Птицы залётные

                Циклон, хотя его и ожидали, налетел внезапно. Средний рефрижераторный траулер "Карасук" только что выбрал трал и, тяжело переваливаясь с борта на борт, с полным трюмом минтая, взял курс на ост, под прикрытие берега. Тяжёлые охотоморские волны с глухим ударом разбивались о левую скулу судна, осыпая каскадом брызг надстройку и палубу, мгновенно намерзая под январским ветром на стоячем и бегучем такелаже, превращая его в ледяные сталактиты и сталагмиты.
                Штормовая погода - тоска для новичков. Матрос Весовщиков - плотный детина с розовым круглым деревенским лицом и постоянно рассеянным взглядом, стоя на руле, то и дело выбегал на крыло мостика и, перегнувшись через поручни, долго и нудно "пугал Нептуна". Иначе говоря - "травил смычки". На это время второму штурману Павлову приходилось исполнять обязанности рулевого. На руль Весовщиков возвращался красным от натуги, вытирая рукавом засаленной робы вынужденные слёзы и мокрый рот.
                - Да, старина, так мы с тобой далеко не уедем, - в конце концов, не выдержал ревизор (так на флоте называют вторых помощников капитана). - Иди, поднимай Карпухина. Пусть постоит за тебя, а подойдём к берегу – отстоишь вахту за него.
                А в это время на камбузе матрос-дневальный ловил летающие тарелки, которые, в силу своей хрупкости, в основном разбивались, ударяясь о переборки и падая на выложенную кафелем палубу. На плите угрожающе шевелились ещё не принайтовленные  бачки. Рук явно не хватало, а повар, недавно приехавший на Камчатку отработать последние два года, оставшиеся до пенсии, чтобы получить повышенный оклад и снова удалиться на материк, под мирный шелест восточно-европейских лесов, где он работал заведующим сельской столовой, - срочно укачался.
                Эти укачивания у него продолжались до конца рейса. Команда, ожидая очередного шторма, заранее начинала на него ворчать: "Опять без горячего будем сидеть, пока шторм не кончится?"
Впрочем, без горячего сидели не всегда. Иногда дневальный, стараясь отвести недовольство экипажа от маленького, невзрачного повара, умудрялся сварганить что-нибудь эдакое... из вторых блюд, насколько позволяла ему в стряпне богатая мужская фантазия.
                Но при всей хилости, повару палец в рот класть было нельзя. Находясь ещё под впечатлением должности шеф-повара берегового женского коллектива, он мог откусить его сразу. Уж чего-чего, а красиво отговариваться он умел. Здесь его и риторике обучать не нужно было. Любого древнегреческого демагога заткнул бы за пояс. И то правда - всё течёт, всё изменяется, а опыт с годами совершенствуется.
                Даже на замечания старпома шеф-повар реагировал со стороны знания правил столовых общепита: что он должен делать, а что не должен. Однако, под конец рейса шеф резко сменил тактику. Каждый шторм он стал встречать уже не в постели, а на ботдеке  или даже на верхнем мостике. Держась за фальштрубу, бегал на месте, приседал и делал наклоны. Так сказать, физически ободрял себя перед моральной схваткой со стихией, нахлобучив на глаза выдровую шапку с опущенными ушами и облачась в замызганную фуфайку.
                Этим самым он создавал общежитейские неудобства для несущих вахту на мостике или отдыхающих после вахты - грюкая о палубу многокилограммовыми гадами (кирзовыми рабочими ботинками), которые ему выдал лично старпом, успевший не раз раскаяться в своей опрометчивости. А однажды чуть до смерти не перепугал своим хобби молодого третьего штурмана...
