказать Высочайшему было невозможно. То, от чего он бежал, настигло его с совсем другой стороны. С той поры так и сложилось: Настоятель вел смешанную светско-монашескую жизнь и активно участвовал в дворцовых интригах. Постепенно он привык, и даже находил в этом своеобразное удовлетворение.
       Однако, последний вызов к Императору и разговор с ним  привели Настоятеля  в страшное недоумение. Первым побуждением было - уйти из жизни. Обдумывая способ самоубийства, он провел в сомнениях несколько ночей, и в конце концов воспользовался советом Императора: пригласил к себе Сыму Цяня, тем более, что его связывали с тем давние и добрые отношения.   К удивлению Настоятеля Сыма Цянь , уже знавший  суть дела, отнесся к нему спокойно.
- Если ты не в состоянии противостоять потоку, подчинись ему. Уста Императора это – веления Неба, и наш долг исполнять их. Не стоит терзать душу бесплодными сомнениями.  – Ответствовал историк. – Будем делать то, что нам приказали. Наша цель сейчас – найти документы времен Ин-Чжэня - все, что имеет отношение к интересующему Императора делу. И, естественно, подготовить тех, кому предстоит выполнить приказ.
«Мудрец Сыма, конечно, прав». – Думал Настоятель, мысленно перебирая события последних дней. – «Наш долг – выполнить приказ. Причем, так, чтобы при этом никто не пострадал. Хотя, это и будет непросто. Месяц назад чуть не убили императорского питомца».
       Убийца, видимо, пришел с гор, не выходя на дорогу. Иначе бы его заметили. Значит, местность знал хорошо. Это милость Богов, что Лунь-эр обнаружил его. Гибель императорского воспитанника на территории монастыря была бы большой потерей лица для Настоятеля. Теперь еще этот отшельник. Да! С появлением здесь Ли и Фэя в монастырь явно зачастили посторонние.
       Со дня происшествия охрану монастыря усилили, и теперь в него не проскользнула бы незамеченной даже ласточка.
      Настоятель еще раз перебрал, лежащие перед ним рукописи.
   «Пожалуй, пришло время познакомить с делом тех, кому предстоит его выполнять» - решил он.
       Настоятель постучал палочкой по висящему в изящной деревянной рамке обрезку полого бамбука.
- Завтра, после полудня, пригласи ко мне господ императорских воспитанников. – Сказал он вошедшему монаху.
Монах молча поклонился.
В назначенное время оба друга вошли  в довольно просторную келью Настоятеля. Праздничная одежда служителя Неба, расшитая  золотом и драгоценными камнями, заставила наших героев встрепенуться. Они обменялись быстрым многозначительным взглядом.
          Выражение лица Настоятеля соответствовало его одеянию. Пригласив друзей сесть, священнослужитель подошел к столу. Некоторое время он молчал, глядя в окно, потом повернулся к юношам.
- Повелитель Поднебесной просил меня обратиться к вам с весьма деликатной просьбой, и я в свою очередь не могу не просить вас сделать все возможное для ее исполнения.
- Мы готовы. – В один голос произнесли Ли и Фэй.
- Я должен так же сказать, что это важное дело должно быть покрыто непроницаемой тайной. Если даже волею Неба оно станет достоянием гласности, имя Высочайшего не должно быть произнесено.
- Учитель, мы готовы умереть. – Ответил Ли, склонившись в низком поклоне.
- Не сомневаюсь. Высочайший отзывался о вас в самых лестных выражениях. Но разрешите мне изложить существо дела.
Настоятель подошел к столу и взял с него связку бамбуковых пластин.
- Что вам известно, господа воспитанники, о времени и месте захоронения Императора Цинь ши- хуанди? – Обратился он к друзьям с неожиданным вопросом.
- Если не считать легенд и преданий, то только то, о чем нам рассказывали в первом круге обучения. 
  - Добрый друг нашего скромного монастыря, господин Сыма Цянь  передал мне  эту рукопись. Она любопытна тем, что подробно сообщает об уходе в небесные чертоги Императора Ин-чжэня. В ней  рассказывается о пышной процессии,  многочисленных ее участниках, богатых дарах усопшему и всеобщей скорби присутствующих. Вместе с Императором, для сопровождения его в мире теней, из жизни ушли тысячи  людей. Отчасти это было сделано и для сохранения тайны захоронения.  Прах Императора вместе с несметными богатствами приняла гора Линь-шань. С тех пор это место хранит  величие и славу империи Цинь.
Настоятель сделал паузу, и внимательно посмотрел на обоих друзей.
- Должен вам сказать, что согласно изложенному, вместе с Императором были захоронены и книги.   Не скрою, что Высочайший очень хотел бы познакомиться с этими книгами.
    В глазах Фэя промелькнула растерянность. Такого поворота дела он не ожидал. Лицо Ли осталось непроницаемым.
        От Настоятеля не укрылось сомнение, посетившее юношу.
- Видите ли, я не открою большой тайны, если скажу, что у Сына Неба много подданных, и совсем мало настоящих и преданных друзей. К их числу он, несомненно, причисляет и вас. Добавлю так же, что Высочайший никогда не позволил бы себе просить вас о подобном одолжении, если бы не чрезвычайная важность книг, о которых идет речь. В рукописи, которую я держу в руках, говорится, что они привезены с островов Бессмертия.
Фэй и Ли склонились в низком поклоне.
- Повелитель Вселенной может рассчитывать на нас.
- Высочайший не сомневался в вашем бесстрашии и преданности.
Ли вежливо вытянул вперед правую руку.
- Я могу просить Учителя об одолжении задать ему несколько вопросов?
- Да, без сомнения, господин Ли.
- Гора Линьшань и местность, прилегающая к ней весьма обширны. В начале разговора вы, Учитель, сказали, что для сохранения тайны  погребения, было приказано убить тысячи знавших его людей. Где нам искать гробницу Ин-чжэня?
В глазах Настоятеля появилась еле уловимая улыбка.
- Вам не придется искать место погребения. Те, кто отдает такие приказы,  нередко оставляют себе маленькую пластину бамбука, или кость, на которых начертаны несколько иероглифов. В свое время вы получите возможность ознакомиться с ними. А пока я попрошу вас уделить оставшееся до весны время характерным особенностям и языковым стилям эпохи Великого Императора. У вас не будет права на ошибку.

Покинув Настоятеля, друзья  некоторое время молчали. Они сидели на деревянной скамье в дальней части монастырского сада, и смотрели, как в воздухе кружатся большие узорчатые снежинки. Было холодно и сыро, но юноши, погруженные каждый в свои размышления, этого не замечали. Неожиданно страшная картина предстоящего им дела угнетала обоих. Осквернение могилы покойного всегда считалось преступлением против его души. Войти же в гробницу Сына Неба для истинных детей империи Хань было преступлением совершенно немыслимым. Кроме того, с местом упокоения Цинь-ши-Хуанди было связано немало жутких, леденящих кровь историй.
- Ну, и что ты думаешь? – Прервал, наконец, молчание явно удрученный Фэй.
- Что тут думать, надо выполнять! – Сосредоточенно глядя перед собой, ответил Ли.
- А Неба не боишься? Не к бабушке Фын пойдем. – В могилу, к Цинь-ши-Хуанди!
- Мне думается, Неба как раз бояться не следует. Туда нас посылает его сын. А вот людей сторожиться необходимо.
Фэй заметно повеселел. Аргумент Ли подействовал на него неотразимо. И верно: не пойдет же Небо против собственного сына. Людей же  Фэй не боялся.
- В таком случае, что тут головы  морочить. Да, и до весны далеко.
- А книги? Тебе же сказали: знать язык Цин следует так, чтобы первый министр Ин-Чжэня позавидовал.
- А ты на что? Вдвоем же будем.
- Ну мало ли, меня оборотни или лисы похитят. Чертовщины там, я думаю, предостаточно. – Заметил Ли, искоса глядя на Фэя. – Тут ты и пригодишься.
- Да! Похоже, на сей раз мне не отвертеться. – Со вздохом ответил Фэй.
Более друзья на эту тему не говорили.
Но вечером, сидя в келье Ли с книгой в руках, Фэй  еще раз высказал свои опасения:
- Ты помнишь, что сказал Настоятель? Тысячи людей были убиты для сохранения тайны. Как бы нам не оказаться в их числе. Как тоже знающим.
Ли неожиданно вспылил. Отбросив книгу, он уставился на своего друга темными, гневными глазами.
- Да как ты смеешь! Ты что, не доверяешь Высочайшему?! Забыл, сколько он для нас сделал? Тебе же сказали - он считает тебя своим другом!
- Погоди переворачивать чашки. – Миролюбиво ответил Фэй. – Ты родился и жил во дворцах. А я прежде, чем туда попасть, хоть и маленьким, но видел немало придорожной грязи.  Знаешь, что говорят в народе: «Быть с Императором – все равно, что с тигром». Кроме того, за Императором стоит еще и государство. А государству чихать на дружбу, ненависть и все прочее.
- А ты ради чего живешь? Разве не для того, чтобы Хань была вечно могущественной?
- Да! Но, если меня отправят к праотцам, я не смогу ее защищать.
- Если отправят, значит, так надо Хань!
- Своей стране я нужен живым. А ты выдумал, вернее, вычитал мир, наполненный благородными и возвышенными людьми, которые на деле таковыми не являются. Открой глаза. Посмотри, что делается вокруг: все продается и покупается! Людей убивают, как скот! Кровь течет рекой! Дети доносят на родителей, родители на детей!  Если где-то появляется цветок Добра, сразу же спешит стадо оборотней, чтобы его затоптать…
- И что, ты предлагаешь мне встать с ними рядом?
- Нет, конечно! Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидел мир таким, какой он есть. И вел себя соответственно.
- Соответственно, это как? Шляясь к певичкам, и продвигая за взятки торговцев зерном?
  Фэй, в свою очередь, разозлился.
- А, ты? Ты когда-нибудь думал, откуда в твоем доме такой достаток? Почему полсотни слуг готовы выполнить любое твое желание, а…
В глазах Ли метнулась молния.
- Ты что – обвиняешь моего отца?!
- Не отца, а тебя. Господин Советник получает огромное жалование, и в его честности я как раз не сомневаюсь. Ты-то сам, чем все это заслужил? Конечно, можно и книжки читать, и науками заниматься, когда у тебя все есть. Мне родители не помогают, и я живу сам, как могу.
  Ли весь дрожал от ярости, но усилием воли взял себя в руки.
- Да, ты прав. – Сказал он почти спокойным голосом. – Я в большом долгу перед родителями и Императором. Так же, как и ты. А долги надо возвращать. Что я и собираюсь сделать.
Какое-то время они молчали, глядя в пол, и сосредоточенно перебирая бамбуковые пластины рукописей. Потом Ли взял себя в руки, и примирительно дернул Фэя за рукав халата.
- Ладно, брось обижаться. Император говорил моему отцу, что прочит нас на большие государственные посты, а в этом качестве мы нужны ему живыми. Будет неладно, если в самом начале пути нас одолеют сомнения.
- Ты знаешь, я не трус. – Фэй поднял глаза на друга. - А с тобой и подавно. Но, представь себе, что нас застанут на месте преступления. – Ты, скажешь, что нас послал Император? А, если и скажешь, тебе никто не поверит. Пойдем на костер, как козы на заклание.
- Боишься?
- Нет, не боюсь! Но я хочу знать, за что я буду умирать.
- За Сына Неба и по его приказу! Тебе этого недостаточно?
          - Достаточно. Но такое….
- Такое, не такое! Если уж нам суждено спуститься в ад, то это следует сделать, не теряя лица.
               

                ВЕСНА
         

За зиму друзья привыкли к деревне и ее обитателям. Ильхан с интересом наблюдал за неизвестным ему ранее укладом жизни.
             В зимнее время связь деревенских жителей с городом почти прерывалась.
       Кормились за счет сделанных за лето запасов, ухаживали за скотиной в хлеву, изредка ходили друг к другу в гости отпраздновать нечастые зимние праздники.
        Мlногие жители Чжоу понимали в грамоте, и кое-кто из них при светильниках почитывал книгу «»Ши-цзин, или даже сам водил кистью по шелку, пытаясь воспроизвести тайну древних образцов.
«Тайна женского обаяния,  - писал известный китайский мыслитель Ли Юй – состоит в том, чтобы сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным. Ни одна женщина не может передать свое обаяние другой женщине, но каждая женщина способна интуитивно постичь секрет личного обаяния».
          Если для рождения любви достаточно мгновения, то путь к счастью может занять целую жизнь. Зиму Ильхан провел в  тревожном ожидании весны. За это время он видел Син-нян всего несколько раз. Встречаясь, они перебрасывались несколькими незначащими фразами, и расходились, каждый по своим делам. Но сердце не могло обмануть Ильхана. В карих глазах девушки он читал родную душу и понимание.
           Весна грянула неожиданно. Первыми о ней сообщили птицы. Ильхан правил сбрую, когда маленькая пичуга вспорхнула прямо перед ним на ветку, и звонко сказала: «Цки, цки, цки, цки!».
          Ту-кю улыбнулся, и одобрительно кивнул головой. Через несколько дней во всей округе уже звенели ручьи, и била капель.
           Природа и селение оживали. Тигр больше не приходил.  Люди вдыхали свежий пронзительный воздух и готовились к работе в поле, к торговле, к весенней ярмарке.
           Зашевелились и работники, занятые Золотой Гусеницей. Впрочем, Ильхан в их сторону даже не смотрел, делая вид, что суета вокруг шелкопрядов его совершенно не интересует.
           Господин Цзы-вэнь  заметно повеселел, и молодцевато охорашивался при виде каждой встречной женщины.
             Юань все чаще прерывал работу и долго смотрел на синие очертания далеких гор.
\       Однажды после полудня Ильхан лицом к лицу столкнулся с Син-нян. Оба смутились, и в первое мгновение не могли выговорить ни слова.
- Ты за водой, к ручью? – Спросил, наконец, юноша.
- Нет. Жизнь-Травка землю проклюнула. Отец велел собрать первые росточки. После зимы все кислые ходят. А она силы и дух укрепляет.
     Ильхан обрадовался.
- Можно я тебе помогу?
       Девушка зарделась, и молча кивнула головой.
      Они пошли рядом по начинающему оживать лугу, внимательно вглядываясь в первые, скудные ростки зелени.
- Вот она. – Присев, показала Син-нян маленькие острые стебельки изумрудного цвета. – Срывай и складывай в эту корзинку.
Ильхан огляделся.
- Да, тут ее много.
И решительно взялся за дело.
Нарвав довольно большой пучок травы, он подошел к девушке, чтобы положить его в корзинку.
Син-нян распрямилась, поглядела в руки Ильхана, и звонко рассмеялась.
- Ты всегда так траву собираешь?
Ильхан растерянно поглядел на свой пучок, потом на весело смеющуюся девушку.
- Из твоей травки можно земляные валы строить. Или крепостные стены. Листочки собирать надо!
     Ильхан вырывал траву вместе с корнями, на каждом из которых висел внушительный ком сырой земли.
          Син-нян продолжала смеяться, в то время как ту-кю, позабыв все на свете, не сводил с нее глаз.
- Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты! – Вырвалось у него.
    Син-нян перестала смеяться, и лицо ее стало серьезным. 
    Ильхан взял в свои сильные руки тонкую девичью ручку и заговорил.
     Никогда ранее он не объяснялся в любви, и потому говорил быстро и бессвязно.
    Но слова и не были нужны. Они понимали друг друга  без слов.
- Иди за меня замуж. Век любить буду. – Сказал он ей, наконец.
     Син-нян помолчала, затем со вздохом отняла свою руку.
- Нет, Ильхан. Мои родители никогда не согласятся. Ты – чужой в наших краях. Заскучаешь и уйдешь к себе через пустыни и горы…
- Я не уйду, если ты не захочешь.
- Нет, ту-кю! Боюсь, что это невозможно. Пойдем, уже поздно. Говорят, в округе Железный Монах бродит с разбойниками. На большие селения он не нападает. Но, все же, будем осторожнее.
И они пошли, взявшись за руки, освещенные теплыми лучами заходящего
     весеннего солнца.      
       С этой поры они виделись почти каждый день, а если это не удавалось, сильно тосковали друг без друга.
       Как-то под  вечер Ильхан подошел к своему другу.
- Послушай, ты был мне защитником, братом, учителем. Мог бы ты стать мне отцом?
        Юань удивился:
- Что ты хочешь сказать, ту-кю?
- Я хочу взять в жены Син-нян. А у меня нет родных, кто мог бы пойти к ее родителям. Никого, кроме тебя.
- Вот как… - Протянул Юань. – Здесь надо хорошо подумать. С чем ты придешь в ее дом? Куда заберешь девушку? Камень у тебя с собой? – Неожиданно спросил он.
Ильхан сунул руку за пазуху, достал матерчатый узелок и, развязав его, протянул другу алмаз.
Юань внимательно рассмотрел его, подбросил на ладони, затем вернул хозяину.
- Я не знаток драгоценных камней, но этот, думаю, стоит коровы,  или хорошей лошади, десятка овец, птицы…. в общем, того, чем кормятся. Но на дом и на жизнь уже не хватит. Тем более, ты не свой, да еще и сирота. Впрочем, и я такой же. Лечу, куда ветер несет. Думаешь, меня станут слушать?
- Тебя все уважают. Господин Цзы-вэнь управляющим хочет сделать. А госпожа, та, вообще, души в тебе не чает. Но перед тем, как идти к Син-нян, я буду просить тебя о другом…
- Хочешь пройти дорогой старика Гао?
- У меня нет другого выхода. Я знаю, там спрятаны сокровища. Это моя единственная надежда. Мы можем попросить у хозяина несколько дней…
Юань задумался.
- Ладно, ту-кю. Видно, другого пути и, правда, нет. Пойдем, но только после праздника. Новый год идет, а с ним и новая жизнь.


К празднику в селении стали готовиться задолго до его прихода. Новый год – самый торжественный день в Поднебесной. Народное поверье говорит: как проведешь первый день Нового Года, так и весь год жить будешь. За неделю до наступления Нового года все жители империи Хань провожают на небо Цзао-вана – бога домашнего очага. Он едет на своей волшебной лошади к верховному богу, Яшмовому императору Юй-хуану с рассказом обо всех добрых и плохих делах, совершенных в семье за год. Поэтому перед отъездом его следует задобрить, чтобы не рассказал лишнего. В доме перед его изображением жгут курительные палочки, ставят мисочки с печеньем из рисовой муки, вареным рисом и прочими сладостями. К Новому Году все долги должны быть уплачены. Накануне Нового Года Цзао-ван возвращается. Его радостно приветствуют и жгут в его честь огни и свечи из растительного воска.
Ровно в полночь вся семья собирается у киота с изображением богов, кланяется им и духам предков. Все поздравляют друг друга, желают удачи и счастья. Потом садятся трапезничать. Едят и пьют всякие вкусные вещи.
Обо всем этом Син-нян рассказала Ильхану во время их последней встречи.
- Господин Юань придет к вам в дом просить для меня твоей руки. – Гордо сообщил Ильхан новость для своей подруги.
- Сам господин Юань! – Воскликнула Син-нян. – Ах! Я не смею, но начинаю надеяться, что все будет хорошо. Но где мы будем жить? У тебя нет своего дома.
- Позволь мне пока хранить это в тайне. Но я, как и ты, верю, что все будет хорошо.
             Ильхан приблизил свое лицо к девушке. Чуткие ноздри кочевника зашевелились.
- Я слышу чудесный запах!
Син-нян засмущалась. – Я положила благовония в рукав своего платья. Все девушки так делают. Тебе нравится?
           - Ты, как степь в весеннюю пору. В ней все звенит и цветет.


Пролетело еще несколько дней и наступил долгожданный Новый Год. Днем Син-нян улучила минутку, и тихонько сунула в руку Ильхана узелок с печеньем няньгао. «Чтобы Новый Год был у тебя сладким». – Объяснила девушка.
- Подожди. – Задержал ее Ильхан. - А это тебе. Я сделал его сам.
В руки Син-нян легло маленькое, очень неплохо вырезанное из дерева изображение Цзао-вана.
- Он будет богом нашего очага. Долгие, долгие годы. – Сказал ту-кю.
Ответом ему был глубокий, благодарный взгляд девушки.

А вечером все праздновали Новый Год. Горели костры и фонарики с помещенными в них свечами. Хозяева поздравили слуг, а слуги хозяев. Господин Цзы-вэнь вручил работникам небольшую сумму денег. Юаню побольше, иноземцу поменьше. Воспользовавшись моментом и хорошим настроением хозяина, друзья переговорили с ним и о своем деле.
Просьбу двух друзей о коротком отдыхе господин Цзы-вэнь встретил без восторга, но и не возражал.
«Мы хотим навестить дальних родственников и поздравить их с Новым Годом». – Объяснил Юань хозяину причину их отлучки.
- Но будьте осторожны. – Предупредил господин Цзы-вэнь. – Дороги здесь безлюдные, глухие. Братья лесные гуляют, налетают, словно стаи ворон. Они беспощадны, и Железному Монаху в руки лучше не попадать.
- Ничего. Как-нибудь обойдемся. Да, и Небо поможет. – Спокойно ответил Юань. - Благодарим вас, хозяин. 
        Страшные слухи о шайке Железного Монаха ходили в этих местах уже давно. Человек этот, и в самом деле, был когда-то монахом. Потом ушел, и уже через год заслужил славу одного из самых страшных и кровавых разбойников Поднебесной. Родители пугали им детей. Главный судья не раз предпринимал попытки изловить Железного Монаха, но они ничем не заканчивались. Напрасно императорские солдаты прочесывали леса и устраивали засады. Главарь банды оставался неуловим.
А однажды произошла и вовсе позорная история: банда Железного Монаха обратила в бегство целый императорский полк.

       Спустя несколько дней друзья вышли из селения и двинулись в горы по узкой разбитой дороге. Обрывки синего утреннего тумана быстро разогнало вставшее из-за леса солнце. Юань, как всегда шел без оружия. Ильхан нес на поясе, под теплым халатом, свой короткий острый меч. Из поклажи они взяли только еду в узелках, свечи и факелы, которые Юань сделал сам. Они могли гореть долго, и почти не чадили.
- А куда мы будем складывать… - Спросил во время сборов Ильхан.
- Если придем к тому, что складывать, то найдем и куда. – Недослушав, оборвал его Юань.
Шли весь день. Вечером натолкнулись на небольшой грот в скале, разожгли костер и устроились на ночлег
           На третий день пошли напрямик через лес, чтобы сократить дорогу.
 Юань соскучился по горам и дороге, напевал и легко перепрыгивал с камня на камень, преодолевая быстрые горные ручьи. Ильхан шел, как человек, которому некуда отступать.
           - Ты, похоже, становишься человеком хань-жэнь. – Заметил Юань. – Смотри-ка, узелок несешь на палке.
- А так удобнее. – Отозвался Ильхан. – И, вообще, твой народ мне нравится. Работящий, вежливый. Но, уж очень тихий.
- Ну-у. – Протянул его спутник. – Это как сказать. Иногда такие страсти бурлят. Если людей довести, то они…
В следующее мгновение он резко схватил Ильхана за рукав, и потянул за большой, поросший мхом валун. 
- Ложись на землю, и ни звука.
В ответ на недоуменный взгляд Ильхана, он приблизил свои губы прямо к его уху, и еле слышно произнес:
- Лихие люди идут. И их много.
Через несколько мгновений лес, действительно, наполнился треском ломающихся под ногами сучьев и голосами людей.
Ильхан не удержался, и осторожно выглянул из-за камня.
Через лес, на расстоянии полета стрелы, шли разношерстно одетые вооруженные люди. Их, действительно, было много, больше ста человек. Лица ближайших не оставляли сомнений в роде их занятий.
- Кто они? – Спросил Ильхан, когда последний из лесных братьев скрылся за деревьями.
- Разные люди. Беглые солдаты, рабы, должники…. Тоже, наверное, были тихими. Но жизнь повернулась к ним спиной. Пойдем и мы. Время ждать не будет.
К середине следующего дня они были у источника Цапли. Ильхан сбросил с плеча свой узелок.
- Сейчас перекусим, и, не теряя времени, вниз. Мы и так шли дольше, чем предполагали.
  Юань не возражал и, наспех пообедав рисовыми лепешками, друзья приступили к спуску в обрыв.


 
Между тем события в горном монастыре шли своей чередой. Незадолго до наступления Нового Года к Настоятелю вошел монах-помощник с просьбой срочно выслушать брата Лун-эра.
- Что ему надо?
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- Пусть войдет.
     В келью быстрым шагом вошел мальчик-монах, и заговорил, волнуясь и торопясь:
- Учитель! Этот человек, которого подобрали братья, он говорил, что он отшельник и долгие годы провел в горах. Но это не так! Я видел его год назад в Чаньани. Он был хорошо одет, и шел в сопровождении двух важных господ.
- В каком месте ты его видел?
- Неподалеку от Запретного Города.
- Ты знаешь о нем еще что-нибудь?
- Нет. Я видел его только один раз.
- Хорошо. Можешь идти. Нет, постой. Разыщи-ка господ императорских воспитанников и скажи, что я прошу их зайти ко мне.
- Да, Учитель! Я могу идти?
- Иди.

