Охота на лангустов

                Вячеслав Плотников            

               
                Прыщик

     Рыболовные траулеры обычно уходили в океан на  125-150  су-
ток, но однажды мне довелось участвовать в очень коротком рейсе,
он продолжался всего 28 суток.  В Управлении тралового флота  он
именовался 13С рейс. Буква "С" обозначала "сифилисный".
     Все началось на 10 день после отхода от причала.
     К судовому  врачу  пришел  матрос Подопригора и поделился с
ним своими  тревогами  о  здоровье.  Врач  внимательно  осмотрел
предъявленный ему  прыщик,  порылся в справочнике "Кожно-венери-
ческие заболевания" и... запер матроса в лазарете. А сам пошел к
капитану Чернову, коего нашел в штурманской рубке, и доложил
ему, а задно и всей, присутствовавшей там, вахтенной службе, что
у Подопригоры обнаружен сифилис.
     Слух этот распространился по траулеру со скоростью ударной
волны. Уже  через  несколько минут все стали такие чистоплотные,
что руки стали мыть не только после,  но и до посещения туалета,
а нужду  справляли,  стараясь  к себе не прикасаться,  в крайнем
случае - двумя пальчиками.  От такой аккуратности случались
 всякие конфузы, особенно в свежую погоду, когда траулер качало.
     Кто-то бывалый сказал,  что самое лучшее лекарство в  таких
случаях - сухое вино. Наверное, он перепутал болезни, но все ему
поверили и за неделю осушили  пятимесячную  норму  тропического
довольствия. "Тропическим  довольствием" называется обязательные
двести грамм сухого вина, выдваемые в жарких широтах. После это-
го стало  скучно,  а перспектива болтаться в океане еще четыре с
половиной месяца,  каждый день рискуя здоровьем,  не  устраивала
почти никого, кроме  капитана Чернова.
     Капитан Чернов Леонид Петрович был самым молодым  капи-
таном в  Управлении.  Все  у него до этого складывалось хорошо в
жизни. Дома его ждали красавица жена Оксана и  семилетняя  дочка
Светлячок. Да и сам он хорош собой:статен и крепок, умен и реши-
телен. Начальство ему верило,  команда уважала:  никогда  он  не
подводил товарищей,  не  "подставлял"  других  и  был справедлив
с подчиненными.  Он любил море, свою работу, ему нравились труд-
ные дела.
     В этот рейс он пошел с  удовольствием:  предстояло  освоить               
ярусный лов лангустов в Атлантике. До сих пор наши рыбаки ловили
лангустов донными тралами только в Индийском  океане.  Ну  какие
лангусты из трала?  Пока их волочат в трале по дну, да поднимают
на палубу,  от них остается одно месиво,  перемешанное с песком.
Панцири ломаются, внутренности выпирают из-за перепада давления.
     Другое дело - ярусный лов. Ярус - это километровый капроно-
вый  канат,  к  которому  привязаны  корзины из ивовых прутьев с
кусками рыбы для приманки.  При удачном лове из  каждой  корзины
вынимают  от пяти до десяти целехоньких живых лангустов - этаких
большущих оранжевых раков без  клешней,  но  с  длинными  усами.
Основное оружие лангустов - хвост, рыбаки его называют почему-то
"шейкой".  На хвосте имеются большие хитиновые  шипы.  В  случае
опасности лангуст бьет хвостом с такой силой, что может перебить
и палец.
     Чернову предписывалось ловить живых лангустов,  а живой груз
сдавать в порт Санта-Крус-де Тенерифе на Канарских островах
прямо в  местные рестораны.  Представляете,  в ресторане имеется
бассейн, а в нем живут лангусты.  Приходите вы в этот  ресторан,
выбираете из  них  самого  красивого и вам тут же готовят его по
всем правилам кулинарного искусства.
     В общем, рейс ожидался интересным и прибыльным, такие рейсы
рыбаки называли "золотыми". А тут на тебе - сифилис.
     Долго раздумывал  Леонид  Петрович,  взвешивая  все  "за" и
"против", вызывал врача, просил еще и еще раз тщательно все про-
верить, предлагал телефонную консультацию с береговыми медиками.
Но судовой врач был из военных "отставников", он очень обижался,
когда сомневались  в его компетентности и был уверен в своем ди-
агнозе. Остальные члены экипажа были едины:  надо  возвращаться,
пока у всех тут носы не отпали.
     Пришлось Чернову дать телеграмму в Управление с  просьбой
о возвращении в родной порт.  Только вот фамилию больного он
не назвал. Он все еще сомневался в диагнозе врача и не хотел зря
"трепать" имя матроса.
     Надо ли говорить,  что об этой телеграмме все рыбацкие жены
узнали в тот же день. И каждая из них, за исключением быть может
Оксаны, была твердо уверена, что "отличился" именно ее благовер-
ный. Уже к вечеру десятка два женщин организовали перед Управле-
нием пикет и стали требовать  возвращения  экипажа  и  наказания               
"сифилитика". Добившись согласия между собой,  женщины стали вы-
числять: кто же этот гад. Стали вспоминать кто с кем и когда, но
так никого  и  не вычислили.  Тут кому-то из них пришла в голову
простая мысль:  раз Чернов не сообщил фамилию больного, значит
 это он сам и есть "сифилитик". После такой умственной коллизии
 женщины, у которых были дети детсадовского возраста, перепо-
лошились еще больше и ринулись в детский садик, где Оксана рабо-
тала  воспитательницей. По мере своего движения к садику ударная
группа обрастала, как снежный ком,  другими,  обеспокоенными  за
детей,  женщинами.  По  дороге  они  распаляли себя все больше и
больше, так что к садику они подошли шумной толпой, напоминавшей
рой растревоженных ос. Нашли Оксану и выложили ей прямо в  глаза
все,  что  они об этом думали. А вы представляете, что они в тот
момент думали? Потом они потребовали у заведующей детского сади-
ка гнать Оксану "в шею", а всех детей проверить у венеролога.
     Напрасно Оксана пыталась им что-то доказать, они ее не слы-
шали, они кричали все сразу и кричали такое, что Оксана  не  вы-
держала:  у нее началась истерика, она вцепилась кому-то в воло-
сы, вцепились в нее тоже... Тяжело об этом писать... Оксана выр-
валась из цепких бабьих рук, прибежала домой и... открыла газ.