                В тот день штормило не сильно. А ночь выдалась чёрной, до жуткости. Третий, перед сдачей вахты, поднялся на верхний мостик, чтобы взять визуальный пеленг на Большерецкий маяк. Мертвенно-бледный свет от скрытого за фок-мачтой топового огня совсем не освещал палубу, но его  было достаточно, чтобы создать причудливые тени от зачехлённых прожекторов, пелорусов и антенн. Тишина ночи нарушалась только шипением рассекаемых форштевнем волн, да неестественным, каким-то потусторонним, жужжаньем вращающейся антенны радиолокатора. Третий зябко поёжился, огляделся и, как учили, включил подсветку репитера гирокомпаса, взял три пеленга на маяк, замурлыкал что-то себе под  нос, чтобы согнать озноб вызванный полумраком. Вполуслепую записал показания и уже направился к трапу, как вдруг, с раздирающим душу воплем отскочил в сторону, чуть не перелетев через леерное ограждение. Забился в угол и с ужасом таращил глаза на невесть откуда взявшегося рыжего хищника с двумя огромными блестящими глазами, прыгающего на аварийном ящике.  По спине штурмана пробежали мурашки и все волосы на теле, кажется, стали дыбом... Но после того, как он пристальнее присмотрелся к сидящему на ящике существу, возмущению его не было предела...
                Да. Это был наш повар, который в это время совершал свой, ставший традиционным, моцион и спортивный променад по верхнему мостику, а, увидев третьего штурмана, спрятался за ящик с аварийным имуществом и с любопытством наблюдал за процедурой  пеленгования, время от времени подёргивая головой, облачённой в неизменную выдровую шапку с опущенными ушами.
                Не будем вдаваться в подробности, какими словами возмущённый штурман, понявший, что проявил незавидную душевную слабость, обругал уже и не радого, что оказался здесь, несчастного шефа. Только после этого инцидента последний, наливая в обед щи третьему штурману, мяса в чашку не клал из принципа. Что означало высшую степень его обиды.

                ***
                Весовщиков и не скрывал, что в рейс пошёл по протекции работающего в Камчатрыбколхозобъединении родственника, который обещал ему заработок - тысячу рублей в месяц даже на средне работающем судне. А тут ещё жена запилила: "Дачу нужно строить! Машину покупать! Да и я, в конце концов, не женщина, что ли? Посмотришь - все жёны моряков, да и того же прокурора - твоего коллеги, в золоте ходят, а я, с тобой живучи, бессребреницей стала".
                Пришлось брать на работе отпуск за три года и идти к родичу на поклон, чтобы помог в путину устроиться на колхозный флот.
                Трудно было поверить, что этот коренастый крестьянин работает адвокатом в областном суде. Боцман в сердцах как-то обругал его: "Если ты такой же бестолковый адвокат, как здесь - матрос, то уверен: под твоей защитой и невинный человек падёт жертвой закона".
                Как он получил корочки матроса первого класса - этого тоже касаться не будем. Может и правда учился на месячных курсах матросов, организованных при рыболовецком колхозе имени В. И. Ленина. Но вот в экономике он был силён неимоверно. И ещё шпарил наизусть параграфы Уголовно-процессуального кодекса. Жаль, что книга эта нигде не продаётся. Хотя бы сверились. Может, шулер какой, а не адвокат вовсе.
                После каждой сдачи он скрупулёзно высчитывал на бумажке, сколько рублей получилось на пай, а потом вслух мечтал, сколько он отложит на машину, сколько на дачу, а сколько отдаст своей бессребренице, чтобы, наконец, её хотя бы посеребрить.
                Случайные люди такого типа авторитетом на флоте не пользуются, даже если они оказываются парнями-рубахами. Но если они, к тому же, кичатся своими покровителями в управлении - их попросту не любят. К ним, даже при внешне нормальном отношении экипажа, чувствуется отчуждённость. Вот почему с первых дней появления на судне, с чьего-то лёгкого языка, его насмешливо окрестили Прокурором. Здесь нужно заметить: он и вправду бредил солидной прокурорской должностью, и даже не пытался этого скрывать.
                Нанизавшись, как капустный вилок, десятком одежд, завернувшись в рыбацкую робу, надвинув на глаза капюшон и зашнуровавшись на все тесёмки, Прокурор выгребался на палубу и стоял на своём рабочем месте врастопырку, как несогбенный робот, не зная, за что взяться. Со всех сторон в него летели острые подколки, а иногда и увесистые минтаины, пущенные развлекающимися таким образом от недостатка положительных эмоций добытчиками. Весовщиков злился, выходил из себя, но авторитет в экипаже завоевать не пытался. Его гордое самолюбие было растоптано рыбацким сапогом: здесь не считались с его высшим юридическим образованием.