           Спустя некоторое время друзья вошли в келью Настоятеля.
- Все ли хорошо у вас, мои юные воины?
- Благодарим вас, Учитель. Наш день заполнен делами и смыслом.
- И у меня для вас есть хорошие новости. Человек, который назвался отшельником и пришел к нам с гор, подослан.
     Ли и Фэй переглянулись.
- И это хорошая новость, Учитель?
- Конечно. Мы уже знаем врага в лицо, а он об этом не подозревает. Но я просил вас придти для того, чтобы посоветоваться. Что нам делать с этим человеком?
       Фэй сделал решительный жест рукой. – На скалу, и вниз!
- А вы, господин Ли, как полагаете?
- Я против убийства, но подробно бы его допросил. А что думаете вы, Учитель?
       Настоятель некоторое время размышлял, глядя в окно, затем повернулся к друзьям.
- Дайте лисе уйти, когда она этого захочет.
- Чтобы она продолжала делать свое черное дело?
- Нет. Для того, чтобы она привела нас к своей норе.
       Фэй восхищенно покрутил головой.
- Да, Учитель! Теперь я понимаю, где лежали истоки ваших знаменитых военных побед! Но, кто будет следить за лисой?
- Вы очень любезны, господин Фэй, вспомнив мои скромные заслуги. Что же касается лисы, предоставьте это  нам.  У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, или пожелания?
- Нет, Учитель. Мы всем довольны.
- До известного дня остается совсем немного времени и, зная вашу любовь к искусству боя, я попрошу быть осторожнее. Не повредите руки, ноги, а тем более, шеи. Они вам пригодятся.

Между тем, найденный в горах «отшельник» прилежно отрабатывал на кухне свое чудесное спасение и помощь монастыря.
  Узнать что-то новое Цую почти не удалось. Юные вельможи целые дни проводили в библиотеке, или на площадке для состязаний. Проникнуть в их жилища Цуй не решился, понимая, что за ним могут следить. Для себя он отметил, что Ли не раз выходил из кельи монаха-врачевателя. Этот факт вполне укладывался в его представление о том, что Императора хотят отравить.
           Осознав, что его дальнейшее пребывание здесь становится бессмысленным, Цуй попросил аудиенции у Настоятеля.
- Вы пришли о чем-то попросить? – Вежливо встретил его глава монастыря.
- Да, Учитель. Я бесконечно благодарен вам за спасение и приют. Но горы зовут меня обратно. Я прошу вашего разрешения удалиться к вершинам и вечному безмолвию.
- Хорошо. Завтра утром вы можете покинуть нас.
Цуй, кланяясь, удалился. После его ухода Настоятель вызвал к себе одного из членов своего горного братства.
- Жун. – Обратился он к монаху. – Завтра лиса покидает нас. Она идет в Лоян. Проследи весь путь.  Нам важно узнать, где ее нора. В Лояне тебе поможет этот человек.
  С этими словами Настоятель передал монаху клочок шелка с начертанным на нем именем. 
          Вечером Цую снова повезло. Направляясь в свой закуток, он услышал обрывок разговора императорских воспитанников. Друзья, прощаясь, задержались у кельи Ли.
- Все, пожалуй. -  Сказал старший из юношей. -  Теперь можно приступать к делу. Да отворятся перед нами Врата Смерти!
- Да минуют они нас! – Ответил ему другой.



 

                ТАЙНА   ГОРЫ   ЛИНЬШАНЬ


Читателю хорошо известны дни, когда события имеют особенность в короткий промежуток времени накапливаться снежным комом, и приобретать скорость горной лавины.
          Волей судьбы, в ночь на 23 число первой луны года описываемых событий, сразу несколько отрядов хорошо вооруженных людей двигались с разных сторон по направлению к горе Линьшань.
             Ли и Фэй в сопровождении десятка всадников спешились в небольшой лощине, поросшей кустарником и хвойными деревьями. Их уже ждали. Невысокий плотный офицер вышел к ним навстречу.
- Все готово. Люди на своих местах.
- Хорошо. – Ли повернулся к начальнику отряда сопровождения. – Ждите нас трое суток. Если мы не вернемся к этому времени, действуйте по вашему усмотрению.
- Да, господин.
- Ну, а сейчас покажите, где вход.
 Офицер провел друзей среди нескольких валунов, протиснулся в узкую скальную расселину, и, обернувшись, сказал:
- Здесь.
- Ли осмотрелся. - Да. Найти это место, не зная его, просто невозможно. Но не будем терять времени. Где факелы?
- Мы советуем вам переодеться, господин Ли. Проходы могут оказаться очень узкими. Шелковые штаны и рубахи не дадут вам застрять. А вот веревки. Они тоже вам пригодятся.
    Юноши переоделись, взяли в руки по связке веревок и факелов, и глянули друг на друга. 
- Идем?
- Я первый. – Сказал Ли. Зажег факел, нагнулся и шагнул в темную круглую дыру, ведущую в чрево горы. Фэй последовал за ним.
- Храни вас Небо! – Произнес офицер.
 Некоторое время он смотрел вслед юношам, потом вернулся на поляну.
- Смените дозоры. – Приказал он стоящим в ожидании офицерам. – Остальные могут отдохнуть. И не забудьте… - Не успев договорить, он схватился за горло, которое пронзила оперенная стрела.
 Окружавшие его воины взялись за мечи, но было поздно. Рой стремительно жалящих стрел опрокинул их в сырую траву. Поляна огласилась стонами и  хрипом умирающих людей. Через несколько мгновений все было кончено.

    Из кустарника вышли несколько человек. Один из них, высокий с жестким выражением лица, перешагнул через тело убитого офицера, оглянулся и сказал:
  - Вот и все. Они в ловушке. Остается только ждать.
 
               
  Почти за полтора столетия до описываемых в этой книге событий Китаем правил Император Ин Чжэн, именуемый в позднейших исторических хрониках Цинь Ши хуанди  -  первый император царства Цинь.
Будучи человеком железной воли, Цинь Ши хуанди подчинил себе одно за другим несколько царств Древнего Китая, соединил разрозненные оборонительные сооружения в одно грандиозное целое, прозванное Великой Китайской стеной, и ввел законы, вызывающие ужас у его современников.
       Пролив моря крови, «железный» Император провел в стране несколько реформ, существенно ускоривших и улучшивших общий ритм социально-экономических отношений: денежную – изъял из обращения, как средство обмена, яшму, жемчуг, серебро и олово. Оставил только золотые слитки и медную монету. Реформировал  письменность, установив для всей стране единую форму написания иероглифов – сяо-чжуань. Это письмо позднее составило основу современной китайской письменности.
                При ЦиньШи хуанди огромный размах приняло строительство главных, императорских дорог, общая длина которых достигла 4250 миль. Любопытно, что эти дороги были 9-полосными, главная из которых предназначалась только для Императора и его семьи. Проезд по этой полосе любого, даже очень знатного вельможи сурово наказывался.
                Движение по этим дорогам было настолько интенсивным, что в крупных городских центрах им управляли специальные «регулировщики».
                Другим достижением времен правления ЦиньШи хуанди, стал «Волшебный канал» длиной в 120 миль, прорезавший горную гряду и соединивший север и юг Китая
       Проводя в жизнь свои прогрессивные реформы, Император сопровождал их таким неслыханным террором, вплоть до уничтожения населения  целых местностей, что осенью 210 г. до н.э., когда Цинь Ши хуанди покинул этот мир, страна впервые за много лет вздохнула свободно.
       Великие властители Прошлого унесли с собой в могилы несметные богатства. В сиянии золотого ореола стоят Большие пирамиды Египта, то ли ограбленные в древности, то ли хранящие и поныне в своем каменном чреве груды тусклого желтого металла, облагороженного прикосновениями великих ювелиров.
       Золото Чингис-хана, Атиллы, Александра Македонского, Алариха, золото инков, Чичен-ицы… Они уносили свои сокровища, оставляя людям неистребимое желание вернуть их обратно.
     Погребение Цинь Ши хуанди было одним из самых богатейших в мире. Из записок древнекитайского историка Сыма Цяня следует, что в строительстве подземной гробницы, длившемся 37 лет, участвовало 700 тысяч рабов, солдат и согнанных со всех концов страны крестьян. Вместе с Императором в небытие ушли сотни его слуг, рабов и наложниц. Для сохранения тайны входов в подземелье тысячи строителей гробницы были убиты.
    Недолгое время после смерти Императора место захоронения  тщательно охранялось. Потом годы смуты, восстаний и смены царствующих династий упразднили караулы и конные разъезды, но, и много позднее, во времена героев нашей книги, в местах этих располагалась часть многочисленных императорских войск. С горой Линьшань было связано много преданий и страшных историй. Рассказывали, что человека, приблизившегося к месту упокоения кровавого Императора, ожидало страшное будущее.


  Ли продвигался вперед быстро и уверенно. Фэй следовал за ним, не отставая ни на шаг. Пол постепенно понижался, уводя друзей в глубину горы. Факел освещал неровные стены подземного хода, который то сужался,  то переходил в широкие просторные полости. Местами он резко, под прямым углом, менял направление.
- По-моему, создатели этой дыры использовали природные пещеры. – Заметил Фэй.
- Возможно. Но, здесь, на глине, следы!
Фэй присмотрелся.
- Да. Нога человека. Кто-то идет впереди нас.
- Нет. Этому следу больше ста лет. Смотри: здесь отпечаток шва. Башмаки с таким швом давно не делают.
- Ну! – Поразился Фэй. – Откуда ты это знаешь?
- Потом, Фэй! Сейчас нельзя терять времени.
Друзья двигались уже довольно долго и, в конце концов, потеряли представление о времени. Внезапно Ли остановился.
- Ну, что там?
- Обрыв, и дальше темнота. Я ничего не вижу.
- Глубоко?
- Сейчас проверим.
Ли бросил в пустоту маленький камешек и прислушался.
- С два человеческих роста будет. Может быть, немного больше.
- Будем прыгать?
- А если там копья, или мечи острием вверх?
- Ладно. Давай веревку.

Ли обвязался пеньковой веревкой, другой конец которой взял в руки Фэй, и быстро соскользнул вниз. Несколько мгновений он осматривался, потом крикнул:
- Здесь тупик!
- Не может быть! Погоди, я спущусь.
- Нет, оставайся наверху. Я хочу понять, что это такое.
                Приблизив факел к самой стене, Ли внимательно осмотрел каждую ее пядь. Небольшая квадратного сечения полость была явно искусственного происхождения. Гладкие стены из тесаного камня, и никакого намека на дверь или скрытый ход. Ли нахмурился и плотно сжал губы. Такого оборота дела он не ожидал.
- Ну, что? Что? – Торопил его Фэй.
- Дальше пути нет.
- Не может быть! - Повторил Фэй. –  Может быть, ход скрыт в полу?
- Я смотрел. Это сплошной камень.
- Постой, я зажгу свой факел.
Свет стал ярче, но это ни к чему не привело.
- Думай, Ли! Думай! Здесь какая-то хитрость.
- Так. Давай еще раз. Все ли мы осмотрели? Пол, стены..
- Потолок! – Крикнул Фэй, и поднял факел выше, насколько позволяла рука.
В следующее мгновение раздался его торжествующий голос:
- Есть! В потолке есть ход. Вылезай!
Цепляясь за веревку, Ли быстро выбрался наверх и оглядел небольшую дыру в потолке.
- Как мы не заметили. Подсади-ка меня.
Юноши быстро, помогая друг другу, проникли в отверстие, где перед ними открылся очень узкий лаз. Передвигаться в нем можно было только ползком.
- Слышишь? – Внезапно замер Ли.
 Откуда-то из чрева горы раздался жуткий, нарастающий вой. Друзья почувствовали, что кровь застыла у них в жилах.
- Что это может быть? – Шепотом спросил Фэй.
- Не знаю. – Так же тихо ответил его друг. – В горах, во время ветра, так иногда гудят пещеры. 
- Что бы там ни было, надо идти.
Неведомый звук, как бы предупреждая об опасности, повторился еще несколько раз и стих так же внезапно, как и появился.
     Ход уводил вниз настолько круто, что приходилось спускаться, упираясь ногами и руками. В конце концов, Ли не удержался и соскользнул куда-то, далеко вниз. За ним кубарем последовал Фэй.
        С разгона ударившись обо что-то твердое, оглушенный Ли в первый момент не мог даже пошевелиться. В следующее мгновение на него упал Фэй.
- Живой? – Поинтересовался он.
- Да. – Отозвался Ли. – Но я сильно ударился головой.
- Покажи-ка. – Обеспокоился Фэй.
Рана оказалась неглубокой, и Фэй перевязал ее, оторвав рукав своего халата.
              Ли перевел дух и огляделся. Свет факела осветил большое кубическое сооружение из кирпича, и далее терялся в темноте.
               Фэй с факелом в руках пошел в обход сооружения, завернул за его угол и попятился, пораженный увиденным. Перед ним стояла целая армия вооруженных людей. Свет факела вырывал из темноты пещеры суровые лица воинов в полном облачении. Построенные в бесконечные колонны, они двигались прямо на него. Блики света играли на бронзовом оружии и пряжках воинов. В задних рядах шли боевые повозки, запряженные лошадьми. С левой стороны к броску приготовился солдат, принявший стойку «тай цзи чуань». Фэй обреченно опустил руки.
 -             Это гуй-бин… воины-призраки.
- Они неживые. – Шепнул из-за его спины Ли.
Фэй тряхнул головой, отгоняя видение. Перед ним, действительно, стоял огромный отряд навеки застывших людей. Трепещущий свет факела создавал полную иллюзию жизни.
           Ли подошел поближе, и вгляделся в лица близстоящих воинов.
- Эти люди окаменели. – Дрогнувшим голосом произнес он. – Смотри, каменное все: одежда, лица, руки. Нас ожидает та же участь!
- Послушай! Даос говорил мне, что еще при жизни Великого тысячи ваятелей годами лепили для него фигуры воинов.
- Да? Это другое дело. – У Ли отлегло на сердце. – Но, куда нам двигаться?
- Между воинами есть проходы. Пошли туда.
Друзья, стараясь не смотреть на каменные лица солдат,  двинулись в темную глубину огромного зала. Мощные столбы из сосны и кедра поддерживали невидимый потолок. Свет от факелов не достигал высокого свода пещеры, и казалось, что они идут под открытым ночным небом. Кое-где, в проходах, лежали большие деревянные балки, полузасыпанные землей. По-видимому, они упали с потолка.
- Здесь ступени, и проход еще куда-то.
- Смотри! И здесь люди.
- Это чиновники.
Действительно, в следующем подземном зале очередную армаду терракотовых фигур составляли многочисленные представители власти времен империи Цинь. Здесь обрушения были больше, и виднелись следы большого пожара. Часть огромного помещения была завалена  обугленными балками, землей и булыжниками.
- Похоже, со времени ухода Императора Ин-Чжэня мы здесь не первые.
- Вспомни, предание говорит о том, что во время одного из восстаний  рабы целый месяц пытались пробиться в гробницу Первого Императора.
- А вот тебе и доказательство этого. – Фэй  указал на торчащую из груды осыпавшейся земли человеческую руку. Обтянутая высохшей кожей, она еще продолжала сжимать бронзовый меч. – А в гробницу они могли проникнуть?
- Будем надеяться, что нет. 
Между тем, с трудом продвигаясь среди каменных фигур, и завалов, они остановились перед кирпичной стеной, за которой, возможно, было продолжение погребального комплекса. Вправо и влево от замурованного хода вели туннели, которые заканчивались такими же кирпичными стенами.
- Что будем делать?
- Попробуем пробиться.
- Голыми руками?
- Здесь полно оружия. Но, постой. – И Ли, разбежавшись, нанес ногой сильный удар в центральную часть стены. Безрезультатно.
- Придется вооружаться.
Юношам пришлось вернуться в первый зал, где они выбрали два тяжелых бронзовых меча. Не глядя в глаза терракотовых солдат, друзья забрали из их рук оружие. Оба почувствовали себя неловко. Они обезоружили воинов, призванных защищать своего Императора.
  Ряд сильных ударов по стене заставил ее поддаться. Выбив несколько кирпичей, юноши быстро расширили отверстие. Теперь в него вполне мог проникнуть человек.
     Друзья быстро преодолели препятствие, и остановились в молчании. В этом зале безраздельно властвовала смерть. Во время похорон Великого здесь были убиты сотни людей и животных. Обезглавленные тела лежали бесконечными рядами. Рабы, слуги, нарядно одетые наложницы, лошади в полном боевом облачении, «северные собаки»* в тяжелых ошейниках, инкрустированных золотом и серебром. Сотни сундуков с посудой, украшениями, множество чаш и корзин с едой. Позеленевшие от времени бронзовые колокола и сосуды с видом и пищей. Цитры и свирели, сверкающие алмазами  и зажатые в навек застывших руках мертвых музыкантов.
     В неподвижном воздухе стоял запах смерти и тления.
      Глядя на это страшное зрелище юноши какое-то время не могли двинуться с места.
- Здесь есть то, что может нам очень пригодиться. – Севшим от волнения голосом сказал Фэй.
- Что именно?
- Факелы. Гляди, здесь их много.
- Думаешь, они способны гореть спустя столько лет?
- Сейчас проверим. – Фэй наклонился, взял из погребальной связки палку с намотанной на нее паклей, и поднес к ней свой факел. Огонь вспыхнул мгновенно и ярко. – Видел? Своего огня нам не хватит. Пришлось бы возвращаться в полной темноте. Да и лепешки рисовые в этих корзинах, я думаю, хоть и обратились в камень за сотню лет, но сосать их можно. Так что голодная смерть нам не грозит.
- Ты прав. Меня радует то, что грабители до этого места не добрались. Следов разрушения не видно.
- Сейчас надо быть внимательными. Где-то здесь, поблизости, будут и книги.
- А их не могли положить в гроб Великого?
- Уверен, что нет. Я знаю обряды погребения. Так могут похоронить
чиновника, писца или даоса вместе с его трактатами, но не Императора. Впрочем… - Ли помолчал. – Если и положили, мы никогда этого не узнаем.
- Почему?
- Гроба Императора я касаться не буду.
- Да. Я тоже.
- Тогда идем дальше.
- Смотри! – Внимание Фэя привлекло довольно большое, почти в рост человека, каменное изваяние молодой женщины, стоящее в глубокой нише и одетое в шелковое платье. Изображавшее наложницу, или служанку высокого ранга, оно поражало красотой и нежно-печальным выражением лица.
- Я рассмотрю его ближе.
- Поторопись. У нас мало времени. – Ответил Ли.
           Фэй направился к изваянию, а его друг занялся осмотром зала. Внезапно звук упавшего факела заставил Ли оглянуться.
            
*Так называли китайцы одну из собачьих пород
Фэй, опустив руки, медленными сомнамбулическими движениями приближался к изваянию наложницы. Брошенный им факел упал на высохшие останки человека, и они вспыхнули ярким и призрачным пламенем. Ли заподозрил неладное, бросился к товарищу, и схватил его за руку.
  -       Что с тобой?! – Крикнул он, увидев остановившийся, прикованный к изваянию взгляд Фэя. В следующее мгновение он взглянул на каменного идола, и почувствовал, как ледяной холод проник в его сердце.
            Глаза идола горели неестественным, красным светом. Сквозь нежный овал женского лица проступали  искаженные злобой черты демона. Неведомая и грозная  сила влекала Ли к страшному истукану.  Он почувствовал, как слабеет и теряет сознание. Стало тепло и уютно. Захотелось лечь, свернуться клубком и забыться. Перед юношей стремительной чередой пронеслись все события его жизни. Вот он маленьким, смеясь и радуясь, бежит вслед запущенному отцом воздушному змею. Вот они с умершим в раннем детстве братом, а вот он и Фэй у ног Императора… «Наверное, так бывает перед смертью». – Мелькнула у него в голове далекая, как вечерние зарницы, мысль. Сделав еще несколько безвольных шагов по направлению к идолу, Ли услышал громкий и взволнованный голос матери: «Ли! Остановись! Сюда нельзя! Уходи!»
- Мама? – Удивленно спросил он, наклонив голову и прислушиваясь. – Ты же умерла, мама!
- Уходи, Ли! Уходи, не задерживайся! – Тревожно настаивал голос. -   Иначе ты погибнешь! Уходи! Уходи! Уходи!…
Собрав последние силы, Ли попытался отойти в сторону. Его, как будто, тянули в разные стороны две чудовищные силы. Одна теплая, почти горячая, другая – ледяная и беспощадная.
Невероятным усилием воли, еле передвигая страшно отяжелевшие ноги и таща за собой Фэя, Ли медленно отдалился от истукана. Ледяная сила сразу уменьшилась, а глаза идола погасли.
Еще немного в сторону, и юноши повалились на земляной пол пещеры, отирая со лба струящийся ручьями холодный пот.
- Что это было, Ли? – Шепотом спросил пришедший в себя Фэй?
- Не знаю. Но мы были на краю гибели.
Когда стучащие стремительными молоточками сердца юношей успокоились, они поднялись на ноги, и двинулись дальше.
             Фэй не выдержал и оглянулся на страшного истукана. Из ниши на него печально глядели прекрасные женские глаза. Где-то вдали раздался чуть слышный детский смех, затем плач, переходящий в рыдания.
            Ли тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сам воздух в гробнице казался осязаемо-плотным; юноши ощущали на себе чьи-то невидимые прикосновения, слышали неровное дыхание, и далекий стук тысяч глухих молоточков.
         - По-моему, это стучат сердца погибших. – Тихо сказал Фэй.
         - Не знаю. Надо идти дальше.
Осторожно обходя останки принесенных в жертву людей, друзья принялись обследовать зал и прилегающие к нему помещения. Их оказалось много, и они хранили бесценные сокровища искусства. Обходя их, юноши составили себе примерное представление об архитектурном плане гробницы.
    Но входа в погребальную камеру не было. Ли напряженно вглядывался в каменные плиты, швы между которыми были залиты расплавленной медью. Фэй не отставал от него ни на шаг. Наконец, Ли остановился.
- Ясно одно: мы идем по кругу. Вечная обитель Великого здесь, за этой каменной стеной.
- Мечом ее не пробьешь.
- А если подкопаться? Пол здесь земляной, а я где-то видел лопаты.
         В одной из камер, действительно, лежали предметы крестьянского быта. У Первого Императора и ушедших вместе с ним слуг должно было быть все необходимое для вечных странствий в заоблачных мирах.
         Прочное дерево не успело истлеть за сотню лет, и найденные лопаты были вполне пригодны к употреблению.
         Вооружившись ими, юноши без передышки приступили к работе. Каменная стена уходила в землю примерно на половину человеческого роста. Несколько часов наряженной работы и подкоп был готов.  Последний удар лопатой  снизу вверх пробил толстый слой земли по ту сторону стены. Ли и Фэй перевели дыхание.
- Ну, кажется, все. Я полез.
           Упираясь руками, Ли ужом протиснулся в узкое отверстие.
- Давай огня. Я ничего не вижу.
  Ли взял в руки факел, поднялся на ноги и огляделся. То, что он увидел, потрясло его до глубины души.
Над ним простирался купол ночного неба, украшенный жемчугом и сотнями тысяч драгоценных камней. Мириады огоньков переливались в нем, отражая слабый свет факела.
Внизу, под звездным шатром, лежала целая страна. Горы, холмы, долины, реки, искусно выполненные из самоцветов и полудрагоценных камней, завораживали взор своей изумительной красотой. Озера, заполненные ртутью, храмы и пагоды, дворцы и городские ворота выглядели как настоящие. Крепостные башни и стены окружали миниатюрные сады и хрустальные водопады. Золотые драконы распростерли свои сильные крылья и стерегли этот удивительный мир. В самом центре загробной страны расположилось большое ртутное озеро с островом посередине.
На острове вырезанная из яшмы и нефрита возвышалась гробница Великого Императора.  У ее подножия Поднебесная сложила последние дары своему повелителю.
Фэй давно уже стоял в молчании рядом со своим другом. Чувство страха и угнетенности, не покидавшее их все время пребывания под землей, сменилось ощущением прикосновения к вечности. 
Перед ними в невероятном по своей силе энергетическом сгустке предстала часть великой истории страны. Эта поразительная красота создавалась сотнями тысяч рук гениальных мастеров. В ней растворялись войны, ненависть и кровь, пролитая их предками.
          Ли молча указал в направлении гробницы, и друзья, стараясь не повредить удивительную красоту рельефа, подошли к берегу ртутного озера. Остров-гробницу соединял с берегом ажурный бронзовый мостик. Юноши прошли по нему, и ступили на твердую землю острова. Не сговариваясь, они опустились на колени и коснулись челом нефритовых плит.
          Перед ними в вечном покое лежал человек, чье имя внушало ужас врагам и  подданным. 
- Прости нас, Великий! – Негромко произнес Ли. – Мы выполняем волю Сына Неба, твоего Брата. Он просит тебя подарить ему часть твоей вечной и бессмертной силы.
Юноши вплотную подошли к гробнице. У стен ее стояли тяжелые боевые щиты, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями.
- Стой! Замри! – Внезапно скомандовал Фэй. – Не опускай ногу.
Ли застыл, не успев сделать и шага. Скосив глаза вниз, он увидел тонкую серебряную нить, ведущую куда-то за щиты. Рядом с ней протянулось еще несколько таких же нитей.
- Арбалеты! – Негромко произнес Фэй. – Видишь, там за щитами.
Только сейчас Ли разглядел наконечники десятков смертоносных стрел, готовых насквозь пронзить любых незваных гостей. Тугие пружины арбалетов более ста лет ждали своего часа здесь, в кромешной темноте гробницы.
     Ли сделал мягкий, кошачий шаг в сторону, и глянул на своего друга:
- И как ты только увидел!
- Я уверен: если задеть одну, сработают все.
Передвигаясь с предельной осторожностью, друзья обошли гробницу, ощетинившуюся сотнями ядовитых жал.
Здесь же, на другой ее стороне, лежало и  т о, за  ч е м  они пришли.  Ли сразу понял, что в этих удлиненных, ювелирной красоты ларях могут находиться книги. И они, действительно, были там. Три связки тонких бамбуковых пластин, с выгравированными на них иероглифами. Осторожно, медленными движениями, не сводя глаз с с опутавшей все серебряной паутины, Ли извлек книги из ларей. Одного взгляда на первые строки  было достаточно, чтобы понять: это трактат о человеке, его жизни, смерти и бессмертии.
- Все, Фэй! Это то, к чему мы стремились. А сейчас надо уходить. Здесь очень опасно. Каждое мгновение грозит смертью, может быть, более страшной, чем эти стрелы. – И, встретив вопросительный взгляд товарища, показал на ртутное озеро. – Отец говорил мне, что с живым серебром нельзя долго находится рядом.
  Ли снял с головы повязку, расшитую золотыми драконами, и положил ее к подножию гробницы. Фэй сделал то же самое. Это был их дар ушедшему Императору.
         Друзья взяли в руки книги и факелы, и двинулись в обратный путь.
          У подкопа Ли взял факел из рук Фэя.
- Иди вперед.
Фэй юркнул в узкий лаз, но уже через мгновение в нем показалась его бледная, перекошенная от страха физиономия.
- Ли! Там кто-то есть! Я слышал голоса и видел свет.
- Гаси факелы. – Мгновенно отреагировал его друг.
Оставшись в полной темноте, друзья ощутили, как их накрыла гнетущая волна животного страха.  Кроме них в этом царстве смерти не могло быть ни одной живой души. Значит, Фэй слышал голоса демонов ада.
Ли на ощупь нашел руку Фэя, и приблизил губы к его уху:
- Оставим все здесь, и пойдем - посмотрим. Надо понять, что это такое.
Юноши бесшумными змеями скользнули в подкоп. Ли осторожно высунул голову из ямы и огляделся.
В дальнем углу жертвенного помещения, действительно, виднелся свет и слышались человеческие голоса. Разговаривали на повышенных тонах, и юноши могли разобрать не только отдельные слова, но и целые фразы.
- На демонов непохоже. – Шепнул Ли. – Я не знаю, каким чудом они проникли сюда, но, по-моему, это обыкновенные грабители.
- В таком случае мы просто убьем их.
- Хорошо. Но давай подойдем ближе.
Бесшумно и осторожно лавируя между жертвенными колясками и паланкинами, друзья подкрались к неизвестным людям, и затаились за грудой оружия.
Разговаривали двое. Один из них стоял спиной, и его лица не было видно. Физиономия другого слабо освещалась горевшим факелом. Судя по внешности и выговору, родом этот человек, иноземец,  был откуда-то с далекого Запада. Он говорил, почти кричал сбивчиво и возбужденно.
- Послушай! Ты сошел с ума! Посмотри вокруг! Я в жизни не видел такого богатства! На это могут жить города, страны, целые народы!  А ты не разрешаешь мне взять несколько жалких камней?! Они не нужны этим мертвым людям!
- Успокойся, ту-кю! – Ответил его невидимый собеседник. – Успокойся и выслушай меня. Куда мы с тобой шли? - Достать позабытый кем-то клад. Но Небо привело нас в гробницу Ин-Чжэня. А я никогда не трону могилу, даже если она будет принадлежать последнему рабу. И тебе не позволю это сделать. Если ты возьмешь отсюда хотя бы один камень, я убью тебя!
  Иноземец весь дрожал. Он то протягивал руку к своему собеседнику, то судорожно хватался за меч, висевший у пояса. Наконец, он упал на колени и умоляюще простер обе руки.
- Брат! Отец! Учитель! Я не могу жить без Син-нян! А я – нищий! У меня ничего нет! Ничего, кроме этого меча!
- Да, пойми ты, дурная голова! Если ты унесешь отсюда хотя бы самую малость, Небо страшно накажет тебя. Поверь, я знаю больше, чем ты. Умрешь ты, твои дети или твоя жена! Весь твой род будет проклят! Нельзя обижать мертвых, Ильхан! Кроме того, у тебя есть алмаз, пусть даже и небольшой.
            Тот, кого назвали Ильханом, упал лицом в землю и заплакал. Плечи и грудь его сотрясались от рыданий. Он плакал, как ребенок, громко и навзрыд.
      Ли и Фэй переглянулись. На их глазах неожиданно разыгралась неведомая для них драма.
             Собеседник лежащего человека наклонился и положил руку на его плечо.
- Перестань, брат! Клянусь тебе, я сделаю все для того, чтобы Син-нян стала твоей женой. А сейчас идем! Нам нельзя больше здесь оставаться.
Он помог встать на ноги лежащему человеку, взял в руки факел, и оба вышли в проем соседнего помещения.
Погас свет факела и стихли шаги ушедших незнакомцев, а Ли и Фэй все не могли двинуться с места. Наконец, с большим трудом, в полной темноте спотыкаясь об останки принесенных в жертву людей, друзья на ощупь нашли стену погребального зала и подкоп под нее. Зажгли факелы и облегченно вздохнули.
- Все, Ли! Уходим! Это уже выше моих сил. – Сказал Фэй, поднимая с нефритовых плит связки бесценных книг.
В последний раз склонились они в прощальном поклоне Великому Императору и навсегда покинули это страшное место.
Оба чувствовали себя не очень хорошо. Может быть, сказались долгое отсутствие сна, переживания последних часов, а возможно, был прав отец Ли, предупреждавший сына об опасности живого серебра.
       Обратный путь занял у них меньше времени. И когда впереди забрезжил слабый лунный свет, а идущий первым Фэй чуть не сорвался в пропасть, оба поняли, что ошиблись и возвращаются не той дорогой, которой пришли в гробницу.
       Друзья решили дождаться утра, и переговаривались, лежа на крохотном уступе, повисшем над обрывом.
                Они не могли знать, что более года назад на этот уступ, под источником Цапли, уже спускался Ильхан.
- Нет! Все-таки без лисьих козней здесь не обошлось. Я готов поклясться, что мы вышли из того же зала, в который входили. – Не мог успокоиться Фэй. – И лаз выглядел так же, как и тот.
- Этих залов там, что звезд на небе. Возможно, существуют два, или даже несколько, путей, ведущих в гробницу.
- Возможно. Чует мое сердце, что по этим дорогам уже шастало немало людей. Видел кости у входа? Но как мы будем отсюда выбираться?
- Либо вниз - веревки у нас есть, либо вверх.
- И еще: этот благородный человек, там, в гробнице…
- Да, я тоже думаю о нем. Судя по голосу, он еще молод. Как ты думаешь, почему тот второй не убил его? Ведь люди, ослепленные золотом, способны лишить жизни родную мать.
- Он его или боится, или глубоко уважает. А, может быть, и то и другое вместе. 
Взошедшее солнце разогнало ночную тьму и утренний туман. Юноши осмотрелись.
- Одни боги ведают, что там наверху. – Сказал Ли. – Внизу же я вижу ручей, и довольно сносную возможность спуститься. Давай-ка, обвяжем веревкой этот камень. А я тебя придержу. Кстати, а куда подевался твой амулет?
Фэй коснулся груди ладонью . – Не знаю. В этом аду можно было и голову потерять, не то, что амулет.
- Ладно. Сейчас не до него. Пора спускаться.
  Довольно быстро ловкий Фэй, цепляясь за веревку и уступы скал, спустился вниз. Следом за ним отправилась связка бесценных книг, а вскоре и Ли встал рядом со своим  товарищем.
     Так спустя более, чем двое суток, друзья оказались в ущелье под источником Цапли, и, сориентировавшись по солнцу, двинулись к столице.