     Через несколько дней траулер вернулся в порт. Его встречали
толпа женщин и бригада врачей из кожно-венерологического диспан-
сера. Судно поставили метрах в десяти от  причала  на  карантин,
врачи начали проверку.
   Севастополь замер в тревожном ожидании новой эпидемии.
 Курсантам военно-морских учебных заведений отменили увольнительные
до особого распоряжения командования Черноморского флота.
Девушки с Приморского бульвара добровольно сдали кровь на реакцию
Вассермана.
   
    Каждый проверенный выскакивал на палубу, подпрыгивал и  ошалело
орал,  вскидывая кверху кулаки:  "У меня чисто!!!". Берег отвечал
 радостным: "Ура!!!!".
     Проверили всех,  в том числе и матроса Подопригору.  У всех
оказалось "чисто". Мало ли какие прыщики "вскакивают" у мужчин.

     Капитан Чернов уехал куда-то.


                Тщетные поиски.

     Капитан дальнего плавания Чернов Леонид Петрович  уехал
подальше от этого города на Дальний Восток. На траулер назначили
нового капитана - Хвостина Алексея Петровича и вновь нас  отпра-
вили на промысел лангустов.
     Рыбацкое счастье во многом зависит от опыта капитана. Рыба-
ки  капитаны  весьма  неохотно меняют объекты и районы промысла.               
Каждый из них специализируется на лове определенной рыбы:  став-
риды, скумбрии или селедки. Они годами ходят в один и тот же ра-
йон, скрупулезно записывают в черные тетрадки где,  когда и  как
ловили. У  каждого  своя система,  свои приметы и свои суеверия.
Капитан Черноколов решился сменить объект и район промысла из-за
своей творческой  натуры.  Капитану  Хвостину было все равно что
ловить. В последние годы он процветал в парткоме,  ловил  совсем
другую "рыбку" и записывал в черную тетрадку другие сведения.  К
тому же рейс обещал быть "золотым",  а  в  такие  рейсы  партко-
мовские деятели слетались как вороны.  Хвостин пришел на траулер
не один, он привел с собой своего заместителя бывшего милиционе-
ра Петровича. Петровича стал поваром.
     Скоро сказка сказывается,  да не скоро дело делается. Трау-
лер прошел четыре моря:  Черное, Мраморное, Эгейское и Средизем-
ное,  миновал Геркулесовы столбы и вышел  в  Атлантику  к  Маро-
канскому  шельфу.  Вот  это и есть район промысла.  Где-то здесь
лангусты ходят.  Но где!?  Эхолотом их не найдешь - они на  дне,
окаянные,  живут.  Поставили яруса наудачу. Раз, другой, третий.
Пусто.  Команда приуныла,  ибо нет для рыбаков в  море  большего
огорчения,  чем "пролов" и безделие. Делать нечего, стал капитан
Хвостин искать чужеземные яруса. Долго, недели две "барражирова-
ли"  по  океану,  сместились на юг и только у Канарских островов
наткнулись,  наконец, на два желтых поплавка, обозначавшие концы
яруса.
     Бросили рядом свой ярус.  Ну рядом совсем,  почти на  чужой
положили. Подняли  через  сутки - пусто.  Народ материться стал.
Остановили главный двигатель и легли в  дрейф  около  иноземного
яруса  -  ждем хозяина.  На третьи сутки бездельного болтания на
океанской зыби увидели малюсенький чудной пароходик: корма высо-
ченная, на самом носу пароходика приютилась штурманская рубка, а
все остальное пространство между кормой и рубкой занято  бассей-
ном  с водой.  Из-за высокой кормы пароходик напоминал каравеллу
колумбовских времен. При ближайшем расмотрении на корме оказался
штабель лангустоловных корзин. Пароходик оказался французским.
     Подошли хозяева к поплавку, ловко его подцепили, завели ко-
нец яруса  на  лебедку и аккуратно так стали выбирать капроновый
