Ленинградская Звезда

Краснел  ленинградский золотой летний вечер, с веселым треском закрывались  ставни лавок и магазинов. По спешащим  пешеходам  и быстро несущимся коляскам  любому становилось  ясно – в большом городе пятница. Освобождаясь от будничных дел, разгоралась веселая вечерняя жизнь. 
Александр полушел, полубежал широкой прыгающей походкой. Только что он придумал несколько стихотворных строчек и все не мог понять причину их появления. Но придуманное было жаль терять, потому все дорогу, от улицы Декабристов до Канонерской, Александр чтобы не забыть  неустанно повторял: День каждый, каждую годину/ Привык я думой провождать,/ Грядущей смерти годовщину/ Меж их стараясь угадать...
Увидев в витрине круглосуточного книжного магазинчика
оправленную в серебристую обложку книгу своего интернатовского приятеля… «Ишь ты, теперь его полным именем зовут»… Дельвига Антона Антоновича, - Александр остановился и почесал кудрявую голову. Вспомнил щуплого, утконосого Тошу, который вечно ссался, а  разводы на полосатом матрасе объяснял налетами НЛО.  Отведя взгляд от книги, Александр заметил  свое отражение на темноватом стекле витрины. «Да, - буркнул он. – Не везет, так не везет. Зачем  матери понадобилось путаться с этим эфиопом?! Ребенок Олимпиады-80 – сколько раз из-за этого приходилось драться с казахскими подкидышами. Сволочи, плодят их обоймами и всех в дет дом, при живых-то родителях! – Александр провел смуглой ладонью по пышным бакенбардам, -   была бы жива ма…ма, - внутренний голос дрогнул, - Может все сложилось бы по-другому…» Тут вспомнились отказы толстых столичных  журналов и вечно дрожавшие руки редактора заводской газеты «Советский Шарикоподшипник» и его тяжелое «тройное» дыхание.
- Александр Сергеевич,  будьте добренькими, черкните пару строчек, во как нужно, - грязный ноготь толстого пальца проводит от левого до правого уха. -  Хана мне без вашей статьи,  на выбор: либо  рост производства, либо  ударники труда. Мишку  Засулич вы знаете, он вам всегда за ударный труд рассказывает! Хорошо?
Денег в кармане опять нет, с души воротит, конечно. И все же  решено:
- Давайте аванс! Сегодня вечером, максимум завтра в 7 утра       
     статья будет у вас на столе. 

- Ой, спасибо голубчик! Век не забуду! У тебя перо золотое,
что бы без тебя делал, ума не приложу! Ты уж будь спок,    
как только тут отмучаюсь, на пенсию уйду! Пристрою тебя в «Известия» или в «Правду» - там кореша мои замами трудятся. Гаврила Романович Державин не моська, сказал - сделает!
Устав от такого словообилия редактор «Советского Шарикоподшипника» обмяк в кресле. С трудом достал из внутреннего кармана грязного пиджака   пузырек «Тройного Одеколона» и весь всосал.
Свисток милицейского отвлек Александра от воспоминаний.
Он вновь стоял  у книжной витрины и глядел на свое отражение. «Пошли вы все в Жопу! – в полголоса сказал он, харкнул на стекло, отделявшее его от библиофильского рая и быстрее чем прежде  зашагал к себе домой на Канонерскую.
Дома встретил обгаженный котами и пьянчугами подъезд, матерные слова нацарапанные гвоздем и лужа блевотины. С трудом, открыв дверь в рваной кожаной обивке, Александр не разуваясь, прошел в кухню. Вытащил из банки с мукой спрятанный в кулек револьвер. Стремительно взвел курок. Приставил к виску. Выстрелил.
Звонко грохнулся пистолет, произведенный по американской лицензии литовским заводом «Дантасс». Как  умирающий лебедь Анны Павловой  упал на заплеванный и ободранный пол Александр Сергеевич  Пушкин.