       Между тем на противоположной  стороне горы Линь-шань происходили совершенно другие события.
       Юань и его спутник, в свою очередь,  повинуясь велениям судьбы, совершили ошибку и вошли в ход, который привел императорских воспитанников к гробнице Ин-Чжэня. Ильхан следовал за своим спутником, как в воду опущенный, не говоря ни слова. Между тем, наблюдательный Юань, довольно быстро сообразил, что они идут не той дорогой и стал предельно осторожным. Он уже подумывал было повернуть обратно, как далеко впереди показался свет.  Юань остановился.
- Стой, ту-кю. – Сказал он, понизив голос. – Надо осмотреться. Я не знаю, куда мы пришли. Стоит дождаться ночи.
Ждали молча, не разговаривая. Когда стемнело, Юань велел спутнику оставаться на месте и осторожно, ползком двинулся вперед. Через некоторое время он вернулся и шепотом сказал:
- Плохо дело. Там засада. А у выхода натянута сеть с колокольчиками.
- Что будем делать? – Спросил Ильхан.
- У тебя остались восковые свечи? Давай их сюда.
  Юань опять ушел, и на этот раз его не было очень долго. Наконец, он вернулся.
- Пойдем, ту-кю. Но, если ты хочешь еще раз увидеть свою Син-нян, ни один камешек не должен скрипнуть под твоим башмаком.
      
          Охотничьей страсти не чужды многие люди. Те, кто у подземного входа ждал возвращения императорских воспитанников, были подвержены ей вдвойне. Они были ловцами по натуре и охотниками по приказу. Третьи сутки люди, уничтожившие охрану Ли и Фэя, ждали свою добычу. Меры, которые они предприняли, не позволили бы проскользнуть незамеченной и мыши. Напряжение возрастало с каждым часом.
          Третья, со времени установки западни,  ночь выдалась темной и холодной. Небо заволокло тучами, и  луна больше не освещала мокрый лес и склоны горы Линь-шань.
           Под утро начальника отряда разбудили. Его потряс за плечо дозорный офицер.
           Отбросив теплую куртку, которой он закрывал лицо и плечи, начальник приподнялся на локте и вгляделся в смертельно бледное лицо дозорного. Затем одним прыжком вскочил на ноги.
- Ну? – Шипящим голосом спросил он, вцепившись в плечи разбудившего его человека.
- Господин! Они сбежали!
           -  Не может быть… - Медленно, с расстановкой, произнес начальник отряда. – Не может быть. -  Оттолкнув офицера, он бросился к расселине, возле которой уже стояло несколько обескураженных охотников. На земле валялась шелковая сеть с десятками привязанных к ней маленьких бронзовых колокольчиков. Начальник наклонился и взял ее в руки. Ни один колокольчик не звякнул. Внутренняя часть каждого из них, вместе с бронзовым язычком была тщательно залеплена воском.
- Невероятно! Они ушли вверх?
- Да.
- А, Цзя-юнь?
- Его нашли связанным, с кляпом во рту.
- Связать такого богатыря, да еще так, чтобы он не пикнул? И это сделали двое сорванцов? Нет! Здесь что-то не то.
          Сеть вместе с колокольчиками полетела на землю.
          - Мальчишки не могли уйти далеко. Обыщите все окрестности. Они нужны мне живыми!
Отряд охотников рассыпался по лесу. Часть преследователей отправилась вверх, в гору.
           День поисков не принес успеха. Охотники не встретили никого, кроме стада кабанов и странствующего монаха вместе с его слугой-иноземцем. На всякий случай монаха и слугу обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Обоих отпустили с миром.

               
В  СТОЛИЦЕ

            
           Благодаря Юаню, его слуге и своей оплошности, Ли с Фэем выиграли целые сутки, и сумели уйти от погони, о существовании которой, впрочем,  и не подозревали. Выйдя из ущелья на дорогу, они столкнулись с Ян-ши, который в сопровождении двадцати всадников направлялся к горе Линь-шань.  Его послал отец Ли, обеспокоенный долгим отсутствием связного.
             Через мгновение друзья, подхваченные сильными руками друзей, уже покачивались на спинах крепких лошадок.
             Отряд разделился. Часть его вместе с Ли и Фэем повернула обратно в столицу. Остальные, во главе с Ян-ши проследовали дальше.
             Через несколько дней друзья в приподнятом настроении въезжали в главные ворота Чаньани, в котором не были с осени прошлого года. Сзади, на расстоянии нескольких лошадиных корпусов от них, ехали до зубов вооруженные всадники охраны.
Проезжая по хорошо знакомым улицам, юноши радостно вертели головами в разные стороны.
-   Не забыл еще? – Спросил Фэй, указав рукой в сторону императорских садов.
- Нет. – Коротко ответил Ли.
- Он, и в самом деле, ни на мгновение не забывал прекрасную незнакомку, которую встретил в саду Большого Платана. Ее образ прочно поселился в его сердце, и следовал за ним повсюду. Вот и сейчас перед ним, как наяву, возникла тоненькая девичья фигурка на камне, у самой воды. Изящные ручки цвета слоновой кости, и ее лицо, прекрасное, как утренняя заря…
- Э-эй! – Окликнул его Фэй. – Ты сейчас с коня свалишься.
  Ли смущенно улыбнулся. Действительно, размечтался. А ведь их еще ждет встреча с отцом и Императором.
Всадники подъехали к дому Главного Советника. Еще несколько томительных мгновений,  и вышедший к ним навстречу отец Ли прижал к своей груди обоих юношей. Они не виделись около полугода.
Отстранившись, Советник любовно оглядел заметно возмужавших друзей.
-    Извольте пожаловать к столу, молодые воины! Хорошей еды, я думаю, вы давненько не видели.
Ли отвязал седельный мешок с драгоценными книгами и протянул его отцу.
- Это вы отдадите Величайшему собственными руками. – Ответил Советник и, обняв друзей за плечи, повел их в дом.
   
     С удовольствием глядя, как юноши уписывают за обе щеки великолепные кулинарные творения его поваров, Советник рассказывал им последние новости двора и Поднебесной.
       Чаосянь пала, и владения Величайшего увеличились еще на одно царство. В столице заканчивается строительство нового водопровода, и теперь большей части населения не нужно будет ходить к реке. Отца Ли на днях посетил изобретатель из провинции Шаньси и показал ему удивительный прибор, с помощью которого можно будет узнавать о землетрясениях, случившихся далеко отсюда.
- Представьте, друзья! Если где-то вдали силы Неба сотрясают земную твердь, бронзовый дракон выплевывает шарик, указывая направление события. Вы обязательно должны познакомиться с этим прибором. Ну, вот, пожалуй, и все новости. Да! И еще: - Советник недоуменно нахмурил брови. – Ни-цзы сегодня утром, вместе со всей семьей, по приказу Императора брошен в темницу.
- Первый министр?!– Одновременно воскликнули оба друга, прекратив еду. – За что?
- Пока не знаю. Думаю, что Величайший сделал это, не подумав, в порыве гнева. Ни-цзы не враг. Ни нам, ни Императору. При всей склочности характера, он совершенно незаменим, как ученый человек и государственный деятель.  Кто наши настоящие враги, вы узнаете в свое время. Сегодня в вечер я должен быть в Запретном Городе, и попробую выяснить у Величайшего, чем его так разозлил Первый Министр. Ну, а сейчас – немедленно в постели! Вам следует хорошо выспаться, ибо Сын Неба может пригласить вас в любое мгновение.

Пока Ли и Фэй отсыпались в доме Главного Советника, Первый Министр Поднебесной пожинал плоды своего неразумного поведения.
        Никогда прежде он не бывал в тюрьме, и имел о ней весьма отдаленное представление. Сейчас, когда его голова и ноги  были забраны тяжелыми деревянными колодками, а от пояса к стене протянулась железная цепь, Ни-цзы мучительно старался понять, что именно с ним произошло.
            Собрав воедино все сведения, относящиеся к Первому Советнику и его сыну, он пришел к глубокому убеждению в том, что раскрыл страшный заговор против Сына Неба. У министра появилась уникальная возможность доказать свою преданность Высочайшему, укрепить положение при дворе, и избавиться от настоящих и будущих соперников. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ни-цзы отправился к Императору.   
            При первых же словах министра на лице Сына Неба появились все признаки сильного гнева. Он, однако, сдержался и выслушал все, до конца.
            Когда Ни-цзы закончил свой рассказ, Император долго сидел молча, глядя в одну точку. Министр в волнении ждал решения своей участи.
             Наконец, Сын Неба три раза хлопнул в ладоши. Этот жест был хорошо знаком Первому Министру. Сколько раз на его глазах такие хлопки отправляли людей в ссылку, на каторгу, на плаху.
              На знак, поданный Императором, вошли двое мужчин могучего телосложения, тоже хорошо знакомые Ни-цзы. Сын Неба кивнул в сторону своего собеседника и отвернулся.
              С помертвевшим лицом, еле передвигая ноги, влекомый неумолимыми стражами, Ни-цзы покинул покои Императора.
                До  этой минуты он был всесильным министром огромного государства. Одного его слова было достаточно, чтобы в движение пришли сотни тысяч людей. Он имел возможность писать философские трактаты, собирать редчайшие рукописи  и произведения искусства. Колоссальным трудом и собственным талантом этот человек достиг высоты своего положения, и вот все рухнуло в считанные мгновения.
               Находясь в состоянии глубокого шока, Ни-Цзы не ощущал смрада тесной камеры и тяжести колодок. Уже много часов он находился здесь, и потерял им счет.
Через клеть, по ее земляному полу прополз небольшой скорпион. Уткнувшись в ногу узника, он замер, затем обогнул ее и двинулся к двери. Ни-цзы проводил его отсутствующим взглядом.
              Тяжелый деревянный засов двери скрипнул, отодвигаясь, и в темную клеть, нагнувшись, вошел коренастый смуглый человек. Сопя, он бросил на пол черствую лепешку и пнул узника ногой.
- Жри, собака.
Ни-цзы никак не отреагировал, продолжая смотреть в одну точку.
- Слышал, что я сказал? – Министр получил еще один пинок в живот.
- Я не могу взять ее руками. – Тихо ответил Ни-цзы. – Ты же видишь, они связаны за спиной.
Стражник расхохотался. – Руками, говоришь? Зубами жрать надо! Как все собаки. Впрочем, поступай, как хочешь. Все равно, тебе недолго осталось.
С этими словами он вышел из клети. Дверь захлопнулась, и Ни-цзы остался один.
               
               
               



ИМПЕРАТОР
 
    
У-ди с нетерпением ждал Главного Советника. Его уже известили, что отборные офицеры, посланные для охраны Ли и Фэя, перебиты отрядом неизвестных стрелков. Ян-ши добрался до места, таившего вход в усыпальницу Ин-Чжэня, и обнаружил там только тела погибших офицеров. Никаких следов или свидетелей происшедшего не осталось.
     У-ди был недоволен. Слишком многие оказались посвящены в столь важное для него дело. Коме того, ему не хватало Ни-цзы. Приехавший по вызову начальник чиновничьего Приказа не сумел ответить на все интересующие его вопросы, и попросил разрешения обратиться за помощью к своему советнику. У-ди разрешил, и с раздражением наблюдал, как оба путались в цифрах, названиях полков и местностей. Не было случая, чтобы Ни-цзы, который всегда присутствовал при подобных докладах, не подсказал бы заблудившемуся необходимые ему сведения.
       В конце концов, Сын Неба рассвирепел, и пинками вышвырнул обоих за дверь.

- Господин Главный Советник. – Доложил, наконец, евнух.
- Пусть войдет. – Ответил У-ди, постепенно успокаиваясь.

Отец Ли был одним из тех немногих подданных, которым У-ди доверял безраздельно. Будучи весьма проницательным человеком, Император видел, что интересы его Советника лежат в стороне от примитивных дворцовых интриг и карьерных соображений. Советник был государственным деятелем в лучшем смысле этого слова – сильным, знающим и патриотичным. В его присутствии У-ди мог позволить себе быть самим собой.
       
- Как чувствуют себя наши юные друзья? – Приветливо обратился У-ди к вошедшему Советнику.
- Благодаря помощи Неба, прекрасно. Я даже успел заставить их выспаться, дабы сонные физиономии не удручали своим видом Господина Вселенной.
          У-ди улыбнулся. – И где же они сейчас?
- Здесь, за этой дверью. И ждут твоих приказаний, Высокочтимый.
- Хорошо. Пусть подождут.
        Император прошелся по комнате. Главный Советник склонился в почтительном ожидании.
- Прежде, чем юные воины войдут в этот зал, я хотел бы понять для себя некоторые особенности произошедшего.  Как могло случиться, что все люди Вэна погибли?
- Мы изучаем обстоятельства дела. Все новые сведения я немедленно сообщу Господину Вселенной.
- У тебя есть какие-нибудь подозрения?
- Есть. В этом деле замешаны мои собственные враги.
- Все твои недруги являются и моими врагами.
- Благодарю тебя, Высокочтимый! Я имел в виду врагов моего рода. Эта история тянется из глубины  веков.      
- Я не буду вникать в тонкости твоей родовой вражды, но за гибель офицеров моей охраны кто-то должен ответить.
- Они ответят, мой Господин.
- Хорошо. Теперь о тебе, твоем доме и твоих слугах. Ты, действительно, общаешься с демонами?
Главный Советник с удивлением взглянул на У-ди.
- Я изучаю природу, хочу знать, как устроены некоторые ее чудеса, встречаюсь с самыми светлыми умами Поднебесной, но, демоны!… Я, вообще, сомневаюсь в их существовании. Почему, Великий, ты спрашиваешь меня об этом?
- Ни-цзы убеждал меня в том, что именно с их помощью ты, твой сын и его друг задумали отравить меня.
  Советник с сожалением покачал головой. – Бедный человек! Он совсем рехнулся. Обладать такими выдающимися талантами, и в то же время ничего не понимать в людях! Ему можно только посочувствовать.
- Да, я такого же мнения. Но должен заметить: вам следует быть более осторожными. Слишком много любопытствующих глаз следует за тобой и моими воспитанниками.
- Что ты имеешь в виду, Повелитель?
- Я полагаю, что тебе необходимо усилить охрану своего дома и его окрестностей. У меня есть, что рассказать, а тебе будет полезно это послушать…
Узнав от Императора все, что успел донести ему незадачливый Первый Министр, Советник начал многое понимать.
- Так вот почему рычал Ям.  – Задумчиво произнес он. -  Я чувствовал, что в моей комнате побывал посторонний, но не мог в это поверить.
- Что будем делать с Ни-цзы? – Спросил Сын Неба.
- С Ни-цзы… Освободи его, Повелитель. – Он выдающийся ученый, и незаменимый чиновник.
- И это говоришь ты, которого он оболгал? Если бы я не знал тебя так хорошо, на его месте сейчас был бы ты.
- Повелитель, в его поступке больше ошибки, чем злого умысла. В конце концов, он искренне полагал, что спасает жизнь Владыки Поднебесной.
- А как же господа воспитанники?  Он явно хотел очернить их. 
- Да, соблазн увлек его. Но чужие недостатки можно исправлять и, не обнажая их перед людьми. Я не верю в изначальную порочность этого человека. Он слаб, но не злонамерен. И, кроме того, большой человек не должен считать ошибок маленьких людей.
Сын Неба на некоторое время погрузился в размышления.  Как и любой Император, он не был склонен отменять свои приказания.
- Хорошо. – Произнес он, наконец. – Я последую твоему совету. Завтра утром Ни-цзы будет освобожден.
Главный Советник склонился перед ним в глубоком поклоне.
- Позволь мне, Повелитель, обратить твое просвещенное внимание еще на один факт: Первый Министр слаб, не только в мирских искусах, но и здоровьем.  Будет лучше, если ты сделаешь это сразу, не дожидаясь утра.
- Ты добр. Не излишне ли?
- Сердце подсказывает мне, что это не тот случай, когда следует проявлять жесткость.
- Будь, по-твоему.  Но, я полагаю, наши юные друзья уверились в том, что мы о них совершенно забыли.
- В таком случае я приглашу их, и с разрешения Великого оставлю вас наедине.
  Только сейчас Главный Советник понял, как не терпится Императору из первых уст услышать рассказ юношей, и взять, наконец, в руки давно желанную вещь.
-  Да, иди. И не забудь, что завтра я провожу Государственный Совет. Присоединение Чаосяни к Поднебесной требует особого внимания  к этому вопросу.

Заждавшиеся приглашения друзья разом вскочили на ноги, увидев входящего в покои Советника.
- Ну, господа воспитанники! Настал ваш черед. Сын Неба ждет вас.
Друзья переглянулись. Ли взял в руки кожаный мешок с драгоценной добычей, поклонился отцу и шагнул в покои Императора. За ним последовал Фэй.
Песочные часы трижды завершили свой цикл прежде, чем юноши покинули покои Императора и Запретный Город. Напряжение и усталость последних дней, если как-то и  сказались на обоих друзьях, были полностью сняты после встречи с Сыном Неба.
         Когда тяжелые дворцовые ворота закрылись у них за спиной, Фэй остановился, и взял своего друга за плечи.
- Ли! Неужели все закончилось?
- Да! Но, остается много непонятного…гибель нашей охраны, эти двое в гробнице.
- Впереди большая жизнь, и я думаю, со временем многое станет ясным. Но, прочь заботы! Величайший дал нам десять дней полной свободы и отдыха. Как ты думаешь использовать их?
- Отосплюсь и вернусь к своим занятиям, и книгам.
- Нет, он все же ненормальный! – Пробормотал Фэй в сторону. – Меня теперь всю жизнь будет тошнить от одного вида книг и рукописей. Куда пойдем сейчас?
- Для тебя в моем доме всегда найдется свободный кан и одеяло.
- Пожалуй. – Согласился Фэй. – Я больше ни на что не способен, как использовать твой кан по назначению. Кстати, а эти угрюмые люди, что они там делают?
Ли оглянулся и всмотрелся в темные фигуры, остановившиеся неподалеку от них.
- Это офицеры императорского полка. Я знаю вон того, толстого. Их явно послали охранять нас.
- Опять! – Недовольно сказал Фэй. – Заботятся, как о маленьких. Как ты думаешь, когда-нибудь это закончится?
- Возможно.... А, пока не закончилось, я предлагаю развлечься и оставить их в дураках.
- Каким образом?
- Сейчас, не торопясь, завернем за угол, и сразу, через ограду, в сад. Пусть побегают.
- Хорошая мысль.
И друзья, прыснув в кулак, двинулись вниз, по темной улице города.
         