                Сначала его поставили на стропку трала при выборке. Но здесь нужна была проворность, а он никак не мог понять, что, например, за гаком  нужно постоянно следить и вовремя его ловить. Пока его не "гакнуло" по голове... Перевели на отдачу стропов. Но и здесь гак вырывался из его негнущихся, облачённых в три пары различного рода перчаток, пальцев.
                Успокоились тем, что поставили его у шпиля на выборку сушилки . Вся его функция заключалась в том, чтобы подтянуть шпилем кутец на борту. Остальную выборку он мог рассеянно созерцать работающих, чему-то сладко улыбаясь. Возможно, представлял, как в скором будущем подкатит на собственных жигулях к парадному крыльцу своего юридического заведения.

                ***
                Вот уже два часа "Карасук" стоял на якоре у посёлка Большерецк в ожидании выгрузки сырца на плавбазу. Люди отдыхали. Вахтенный матрос, облокотившись на рулевую машинку разглядывал однообразные серые деревянные строения на берегу без единого деревца. Второй штурман, привалившись к телеграфу, смотрел в задумчивости в задраенное окно рубки на палубу и вспоминал двух своих дочек-малышек, по божественному щебетанью которых сильно скучал в рейсе, и краем уха слушал эфир. Судно покачивало слегка, но ветер с берега неистовствовал в вантах.
                Прокурор влетел в рубку на вахту радостный: морская болезнь бесследно исчезает с исчезновением качки.
                - Курс! - ещё в дверях затребовал он у сдающего вахту матроса.
                Ревизор отвлёкся. Равнодушно посмотрел на Весовщикова и тоже обратился к сменяющемуся:
                - Сколько на румбе?
                - Шестьдесят градусов, - ответил тот.
                - Вот так и держи, - сказал он Прокурору. Глаза его на мгновенье сверкнули авантюрным блеском, но он тут же забыл о вахтенном, снова отвернулся к иллюминатору.
                Иногда, боковым зрением, он видел, как Весовщиков терзает ручку электропривода рулевой машинки, но значения этому не придавал: мало ли чем можно заняться от скуки при стоянке на якоре, кроме взирания по сторонам.
                Но вот уже и вахта Весовщикова закончилась. Ревизору нужно заполнять судовой журнал и тоже сдавать вахту. Старпому.
                - Курс шестьдесят градусов сдал! - отчеканил Весовщиков поднявшемуся на мостик Карпухину.
                - Ну и что? - недоуменно пожал плечами Карпухин, оглядываясь по сторонам. - На якоре же стоим.
                Прокурор вопросительно посмотрел на Карпухина. Потом, всё поняв, зло сверкнул глазами на второго штурмана, намереваясь уходить. Ревизор, врубившись в суть такого взгляда, добродушно расхохотался:
                - Ты что, Весовщиков? Тебя же месяц на матроса учили! И в рейсе мы уже сколько? Ты что, не слышишь, что машина не работает? Не видишь, что якорный знак перед глазами на баке висит? Что мы носом в берег стоим и не приближаемся к нему? Ну ты даё-ошь! - Но тут же, что-то сообразив, лукаво заулыбался и примирительно заговорил - Ну, ладно, не обижайся. Подожди. Ты видел, в кают-кампании щель между панелями? Сразу из коридора в глаза бросается.
                - Ну, видел, - недовольно буркнул Прокурор.
                - Иди толкни боцмана, возьми у него пару киповых планок  и забей её, пока делать нечего.
                Через несколько минут на мостик, пуская пузыри, влетел боцман...
                После выгрузки улова на плавбазу, вся команда потешалась над Прокурором, слушая рассказ боцмана о киповых планках.

                ***
                Хорошо, если новичок, попав впросак, сам вместе со всеми смеётся над своей неловкостью - от него в конце концов отстают. Но, если он начинает злиться и огрызаться - заклюют.