Выпущенного на свободу министра Ни-цзы отвезли домой, где его уже ждали жена и трое сыновей.  Вместе с главой семьи они испытали колодки и все прочие ужасы тюрьмы.
    На утро министр был приглашен к Императору, от которого вышел с растерянным выражением лица.
     Вечером Ни-цзы собрал всю семью, долго смотрел в пол, потом заговорил :
- Благодарение богам наши несчастья закончились. И я молю Небо о том, чтобы они никогда больше не повторились. Я так же полагаю, что каждый из нас воспримет все произошедшее, как урок, из которого следует сделать серьезные выводы. Так, как это сделал я.
        И главное: отныне все нам надлежит молить Небо и богов о здравии Главного Советника Императора. Своим спасением мы обязаны этому человеку
 
В покоях Императора всю ночь горел свет. Поздним вечером, оставшись, наконец, в одиночестве, У-ди подошел к столу и долго смотрел на три потемневшие от времени книги. Потом взял их в руки, и поднес к лицу, вдыхая аромат древности. Сын Неба не сомневался в том, что они – живые. Более ста лет пролежали они в страшной темноте и безмолвии гробницы, прежде, чем дерзкие руки его подданных предоставили им возможность снова увидеть свет.
         У-ди понимал, что идет по стопам своего далекого предшественника. Он трезво смотрел на вещи и не позволял себе надеяться на чудо. Но, твердо верил в то, что на пути к чуду, эти книги станут еще одной ступенью, ведущей его к заветной цели, к вечной и манящей тайне Бессмертия.

               
АНГЕЛ   СМЕРТИ

          
После возвращения в деревню Ильхан медленно приходил в себя. Его надежды стремительно разбогатеть рухнули, и это не могло не сказаться на  душевном состоянии юноши. Единственное, что утешало азиата, это почти каждодневные встречи с Син-нян.
            -  Дай мне немного времени. Я все обдумаю и пойду к родителям твоей зазнобы. – Сказал ему Юань. – Это не тот случай, когда надо торопиться.
Между тем, впереди юношу ждало новое серьезное испытание.
          Возвращаясь к делам, Ильхан встретил госпожу Цзы-вэнь. Столкнувшись с ее, откровенно призывным взглядом, азиат неожиданно для себя смутился. Весь его опыт общения с женщинами сводился к платным увеселительным заведениям и двум-трем случайным дорожным связям. Здесь же знаки внимания ему оказывала замужняя женщина, да еще и его хозяйка. Господин Цзы-вэнь,  растрачивая весь пыл на служанок и птичниц, по-видимому, ничего не оставлял для своей супруги.
          Юноша вежливо поклонился и, памятуя грозное предупреждение Юаня,  собирался пройти мимо, но не тут-то было.  Госпожа Цзы-вэнь загородила ему дорогу.
        - Благодаря вашим заботам, господин Ильхан, лошади в нашем селении стали выглядеть как девушки на выданье. Было бы неплохо, если бы вы уделяли такое же внимание и людям.
          Прекрасно понимая, что на языке жителей Хань в его адрес прозвучал довольно серьезный упрек, Ильхан виновато спросил:
- Я кого-то ненароком обидел, госпожа?
- Вы целыми днями общаетесь с лошадьми, но я мало вижу вас, работающего по дому. Между тем, в моей спальне не закрывается крышка от ларя, а в окне образовалась щель. В нее дует ветер, и я мерзну по ночам. Я буду просить вас устранить эти недостатки в самое короткое время.
Отказать хозяйке Ильхан не имел права. Стараясь не смотреть на неспокойно вздымающуюся грудь госпожи Цзы-вэнь,  он ответил:
- Я исправлю. Завтра же все посмотрю, и сделаю так, как это будет удобно для вас.
- Нет, господин Ильхан. Завтра я буду занята. Господин Цзы-вэнь послезавтра уезжает в город на три дня, и я должна собрать его в дорогу. Вот после его отъезда вы сможете спокойно приступить к делу.
Ильхан не нашелся с ответом и молча поклонился.
      «Хитрая лиса!» – Растерянно думал он, направляясь к конюшне. – «Только этого мне не хватало. Непонятно, что и делать».
             Впадать в блуд с хозяйкой усадьбы не входило в планы Ильхана. Он с величайшим уважением относился к Юаню, и скорее отрубил бы себе руку, чем нарушил слово, данное другу. Во-вторых, и это было самым главным, любовь к Син-нян возвела в его сознании невидимые и могущественные стены, не допускающие и мысли о связи с другой женщиной.
             Мучимый сомнениями, юноша завернул за угол дома и лицом к лицу столкнулся с господином Цзы-вэнем. Увидав своего конюшего, тот широко и приветливо заулыбался.
           «Рассказать, что ли, хозяину…» – Мелькнула в голове Ильхана наивная мысль. – «Пусть утихомирит эту взбесившуюся кошку».
           «Нет, нельзя!» – Решил он в следующее мгновение. – «Вышвырнет из усадьбы, как котят на помойку.
Господин Цзы-вэнь, все также приветливо улыбаясь, остановился и доверительно взял Ильхана за рукав.
- Должен сказать, что я доволен вами, господин Ильхан. Очень доволен. С вашим приходом дела в селении пошли значительно лучше. Лошади ухожены. Конюшни сверкают чистотой, как чертоги небожителей. Управляющий вами не нахвалится. И госпожа Цзы-вэнь (а она, вы знаете, женщина серьезная и придирчивая) о вас самого высокого мнения.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь! – Смущенно ответил юноша, не ожидавший таких похвал.
- Не скромничайте! Вы заслужили и большего, господин Ильхан. Но, у меня к вам есть маленькая просьба. Совсем небольшая. Я думаю, вас это не затруднит.
- Конечно, господин Цзы-вэнь! – Растроганно сказал Ильхан. – Я всей душой рад услужить вам.
- Вот и чудесно! В вашем цветущем возрасте это не составит большого труда. Кроме того, я убедился, что вы – человек порядочный. Я могу довериться вам, господин Ильхан?
- Без сомнения, хозяин!
Господин Цзы-вэнь оглянулся и, перейдя на шепот, приблизил свое лицо к самому уху юноши.
- Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну. Дело нешуточное. Видите ли… меня крайне беспокоит состояние супруги, госпожи Цзы-вэнь. Она страдает. Очень! А я – человек уже немолодой. К тому же, терзаемый болезнями, и… различными недостатками. Я не в состоянии дать ей того, что она хочет. А она страдает! Вы понимаете, о чем я говорю?
- Нет! – Искренне ответил азиат, недоуменно глядя на хозяина.
- Ну, как вам сказать яснее… Госпоже Цзы-вэнь необходимо мужское внимание. А я – человек немолодой, мучимый болезнями… Вы, я думаю, тоже соскучились по… э-э-э… г-хм... Послезавтра я уезжаю в город. И задержусь более, чем на три дня. Это я госпоже Цзы-вэнь сказал, что на три дня.  Чтобы не волновалась. Вот и…. У вас не будет никаких препятствий. Я вижу, вы смущены…. Это прекрасно! Не отвечайте, не надо! Я знаю, вы человек благородный и обхождением, и речами. Вы не откажете в моей просьбе!
Господин Цзы-вэнь воодушевленно потряс юношу за плечи и удалился так же стремительно, как и появился.
Остолбеневший Ильхан смотрел ему вслед, широко разинув рот.
   
- Да! Добра от того, что я услышал, ждать не приходится. – Сказал Юань, выслушав своего друга. – Нам следует поторопиться. Но, идти свататься надо с подарками. А у нас ничего нет. Впрочем, у тебя есть алмаз. Давай его сюда. И хозяин нам должен еще немного денег. Итак, завтра. 
На следующий день, ближе к вечеру, Юань одел новые штаны и рубаху, велел Ильхану ждать и отправился к родителям Син-нян.
    Его не было долго. Все это время Ильхан не находил себе места. Он то хватался за работу, принимаясь править сбрую, то все бросал и сидел неподвижно, глядя в одну точку. В эти мгновения решалась его судьба.
Наконец, в воротах появился Юань. Ильхан вскочил на ноги и бросился к нему.
- Плохо дело, ту-кю. – Удрученно произнес Юань. – Нам отказали. Я ничего не смог поделать. Вот твой камень. Они его не взяли.
Ильхан, не говоря ни слова, стоял, как громом пораженный.
- Завтра утром господин Цзы-вэнь отвезет Син-нян к теткам, в город. Возможно, они боятся, что ты украдешь ее.
Ильхан продолжал стоять,  глядя куда-то в пустоту. Белый свет померк для него.
- Ты слышал, что я сказал? – Мягко спросил Юань.
- Там, под землей. – Заговорил Ильхан отрешенным голосом. – Ты не разрешил мне взять даже маленький камешек. Но обещал, что все будет хорошо. Ты обманул меня.
- Было сказано все, что необходимо, Ильхан. Я даже предложил им себя, как работника. На всю оставшуюся жизнь. Бесполезно.
  Ильхан нашел в себе силы поднять голову, и посмотреть на товарища.
- Спасибо, брат. -  Тихо сказал он. – Видно, такова воля богов.
Они долго стояли молча.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Юань.
- Пойду к себе, на родину. Может быть, найду родственников.
- Хорошо. Я нужен тебе?
- Нет. Я пойду один.

Ночью Ильхан не спал. Предстоящая жизнь потеряла для него смысл. Хотелось одного: быстрее уйти, и унять боль, остро режущую сердце и душу.
          Тоска сменялась приступами ярости и желанием отомстить всем и за все. Надо сказать, что события последних дней полностью отвлекли его внимание от давнего желания постичь тайну шелка.
           Ильхан понимал, что шелк на его родине, это – богатство, власть и почет. Значит, уйти надо  знающим.
            «Сейчас все спят, и к шелкопрядам можно подойти без опаски. Сторожей при них я никогда не видел». – Размышлял Ильхан. – «А потом всё запалить, чтобы век помнили, и уйти в горы. Там никто не найдет, не догонит».
            Ильхан наивно полагал, что стоит один раз заглянуть в домик, где живут шелкопряды, как ему все сразу же станет ясно.
            Поразмыслив несколько мгновений, ту-кю прислушался: Юань дышал ровно и тихо. Значит можно действовать.
             Ильхан бесшумно встал, взял из-под кана кремень, трут и кресало, прихватил со стола светильник, и так же тихо вышел за дверь. Луны не было, но дорогу к заветным домикам, он мог найти с закрытыми глазами.
             Стараясь не смотреть в ту сторону, где жила Син-нян, Ильхан быстро пересек двор, и, придерживаясь деревьев, пошел к тому месту, на которое до сей поры демонстративно не обращал внимания.
              У домиков его встретили несколько деревенских собак. Сразу признав своего, они дружелюбно завиляли хвостами.
           Ильхан огляделся, и приступил к делу. Жилище шелкопрядов было невысоким и продолговатым.  Небольшая дверца закрывалась на обыкновенную деревянную щеколду.
           Несколько ударов кресалом, и Ильхан зажег светильник. Еще раз оглянувшись, он взялся за щеколду.
- Не стоит этого делать, ту-кю! – Прозвучал у него за спиной знакомый голос.
Ильхан от неожиданности чуть не выронил светильник, и обернулся. Перед ним стоял Юань. Как всегда спокойный и невозмутимый.
- Ты?! – Вырвалось у азиата. – Опять ты?
- Поверь мне, ты ничего там не поймешь. Этому великому искусству, как и любому другому, учатся долгие годы. Иди лучше спать.
Ильхан медлил. Любой другой человек на месте Юаня был бы уже покойником.
- Ты отбираешь у меня последнюю надежду?
- Тот, кто, сидя у тигра на шее, хватается за тигриный хвост, не годится даже в ученики, Ильхан.
- Мне все равно! В кипящей воде нет холодного места.
- Когда наступит великая смерть, осуществится и великая жизнь. – Произнес Юань загадочную фразу. - Иди домой, ту-кю.
- Я не верю тебе! – Ильхан бросил светильник на землю, и, повернувшись, побрел по направлению к дому.
Юань постоял немного, поднял с земли погасший светильник, и пошел вслед за азиатом.
Вернувшись домой, Ильхан повалился на кан, и замер. Чтобы отвлечься, стал вспоминать свое детство, братьев и сестер. Где они? Возможно, что и живы. Но, найти их в этом безграничном мире не представляется возможным. Даже, если Небо и сведет их чудом, они не узнают друг друга.
        Ощущение бесконечного одиночества охватило его. Чтобы не завыть в голос, Ильхан вцепился зубами в край одеяла, и неподвижно пролежал так до самого утра.
          На соседнем кане не спал Юань. Но отчуждение уже разделило друзей своей невидимой и страшной преградой.

           Весь следующий день прошел для Ильхана, как во сне. Увидеть в последний раз Син-нян ему не удалось. Господин Цзы-вэнь уехал в город рано утром, на двух повозках, с племянницей, служанкой и четырьмя вооруженными слугами. По долгу службы их провожал Юань.
Вечером он подошел к Ильхану и молча передал ему что-то завернутое в небольшой шелковый узелок.
          Конюший развернул мягкий шелк, и в его руки лег маленький деревянный идол, бог семейного очага Цзао-ван. В Новый Год Ильхан сам вырезал его из дерева и подарил Син-нян.   Это была единственная вещь, хранившая тепло ее рук.
            Уйти Ильхан решил на следующее утро.  С вечера он собрал узелок с рисовыми лепешками, и запасной курткой. Аккуратно завернул и положил на его дно несколько монет и деревянного идола – память о навсегда утраченной любви. Лег на кан, и забылся тревожным, тяжелым сном.
             Утром Юань не разбудил его, как всегда, и Ильхан проспал дольше обычного.
              Проснувшись, встал и наспех проглотил рисовую лепешку, запив ее холодной водой. Взял свой узелок, окинул в последний раз взглядом комнатку, в которой они прожили более  полугода, и вышел во двор.
               Разыскал Юаня. Тот стоял у сарая с повозками, и рассматривал поломанное колесо. Бросив взгляд на Ильхана, он сразу все понял, и положил колесо на землю.
             Ильхан подошел к товарищу.
- Настала пора прощаться, брат… Я никогда не забуду твоей дружбы.
- И я не забуду тебя, Ильхан. Ты зайдешь к хозяйке попрощаться?
- Нет. Это лишнее. Передай, что я благодарен за кров и ее добро.
Несколько мгновений они молчали. Потом Ильхан забросил узелок за спину.
- Прощай, брат!
- Прощай!
Ильхан повернулся, вышел из ворот на дорогу и двинулся в направлении гор.
Юань, не отрываясь, смотрел ему вслед. Он видел, как Ильхан поравнялся с опушкой леса, и оттуда странной ковыляющей походкой вышел оборванный человек. Он подошел к Ильхану и что-то сказал ему. Потом пошатнулся и, как подрезанный колос рухнул на землю. Азиат наклонился, поднял упавшего и, взвалив его к себе на спину, потащил обратно в деревню.
Юань отбросил в сторону долото, и бросился к воротам. Через несколько мгновений он уже подбегал к Ильхану.
- Что случилось, ту-кю?
- Это служка господина Цзы-вэня. – Прерывистым голосом ответил азиат. –   Они все попали в лапы Железного Монаха. И Син-нян вместе с ними!
Юноши внесли израненного  слугу во двор и положили на траву. Навстречу им уже сбегались слуги, заметившие неладное. Над раненым захлопотали женщины, а из своих покоев вышла обеспокоенная шумом госпожа Цзы-вэнь.
Слугу привели в чувство, и он слабым голосом рассказал о том, что произошло вчера вечером на старой лесной дороге.
       Господин Цзы-вэнь сознательно выбрал эту заброшенную дорогу, полагая, что таким образом избежит нежелательных встреч с лесными братьями. К несчастью, судьба решила иначе, и к вечеру, когда дорогу повозкам преградили вооруженные люди с дикими перекошенными физиономиями,  господин Цзы-вэнь понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни.
       Пленников заставили выйти из повозок и увели в лес. Мужчин побили, а женщин заперли  в каком-то сарае.
       Перепуганного господина Цзы-вэня и его слуг подвели к Железному Монаху, который  оказался веселым волосатым мужчиной богатырского телосложения.
- Ну, любезный господин Цзы-вэнь, - Радушно обратился он к своему пленнику. – давненько я к тебе подбирался. Нельзя же так жить, не помогая другим. Посмотри на моих людей: сплошная рвань да лохмотья! И кушают не очень хорошо. Риса не хватает, зерна. Опять же, половина из них в землянках живет. А там сыро! Нехорошо! Я думаю, двести семьдесят связок монет помогут этим бедным людям в их нелегкой жизни. Ты! - Обратился Железный Монах к одному из слуг господина Цзы-вэня. – Я тебя отпускаю. Ты пойдешь к своему управляющему и скажешь, что послезавтра утром, на дороге  у Лесного Ручья нас должны ждать двести семьдесят связок монет. Тогда он получит обратно своего господина и всех остальных.  Да пусть не вздумает солдат привести, а то я из его господина сделаю чучело, а девиц замуж выдам. Вон мужей сколько!
- Двести семьдесят связок монет… - Помертвевшими губами прошептал господин Цзы-вэнь. – Это все мое состояние.
- Ну, вот видишь, я не прошу больше, чем ты имеешь.
Железный Монах повернулся к слуге. – Поспеши. Я буду ждать только до полудня. И при повозке с деньгами, должно быть не более двух человек, а не то я пришлю госпоже Цзы-вэнь уши ее супруга.

Выслушав рассказ слуги, сельчане растерянно зашумели. Госпожа Цзы-вэнь ударилась в слезы.
- Что же нам делать? - Растерянно спросил управляющий.
- Надо послать гонца в город. Пусть пришлют войска! – Плача, выговорила госпожа Цзы-вэнь.
- Он не успеет. Да и бесполезно это. Сколько раз они приходили и уходили ни с чем.
- Может быть, сами справимся? – Неуверенно спросил управляющий. – Сотню-две мечей по селу мы соберем.
- Сотня неумех, которые  берутся за оружие раз в году…
- Но, что-то же надо делать…
Ильхан, до сей мнуты хранивший молчание, издал дикий вопль, выхватил меч и ринулся к воротам. Его мгновенно перехватил Юань.
- Стой! Ты куда, дурная голова?
- Син-нян! Там Син-нян! Они убьют ее! – Глаза юноши были широко раскрыты, и в них полыхало безумие.
- Опусти меч и успокойся. Ты даже не знаешь, где их логово. Погубишь себя и ее.
           Ильхан неохотно опустил меч и застыл на месте.
- Вы можете собрать двести семьдесят связок монет? – Спросил Юань, поворачиваясь к управляющему и госпоже Цзы-вэнь.
- Да. Но это не спасет пленников. Железный Монах все равно убьет их. А девушек возьмет в наложницы. Такие случаи уже бывали.
- Я думаю, мы уговорим этих упырей.  К восходу солнца подготовьте мешки с деньгами и повозку. С ними поедут Си и Фань. Они повыносливее. А я с ту-кю буду ждать их в условленном месте.
- Кто ты такой, чтобы командовать нами? – Крикнули из толпы. – Может быть, ты сам хочешь присвоить эти деньги!
Юань повернулся на выкрик и, немигающим взглядом уставился в лицо говорящего.
 -  Ты знаешь, что надо делать? Нет? Тогда помолчи!
- Закрой рот, и оставь его в покое! – Крикнули из толпы.
- Мы доверяем господину Юаню!
- Пусть делает то, что считает нужным!
Среди этих криков и всеобщего возбуждения один Юань продолжал оставаться невозмутимым.
- Господин управляющий,  нам с товарищем понадобится оружие, и я бы хотел посмотреть, что вы можете нам предложить.
- Да, конечно! Но, может быть, вы все-таки возьмете с собой хотя бы десятка три крепких молодцов…
- Нет. Это лишнее. Они могут спугнуть Железного Монаха.

          На дороге, у Лесного Ручья пели птицы. Восходящее солнце пронизывало своими лучами кружево зеленой листвы, и множеством ярких пятен трепетало на цветастом ковре из прошлогодних листьев, разноцветного мха и серых, лесных валунов. Маленькая, рыжая белочка, подергивая хвостом, выискивала себе пропитание, и грациозно перелетала с ветки на ветку.
       В эти места редко заглядывали люди, и поэтому лесные обитатели без страха и с интересом наблюдали, как по неровной дороге движется груженая повозка с двумя седоками.
       Поравнявшись с тем местом, где звонкий ручей пересекал дорогу, повозка, заскрипев колесами, остановилась. Ее седоки спрыгнули на землю, отошли в сторонку и, усевшись на придорожные камни, принялись тихо о чем-то переговариваться.
        Низкорослая гнедая лошадка, глядя в землю, тоже думала о своем, и задумчиво перебирала влажными губами.
        Лесную идиллию нарушил треск ломающихся под ногами веток и легкое звяканье металла. Из леса на дорогу вышло сразу несколько человек. Осторожно вертя головами в разные стороны и, не обращая внимания на сидевших на обочине людей, они сразу направились к повозке.
        Один из них залез в нее, и принялся по очереди развязывать мешки, внимательно изучая содержимое каждого из них.
- Все на месте. – Сообщил он, наконец, своим спутникам. – Можно забирать.
Из кустов вышли еще люди, и принялись разгружать содержимое повозки.
С мешками на плечах, один за другим, они быстро исчезали в лесной чаще.
Последний из них задержался и, оглянувшись, бросил через плечо, двоим, продолжавшим сидеть на камне:
- Убирайтесь отсюда! Да, поживее! Господина вашего мы потом отпустим. Как деньги пересчитаем.
Приехавшие в повозке люди встали и, подойдя к лошади, принялись неторопливо ее разворачивать.
             -  Смотри ты, как торопились. Даже лошадь не взяли. – Сказал один из них, покачав головой.
           Вскоре дорога опустела.
            Спустя несколько мгновений тихо качнулись ветви придорожного дерева, и по его стволу скользнули на землю два человека в лоскутно-цветастой, под цвет зелени одежде.
- Держись в тридцати шагах позади меня. -  Тихо шепнул Юань своему спутнику, закинув за спину тугой, боевой лук. – И никаких лишних движений. Действуй только по моему знаку.
  Поправив плотно набитые стрелами колчаны у пояса, он бесшумными кошачьими движениями двинулся в направлении скрывшихся в лесу разбойников.
Азиат выждал какое-то время и последовал за ним, прячась за стволами деревьев.
   
    В лагере лесных братьев царило приподнятое настроение. В центре большой поляны сложили только что принесенные мешки с деньгами.
    Вокруг них столпилось и галдело почти все население разбойничьего гнезда, около ста пятидесяти человек. Большинство из них никогда не видели такой груды монет, и глазели на них, разинув рот.
     Железный Монах довольно похохатывал, похлопывая себя по животу и широкой груди.
- Хорошо! Очень хорошо! Здесь и жизнь достойная  сложена, и утехи, и старость беззаботная. Часть поделим, конечно. Остальное приумножим. Зерно денежное… ему тоже рожать следует. Но будет глаза тешить!  Меченый! Где там наша добыча высокочтимая? Приведи их сюда.
  Тот, кого назвали Меченым, сухой, высокий детина с рваным шрамом во всю длину лица, ухмыляясь, двинулся к бревенчатому домику в глубине лагеря.
    Через несколько минут несчастные пленники предстали перед ордой гогочущих и ухмыляющихся разбойников. Две девушки шли позади, не поднимая глаз, охваченные страхом и предчувствием скорой расправы.
- Хороши! Ах, как хороши! -  Причмокнул толстыми губами Железный Монах. – Что ж ты стоишь, Меченый! Покажи нам прелести девиц светлооких.
Меченый, паясничая и кривляясь, оттолкнул в сторону господина Цзы-вэня и приблизился к Син-нян и ее служанке.
- Какие персики, красавицы какие утонченные достались нам, людишкам лихим да ничтожным! Как мы сейчас усладимся нежностью девиц лотосооких…
- Вы обещали отпустить нас… -  Зажатым голосом сказал господин Цзы-вэнь.
Громкий хохот был ему ответом.
Меченый, грязно улыбаясь, схватил Син-нян за руку. В то же мгновение в воздухе резко свистнуло.
Выпучив глаза и схватившись за пробитую стрелой грудь, Меченый захрипел и, заливая кровью рубаху, тихо осел на землю.
Разбойничья толпа охнула, и на мгновение остолбенела.
Воздух, как будто, стегали быстрым упругим кнутом. Поток смертельно жалящих стрел, казалось, несся со всех сторон одновременно. Это Юань, стремительно меняя положение, без промаха разил растерявшихся лесных братьев. Десяток лучников не смог бы нанести им больший урон, чем один этот грозный воин.
- В лес бегите! Это войска! – Крикнул опомнившийся Железный Монах, и выхватил из-за пояса меч.
        В считанные мгновения Юань расстрелял три колчана стрел, издал короткий боевой крик, и с мечом в одной руке и короткой железной цепью в другой прыгнул в самую гущу разбегающихся в разные стороны разбойников. Железный Монах с горящими глазами метался из стороны в сторону, не понимая, где враг и с кем надо сражаться.
       С другой стороны, вращая мечом, в толпу противников врезался Ильхан.
Оба, пользуясь растерянностью лесных братьев, наносили им страшный урон.
- Их только двое! Убейте их! – Крикнул кто-то.
  Часть убегавшись лиходеев повернулась, и бросилась на обоих друзей.
Несколько минут в воздухе стоял лязг мечей и кряканье рубящихся людей. Юаня почти не было видно за окружившими его разбойниками. Лесные братья погибали один за другим от разящего меча и бешено вращающейся цепи.
        Брошенные в него копья Юань сбивал молниеносным движением руки или цепи. Все летящие в него удары попадали в пустоту.   
Наконец,  окровавленные, охваченные страхом люди опустили мечи и робко отступили. Человек, которого они все вместе пытались убить, не был даже ранен.
Юань медленно, исподлобья,  обвел суженными до предела глазами  застывших на месте разбойников, и двинулся по направлению к Железному Монаху.
        Огромного роста мужчина, Монах, судорожно стиснув меч, смотрел, как к нему приближается его смерть.
- Положи меч, и иди к остальным. – Спокойно посоветовал ему Юань.
Монах помедлил, затем поднял меч, и ринулся на противника. Юань легко уклонился, и Железный Монах пролетел мимо. Повернувшись, Монах схватил меч обеими руками, и хотел с силой обрушить его на голову Юаня. Но не успел: в следующее мгновение стремительный удар ногой раздробил ему грудную клетку.
        Железный Монах опрокинулся навзничь, выронил меч, и жизнь медленно оставила его.
- Оружие на землю. Отойдите вон к тому дереву. – Негромко приказал Юань.
  Поколебавшись с мгновение, оставшиеся в живых разбойники сложили оружие.
    Банда железного Монаха прекратила свое существование.
       Юань повернулся и подошел к залитому кровью Ильхану, сжимавшему в своих объятиях Син-нян.
- Ты ранен?
Ильхан не ответил. С почти мистическим страхом он смотрел на приближающегося к нему Юаня.
- Ты сам Ангел Смерти… - Прошептал ту-кю, не выпуская руки девушки.


                НАЧАЛЬНИК  УЕЗДА

               
Господин Сунь Шао-цзу проработал на этой должности двадцать лет. Не без пользы для себя  и для людей. Его уважали. Подношения он брал, но в разумных пределах. Был достаточно справедлив, и в меру суров. По вечерам читал Кун-цзы (Конфуция). Любил семью, детей, и находил в том покой и умиротворение.
             Сегодня, в помещении местной управы, у него был приемный день. Пришлось выслушать изрядное количество жалоб и прошений. Наконец, внимание притупилось, и он поймал себя на том, что не слушает вдову переписчика книг, просящую о небольшой денежной помощи. Потертые рукава шелкового халата занимали его гораздо больше, чем унылый голос женщины.
«Время заканчивать». – Подумал Начальник Уезда, и прервал монотонное бормотание посетительницы.
- Сколько вы просите, уважаемая?
- Я бы, хотела, высокочтимый и достойный господин начальник рассказать обо всех своих бедах…. с тех пор, как умер мой муж, я не разу не видела ни одной монеты…
- Просто скажите, сколько.
- Если купить дойную корову, то…
  «И ради этого пустяка она добралась до уездного начальника… Денег в казне немного. Не стоит ей давать..» – Подумал Начальник Уезда. Но, вслух, удивившись самому себе, сказал: - Хорошо. Зайдите через два дня, и я велю казначею выдать вам необходимую сумму. 
Вдова рассыпалась в многословных благодарностях, но он не дал ей возможности продолжить, и вежливо выпроводил за дверь.

«Ну, вот, хвала Небу, день закончен. Можно и собираться…»
У двери тихонько поскреблись.
- Прошу вас, уважаемый. – Со вздохом отозвался он, отодвигая от себя связку законов и уложений Поднебесной.
- Господин Сунь Шао-цзу! Добрые новости, радующие душу и сердце! – С порога и с некоторым возбуждением заговорил  чиновник, исполняющий обязанности дежурного по управе.
- Говори, уважаемый. – Не без доли скепсиса предложил уездной начальник молодому и горячему, видимо, чиновнику.
- Господин Сунь Шао-цзу! Банда Железного Монаха разгромлена!
                Начальник уезда откинулся к стене и с недоверием присмотрелся к говорящему.
- Что вы такое говорите, уважаемый! Ну, кто мог это сделать?  Императорские войска гоняются за ним четвертый год. Месяц назад они понесли серьезный урон, потеряли почти семьдесят человек и ушли ни с чем, а Монах как грабил селения, так и продолжает делать это совершенно безнаказанно.
- Господин начальник! Вы мне не поверите: всю шайку уничтожили   д в а  человека!
 Господин Сунь Шао-цзу внезапно почувствовал прилив крови к голове и сильное раздражение. Он поднялся на ноги и заговорил срывающимся, переходящим в крик голосом:
- Я велю вас наказать, уважаемый! Вы вводите в заблуждение своего начальника и рассказываете сказки, недостойные вашего чина и звания! Стыдитесь!
- Господин начальник! Труп Железного Монаха здесь, во дворе управы. Вы можете взглянуть на него собственными глазами. Два десятка уцелевших разбойников  уже в колодках. А сотенный командир сам разговаривал с теми, кто совершил это чудо!
Господин Сунь Шао-цзу несколько растерялся.
- Но это невозможно! Два человека не могут справиться с шайкой, разогнавшей целый императорский полк. Кто эти люди?
- Господин начальник! Этот человек из… - Чиновник приблизился и перешел на почтительный шепот.
- Не может быть! - Господин Сунь Шао-цзу с изумлением взглянул на говорящего. – Я всегда полагал, что слухи об этом монастыре – легенда, сказка.
- Но, это так. Он, действительно оттуда. А второй – ту-кю, его ученик.
Господин Сунь Шао-цзу в волнении прошелся по комнате.
- Но, в таком случае, мы  обязаны озолотить этих людей.  Где они? Я хочу их видеть.
- Сотенному не удалось уговорить их приехать в город. Воин сказал, что ему ничего не надо, а его ученик серьезно ранен.
- Я сам поеду к ним. Где это произошло?
- Возле селения Чжоу, господин начальник. В сорока ли отсюда.
- Этих людей во что бы то ни стало надо оставить в уезде. Дать им деньги, дома, хорошие должности. Величайший, да будет здравствовать он тысячу лет, специальным указом предложил нам по всей Поднебесной искать людей дельных и искушенных в своем мастерстве.
- Господин сотенный  сказал нам, что у воина – душа странника. И, вряд ли, он согласится на оседлую жизнь. А второй хочет жениться на какой-то местной девице и не прочь остаться.
- Мы женим его на десяти девушках. Пусть только пожелает. Ха! Подумать только! Уничтожить злодеев, которые приносили уезду такие убытки! Иди, передай моему помощнику, что завтра мы отправляемся в Чжоу.


В селении происходил настоящий переполох. Местные жители никогда не видели такого количества сановных начальников и военных, которые посетили Чжоу за последние несколько дней. Все только и говорили о чудесном спасении господина Цзы-вэня, его слуг и племянницы. В воздухе, произносимое с глубоким почтением, витало имя знаменитого горного монастыря. На Юаня смотрели, как на ожившего бога.
               Господин Цзы-вэнь, обретший свободу и получивший обратно все свои деньги, дважды в день навещал раненого Ильхана. Его супруга самолично следила за тем, чтобы у юноши были все необходимые снадобья, и пригласила известного на всю округу лекаря. Юань, впрочем, с известной долей сомнения воспринял местное светило, и пользовал друга собственными настоями трав.
                Син-нян страдала. Приличия не позволяли ей приходить к любимому.  Она мучалась и не спала ночами.
                Отец Син-нян тоже испытывал определенные терзания, но они имели совершенно иное свойство. Как-то вечером, перед сном, он сказал своей супруге:
- Кажется, мы промахнулись, матушка. Хозяин отмерил господину Ильхану двадцать связок монет, а сотенный командир, ну, тот, что был в селе позавчера, сказал, что теперь его щедро наградят и заберут в уезд. Возможно, даже в управу.
- А я говорила тебе, тыквенная твоя голова! Говорила, что господин Ильхан – человек незаурядный и достойный, хоть и без роду, племени. А ты что мне твердил? Портной, портной! Портного в мужья! Вот и живи теперь сам, со своим портным! А мог бы в управе такого родственника иметь!
Ее супруг расстроился окончательно.
- Да. Теперь господин Ильхан, пожалуй, и не посмотрит в нашу сторону.
- Погоди, не каркай. Может быть, и посмотрит. Не забывай, что он пошел туда ради нашей дочери.
- Так что же мне делать?
- Ничего. Свое лицо тоже нельзя терять. Предоставь Небу решить это дело. Чувствует мое сердце, что все будет хорошо.
  После полудня по селу разнеслась еще одна новость. Приехал сам Начальник Уезда господин Сунь Шао-цзу. Таких высокопоставленных лиц в Чжоу, отродясь не видывали. Вереница роскошных колясок и  вооруженный конвой остановились у дома господина Цзы-вэня, который сиял, и излучал гостеприимство и добродушие.
     Начальник Уезда сразу же пожелал видеть обоих героев. Он долго говорил о чем-то с Юанем, потом с Ильханом и, затем, с ними обоими вместе.
Когда он, наконец, вышел от них, господин Цзы-вэнь, кланяясь и продолжая сиять, пригласил всех отобедать.
- Благодарю вас, господин Цзы-вэнь. Мы не откажемся, и даже попросим у вас разрешения переночевать. Но, сначала закончим все дела. Не будете ли вы любезны, показать мне дом вашей племянницы…э-э-э…
- Госпожи Син-нян. – Услужливо подсказал ему из-за спины помощник.
- Да, да! Юной госпожи Син-нян.

Родители Син-нян были застигнуты врасплох. Одна мысль о том, что их дом посетил Начальник Уезда, приводила главу дома в трепет. Весь вечер он переживал  и восстанавливал в памяти это невероятное событие.
    Войдя в дом, и учтиво поинтересовавшись здоровьем и благополучием его обитателей, господин Сунь Шао-цзу перешел к делу.
- Я, собственно говоря, уважаемые, пришел к вам в качестве скромного просителя. Вы, как мне сообщили, уже семнадцать лет являетесь счастливыми родителями юной госпожи Син-нян. А я имею честь знать молодого человека, который, по моему разумению, мог бы составить ей вполне достойную партию. Правда, он сирота и чужеземец по происхождению, но в свои двадцать лет уже успел оказать Императору и Срединной Империи столь серьезные услуги, что я не могу здесь не выступить в роли его родителей. Речь идет об известном в вашем селении господине Ильхане. В случае вашего согласия, государственная казна берет на себя все расходы по проведению свадьбы, подарит молодым дом с небольшим хозяйством, а я от себя попрошу молодых людей принять мой скромный свадебный подарок в виде комнатной утвари и обстановки, резаной лучшими мастерами Поднебесной. Я так же с удовольствием сообщаю вам, что сегодня искателю руки вашей прелестной дочери, дарована шестая степень знатности. Ему так же предложена достойная должность, и государственный оклад в правлении нашего уезда.
  Окончив свою витиеватую речь, господин Сунь Шао-цзу в ожидании ответа вопросительно уставился на главу дома.
    У отца Син-нян из соображения приличий хватило духу выдержать небольшую паузу, после чего он, разумеется, дал господину Сунь Шао-цзу свое родительское согласие.
- Вот и чудесно. Будем считать, что фандин* состоялся – Спокойно сказал высокий гость. -  Поверьте мне, вы не пожалеете. Господин Ильхан - достойный человек, скромный и с большими возможностями. На меня он произвел весьма благоприятное впечатление. 
  Поговорив еще несколько минут на общие темы, Начальник Уезда откланялся.

Проводив гостя, глава семьи молча уставился на свою супругу.
- Что я тебе говорила? – Назидательным тоном сказала та. – Надеюсь, теперь ты будешь прислушиваться к тому, что я тебе советую.
И, поскольку ее муж продолжал пребывать в состоянии полного остолбенения,


*фандин – свадебный уговор
добавила:      
         
  -   Ну, что молчишь? Пойди сообщи эту новость девочке. Она, кажется, не последний человек в этих событиях.

  На следующее утро кавалькада колясок двинулась в обратный путь. Начальник Уезда, ехавший в одной коляске со своим помощником и обменивавшийся с ним впечатлениями, заметил:
- Жаль, что господин Юань не согласился принять наши предложения, хотя   в будущем он, возможно, тоже пожалеет об этом.
- Если человек не хочет чего-то делать, то и будет плохо это делать, если его все же принудят к этому. Господин же Ильхан, как я понимаю, сам всей душой стремится к деятельному образу жизни, чем и сослужит немалую пользу обществу. Он решителен, собран, и чист душой, как мне показалось. Боюсь только, что иноземное происхождение будет некоторой помехой на пути его карьеры…
- Взгляните на мою физиономию, любезный. – Пригласил помощника Начальник Уезда. -  Да, да. Посмотрите внимательно.
- Вы хотите сказать, что…
- Вот именно. Я тоже иноземец в некотором роде. Мои родители из племени  Юэчжи. И это не помешало мне стать уездным начальником.
«О путь! Как он глубок! Как прозрачна его чистота! Без него не запоют ни металл, ни камень. Металл и камень способны звучать, но не тронешь их, не запоют. Так кто же способен определить свойства всей тьмы вещей?» – Процитировал древнее изречение Начальник Уезда и погрузился в размышления.
     Помощник не рискнул прервать его молчание.          
               
Ильхан поправлялся быстро. Уроки, преподнесенные в свое время Юанем, спасли ему жизнь в страшной схватке с разбойниками. Две рубленые раны руки и задетое копьем легкое не давали возможности встать на ноги в течение двух недель.


Деятельный и подвижный ту-кю исстрадался на своем кане, и порывался встать ранее назначенного срока. Юаню надоело уговаривать нетерпеливого азиата.
- Хочешь вставать, вставай!  - Сказал он. -  Только лежать после этого придется уже не две недели, а месяц, или даже больше.
Ту-кю неохотно смирился.
               Син-нян тайком навестила возлюбленного, и это были самые счастливые минуты со времени освобождения пленников. 
               На полученные от господина Цзы-вэня и государственной казны наградные деньги, под бдительным присмотром Юаня, спешно строился небольшой дом. Второй дом Ильхан предполагал построить в уездном центре, по месту будущей службы. Потомственный кочевник, ту-кю проявлял неутолимое стремление к  обретению постоянного семейного очага.          
                Через полторы луны в селении играли свадьбу.
             Родители Син-нян приняли свадебные подарки Ильхана, сделанные в традициях народа хань-жэнь – одежду, украшения, рис, соль, две бараньих ноги, четыре фигурки кролика и крольчихи, выпеченные из сладкого теста. Согласно традициям, половину подарков семья невесты вернула, прибавив к ним обувь, одежду и письменные принадлежности для жениха.
             Деревенский гадатель после долгих размышлений выбрал для свадьбы самый удачный день.
              Все оставшиеся до знаменательного события дни Син-нян проводила на женской половине дома в обществе своих подружек. Она плакала, всячески выражая свою скорбь от грядущего расставания с родителями.  Но сердце ее рвалось к любимому.
                В день свадьбы на ней был короткий красный халат, зеленое платье и головной убор с накладкой из птичьих перьев, украшенный шелковыми помпонами и медальонами.
                Ильхан прислал за невестой красный паланкин, который несли восемь человек.
                В доме жениха, стоя на красном ковре, молодые в знак обоюдного согласия и единодушия завязали в узел красный шнур.
                Деревянный идол, изображение бога домашнего очага Цзао-вана, подаренное когда-то Ильханом своей любимой, заняло в их доме самое почетное место.
                Почтенный седовласый старик, старейшина селения, трижды слегка ударил красной палочкой повыше лба жениха и невесту, приговаривая: «Много счастья!». «Много сыновей!».  «Долго жить!» 
                Брачный пир удался на славу.
                Когда Юань подошел поздравить молодоженов, Син-нян низко поклонилась ему и сказала:
- Господин Юань! Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.
- Полно девочка. – Ответил Юань. -  Главную победу в этой истории одержала ты. Ты оставила здесь Ильхана, и сохранила для Хань тайну шелкопряда.
Ильхан горячо обнял своего друга, затем низко ему поклонился.
- Прости меня, брат! Я был не прав. Ты обещал мне помочь, но сделал больше. Я нашел здесь любовь, счастье, дом. Оставайся с нами! Будешь нам братом. Построишь дом, найдешь себе жену. Вместе будем сильнее.
  Юань покачал головой. – Нет, Ильхан. Мой путь лежит за краем голубых небес. Там, где вечно бегут белые облака. И я еще ничего для себя не решил. Пока останусь с вами, посмотрю, чтобы все было хорошо. А там – Небо подскажет.





                ДРУЗЬЯ


           Императорские воспитанники не виделись почти целую неделю. После приключений в гробнице Цинь-ши-хуанди, Фэй с головой ушел в развлечения. Выбрав время между двумя кутежами, он встретился с торговцем зерном, господином Фанем. Получивший, с помощью Фэя, давно желанную степень знатности, торговец вручил юноше изрядную сумму денег.
           Надо сказать, что купец оказался гораздо щедрее Императора. Тем не менее, сложив вместе вещественное выражение благодарности Сына Неба с монетами господина Фаня, Фэй почувствовал себя богачом.
           «Часть денег отправлю родителям, в деревню. На оставшуюся сумму можно неплохой дом построить. А кроме торговцев зерном, есть еще и солевары, владельцы железоплавильных и шелкоткацких мастерских… торговцы оружием, провиантом, лошадьми. И все они нуждаются в заботе и помощи влиятельных лиц. Ну, держись, господин Ли! Я еще перещеголяю тебя с твоими пятьюдесятью слугами!» -  Размышления такого рода привели Фэя в превосходное расположение духа. Он надел свой лучший кафтан, глянул в изящное бронзовое зеркальце, и оставшись вполне довольным, двинулся в направлении очередного увеселительного заведения.

             Настроение у Ли тоже было приподнятым. Он вернулся к своим книгам, опытам, и составлению лекарств. Месяцы, проведенные в монастыре, прочитанные книги и беседы с мудрыми, старыми людьми, не могли не оказать на него большого влияния. А недавние события придали его интересам вполне определенное направление. Надо сказать, что перед тем, как передать Сыну Неба книги из гробницы Ин-Чжэня, Ли внимательно перебрал все их пластины. Будучи человеком образованным, он сразу понял, что о Бессмертии в них речь ведется, скорее в философском, чем в практически-конкретном плане. И тем более загадочной представлялась ему тайна,  интересующая Величайшего.
               Со смертью Ли сталкивался неоднократно. Защищаясь, ему несколько раз приходилось убивать самому. В раннем детстве он потерял мать и брата. «Неужели все так и заканчивается? И ничего нельзя поделать, и мы больше никогда не встретимся…» – Думал он, вспоминая мать, или провожая взглядом похоронную процессию.
                В свои шестнадцать лет он прочитал уже немало книг, в том числе и трактатов о Бессмертии. Единственное, что он из них понял, так это то, что о сути Бессмертия никто ничего не знает. Для юноши его возраста такой вывод был большим достижением. Но, тем более, ему хотелось принять вызов Тайны, разгадке которой посвятили себя тысячи мудрецов.
               К этому времени Ли уже познакомился с немалым числом снадобий, улучшающих самочувствие человека и продлевающих его жизнь. Знал он и силу пропорций, способных превратить лекарственную смесь в смертельный яд.  Размышляя над этим фактом, юноша пришел к выводу, что все дело в правильном подборе компонентов предполагаемого эликсира Бессмертия, и в пропорциях смеси.  Не совсем понятным было, как проверять действенность всех возможных вариантов смеси, но здесь Ли рассчитывал прибегнуть к помощи мелких грызунов и птиц, чья жизнь не отличалась продолжительностью.  Смерть, полагал он, это, скорее всего болезнь, и, следовательно, необходимо найти ее причину. Недаром в древних медицинских канонах говорилось: «Если ты познал причину болезни – значит, найдешь от нее средство. Если причина болезни скрыта от тебя – значит, скрыто и средство, которое ее излечивает».
              Другой частью этого вопроса, так беспокоившего Ли, было Прошлое. Бесконечная череда людей, ушедших за пределы бытия, вызывала в нем неутолимое желание понять тайну их исчезновения. «Ведь они жили, думали, чувствовали, искали». – Размышлял он. – «Куда все подевалось? Как это вернуть?»
             В усадьбе его отца садовники, меняя по приказу Главного Советника ландшафт, нередко выкапывали из земли осколки древней, глиняной посуды, бронзовые кувшины и наконечники копий. Иногда наконечники были каменными. В раскопах попадалась зола и кости домашних животных. Кто-то жил на этой земле задолго до того, как он появился на свет, чьи-то руки прикасались к этим позеленевшим от времени предметам. Здесь кипела жизнь, звучал чей-то смех, рождались и умирали люди. Юноше казалось, что он слышит их голоса, запах костра и давно отзвеневшую музыку.
            Ли не подменял Настоящее Прошлым, но Прошлое жило в нем особым, прекрасным и тоскующим миром.
             Ему хотелось поговорить с великим Кун-цзы, расспросить мудреца Лао о смысле жизни. Но их уже не было на Земле. Звездное Небо, которое он вопрошал, молчало, торжественно глядя на него мириадами сверкающих глаз.
 
               Фэй был в курсе научных изысканий своего друга, относился к ним с уважением, но и не упускал случая пошутить.
                -  Ты что, сам глотаешь всю эту гадость? Или слуг травишь? – Спросил он однажды у Ли, обозревая многочисленные сосуды с разнообразными смесями трав и всевозможных порошков.
                -    Обычно сам. Ну, или птицам скармливаю, если таковые имеется под рукой.
                -    Будь осторожен. Как бы, и в самом деле, какая-нибудь из этих настоек не привела тебя к бессмертию…только не здесь.
                -    Что ты имеешь в виду?
                Фэй, с ехидным выражением лица, указал рукой на небо.
                В ответ Ли запустил в него башмаком.
               
               
               
В этот день Ли записывал на шелке различные варианты лекарственной смеси, которую собирался испытать в ближайшее время. Мягкая волосяная кисть, сделанная из лакированного дерева и инкрустированная перламутром, аккуратно выписывала названия трав и минералов. Юноша любил писать именно этой кистью, которая сама по себе была произведением искусства. Через некоторое время он начал отвлекаться, и сквозь вязь иероглифов явственно проступила фигурка девушки, сидящей на камне. Ли тряхнул головой, отгоняя видение, но оно не исчезало. Ему захотелось пойти в сад Большого Платана, и еще раз увидеть этот камень.   Юноша сложил письменные принадлежности, вышел из дома, и направился в сторону императорских садов. Пройдя две улицы, и завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Фэем.
- Ты?! – Обрадовался тот. – И куда идешь? Впрочем, я догадываюсь,… Ты новости слышал?
- Нет. А какие?
- Ну, наконец-то ты чего-то не знаешь. – Взял реванш Фэй. – Весь город говорит о новом походе на Запад. Мнения Совета опять разделились. Твой отец и Чжан-цянь советуют Величайшему вести с западными странами переговоры о торговле и союзе против сюнну, а Ни-цзы предлагает послать войска, и покорить эти страны.
- Ни-цзы? Он же в тюрьме!
Фэй безнадежно махнул рукой. –  Где ты был все эти дни? Ни-цзы выпустили неделю назад, и он остался Первым Министром. Ходят слухи, что не без помощи твоего отца.
- Да, теперь я вижу, что сильно отстал от жизни.
- Книги! Все беды – от книг! – Назидательно подытожил Фэй. – Настоящий воин должен бежать от них, как лягушонок от цапли.
          -    Настоящий воин вообще ни от кого не должен бегать. 
- Хорошие слова, спорить не буду. Но ты, кажется, шел туда?
- Туда. Возражать не стану.
- Послушай! А ты не пробовал ее найти?
- Каким образом? В Чаньани живет больше пятисот тысяч человек.
- Да, но не все они – юные девушки, и не всем разрешено гулять в императорских садах. 
- Пожалуй, ты прав…
- Вот и думай. Я, кстати, никогда тебя не спрашивал: ты обручен?
- Нет. В нашем роду это не принято.
- Да, у вас многое не как у людей. Впрочем, и я свободен, как птица, чем, с твоего позволения, и воспользуюсь. – И Фэй отвесил другу шутливый и церемонный поклон.
Юноши распрощались, и каждый пошел по своим делам.
«Может быть, стоит помочь этому отшельнику разузнать, кто его фея, и какого она рода-племени? А то ведь помрет от тоски. Что он там говорил? - Черепаховый гребень в виде дракона, с тремя звездами во лбу. Маловато, но стоит попробовать». – Размышлял Фэй.
        На следующий день, не откладывая задуманное в долгий ящик, Фэй уже прогуливался в нижних императорских садах. Открытые для семей многочисленных дворцовых служащих, сады пользовались особенной любовью у детей. Делая вид, что глубоко погружен в размышления, Фэй внимательно присматривался к стайкам девочек-подростков, прогуливающихся под бдительным присмотром нескольких матрон.
       «Вот эта? – Нет. Толста и дурашлива. Вон та? - Она косит и громко хохочет. А у нашего книгочея изящный вкус. Ему может понравиться что-то такое утонченное, возвышенное…. Например, вот эта тощая девица. А, вообще, какой прелестный хоровод! Ну, прямо, цветочки вьюнков. Я бы не сказал, что зря теряю время. Приятно для глаз и отдохновенно для души!»
       Фэй увлекся и, откровенно разглядывая девочек из-за куста жимолости, потерял бдительность. В следующее мгновение он взвился, как ужаленный, почувствовал резкий ожог сначала голыми икрами ног, затем всей спиной. Юноша отскочил в сторону и оглянулся.
       -  Ах ты, черепашье яйцо! Я давно за тобой слежу. Это тебя в семье учили таким манерам, или своим умом дошел? Где это видано, чтобы так бесстыже пялились на девочек! Вот, погоди! Сейчас позову стражников, и тебя публично выдерут на площади!      
                Перед Фэем стояла полная, круглолицая матрона с гибким ивовым прутом в руке. Весь ее вид выражал крайнее негодование.
                Опасаясь, что его вторично огреют прутом, Фэй принял смиренный вид, и поспешно заговорил:
- Ах, матушка! Не торопитесь судить меня. Когда вы узнаете причину такого поведения, ваше сердце преисполнится жалости, и глаза наполнятся слезами!
- Ишь ты, негодник! Ну-ка, выкладывай свои причины, да поживей! А не то я отдеру тебя, как паршивого щенка!
Фэй окинул матрону коротким взглядом опытного дипломата, и решил, что из врага ее вполне можно превратить в союзника.
          -  Поверьте, уважаемая матушка, я не преследовал никаких недостойных целей. И здесь нахожусь с единственным желанием: помочь бедному, исстрадавшемуся сердцу… -
И юноша, не называя имен и намекая на то, что речь идет о его весьма знатном друге с большим положением, очень живо рассказал всю романтическую историю случайной встречи и возвышенной любви Ли. Не преминул он упомянуть и тот немаловажный факт, что его друг не связан никакими брачными обязательствами.
            Как он и предполагал, его рассказ и обходительные манеры произвели должное впечатление. Суровая матрона смягчилась.
- Вишь ты, как оно бывает… - Протянула она. – А язык у тебя неплохо подвешен. Ты, видать, и сам не из простых будешь. А то бы я тебе ни за что не поверила. Так говоришь, черепаховый гребень с тремя звездами…. Не знаю такой. Но помочь постараюсь. Поговорю с сударками, поспрашиваю…
- Но, только прошу вас, матушка: очень осторожно! Дело-то куда как щепетильное.
- Не учи! Не первый год живу на свете.
Уговорившись встретиться с матроной через два дня, Фэй, вполне довольный результатом своей прогулки, отправился восвояси.