                Теперь на все распоряжения и просьбы что-либо сделать при палубных работах Весовщиков смотрел подозрительно: как бы не попасться на новую удочку. И когда, при очередной промерке ваеров , тралмастеру понадобился ключ, чтобы затянуть палец-болт  на скобе, и он обратился к наблюдающему за работой Прокурору: "Подай-ка крокодил ", - тот стал в позу и без обиняков, с таким видом, что, мол, теперь меня не проведёшь, заявил: "А бегемота тебе не надо?" Тралмастер прямо-таки взревел от негодования и, наверное, запустил бы сгоряча этой скобой в Прокурора, не будь она уже привинчена.
                Весовщиков злился. Он затаил обиду на Ревизора, виновника, как он считал, всех его бед на судне.

                ***
                Психологические конфликты к концу рейса возникают даже в сработанных экипажах, с твёрдым административным руководством и хорошим внутренним духовным микроклиматом. А там, где команды сборные, - это закономерная неизбежность: личность ищет себя в новом коллективе. Четыре - пять месяцев постоянного нахождения на рабочем месте и ожидание, даже когда спишь, что тебя в любое время могут поднять - не отрадно переносятся человеческой психикой.
                Весовщиков искал случая, чтобы отомстить второму штурману. И этот случай вскоре подвернулся.
                Рейс подходил к завершению. План выполнен. Экипаж принял повышенные соцобязательства, согласно радиограмме из управления. Повар оморячился и уже не стал впадать в спячку при штормовой погоде, или по-быстрому, абы как, варить пищу. Однако нареканий за это ещё раньше от Ревизора наполучал достаточно и, выражая свой протест, мясо и ему в щи класть тоже перестал. Но, к пущему расстройству шефа-кандея, Ревизор оказался вегетарианцем и, не в пример третьему штурману, внимания на это не обращал.
                Однажды, до обеда, решив попить чаю, Павлов зашёл в буфетную взять кружку, но не тут-то было: на пороге возник шеф. Матрос-дневальный стоял у плиты и, улыбаясь, наблюдал за проснувшимися принципами оморячившегося кандея.
                - Нечего делать! Сюда только в халате разрешается заходить! - шеф обеими руками упёрся в живот Ревизора и, опустив голову, пытался вытолкнуть того за дверь. Ревизор сначала опешил, потом возмутился, ещё не принимая никаких мер, и уж потом, видя, что упирающийся, как бульдозер, шеф не хочет ретироваться, схватил его за запястья рук так, что они посинели, оттолкнул с силой и снял с крючка кружку.
                - К вам сюда с палубы в робе матросы, в чешуе, заходят компот попить! - и вышел. Шеф, не сбалансировав, под зыбок загремел в стоящие в углу пустые кастрюли.
                На этом инцидент можно было бы считать исчерпанным, потому что дневальный уже успокоил шефа, благополучно помог ему выбраться из пятиведёрного бака, куда тот прочно было уселся, не появись в это время в коридоре Прокурор, который успел заметить финал стычки.
                - Ага! Рукоприкладство? - с ехидной загадочностью заулыбался он.

                ***
                Весь переход в порт Весовщиков приставал к команде - подписать обвинительный акт против второго штурмана, в котором говорилось: "...Второй штурман Павлов В. А. постоянно  издевается над матросами, заставляя их выполнять бесполезную работу... (В качестве примера приводились случаи из личной практики: руление на якоре и киповые планки). Совершил насилие над поваром, выразившееся в рукоприкладстве".
                Под сим актом уже красовалась одна подпись - повар Шевелёв.
                Команда, вспомнив забытые было случаи, снова смеялась и подкалывала угрюмо глядящего исподлобья Прокурора.
                После тщетных поисков второго свидетеля Весовщиков сделал для себя вывод, что люди на флоте запуганы: боятся чего-то, раз не решаются поставить свои подписи в документе возмездия.
                В поиске торжества справедливости Прокурор отправился к капитану.