В назначенное время он снова был на месте. Матрона несколько опоздала, но уже после первых ее слов юноша понял: результат превзошел все его ожидания.
- Непросто это было, скажу я тебе. – Со значительным и интригующим видом начала женщина свой рассказ. - Никто не вспомнил черепаховый гребень с тремя звездами.  Я уже думала, что другу твоему это приснилось, пока сестрица Шао-чунь не посоветовала мне переговорить со служанкой господина Бао-юй. Так вот, со служанкой этой, как выяснилось, мы хорошо знаем друг друга с самого детства. Уж как мы вспоминали и радовались! И как за гусями бегали, а потом от них. И как к речке ходили без спроса, а потом матушка Цзя нас отругала на чем свет стоит потому, что у нее больная сестра, и за этой сестрой надо было ухаживать, так как муж ее умер, а наши родители были ей обязаны. И мой отец сказал мне, чтобы я бежала к ней по первому ее зову, и если меня не будет на месте, то он будет очень сердиться и…
- А можно ближе к делу, матушка? - Попросил Фэй.
- Не торопи меня! – Рассердилась матрона. – А то я, вообще, замолчу! Так вот, что я тебе скажу: девушка, милая сердцу твоего друга – седьмая дочь господина Бао-юй! Зовут ее Ли-цин. Уж до чего она хвалила эту девочку! И добрая, и красавица, и характер веселый, покладистый, хотя и накуролесить может так, что любому парню не поздоровится. А гребень черепаховый со звездами ей отец преподнес на прошлый Новый Год. Если бы не гребень этот редкостный, ни за что бы нам ее не найти. Но самое главное я тебе еще не сказала: цветочек-то этот, весенний, всё своей няне, подружке моей, рассказывает! Все свои тайны сердечные поведала. Так вот, можешь дружку своему передать: помнит она его. Сильно он ей сердце занозил еще и до встречи той, у камня приозерного. Где она его приглядела, одно Небо ведает. Даже имя его она знает: говорит, господин Ли его звать. И верно, знатный! Чуть ли не у ног Императора пребывает.
- Матушка! – Растроганно произнес Фэй. – Вы и не представляете, как я вам благодарен!
- Да чего уж там! Я и сама-то не сразу в старухи попала. Понимаю, что к чему.
Фэй сунул руку за пазуху.
- А я вам, матушка, гостинец приготовил. За все труды и хлопоты ваши.
С этими словами юноша протянул женщине купленные им утром, на базаре, довольно дорогие и изящные золотые и серебряные заколки для волос, украшенные нефритовыми камешками.
           -   Ах, чудо-то какое! – Восхитилась та. – Я в жизни такого не видывала! Ну, ты порадовал старуху! Теперь я точно вижу: вы – юноши порядочные и благородные. И если вам что надо передать, или услышать, то уж я для вас расстараюсь. Будьте уверены!

           «Дело сделано!» - Сказал себе Фэй, покидая императорские сады. – «Теперь можно и дружка порадовать».
              Ли он застал в своей комнате за процессом кормления небольшого грача. Юноша раскрыл грачу клюв, и из маленькой деревянной ложечки вливал ему туда какую-то темную густую жидкость. Птица возбужденно кричала, и отчаянно дергала головой.  В комнате стояло еще несколько клеток с разнообразными лесными пичугами.
- Ты совсем с ума сошел? – Поинтересовался Фэй. – Отправь его в суп. Спокойнее будет.
- Тихо! Не пугай птицу. Сядь в уголок и посиди там, пока я не закончу.
- По-моему, она уже запугана на всю оставшуюся жизнь.  -  Фэй прошелся по комнате, разглядывая многочисленные бамбуковые стаканчики с порошками и настойками. Потом остановился у великолепного бронзового светильника, украшенного парящим драконом.
- Каждый раз восхищаюсь этой работой! – Взяв в руки светильник, Фэй покрутил его в разные стороны.  -  Он, кажется, времен Чжоу? Как бы он смотрелся в моей комнатушке! Знаешь, а я, пожалуй, заберу его у тебя.
- Поставь на место! – Прикрикнул на него Ли. – Я знаю, что ты нахал, но не до такой же степени.
Фэй, ничуть не смутившись, поставил светильник на место.
- Сейчас ты сам подползешь ко мне на животе, как нерадивый чиновник к Императору, и будешь просить, чтобы я забрал эту вещицу. А, может быть, добавишь к ней и что-нибудь более ценное за те новости, которые я тебе сообщу.
- И не надейся! – Твердым голосом ответил Ли. – Вот результат твоего общения с торгашами: ты начинаешь выкачивать пользу из всего, что попадается тебе на глаза.
- А иначе не проживешь! -  Картинно вздохнул Фэй, и, решив, что достаточно помучил своего друга, уже совсем другим тоном спросил: -  Так мне говорить, или нет?
- Давай, выкладывай.
- Итак, слушай:  ¬¬твою фею зовут Ли-цин. Она младшая, седьмая дочь господина Бао-юй, одного из поставщиков императорской кухни. Она не обручена, как и ты. И самое главное: девушка сохнет по тебе не меньше, чем ты по ней!
  Ли опустил руку с ложечкой, разжал другую, и широко раскрытыми глазами уставился на своего друга. Грач немедленно воспользовался предоставленной ему возможностью, и  стремительно вылетел в открытое окно.
- Ну, что смотришь? Все обстоит именно так, как я тебе сказал.
Видя, что его друг продолжает пребывать в состоянии полного оцепенения, Фэй поведал ему обо всем, что произошло за последние три дня.
Ли не мог поверить своим ушам. Чудесное видение, девушка из сада Большого Платана, обрели имя, плоть и кровь.  И, о Чудо! Она его помнит, и не только помнит, но и… тут юноша почувствовал, что всё в его душе смешалось.
- Я вижу, тебе надо побыть одному. – Тактично заметил Фэй. – Теперь ты можешь написать письмо, или что-то передать, если захочешь. Все! Я ухожу! Понадоблюсь, найдешь меня у беседки Первого Императора. Завтра я помогаю там дежурному офицеру.
- Да. – Виноватым голосом сказал Ли, провожая товарища до двери. – Пожалуй, мне и, правда, следует все это переварить.  -  Но, разве ты не хочешь забрать светильник? Я с радостью подарю его тебе.
  Фэй засмеялся. – А я что говорил? Нет, он мне не нужен. Книг я не читаю, а лечь в постель могу и при более скромном освещении.
И, отвесив другу церемонный поклон, он исчез за дверью.
Ли вернулся в комнату, остановился у окна и долго смотрел в синее небо. Затем подошел к столу, и взял в руки кусок шелка и кисть.


               
      


                ОТНЫНЕ   И   НАВСЕГДА

               
Долгая зима окончилась. Ли-цин радовалась теплу и ясному  весеннему солнцу. Позади осталось зимнее учение, долгие игры с сестрами, и темные вечера, когда очень не хотелось, но надо было ложиться спать. Заснуть долго не удавалось, и она думала о  н е м,  вспоминала и переживала от того, что может больше никогда его не увидеть.
                Весна принесла с собой прогулки с родителями и няней, встречи с братьями, верховую езду и упражнения в столь любимых девочкой мальчишеских играх с мечом, луком и стрелами.
В этот знаменательный день утро для Ли-цин, как всегда, началось с няни, медного тазика и гребешка. 
                -   Ну, нельзя же быть такой  неряхой! – Потеряла терпение ее добрая няня, пытаясь причесать свою непослушную воспитанницу.
                -   Излишнее стремление прихорашиваться до добра не доводит! – Важно заявила Ли-цин. – Ты же знаешь историю императорской наложницы, которая пострадала от своего неумеренного самолюбования.
                -    Нет, деточка! Не знаю я про наложницу. Это ты у нас девочка образованная. Учишься и читаешь много.  А меня никто ничему не учил.
                -   Ну, так слушай! Пришли как-то к Императору послы хунну заключать мир, и попросили у него в придачу красавицу в подарок. Император призвал лучшего живописца, и повелел ему написать портреты всех его наложниц. Видя такое дело  но, не зная для чего их рисуют, наложницы принялись наперебой уговаривать рисовальщика сделать их на портрете лучше, чем они есть на самом деле. А некоторые даже подкупали его. Вот одна и перестаралась: одарила живописца сверх всякой меры. Тот и нарисовал ее такой красавицей, какой свет еще не видывал.
Все портреты показали послам, и предложили выбрать по ним одну из наложниц себе в подарок. Конечно же, они выбрали портрет той, которая больше всех заплатила живописцу. А уж как она убивалась, узнав, что ей придется жить с хунну, рожать от них детей, и одну баранину есть. Слез было много, да поделать нечего!
                -   Поучительная история, ничего не скажешь. – Вздохнула няня. – А причесываться все же надо. Нельзя совсем уж растрепанной цаплей ходить.   
       Вечером все юные члены семьи господина Бао-юй собрались во внутреннем дворике для того, чтобы пообщаться с двоюродными братьями, и заняться стихосложением. Было немного грустно без старшей сестры. Месяц назад она вышла замуж, и навсегда покинула родительский дом.
                Средняя из сестер – Бао-чай, как самая способная в музыке, играла на двадцати струнной цинь, и горделиво поглядывала на всех остальных. Нежные и грустные звуки наполняли двор, и летели дальше, побуждая случайных прохожих остановиться и прислушаться.
- Твоя игра навевает воспоминания о горе селения Хуцзэ… - сказал Бань-эр.
- Да, правда. – Поддержала его Ли-цин. – Дедушка рассказывал нам об этом. – Он даже прочитал свое стихотворение, которое я запомнила:
 
О, сколь немилосерден был Хопэй*
В волнах погибли тысячи людей.
Сожрав Санфу, наполнил он Хуай.
И не вернулся в свой родимый край.

- Кто из нас сможет так написать? Никто!
- Ну, уж ты нас совсем ни во что не ставишь! – Запротестовала Дай-юй, пятая из сестер. – Бань-эр недавно прочитал мне свое стихотворение, и оно представляется мне ничуть не слабее дедушкиного. Прошу тебя: прочитай, братец, сделай одолжение.
- Изволь, сестрица. Если наши братья и сестры не возражают, я готов.
- Да! Мы все хотим послушать. – Хором поддержали его остальные.
     Бань-эр опустил голову, задумался, потом тихим голосом начал читать.

    Ветер осенний воет,
    Тоска человека изводит.
    Приходим, томимы тоскою,
    Уходим, томимы тоскою…
    Что за люди собрались в шатре?
     Кто из них не страдает душою?
     Голова моя стала седою…
     Ураганы и бури несутся над северным краем,
     Как деревья смогли устоять-уцелеть под ветрами!
     С каждым днем мы от дома все дальше уходим,
     С каждым днем все свободней становится пояс.
     Как душа изболелась – слов не хватит поведать!
     Разрывает мне сердце скрип обозной телеги!**.

Бань-эр закончил чтение, но никто ничего не говорил. У Ли-цин вдруг тревожно заныло сердце: когда-нибудь настанет день, и они все покинут родительский дом. Злая судьба разбросает их по свету, и, кто знает, что ждет их в будущем.
- Очень неплохо, братец! Даже, если сравнить со старинными образцами. – Сказала, наконец, четвертая сестра, Чжуй-эр. – Есть чувство и правда. Вот так:  ищем истину вдали, когда рядом живет дракон мудрости.
- По-моему, в твоих словах есть доля насмешки, сестрица. – Заметила Дай-юй.
Ничуть! Вечно ты наговоришь с целый короб. – Горячо запротестовала Чжуй-эр. – Я могу быть излишне восторженной, но во мне нет желчи.
Это правда! – Вступилась за сестру Ли-цин. – Ты во всем видишь повод для обиды, Дай-юй.
- Человеческая душа, сестрица, что цветок в жестокую бурю. И лелеять ее надо словно драгоценность, а не ранить бездумно словами.
- Но мы же не можем молчать, будто камни на зеленом холме!
- А камни и не молчат, Ли-цин. Они говорят, только очень тихо и нежно. 
-
*Хопэй – бог рек.
 **В книге использованы тексты старых ханьских песен.
-
-
- Просто наши грубые уши не в силах их слышать.
Ты и, правда, в это веришь, сестрица?  - Спросил Бань-эр.
- Конечно! И я часто слушаю, как они разговаривают.
Она хочет сказать, что ее слух гораздо тоньше нашего! – Закричала У-эр, шестая из сестер. – Мы можем это проверить. Давайте, сделаем так: Дай-юй отойдет вон к тому дереву, а Бао-чай тихо-тихо тронет струну. И пусть Дай-юй нам скажет, какой из струн коснулась сестрица.   
Но я же слушаю не ушами, а сердцем. – Возразила Дай-юй. 
А вот это уже не проверишь. – Сказал Сюэ-пань, до сей поры сидевший молча. – Но вы все говорите о  вещах тонких, и уму трудно доступных. А кто из вас слышал о чудесном путешествии Чжян-цяня? Говорят, он рассказывает поразительные вещи.
- Да, много лет назад Величайший отправил этого офицера для каких-то своих целей на Запад. Чжан-цянь побывал там, где звезды соприкасаются с землей, и открыл страны такие же великие, как Срединная империя. Там живут люди с белым цветом кожи, но попадаются и совершенно черные. Они выращивают какие-то необыкновенные фрукты, куют оружие, которое разрубает наше, как железо деревяшку.  Говорят, что у них есть кони огромного роста и необыкновенной красоты. Одного такого коня Чжан-цянь подарил Величайшему. Те, кто его видел, рассказывают, что это – чудо из чудес.  Да, и еще: они жить не могут без нашего шелка, но понятия не имеют, откуда он берется. Думают, что шелк растет на деревьях, как яблоки*. Кроме того, Чжан-цянь привел с собой человека с белой кожей. Он и по сей день живет где-то в Поднебесной. Говорят, он владеет многими и необычными знаниями.  Я  недавно  разговаривал  с  дядюшкой Лу, а   он, как вы  знаете,  знаком  с
некоторыми придворными офицерами, так вот, он рассказал мне много подробностей из путешествия этого удивительного человека. О нем и сейчас говорит вся Поднебесная.
- Расскажи, Бань-эр! Пожалуйста! – Хором закричали все. 
- С удовольствием. Тем более, я хочу обсудить с вами кое-что из услышанного.
- А правда, что путь до этих стран занимает несколько лет? – Спросила Ли-цин.
- Правда! Но, самое интересное, в странах, которые он открыл, живут совершенно непохожие на нас люди.
- Да, с белым цветом кожи. Это мы слышали.
- Дело не в цвете кожи. Они другие по духу.
- Что значит другие по духу?
- Они поклоняются другим идолам, у них иначе устроено государство, семья, дом.
-
- *Занятно, что аналогичные иллюзии питали и в Древнем Китае по поводу хлопчатобумажных тканей, привозимых с Запада, полагая, что они сотканы из шерсти баранов, растущих на деревьях. Аналогичную ошибку допускал и Геродот: "В Индии... плоды дикорастущих деревьев дают шерсть, по красоте и прочности выше овечьей шерсти. Одежды индийцев изготовляются из этой древесной шерсти",
-
-
- Интересно, красивы ли их женщины? – Спросил Сюэ-пань.
У тебя одно на уме. – Заметила Чжуй-эр. – А не рассказывал ли господин Чжань-цянь, как выглядят их мужчины?
Все рассмеялись.
- Не знаю, какой они внешности, но военное искусство стоит у них очень высоко. Самое грозное государство на Западе – Лигань, или Дацинь*, уж не помню точно. Оно покорило множество стран и народов.
А не пойдут ли они на нас войной? – Высказала опасение Дай-юй.
- Не думаю. И, кроме того, им никогда не справиться с нами.
Не будь таким самоуверенным. – Сказала Чжуй-эр.
- Плох тот воин, который не верит в свою победу.
Разве люди обязательно должны воевать? Можно просто обмениваться товарами, произведениями искусства. Мне, например, совсем не хотелось бы убивать этих людей. – Заметил Сюэ-пань.
- Ну, ты, вообще, купец по натуре! Кто постоянно выменивает у нас какие-то красивые вещицы, кисти для письма, застежки для платья?
- Что ж тут плохого? Будет гораздо хуже, если я просто нападу на тебя, и силой отберу то, что мне понравилось. А так все происходит полюбовно, по взаимному согласию.
Все люди разные. – Философски заметил Бань-эр. – Есть купцы, но есть и воины. Поэту необходим шелк и мягкая кисть, а воину – арбалет и острый меч.
- И все же воинов по призванию гораздо меньше, чем, например, земледельцев. Я не верю в людскую кровожадность. Спроси каждого солдата из наших северных армий: большинство из них скажет, что предпочитает войне мирную жизнь селянина. – Уверенно возразил Сюэ-пань.
- Но, есть еще долг!
- Да, долг, приказ, необходимость. Они должны быть и в семье и в армии.
- Как ты думаешь, Бань-эр, наши враги, хунну тоже так устроены?
- Возможно. Хотя, дикие народы всегда более свирепы и кровожадны.
- Ли-цин! Пойди-ка сюда, солнышко. – Выглянула из-за занавески няня девочки. – Ты мне нужна.
- Надолго ли, нянюшка? У нас с братьями интересная беседа.
- Долго ли, коротко ли: это уж ты сама решишь, деточка.
- Извините меня. – Обратилась Ли-цин ко всем присутствующим. – Я покину вас ненадолго.
-     Ну, что нянюшка? Говори! – Зайдя за занавеску, нетерпеливо обратилась она к кормилице. – Вечно ты потревожишь не вовремя!
- Здесь нельзя говорить, деточка. Пошли, найдем укромный уголок. Там и поговорим.
-

*Лигань или Дацинь – ханьские названия Древнего Рима.
-
-
-
-
- Что еще за секретность такая. – Недовольно проворчала Ли-цин, следуя за кормилицей. – Опять сплетни какие-нибудь!
Не отвечая, та тянула ее за собой.
- Ну, вот здесь, пожалуй. – Остановилась кормилица в дальнем углу заднего двора, у крохотной беседки, увитой цветами. – Здесь и поговорим.
Они вошли внутрь, и сели на маленькую резную скамеечку. Ли-цин выжидательно уставилась на няню.
- Уф! Дай дух перевести. – Полная телом кормилица отдышалась, и без долгих околичностей перешла к делу. -  Есть добрые вести для тебя, девочка. И к ним небольшой гостинец.
Покинув через некоторое время беседку, Ли-цин не вернулась во внутренний дворик, к братьям и сестрам. Она, вообще, забыла о том, что ее ждут. Девочка вихрем пронеслась по дому, чуть не сбив с ног одну из служанок. Влетев в свою комнату, она тщательно заперла дверь, и достала из-за отворота жакета маленькую, ювелирной работы шкатулку. Поставила ее на столик, и, не чувствуя своего стремительно бьющегося сердца, открыла.
     В шкатулке лежал аккуратно свернутый шелковый свиток, и небольшой камень из драгоценной яшмы на серебряной цепочке.
    Ли-цин развернула шелк, и с замиранием сердца прочла начертанные на нем иероглифы.
     «Сей чудесный камень был у меня во рту, когда я вышел из чрева моей матери. Потом я носил его на своей груди. В нем заключена моя жизнь. Отныне и навсегда он ваш».
     Девочка инстинктивным движением прижала камень к груди, и сидела так неподвижно, словно боясь, что нежданно свалившееся на нее неслыханное чудо, окажется просто сном.
      Она не знала, сколько времени провела так, пока не услышала стук в дверь и встревоженный голос одной из сестер:
- Ли-цин, открой! Куда ты пропала?
Ли-цин быстро спрятала бесценный дар Ли в шкатулку, и сунула ее под крышку ларя. Потом, придав своему лицу томное и усталое выражение, открыла дверь. За ней стояла встревоженная Дай-юй.
- Что случилось? Няня сказала, чтобы мы тебя не тревожили. Вот все и обеспокоились.
-   Что-то у меня голова разболелась, сестрица. Я и прилегла на немного.
- Ну, я и вижу: ты не в себе. Сейчас я тебя вылечу.
Невзирая на протесты Ли-цин, Дай-юй сбегала к себе, принесла маленькие, вырезанные из красного шелка кружочки*, и прилепила их к вискам сестры.
- Сейчас тебе полегчает. Полежи так спокойно.
Поболтав немного с сестрой, Ли-цин сделала вид, что засыпает. Дай-юй тихонько


*Один из способов лечения головной боли в старом Китае.

встала, и неслышно прикрыв за собой дверь, вышла. Выждав какое-то время, девочка быстро вскочила на ноги, заперла дверь, и осталась наедине со своим удивительным счастьем. 
Ночью она не спала, переживала события прошедшего дня, и пыталась представить свое будущее, и х,  вместе с Ли, совместное будущее. Сердце у нее тревожно стучало, а душа не могла успокоиться.
           Она не знала, что в эту ночь Ли внезапно стало плохо. Юноша ощутил тошноту, судороги ног, и сильный приступ головной боли. Превозмогая необъяснимую слабость, он с трудом добрался до соседнего помещения, и разбудил спящего Юна.
- Я не знаю, что со мной. Но так плохо мне еще никогда не было. – Успел сказать он слуге, теряя сознание.
 Через несколько минут у постели сына уже стоял взволнованный Главный Советник. Нажатием нескольких активизирующих жизненную деятельность точек на теле юноши ему удалось привести Ли в сознание.
  Послали за личным лекарем Советника. Попутно, подозревая истинную причину внезапной болезни сына, Советник велел срочно разбудить Фэя. Хвала богам, Фэй в последние дни жил во флигеле Ли. После страшных переживаний в гробнице Цинь-ши-хуанди юношам не хотелось надолго расставаться.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Советник заспанного и встревоженного Фэя.
- Сказать по правде, в последние дни довольно паршиво, господин Главный Советник. У меня тошнота, сводит ноги и такое чувство, будто я напился сонной травы.
- Как долго вы были наедине с живым серебром?
- Наверное, с полчетверти дня, господин Советник.
- Понятно.
Появившийся сразу же после этого разговора немногословный ученый-лекарь,
констатировал у обоих юношей красновато-медный цвет гортани и набухание лимфатических желез, как следствие ртутного отравления. Он тут же составил щадящую почки диету, и список всех необходимых для лечения травяных настоев. Часть из них уже была в домашней аптеке Ли, что весьма понравилось старому ученому.
- Пить! -  Сказал он обоим юношам. – Как можно больше пить. Яд необходимо вывести из организма.
        И уже в дверях, прощаясь, добавил:  - Вам повезло, молодые господа!  Две-три недели недомогания, и – пожалуйте, к долгой и здоровой жизни. Мне доводилось видеть случаи куда более печальные.

 
    

               



                ЧАСТЬ II
               

ВОЗВРАЩЕНИЕ



          «Помыслы благородного мужа – как голубизна небес и сияние солнца: не заметить их невозможно. Талант благородного мужа как яшма в скале, и жемчужина в морской пучине: разглядеть его непросто».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней». 
            
Поток серых однообразных дней не запоминается нами. Не им измеряем глубину и  даль пройденного пути. Только яркие, украшенные значительными событиями дни остаются в памяти. Именно они образуют канву нашей жизни.      
  За  двадцать два года до описываемого нами времени произошло событие, на сотни лет вперед определившее развитие народов, живущих на территории Империи Хань, и по своему масштабу равное первому контакту двух космических цивилизаций.
Этот день Император запомнил навсегда.
           В Зале Тысячелетий он с Главным Советником, министром Ни-цзы и поэтом-философом Хянь-бо, сидя на шелковых подушках, обсуждал налоги на сельскозяйственную продукцию и общественные поля. Он также пригласил  полководца Вэй Цина, бесстрашного и решительного воина, прославленного своими победами в войнах с кочевыми племенами.  Хянь-бо, старик с белой бородой и доверчивыми детскими глазами, пользовался особым доверием Императора, как человек умный и бескорыстно радеющий за свою страну. Кроме того, благодаря глубокому знанию законов, уложений и тонкостей сельского хозяйства,  он единственный в Поднебесной мог оппонировать Ни-цзы в этой запутанной и разнородной области. Для обсуждений Император всегда приглашал людей возможно более разных, преследующих совершенно противоположные интересы. 
- Согласно твоему указу, государь, - Говорил Хянь-бо. – пустующие общественные поля передаются бедным крестьянам под присмотром чиновников. Я прошу тебя, Величайший, освободить этих людей от налогов на пять лет, и от повинностей на три года. Я надеюсь, что господин Ни-цзы, как лицо государственное, поддержит мою просьбу.
- А что думает сам господин Ни-цзы по этому поводу? – Повернулся Император к своему министру.
- Государь! О какой отмене налога может идти речь, если кочевники рыщут в пределах Великой Стены? Как отмена повинности поможет нам наполнить государственную казну? Три года такой политики обернутся тройным поражением для государства.
- Я полагаю, что господин министр сильно преувеличивает опасность отмены повинностей. – Заметил Хянь-бо. – Дайте крестьянам возможность свободно вздохнуть. Вы же не выдавливаете из курицы второе яйцо сразу же после того, как она снесла первое…
- Нам также небезынтересно мнение военного. – Заметил Главный Советник. - Господин Вэй Цин, как человек, радеющий за интересы армии…
     Разговор был прерван внезапно появившимся в дверях евнухом. Он выглядел взволнованным, и знаком попросил разрешения говорить.
-    Говори! – Приказал ему У-ди.
- Государь! – Не скрывая волнения, заговорил евнух. – Государь! Неслыханные новости! Весь двор взволнован и гудит, как осиное гнездо. Чжан-цянь, офицер дворцовой стражи, которого ты двенадцать лет назад отправил с посольством к Юэчжи, вернулся!
- Не может быть! Ты лжешь, презренный. – Откинулся У-ди на подушках. – В память о нем уже сожгли кипарисовую ветвь,  и имя его начертано на дощечке из каштана!
- Он жив, Государь! И ожидает твоих распоряжений в соседних покоях.
- Это невероятно! – У-ди все еще не верил в чудесное возвращение офицера. – Воистину, Небо не только забирает людей, но и отдает их обратно. Приведи же его! И побыстрее.
             Через несколько мгновений в покои Императора вошел загорелый, сухощавый человек с изможденным волевым лицом. У-ди сразу узнал его. Это, действительно, был Чжан-цянь.
       Офицер бросился к ногам Императора, и бережно коснулся их руками.
- Двенадцать лет! Бедный мой Чжан-цянь… - Растроганный У-ди поднял офицера с колен и прижал к своей груди. – Я оплакивал тебя долгие годы, но Небо свершило чудо! Я  вижу на твоем лице следы страданий, и чувствую  - ты хочешь поделиться опытом прожитых лет.  Говори! – Твой рассказ облегчит мою душу и украсит радость нашей встречи.
- Государь! Я благодарю Небо, позволившее мне вновь увидеть тебя. Много раз под дождем и снегом, забитый в колодки, я вспоминал твою милость. Чжан-цянь поник головой, подавленный неимоверной тяжестью воспоминаний.  Потом грустно улыбнулся и продолжил:
- Покинув пределы империи, я попал в плен к кочевникам, и долгие годы влачил жалкое существование у колеса кибитки самого захудалого из воинов. Почти все мои спутники погибли…. Как последняя собака я питался падалью и отбросами. Дважды пытался бежать, но был пойман и бит смертным боем. Работал, как тягловая скотина, ходил за овцами, присматривал за детьми. Но в душе моей пылало неутолимое желание увидеть стены родного дома…. Я чувствовал себя зверем, загнанным и голодным. И лишь дочка моего хозяина улыбалась мне. Из глины я лепил для нее зверушек и птиц, играл с ней, и она плакала, когда меня били…. Однажды он собрала для меня целую груду вкусных лепешек. Как бы играя, вывела на дорогу, и показала своей маленькой ручкой на горы. Несколько раз она повторила: Кашгар, Кашгар*…


Кашгар* -город-оазис на границе северо-западной части пустыни Такла-макан.

В горах я бродил несколько месяцев. Потом согдийский купец подобрал меня, больного и выходил, как младенца. Из Кашгара я спустился с караваном в Гуйшан*,
и там прославлял твое имя, государь! Повинуясь твоему повелению, я искал племена Юэчжи, дабы уговорить их стать нашими союзниками в борьбе с хунну. Я достиг долины Или, пришел в малое царство Давань, и там мне рассказали, что Юэчжи были изгнаны с этих земель усунями, кочевыми племенами, близкими к хун-ну. Юэчжи я нашел живущими на землях, расположенных между двумя великими реками**. Почти целый год я уговаривал их вернуться в пределы западных границ Хань для совместной борьбы против сюн-ну. Увы, они отказались. Я также встречался с горными скотоводами Усунями, живущими в долине Или. Они – заклятые враги сюнну, и, возможно, с ними можно будет заключить дружественный союз.
Судьба повела меня дальше, на Запад, и дала мне возможность увидеть чудеса.
          Государь! Мы не одни на земле. Там, в пустынях, расцвели города и страны неописуемого богатства и красоты! Там текут полноводные реки, и по берегам их растут невиданные фрукты. Жемчугами, золотом и огненными жеребцами-гигантами полнится там земля.
          Имена этих стран и городов прозвучали для меня сказочной музыкой: Хорезм, Кушан, Аньси (Парфия), Тяочжи (Месопотамия), Яньцай (Сарматия)… Тысячелетняя история, крепости и храмы, великие мастера, поэты и философы! Искусство, потрясающее воображение! Там я увидел оружие, небывалое в наших краях. -  Чжан-цянь сделал знак евнуху, и тот принес в покои кинжал из голубого металла.
- С твоего позволения, государь, я покажу тебе чудесные свойства этого кинжала.
Чжан-цянь встал, подошел к стене и снял один из развешенных на ней железных мечей. Сильно размахнувшись, он ударил кинжалом по острому краю меча. Кинжал на четверть ширины меча прорубил его лезвие.
У-ди взял кинжал из рук офицера, и внимательно рассмотрел его лезвие. На сверкающей, голубоватой стали не осталось и царапины.
- Глазам своим не верю! Какой чародей ковал это волшебное оружие? – Воскликнул У-ди.
- Те города полны тайн, государь! Но и далее, за ними, лежат страны, о которых я знаю лишь понаслышке. Самая могущественная из них – Дацинь*** - Великая Империя, протяженностью во многие тысячи ли. В центре ее стоит величественный город Рома или Рим. Его называют Вечным Городом. Владыка его покорил множество стран и народов. Рассказывают, что в этой стране много необычного. Правители там не правят постоянно. Властителями назначают достойных людей, и, если они не оправдывают ожиданий, их смещают. Причем тот, кого
-
*Гуйшан – княжество в Средней Азии
**  Амударья и Сырдарья .
Дацинь***  -Древний Рим
-
-
-
- сместили, воспринимает это спокойно, и не выказывает возмущения. В этой стране добывается много золота и серебра, и они делают из него деньги. Государь! Я видел совершенно черных людей. Ночью, в темноте, они становятся невидимыми. Но, есть и люди  с  белой  кожей. Одного из  них, чья  родина  где-то   невообразимо  далеко,    на Севере, я выкупил из рабства. Он пришел со мной, и ты можешь увидеть его, когда пожелаешь.
- Ты принес удивительные вести, Чжан-цянь! Но мыслимо ли, чтобы земля простиралась так далеко?
- Государь! Есть еще одна, не менее удивительная весть: в этих городах и странах на вес золота, а, иногда, и дороже, ценятся наши шелка и фарфор. Они проходят через сотни рук прежде, чем достичь этих стран. Местные купцы сильно озадачили меня, рассказав, что их привозят из сказочной страны Шеньду*. Но как они попадают туда, и где эта страна – я не знаю. Говорят, что в Риме нет ничего дороже нашего шелка…. Я заработал немалые деньги только на рассказах о чудесах твоей империи, государь.  Вельможи дальних стран слушали меня, как великого сказочника.
Ни-цзы, тогда еще совсем молодой министр, восхищенно внимавший рассказу офицера, всплеснул руками. – Какие возможности открываются, государь! Если ты завоюешь эти страны, империя Хань не будет знать себе равных! А вы, господин Хянь-бо, - повернулся он к поэту. – советуете нам отменить налоги! Да мы должны удвоить и утроить наши налоги для того, чтобы вооружить огромные армии и послать их на Запад!
- Невозможно завоевать весь мир. – Заметил Советник. – И, кроме того, мы только что видели силу их оружия. Кто может утверждать, что там нет еще более грозного оружия? Вы так же можете быть уверены в том, что и в этих странах найдутся люди, которые пожелают покорить империю Хань.
- Я видел многое, и точно знаю: воины этих стран не знакомы с нашим арбалетом. Но они обучены и хорошо вооружены. Покорить их не такое простое дело. – Сказал Чжан-цянь.
- Кто может устоять перед духом воина хань-жэнь? – Спросил Вэй Цин.
- Следует уважать противника, особенно, если ты ничего не знаешь о нем. - Возразил Советник.
- Большие и малые народы должны покориться силе нашего оружия. – Решительно ответил полководец. – А их обычаи, веру и самобытность следует растворить в беспредельности Хань.
- Однообразие всегда навевает скуку, господин маршал. А скука – вещь опасная, и часто предваряет собой начало разрушений. Что же касается малых народов, то каждый из них должен  сиять в соцветии народов Хань, или другого великого народа, подобно бриллианту, не теряя размеров и своего блеска. Истина всегда заключена в гармонии!
- Я вижу, вы затеяли спор, уважаемые. – Вмешался У-ди. – Он может далеко завести нас. И, кроме того, господин маршал, завоевывать народы можно не только
-
*Шеньду – Индия.
-
-
-
- оружием, но также умом и торговлей. Вы сохраните кровь ваших воинов и не прольете чужую. Обратите внимание на то, что сообщил наш вновь обретенный друг, господин Чжан-цянь. В этих странах уже неслыханным успехом пользуются наши товары. А на перекупщиках мы теряем баснословные деньги. 
- Вести караваны в такую даль более, чем опасно! – Сказал Хянь-бо. -  Судя по рассказу господина Чжан-цяня, наши страны разделяет большая, никому не принадлежащая территория. Эта места кишат дикими кочевниками. Они постоянно будут нападать, и грабить наших купцов.
- Вот здесь и пригодятся военные таланты господина Вэй Цина. Он поможет нам расчистить торговый путь от кочевников. Как вы думаете, господин маршал, какие силы необходимы для того, чтобы сделать такую торговлю безопасной?
- Это сложный вопрос, мой повелитель. Надо знать расстояния, местность и численность противника. С вашего позволения, для этого мне понадобится обстоятельный разговор с господином Чжян-цянем, который все видел собственными глазами.
- Но, не сегодня, господин маршал. Наш путешественник устал и нуждается в отдыхе.
Чжан-цянь низко склонился перед Сыном Неба. – Мой Повелитель, позволь мне принести дар своему Императору. Это живое существо, верный спутник каждого настоящего воина. Ты соизволишь выйти во внутренний двор, Величайший, или прикажешь привести его сюда?
- Приведите его сюда. – Приказал У-ди.
Чжан-цянь вместе с евнухом вышли, и через некоторое время все услышали цокот лошадиных копыт. Путешественник ввел в Зал Тысячелетий играющего под седлом вороного коня-гиганта, невиданной в империи Хань  красоты. Роскошная черная грива ниспадала к стройным, мускулистым ногам. Благородные влажные ноздри раздувались. Конь волновался, косил темными, в длинных ресницах, глазами и всхрапывал.
Восхищенный У-ди поднялся на ноги, подошел к коню, долго рассматривал его со всех сторон, оглаживал и похлопывал по мягкой, лоснящейся коже.
- Их было двое, Величайший. Но только один перенес все тяготы пути. – Сказал Чжан-цянь, вполне довольный произведенным впечатлением.
- Повелеваю! – Приказал Император своей свите. – Отлить из чистого золота, в полный рост, изваяние этого волшебного коня, да будет оно знаменовать собой начало нового времени!*
У-ди повернулся к офицеру.
- Ты открыл для нас удивительные миры, Чжан-цянь. И дело, которое ты сделал, прославит твое имя! Я щедро награжу тебя. Но превыше всех наград будет твое бессмертие в памяти людей!**

*Согласно древнекитайским историкам такое изваяние, действительно, было отлито, но до наших времен не сохранилось.
**Наряду с именами Христофора Колумба и Васко да Гама имя великого китайского путешественника Чжан-цяня навсегда останется в истории человечества.


       
           Главный Советник вернулся домой, приказал немедленно отыскать Ян-ши и привести к нему. В ожидании верного слуги он ходил по комнате, стараясь успокоить взволнованно летящие мысли.  «Неужели свершилось? - Стучала в висках одна и та же мысль.
          Ян-ши явился довольно быстро.
     -  Ты звал меня,  светлейший?
- Да. Ты помнишь южанина, который приходил ко мне три луны назад? Он судья в округе Сыпин. Необходимо срочно отвезти ему письмо.
- Как быстро?
- Надо выехать завтра утром. 
-    Завтра утром я выеду.

         

ИМПЕРАТОР

          
Возвращение Чжан-цяня, и привезенные им вести произвели в сознании Императора глубокие и необратимые потрясения. О Западных Землях и раньше ходило немало слухов. Время от времени на границах Поднебесной Империи появлялись необычного облика люди, и рассказывали всякого рода небылицы. Кое-кто из них даже принимал участие в возведении Великой Стены,  проявляя недюжинные знания и смекалку. Изредка, с караванами забредали в земли Юэчжи и люди хань-жэнь.       
Но сведения, которые от них поступали, были настолько противоречивы и разрозненны, что еще больше убеждали жителей Срединной Империи в уникальности их государственного образования.
И только дальние странствия Чжан-цяня предоставили жителям Поднебесной возможность осознать ошеломляющую для них истину: они не одни на этой прекрасной и удивительной земле.
        Надо сказать, что высокое образование было вовсе не редкостью во времена Империи Хань. Именно в этот период в стране сложилось сословие образованных людей, получившее название  ш и. Хранители знаний и древней культуры страны, они наравне с аристократами пользовались целым рядом привилегий: освобождением от трудовой повинности, и некоторых уголовных наказаний. Среди них были глубокие философы и яркие поэты, тонкие интеллектуалы, чиновники и духовные учителя. Многие из них за заслуги перед страной и троном возводились в аристократический сан.
        Открытие дальних миров не могло не овладеть умами интеллектуальной элиты Империи Хань. Помимо выявления новых глубин мироздания и интереса к другим формам человеческого бытия, возникала необходимость решения ряда практических задач – торговых, военных и дипломатических. Оживились и купеческие слои населения, уже наслышанные о необыкновенной ценности ханьских товаров в далеких западных странах.
       Сын Неба находился на острие взбудораживших  всю страну новостей. После долгих и обстоятельных бесед с путешественником  стала вырисовываться достаточно ясная картина сделанных им географических открытий. Мощные и высокоразвитые государства Дацинь (Древний Рим), Хорезм и Аньси (Парфия) располагались, примерно, в пятнадцати тысячах ли от империи Хань. На пути к ним лежало несколько небольших царств, страшные пустыни, труднопроходимые горные массивы и множество мелких городов, с разношерстным населением. Большая часть пути проходила через места обитания диких кочевых племен.
   Следовательно, для создания постоянно действующего торгового пути надо было построить целую цепь хорошо укрепленных крепостей.
     У-ди был человеком дела. Силой увеличив Империю Хань еще на несколько царств, располагавшихся на территории современного Китая, он в 115 году до н.э., то есть, спустя одиннадцать лет после возвращения Чжан-цяня, отправил его с еще одним посольством. На сей раз в долину Или  (Казахстан, район озера Балхаш), к усуням (кочевникам, принадлежащим к киргизской ветви) – заклятым врагам хунну. Император хотел договориться с ними о совместных действиях против общего врага. Великий путешественник с отрядом воинов снова двинулся на Запад. Надо сказать, что усуни встретили Чжан-цяня очень приветливо, но выступать против могущественных хунну отказались.
  Примерно в это же время другое посольство отправилось в Даюань* для закупки великолепных лошадей, которые так поразили воображение ханьцев после первого путешествия Чжан-цяня.
            Однако и эта миссия потерпела неудачу. Даюаньцы не согласились продать китайскому посланнику Че Лину даже нескольких коней. Потратив массу времени на бесплодные уговоры, посланник захватил коней силой, после чего отправился восвояси. Правитель Даюани послал солдат, которые устроили засаду, убили посла и его свиту, а лошадей вернули обратно. Не очень доверяя рассказам китайцев о мощи империи Хань, даюаньцы полагали, что таким образом навсегда избавились от назойливых покупателей.
           Но не таков был У-ди, чтобы прощать убийство своего посла. Для  приведения Даюани к покорности он отправил шеститысячную армию во главе с полководцем Ли Гуан-ли. Путь длиной в две тысячи миль оказался настолько тяжелым, а снабжение воинов продовольствием настолько непродуманным, что до места назначения дошла лишь часть армии, измотанная и полуголодная. Как и следовало ожидать, поход закончился полным разгромом  Ли Гуан-ли. На родину вернулась лишь пятая часть армии.
         У-ди пришел в ярость. Высший Совет рекомендовал ему оставить даюаньскую затею, но Император был непреклонен. Поразмыслив, он решил простить Ли Гуан-ли


*Даюань (или Давань) - небольшое государство в Ферганской долине


(потерпевшего поражение полководца, как правило, казнили), и предоставить ему еще одну возможность для покорения Даюани. По специальному указу Императора началась подготовка к походу поистине планетарного масштаба. Учитывались все промахи и недочеты предыдущей кампании. Особое внимание уделялось необходимости парализовать хунну, которые могли сильно повредить военной экспедиции, и свести на нет все колоссальные усилия и затраты Империи Хань.
    У-ди беспокоила еще одна тайна: загадочная страна Шеньду (Индия). По рассказам Чжан-цяня она располагалась где-то на юге. Император уже дважды отправлял отряды людей через Юньнань (юго-западная провинция современного Китая) на поиски таинственной Шеньду, но никто из посланцев так и не вернулся. У-ди не знал, что местность, расположенная между Юньнанью и современной Мьянмой (до 1989 года – Бирма) одна из самых труднопроходимых в мире, да еще и населенная в те времена свирепыми дикарями.   
      В этот день Большой Государственный Совет собрался для того, чтобы обсудить детали очередного похода на Запад. Даже видавших виды министров поразил масштаб задуманной Императором операции.
      Под командование полководца Ли Гуан-ли передавалась 60-тысячная армия конных и пеших воинов.
       180-тысячная армия должна была начать боевые действия на Севере и
парализовать хунну, которые уже знали о намерениях У-ди проложить торговый путь на Запад, и всячески этому препятствовали.
       В степи, граничащей с владениями хунну, предполагалось выстроить укрепленную линию в виде земляного вала с крепостями, общей длиной в тысячу ли (примерно, 500 км).
     Повеления Императора были выслушаны Советом в абсолютной тишине. Каждый из министров прекрасно отдавал себе отчет в том, каких колоссальных затрат будет стоить этот почти фантастический план. Тем не менее, желающих возражать не нашлось. Выждав какое-то время, и оглядев вереницу сверкающих халатов своих министров, У-ди повернулся к присутствовавшему на Совете командующему армией:
- Я хочу знать, господин Ли Гуан-ли, какой дорогой вы собираетесь повести вверенные вам войска?
- От Дуньхуана на Запад, как известно Величайшему, ведут два пути: северный и южный. Северный путь значительно легче южного, богат травой и пропитанием, но опасен неизбежными нападениями сюнну. Южная дорога проходит между пустыней Такла-Макан и горным хребтом Алтынтага. Это тяжелый, почти безводный путь. Но для хунну он недостижим. С разрешения Величайшего я хочу разделить армию на две части. Одна, более многочисленная и хорошо вооруженная, пойдет северной дорогой, являя врагу нашу мощь, и неотвратимость намерений. Другая, снабженная водой и пропитанием, двинется  с юга, в обход пустыни Такла-Макан. Обе армии встретятся в Кашгаре. И уже оттуда всей мощью обрушатся на Даюань.
- Хорошо.  Я полагаю, что через год все приготовления будут закончены, и вы сможете выступать. Теперь я хочу послушать господина Ни-цзы. Вы по-прежнему придерживаетесь мнения о необходимости захвата западных стран?
- После некоторых сложностей первого похода господина Ли Гуан-ли, я мыслю значительно осторожнее. По-видимому, будущее покажет, как нам следует вести себя по отношению к дальним странам Запада. Тем более, что большую часть из них не видел даже господин Чжан-цянь.
- Похвальная осторожность, господин министр. Жизненный опыт явно идет вам на пользу. Далее вы, господин министр снабжения и провианта армий: поделитесь с Советом результатами своей деятельности.
Мы не рискнем здесь утомлять Читателя подробностями дальнейшего обсуждения военных приготовлений У-ди.
Совет затянулся надолго. Отпуская своих министров, Император задержал Главного Советника.
- Как самочувствие моих юных друзей? – Поинтересовался У-ди.
- Хвала богам, значительно лучше, Величайший. Лекарь разрешил им есть любую пищу по вкусу, а с завтрашнего дня и военные упражнения.
- Я рад это слышать. Передай им, что через неделю я хочу видеть обоих.  Полагаю, что молодым людям уже следует принимать значительно большее участие в государственных делах. Тем более, что Совет показал полную несостоятельность целого ряда чиновников на местах.
- Благодарю тебя за доверие к юношам, Величайший. Но разреши мне спросить: как мы будем выстраивать наши отношения с дальним Западом?
- Я не стал говорить об этом на Совете. Но, думаю, что после приведения Даюани к покорности,  посольства должны отделиться от армий, и уйти дальше, на Запад. Нам, наконец, следует понять, что представляют собой дальние страны, насколько их интересуют наши товары, и в каком количестве они способны их покупать. Более всего меня интересует империя Дацинь, или Лицзянь (Древний Рим). Как я понимаю, по величине и мощи она равна, или даже превосходит нашу. Чжан-цянь рассказывает, что, по слухам, ее торговцы весьма честны, и за наши фарфор и шелк готовы платить любые деньги. Помимо того, что они заворожены красотой шелка, их, кажется, замучили блохи, которые, как ты знаешь, на шелке не живут.
         И еще должен сказать: рассказы Чжан-цяня настолько интересны и живы, что если бы не долг перед Хань, я бы сам отправился в путь.
- Да, Государь! Я тебя понимаю. У меня появлялись такие же мысли.
- Что ж, обуздывая желания, познаем мудрость жизни. И пусть не останется в наших сердцах места для привязанности к вещам. В необъятный путь уйдут молодые, те, кому надо укрепить разум и тело.

  Покидая дворец, Советник в узких дверях столкнулся с министром Ни-цзы. Тот пропустил его вперед, и низко, не поднимая глаз, склонил свою голову. На людях он вел себя, как всегда, уверенно и временами желчно, спорил и отстаивал свою точку зрения, отдавал приказы и занимался сотнями больших и малых дел. Но в душе его началось трудное и долгое перерождение. Несколько дней, проведенных в тюремной клетке, разверзли перед ним бездну, о существовании которой он и не подозревал. Скорлупа, плотной стеной окружавшая Ни-цзы, разрушилась. Свет и Тьма, смешанные в его душе в один серый фон, стали медленно отделяться друг от друга. Заступничество Главного Советника, сохранившее ему жизнь, он воспринял с удивлением и некоторым страхом. В этом страхе было что-то необъяснимое, болезненно далекое, идущее из самого детства, когда после перенесенного наказания хотелось забиться в угол и расплакаться. Ни-цзы не мог уяснить себе, что именно с ним происходит, но точно знал, что уже никогда не будет таким, как раньше.
«Величайшее достижение в этом мире перечеркивается одним словом: гордыня. Величайшее преступление в этом мире перечеркивается одним словом: раскаяние».
                Хун Цзычэн. «Вкус корней».

Поздним вечером Император вышел на высокую, открытую веранду, и устало опустился на подушки. Мысли текли спокойным, бесконечным потоком. Вот уже тридцать семь лет он правит огромной страной с пятидесятимиллионным населением. Его называют Сыном Неба, и воздают почести, равные богам. По мановению его руки приходят в движение колоссальные массы людей. Растворяясь в крепнущей мощи его Империи, исчезают царства и племена. Погибают и возрождаются десятки тысяч людей. Только неукротимая энергия, воля и убежденность в своей правоте позволяли ему справляться с бурлящим водоворотом событий. Будучи истинным человеком хань-жень, Император не стоял над потоком жизни, не наблюдал его со стороны, а был его составной частью,  живым, упругим каркасом всех преобразований в Империи.   
      У-ди перевел взгляд на темную линию дальних холмов. Где-то там, за бесконечной чередой узорчатых гор, клубящимися туманами и выжженными солнцем пустынями, кипела другая жизнь, наполняя смыслом сокровенные глубины Великой Пустоты. Другие люди постигали утонченную истину Пути, и  тайну Вселенского Одиночества.  Ему предстояло найти к ним дорогу, и обрести Великое Единство мира.
      У-ди задремал, и никто не решился нарушить его покой. Только безмолвный евнух, неслышно ступая, подошел, накрыл его одеялом и так же бесшумно удалился.
       