                Капитан Дяконенко - обрусевший украинец, грузный, с большим круглым животом (признак естественной доброты, как утверждал бы Виктор Гюго), спокойным скрипящим голосом и значительным окающим диалектом, прочитав предложенный для подписи обвинительный акт на второго штурмана, вперил в Весовщикова неморгающий рассеянный взгляд...
                - Я нэ пойму, шо вам нужно? Вы прийшлы сюда зароботать? Зароботалы! Зачем соваться в то, шо не знаете, если вы далеки от морской жизни? Возьмите и порвите вашу галиматью. - Он протянул назад исписанные Прокурором листки. - Если всю судовую жизнь подделывать под прихоти таких залётных птиц, как Вы, то это будет не флот с его сложившимися традициями, а... допустим, ваше юридическое заведение, которое никогда не сможет ловить рыбу.
                - Вы, если хотите, укрываете потенциального преступника, - не сдавался Прокурор. - Вот придём в порт, я всё расскажу своему родственнику. Он у вас довольно значительный пост занимает и вас оч-чень хорошо знает!
                - Ах, вот оно даже как? - явно начинал выходить из равновесия капитан.
                - В таком разе я постараюсь узнать, кто он - этот ваш родственник, и как помог вам получить удостоверение матроса при полном отсутствии у вас знаний и навыков. И с чьей помощью вы устроились в наше управление на один рейс. В управленческом аппарате более двухсот человек сидит. Если каждый клерк будет устраивать сюда на временные заработки своих друзей и родственников по хорошим пароходам, куда же девать постоянно работающих рыбаков? Ставить в неоплачиваемый резерв? Что часто и делается - из-за таких, как вы. Или направлять на гнилые, прогарные калоши? Этот "потенциальный преступник" здесь уже десять лет работает, и ещё бы столько отработал спокойно, если бы не страстное желание подобных временщиков - не работая, заработать. Которые, даже не побоюсь сказать, просто смуту в экипажах сеют.
                Можно припереть к стенке хулигана, не знающего права, но тщетны старания - пробудить совесть у юридически подкованного невежи, находящегося под покровительством Фемиды.
                После решительного монолога капитана Весовщиков заколебался (кому захочется подводить родного человека, помогшего за три с половиной месяца заработать на машину), однако продолжал качать права, переведя речь на другое.
                - А почему Вы меня матросом второго класса провели? У меня же первого класса удостоверение! Я буду жаловаться! Я четырнадцать процентов в заработке теряю!
                Конечно, это уже был верх наглости. Но капитан и на этот раз сдержался. Он спокойно протянул руку к полке, взял "Устав службы на судах флота рыбной промышленности", полистал и, найдя нужную страницу, корректно протянул книжечку Весовщикову:
                - Вот отсюда. Читайте вслух.
                Весовщиков нехотя принялся за чтение: "Капитан обеспечивает правильный подбор и расстановку людей на судне.., может непосредственно отстранять от исполнения служебных обязанностей и списывать с судна в случае необходимости членов экипажа за нарушения трудовой дисциплины и несоответствующих занимаемой должности..."
                После этих слов Дяконенко в задумчивости пожевал губами и прервал чтение:
                - Вы знаете?.. Я даже не знаю, шо вам ответить на ваш вопрос. Да, на флоте есть матросы первого класса. Есть матросы второго класса. Но жаль, что нет матросов третьего класса. Я бы вас только на эту должность зачислил. Перечитайте свою рукопись. Вы сами себе приговор вынесли: неужели матрос первого класса пойдёт забивать трещины киповыми планками?

                ***
                По приходу в Петропавловск, Прокурор на второй же день без шума списался. Ему, как и всем, устраивающимся по протекции, замену дали в первую очередь, чтобы он не опоздал на свою основную работу. А рыбакам спешить некуда! Они ещё долго осаждали отдел кадров, выбивая свои отгулы за прошедший рейс и требуя замену.
                Шеф через пару лет благополучно заработал повышенную пенсию и укатил на родину, на заслуженный отдых.

                1983 - 1987 гг.
                Охотское море - Тихий океан.