             

                ЛИ


               Сын Главного Советника ощущал себя человеком, ступившим на вершину счастья. Несколько недель диеты и травяные настои ученого лекаря избавили его от тяжелых воспоминаний о живом серебре подземной гробницы Цинь-ши-хуанди. Но более всего способствовали его выздоровлению небольшие, испещренные иероглифами свитки шелка, которые он получал от Ли-цин через ее няню и Фэя. К одному из них девушка приложила черепаховый гребень в виде дракона с тремя звездами. Ли-цин знала о его болезни, и в ее посланиях он чувствовал глубокое беспокойство. Ему очень хотелось повидать девушку, но такую встречу следовало обстоятельно подготовить.
              Взяв в руки драгоценный подарок, Ли прижался к нему щекой. Эта маленькая изящная вещица хранила запах ее волос.
              Юноша и раньше был решителен, собран и удачлив. Но в этот чудесный период у него получалось все, за что бы он ни брался.
             В последнее время Ли много размышлял над тем, каким образом они с Ли-цин могли бы обручиться.
              Подойти к отцу, и все рассказать, он не мог. Это было выше его сил. Если бы была жива его мать…. Ей бы он рассказал все, а она, конечно, переговорила бы с отцом. Но матери давно не было на земле. И, кроме того, он еще не достиг брачного возраста.
             Обо всем этом он посоветовался с прагматичным Фэем. Тот задумался.
- Да, без доверенного лица здесь не обойтись. Сколько тебе остается до совершеннолетия?  Полгода? Тогда потерпи. А потом к твоему отцу пойду я.
- Ты?!
- Ну, а кому же еще?
- Пожалуй, ты прав. А если за это время приедут свататься к ней?
- Не придумывай сложностей, которые не существуют. Насколько я осведомлен, у твоей феи сильный характер, и она не последнее лицо в доме. Да, и няня говорила, что отец ее обожает и готов выполнить любую ее прихоть. К тому же, такой жених, как ты, ее родителям и не снился. Если к ней кто и сунется, то твой отец быстренько его отвадит.
- Ты думаешь, мой отец не будет возражать?
- Уверен, что нет. Я же вижу, как он относится ко всем твоим занятиям: с полным уважением, как к равному. И происхождение человека ему безразлично. А как вежливо он разговаривает со слугами! Как с юйши какими-нибудь.
- Да, возможно. 
Обсудив свои сердечные дела с Фэем, Ли заметно повеселел. Стоит подождать полгода, а затем уже использовать все права совершеннолетнего.
Приняв такое решение, Ли с удвоенной энергией взялся за свои обычные занятия.
      Несколько охладев к экспериментам с Эликсиром Бессмертия,  а, вернее, отложив их на будущее, Ли взялся за болотный газ. В свободное от дежурств и занятий время он открывал бронзовую заглушку газового отопления, и, напустив газу в небольшой металлический сосуд, принимался за его изучение.  Один из опытов оказался весьма неудачным. Газ взорвался у него в руках, и пришедший некоторое время спустя Фэй, обнаружил своего друга с опаленными бровями и ресницами, но, хвала богам, с целыми глазами. «Занятие, недостойное воина». – Как всегда назидательно прокомментировал он результаты научных экспериментов товарища.
- Ну, здесь ты не прав. -  Возразил Ли. – Если такое малое количество газа меня чуть не убило, то, представь себе, что можно сделать, если взять его во много раз больше. Так можно и вражескую конницу уничтожить.
– Ишь ты, как все это можно повернуть! - Удивился Фэй. – Но здесь следует  хорошенько подумать. Ведь, если они только без бровей останутся, это их здорово разозлит.
Ли хотел, было обидеться, но, передумав, продолжил: 
- И что меня больше всего удивило: так это крышка от сосуда, в котором был газ. При взрыве она отлетела в другой конец двора. Это означает, что с помощью газа можно перемещать любые вещи, и, возможно, на очень большие расстояния.
- Или самим летать, как драконам. – Добавил Фэй. – Хотя, ни одного из них я не видел.  Ты, впрочем, в этом не нуждаешься. Ты уже летал на змеях, и в этом я тебе всегда завидовал.
- Успеешь и ты. Впереди вся жизнь.
- А сам-то можешь такого змея сделать?
Ли задумался.
- В общем, ничего сложного здесь нет. Как он устроен, я знаю. Но надо иметь подходящий ветер. А такие ветры только в горах бывают.

-    Господин! – Заглянул в комнату старый Юн. – Ваш отец просил навестить его ближе к вечеру в библиотеке.
- Нас обоих? – Уточнил Ли.
- Нет только вас, господин.
- Дело, видимо, семейное. – Заметил Ли после ухода слуги. – Кстати, как долго ты собираешься у меня жить?
- Я тебе уже надоел?
- Наоборот. Так удобнее. Не надо искать тебя по всему городу.
- И мне так лучше. Тебе когда в караул?
- Понятия не имею. Пока никто не предупреждал. Может быть, нам уже отменили эти детские забавы?
- Возможно. Но, тебе скоро к отцу, да и я должен кое-кого повидать.
- Хорошо. Увидимся вечером.

В назначенный час Ли вошел в библиотеку отца. Он никогда не входил сюда без разрешения, но отец не отказывал ему в просьбе получить интересующую его книгу или рецептуру лекарства.
   Главный Советник ждал его у стола с разложенными на нем рукописями.
- Как ты себя чувствуешь? – Спросил он в ответ на почтительный поклон сына.
- Благодарю вас, отец. Хвала Небу, у меня все хорошо.
- Я рад это слышать. А господин Фэй?
- Он отделался легче, чем я, и все это время помогал мне быстрее встать на ноги.
- Да. Этого преданного нам юношу ты вполне можешь считать своим братом.
В голосе Советника явственно прозвучала печаль. В свое время потеря жены и старшего сына навсегда оставила в его душе незаживающую рану.   
- Я пригласил тебя для того, чтобы поговорить о будущем. Ты, конечно, знаком с открытиями господина Чжан-цяня?
- Да, и это, по-моему, самое интересное из того, что произошло в Империи за последние годы.
- Возможно. Величайший дал понять, что вас ожидают большие перемены в жизни. Если я правильно его понял, тебе предстоит отправиться на Запад, вместе с армией Ли Гуан-ли.
- Мне одному? А Фэй?
- Наши судьбы в руках Сына Неба. Все,  что происходит в Поднебесной, делается с его ведома, и по его приказу. Если на то будет его воля, вы пойдете вдвоем.
В душе Ли пронеслась целая буря эмоций. С одной стороны он давно ждал больших, настоящих дел. С другой, дальнее путешествие это – годы пути. А что же будет с Ли-цин и с их отношениями? Да и с Фэем расставаться не хотелось бы. Годы дружбы сроднили юношей, и, воистину, сделали их настоящими братьями.
- Как скоро войска уйдут на Запад?  - Спросил он отца. 
- - Я думаю, это произойдет в течение года.
- Мы будем воевать с западными странами?
- Нет. Армии предстоит расчистить от кочевников торговый путь на Запад, и привести к покорности несколько мелких царств.
- Что буду делать я?
- Как и все остальные, исполнять волю Императора. Где и в каком качестве, он скажет тебе сам. И помни, что ты пойдешь к народам, которые живут по своим законам, со своей верой в сердце. Не торопись осуждать, если в людях, с которыми ты будешь встречаться, увидишь нечто тебе непривычное.
- Я сделаю все, что будет в моих силах.
- Не сомневаюсь. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы рассказать о будущем, но и для того, чтобы поведать о твоем прошлом.
Советник долго смотрел в окно, размышляя, потом повернулся к сыну.

- Тебе не кажется удивительным то, что дома мы разговариваем на языке, которого в Империи Хань не знает никто?
- Я думал над этим. Но Империя вобрала в себя множество племен и народов, и языки, на которых они говорят, весьма разнообразны.
- Да, они различны, но все же имеют некую общность. Язык, который звучит в нашем доме, рожден в другое время и в другом месте. Около двухсот лет тому назад наш предок пришел в царство Цинь с Востока. Семейное предание рассказывает, что он прибыл на корабле.
- Он приплыл с Островов Бессмертия?
- В восточных морях, действительно, есть какие-то земли, но к Бессмертию они не имеют никакого отношения. Но, главное не в этом. Этот человек обладал выдающимися знаниями. Он вел свой род из могущественной страны Ат, погибшей очень давно, тысячи лет назад, после страшной катастрофы. В этой стране наши предки принадлежали к касте Верховных Служителей Истины, и были хранителями Знания. Их называли – «Летящие».
- Вот почему ты  так обращался ко мне с самого детства!
- Да, Но не перебивай меня, Ли. Итак, катастрофа уничтожила всё: страну и ее людей. Спаслась лишь малая часть населения. И среди них несколько Посвященных. С ними были и люди, давшие жизнь нашему роду. Вот что записал твой прапрадед со слов своего отца.
Советник прикрыл глаза, и стал читать негромким голосом, по памяти:
«В море пал великий огонь, и поднял волну до Небес. Страна ушла под воду, и вместе с ней люди и стада, города и храмы. Спаслись немногие из тех, кто был на кораблях и в воздухе. Небо стало черным. Погасли луна и звезды. Оставшиеся в живых больше никогда не видели солнца. И только через сотни лет оно  багровым пятном вновь выглянуло из-за туч. Потомки спасшихся осели в других странах, которые пострадали меньше, и стали жить одной жизнью с их народами. Их уважали и любили потому, что знания и искусство их стояли высоко»… Весь текст полностью ты сможешь прочесть самостоятельно.
-   Где находилась эта страна, отец?
- Где-то на далеком Юго-западе. По рассказам нашего прадеда ее со всех сторон омывала вода. Все другие страны и народы жили в мире и согласии под мудрой десницей Правителя Ат. Самые дальние уголки Земли не были препятствием для людей Ат потому, что они могли летать на железных устройствах, которые называли Альбатросами. Ныне это искусство утрачено навсегда.
- Если погибшая страна была в западной стороне, почему наш предок пришел с Востока?
- Кто может знать пути сотен поколений, живших на Земле до этого человека…
- Значит мы не люди хань-жэнь?
- Приплывший в нашу страну адепт взял в жены местную девушку. Мы – хань-жэнь в седьмом поколении, и ты можешь гордиться этим. Люди Хань несут в себе божественный огонь, и страну ожидает великое будущее.
- Что сохранилось от Знаний страны Ат?
- Многое. Хотя большая часть утрачена, или разбросана по всему свету. В день своего совершеннолетия ты принесешь клятву молчания, и сможешь работать в моей библиотеке. Кое-что непонятно мне самому, и я надеюсь на твою помощь.
- Почему Знания надо скрывать?
- Потому, что нет Зла страшнее, чем Высокое Знание в руках дурного человека. Мы должны стремиться к тому, чтобы Знания, открытые людям в нужное время, приносили благо.
- Как узнать, что время пришло?
- Об этом Посвященному говорит Небо.
- В нашей стране есть еще люди, в чьих жилах течет кровь страны Ат?
- Такие люди есть. Около сорока лет тому назад из жизни ушел один из Великих Посвященных. Он был единственным, кто мог общаться с себе подобными мысленно и на любых расстояниях. К сожалению, обстоятельства не позволили ему передать это искусство своим ученикам. Ныне из наследников Великого Знания в Империи Хань, кроме нас с тобой, живет еще один. Это судья Линь Ван из Южного округа. Увы, мы не можем с ним видеться часто. Во время последней встречи мы говорили о возможности твоего участия в походе на Запад. Император принял решение чрезвычайной важности, и оно определит жизнь страны и всего мира на сотни лет вперед. После катастрофы и гибели Ат народы разобщены, воюют и, зачастую, просто ничего не знают друг о друге. Где-то там, в дальних странах живут и наши единомышленники. Мы должны найти их, и соединить воедино осколки утраченного Знания. Ты пойдешь на Запад и будешь до конца выполнять свой долг перед страной и Императором. Но, помни, что в Западных странах я поручаю тебе найти Хранителей Древнего Знания.
- Как я узнаю их?
- У них чистые души, мудрые головы и ясные глаза. Позднее я назову тебе еще несколько признаков. Остальное подскажет сердце. И, наконец, еще одно: знай, что Ненависть бессмертна так же, как и Любовь. Зло будет идти по твоим следам, таиться в твоем бокале, подстерегать за поворотом дороги, и следить за тобой десятками глаз в самую темную ночь.
- Кто эти люди, отец, и что им от нас нужно?
- Им нужны наши Знания, потому что Знания могут дать абсолютную власть над людьми.  Тысячелетия назад они выбрали дорогу Зла. У них нет ни души, ни сердца, и они не знают жалости. Поэтому главное дело их жизни - заполучить души и сердца других людей. Их тайный союз Зла берет своё начало из глубины тысячелетий, и наша схватка с ними смертельна. В Поднебесной они называют себя «Союзом Бамбука и Стрелы». Большинство моих и ваших с Фэем несчастий проистекают от них.
- Они тоже ведут свой род из страны Ат?
- Да. Но и среди других народов они находят слабых духом, озлобленных и  обиженных. Впиваются подобно болотным пиявкам, и навсегда порабощают их.
- Смерть наших близких – это их рук дело?
- В змеином гнезде есть преданный нам человек. Он предполагает, что оси коляски были подпилены. Как тебе известно, она сорвалась в пропасть. Твоя мать и брат погибли. Их тела так и не нашли.
-    Ты знаешь злодеев в лицо?
- Прочти этот список,  и навсегда запомни его.
Советник протянул Ли шелковый свиток. Юноша развернул его, прочитал несколько имен, начертанных рукой отца, и поднял глаза.
- Я знаю этих людей. Они занимают большие посты в нашем государстве. Но среди них нет имени господина Ни-цзы.
- Ни-цзы выдающийся ученый и слабый человек. Он нам не враг, хотя и подвержен многим недостаткам.. За него и ему подобных людей мы должны бороться. Иначе они погибнут, как и многие другие.
- Бороться! Но, как?
- Добром и Любовью. Это наше главное оружие.
- Величайший может помочь нам в борьбе против людей Зла?
- Старайся не вмешивать в свои личные дела Сына Неба. Он прекрасно относится к нам, но он – Император, и его интересы не всегда могут совпадать с нашими.
Главный Советник помолчал, затем подошел к сыну, и положил ему на плечо свою руку.
- Мы еще не раз вернемся к этому разговору. А сейчас тебе следует обдумать все, что я сказал. И последнее: через неделю тебя и Фэя хочет видеть Император. О времени встречи я сообщу вам позднее.

Ли шел к себе, до глубины души впечатлённый рассказом Главного Советника. Он всегда сознавал, что отец – человек незаурядный и гордился этим. И вот выясняется, что его отец происходит из невообразимо древнего рода наследников Знания погибшей страны, почти богов. Будет ли он достоин того, чтобы продолжить этот род?
       Воображение рисовало ему бесконечную цепь людей, тысячелетиями хранивших древние Тайны, и  посвятивших себя одной великой цели: сделать людей лучше, сохранить и донести до них бесценный Дар Минувшего.

     Поздно вечером его ждало еще одно известие.  Ли уже задремал, когда в его комнату, невзирая на протесты старого Юна, вломился Фэй.
- Дрыхнешь? Как всегда, в самый важный момент!
- Что у тебя случилось? – Терпеливо поинтересовался Ли.
- Не у меня, а у тебя. Завтра твоя фея вместе с няней будет гулять в саду Большого Платана. Ты можешь повидаться с ней и поговорить. Твои
брови уже отрасли, так что никаких препятствий я не вижу.


ВСТРЕЧА


          Ли пришел в сад Большого Платана задолго до назначенной встречи. Некоторое время он бродил по дорожкам сада, делая вид, что любуется его красотами. Сад в этот солнечный, летний день, и в самом деле, был прекрасен. Кирпичные плитки дорожек, прогретые солнцем, излучали тепло. Воздух, напоенный ароматами цветов, звенел от щебета многочисленного птичьего общества. В небольших искусственных озерцах отражались ажурные каменные мостики, и узловатые стволы платанов. Гуляющих было немного, и Ли это радовало.
            В этом саду юноша знал и любил каждый его уголок. Но сегодня он не замечал ничего. Год прошел с той поры, как он впервые увидел Ли-цин. Она стала его любовью, его мечтой, единственной и неповторимой. Девушка приходила к нему во снах. Во сне звучал ее голос, который он никогда не слышал наяву. Образ юной прелестницы, сидящей на камне, сопровождал его повсюду.
            Весь этот год фантазия Ли рисовала ему их возможную встречу. И вот сейчас она должна была состояться.
           В волнении сердца пролетело время до того момента, как из-за поворота дорожки показались две женские фигуры.   
            Ли-цин шла в сопровождении няни. За этот год хрупкая девочка превратилась в прекрасную стройную девушку. В зеленом, цвета Весны, платье, худенькая и изящная, грациозная, как лань, Ли-цин, казалось, не шла, а легко плыла над землей. 
Надо сказать, девушке стоило многих ухищрений устроить эту встречу. Пойти погулять в саду Большого Платана вдвоем с няней, без сестер, было делом, более чем сложным. Помогла, как всегда, ее добрая нянюшка, ненавязчиво сумевшая убедить свою госпожу в необходимости такой прогулки для самой младшей из ее дочерей.
          Ли, сидевший перед тем на камне, вскочил на ноги, и, не отрывая глаз от Ли-цин, пошел к ней навстречу. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.
          Остановившись в пяти шагах от девушки и ее спутницы, Ли низко и вежливо поклонился.
- Разрешите, матушка, засвидетельствовать вам мое самое глубокое почтение. – Обратился он к спутнице Ли-цин. – Я безмерно ценю ваше доброе отношение. Пусть Небо хранит и приумножает ваши годы!
- А ты и, правда, красавчик, уж прости за откровенность. – Отвечала та, окинув Ли доброжелательным взглядом. -  Я – человек простой, говорю то, что думаю. А вы, оба мои детки, и я желаю вам добра. Но, пожалуй, я отдохну вон на той скамеечке, а то в такую жару не знаешь, куда и приткнуться.
С этими словами женщина направилась к резной, деревянной скамье, стоящей по соседству, в тени большого старого платана.
    Ли повернулся к девушке, и глаза их встретились.
    Наверное, это было самое волнующее мгновение в жизни влюбленных. Оба были еще слишком молоды для того, чтобы скрывать свои чувства. Щеки их горели, а глаза лучились и сияли.
-   Благодарю вас за столь дорогой подарок, который вы мне прислали. Он возвращает меня к нашей первой встрече. – Мягко сказал Ли. – Именно благодаря этой прекрасной вещице мы с вами и встретились сегодня.
- Я рада, что она обрела свое место в вашем доме. – Ответила девушка, и Ли с восторгом внимал звуку ее чудного, юного голоса. – Тем более, что взамен я получила бесценный дар. Он позволит мне вечно помнить о вас.  Но, успокойте меня, скажите, улучшилось ли ваше драгоценное здоровье? Я была очень встревожена сообщениями вашего друга, и каждый день просила Яшмового Императора помочь вам. 
- Вы тронули меня до глубины души, благодарю вас. Стараниями ученого лекаря и заботой близких, я совершенно здоров.
- Я счастлива слышать ваши слова! И мне бы так хотелось, чтобы в будущем вы были осторожнее.
            Здесь мы предоставим нашим героям возможность наслаждаться волнительными впечатлениями  первой встречи, и отойдем в сторонку, к нянюшке Ли-цин, которая сидела на резной скамье, и зорко наблюдала не столько за молодыми людьми, сколько за тем, чтобы никто не помешал их беседе.
   Добрая женщина переживала эту встречу не менее глубоко, чем ее воспитанница. Рано вышедшая замуж и оторванная от родителей, она всей душой полюбила человека, который взял ее в жены. Увы, их счастье длилось недолго. Война позвала ее супруга на Север, где он и сложил свою голову под стрелами кочевников. 
              Горевала безмерно. Народить детей они с мужем не успели, и женщина привязалась к дочерям господина Бао-юй, как к своим собственным. Одну за другой, по мере их появления на свет, она наставляла, воспитывала и обихаживала.
Не спала ночами, когда они болели, и радовалась, когда девочки смеялись и веселились. Ли-цин была младшей и самой любимой.
              Вряд ли усилия, предпринятые Фэем, имели бы столь же успешный исход, не будь рассказов девочки о «прекрасном господине Ли», и ее тоски по нему.
                Переживая за Ли-цин, няня грустила, и вспоминала свою молодость. Ах, как же он был красив, ее молодой супруг! Конечно, не так знатен, как господин Ли, но добр и умен. И она не знает даже, где лежат его бедные косточки. Проклятые Хунну! Извечная беда народов Хань.
              Глаза женщины затуманились, а душа унеслась в далекие, светлые годы.
              А что ждет Ли-цин и ее прекрасную, чистую любовь? Жизнь так сложна, а превратности судьбы так опасны! Но не слишком ли долго они разговаривают? Пожалуй, хватит для первой встречи.
- Ли-цин! Девочка! – Окликнула она свою воспитанницу. -  Нам пора идти. Не забывай, что сегодня приедут твои братья.
- Ну, нянюшка! – Недовольно отозвалась девушка. – Успеем. Дай нам поговорить с господином Ли.
- Будет нехорошо, если мы ослушаемся старших. – Заметил юноша. – Тем более, ваша няня много сделала для нас обоих. А у нас с вами впереди так много хороших встреч.
- Вы обещаете?
- Да!
Несколько мгновений молодые люди смотрели друг другу в глаза. Может быть, именно в эту минуту они сказали друг другу больше, чем за всё время их встречи.
- Ну, вот и мое сердце порадовалось, на вас любуясь!  - Ласково сказала няня, подойдя к Ли-цин, и взяв ее за руку. – Обещать, что вы, дети мои, будете видеться часто, не могу. Но, если такой случай представится, я его не упущу.
- Спасибо вам, матушка! – С чувством произнес Ли. – Мы век будем помнить вашу доброту!

Это слово «мы», произнесенное юношей, прозвучало в душе Ли-цин прекрасной музыкой. Она бросила на Ли глубокий и благодарный взгляд.
     Обменявшись поклонами, влюбленные расстались. Ли-цин с няней направились к выходу, а юноша пошел в верхний сад, через который намеревался пройти к себе домой.
 Ли не шел, а летел. Вся его душа звенела, как струны на ветру. Ему все  еще не верилось в реальность произошедшей встречи.
Девушка, с которой он сегодня разговаривал, оказалась неизмеримо прекрасней, чем та, которая приходила к нему в мечтах.
Юношу поразили доверчивость Ли-цин, и ее открытый взгляд. Эти черты были совершенно нехарактерными для повседневного общения жителей Хань. Такое было возможным лишь для близких друзей, или… супругов.
Судьбы людские, вне сомнений, определяются не волей случая, а всей цепью глубоко взаимосвязанных событий на протяжении многих людских поколений. Таинственные нити, связующие наши судьбы в сложнейшую сеть бытия, невидимы глазу, но их существование удивительно воспринимается сердцем, этим самым загадочным инструментом человеческой души.
Ли, интуитивно ощущал, что эта тоненькая, изящная девушка – его судьба. Столь же отчетливо он понимал, насколько хрупок и опасен мир окружающих его вещей. Жизненный опыт юноши уже показал, как мало стоит человеческая жизнь в современном ему мире.  Люди вокруг него появлялись и так же внезапно исчезали. Нередко навсегда. Весь императорский двор был отравлен интригами. В этой обстановке зла и взаимной ненависти крайне трудно приходилось людям честным и радеющим за интересы страны. Всех подчиняла себе и сплачивала в единый и послушный механизм непреклонная воля Императора.
Пока Ли и Фэй оставались подростками, к ним относились снисходительно, и, порой, просто не замечали. Переход в новое качество взрослых и, по-видимому, волей Императора, достаточно значимых в Империи людей, грозил им новыми неведомыми опасностями. 
Ли, несомненно, был  смелым человеком, но встреча с Ли-цин впервые заставила его всерьез задуматься о будущем. Прекрасные, карие глаза девушки показали ему, что она полностью вверяет ему свою  жизнь и судьбу. Следовательно, их теперь двое, и он ответственен не только за себя, но и за нее. Справится ли он?
Словно в подтверждение опасений Ли, по шумной и многолюдной улице города, вдоль которой шел молодой человек, проплыл богато украшенный паланкин, под восемью согнувшимися рабами, и в сопровождении десятка вооруженных всадников.
В паланкине восседал средних лет человек, с холодным и жестким взглядом. Он повернул голову, и глаза их встретились. Ли сдержанно и вежливо поклонился. Седок ответил легким движением головы.
Ли хорошо знал этого человека. Он был одним из влиятельнейших людей Империи, и ведал всеми ирригационными работами Хань.
Но главное было в другом: имя этого вельможи стояло первым в списке имен, который Главный Советник показал своему сыну.
Мимо Ли только что проследовал злейший враг его отца и всего их рода.

Неожиданная встреча на улице вывела юношу из романтически-возвышенного состояния души, и вернула его на землю.  Кто-то хочет помешать ему и его отцу жить на этой прекрасной земле, служить Императору и своей стране, любить и верить. Пусть попробует!
Чувство опасности породило в нем ответную волну гнева и уверенности в себе. Ли разом ощутил каждую клеточку своего молодого, тренированного тела. Они хотят войны? – Они ее получат! Им надо погубить его самого и его друзей? Но за ним стоят десятки поколений его могущественных предков. Их души не позволят врагам уничтожить ни его любовь, ни его самого. И, кроме того, с ним его отец, Ли-цин и преданный Фэй.
 Ли шел по улице, и его переполняло ощущение бесконечной любви к Ли-цин, смешанное с готовностью сразиться с любым, самым страшным противником.
В некотором отдалении, позади сына Главного советника, за ним следовал неприметный, худощавый мужчина, одетый, как горожанин среднего достатка. Он поворачивал в те же переулки, что и Ли, и останавливался, когда юноша замедлял шаг.
Неизвестный проводил Ли почти до самого его дома, у которого отвернул в сторону, и растворился в наступающих сумерках.