канат и отвязывать от него корзины,  полные  лангустов.  Подняли
все корзины,  сменили в них наживку и установили ярус на прежнее               
место. Вся работа заняла не больше часа.  На нас и  внимания  не
обращают - вроде нет тут никого.  Хотя, наверное, поняли, что мы
тоже пришли лангустов ловить:  на нашей палубе громоздилась бар-
рикада таких же корзин.
     Закончили французы работу и,  вроде,  уж уходить собрались.
Тут Хвостин не выдержал,  "поступился принципами",  "наступил на
горло собственной песне",  "унизился" до того,  что обратился  к
"представителям капиталистического государства" за помощью и дал
команду матросу-сигнальщику просемафорить:  "Желаю встречи".  Не
знаю, поняли французы наш семафор или нет, а только развернулись
и пошли прямо на нас.  Аккуратненько "притерлись" к нашему борту
и спрашивают:"Что надо?" Может и другой какой вопрос задали,  да
только кто их поймет:  мы ведь "университетов не кончали"  и  по
французски  не "шпрехаем".  Впрочем,  моряки всех стран понимают
друг друга, а наши моряки легко объясняются с любыми иностранца-
ми. Я  сам  видел,  как  бывший  моряк  Вася  Чакин,  который  и
русский-то язык знал только на "матерном" диалекте,  работая шо-
фером в Гвинее и нарушив тамошние правила движения, так доходчи-
во все объяснил гвинейскому постовому,  что тот отдал Васе честь
отдал и  отпустил  его с миром.  Мы тоже объяснили французам что
нам надо и они пригласили нас к себе.
     Французские рыбаки  оказались  из  Бреста.  Капитан - фран-
цузский коммунист. Это обстоятельство чрезвычайно обрадовало ка-
питана Хвостина, так как снимало снего отвественность за контакт
с буржуями.  Теперь поход на чужую территорию можно было назвать
интернациональной встречей   представителей  двух  дружественных
партий.
     Французы не стали утаивать секреты. Они показали устройство
яруса, карту постановок,  а  еще  сказали,  что  лангусты  очень
чувствительны к  запахам  (это  в воде-то?) и не переносят запах
курящих мужчин. Поэтому курильщикам запрещено прикасаться к кор-
зинам и к рыбе, используемой для наживки.
     Вот сколько секретов сразу выдали  "представители"  капита-
листического государства" и даже пригласили нас поужинать: хоро-
ший антрекот и стакан аперитива.  Аперитив оказался напитком мо-
лочного цвета с легким запахом парфюмерии.  Но градусы в нем бы-
ли,  это точно,  иначе бы дальнейшие события на  нашем  траулеры
развивались по-другому.               


                Рашн аперитив.

     Капитан Хвостин  никогда  не  отступал  от партийной линии.
КПСС проводила очередную кампанию:  боролась с алкоголем и капи-
тан Хвостин стал активным бойцом антиалкогольного фронта. В этот
рейс он не взял спиртное сам и не дозволил это  сделать  другим.
По  этой причине мы пошли в море без "тропического довольствия",
вместо сухого вина нам выдали соки. А чтобы "зелье" не попало на
траулер,  он,  еще  в  родном  порту,  обязал  вахтенную  службу
"досматривать багаж и ручную кладь у всех, прибывающих на судно,
невзирая на пол и звание". Моряки, конечно, выпивали, но "втиха-
ря", во всяком случае на вахту выходили трезвыми, а это уже само
по себе большое достижение капитана Хвостина.
     Учитывая эти  обстоятельства  капитану  очень  не  хотелось
приглашать французов  на  борт нашего траулера - угостить-то не-
чем. Но "протокол обязывал" и французы ступили на  нашу  палубу.
Разместились, естественно, в капитанской каюте подальше от любо-
пытных глаз.  Хвостин открыл баночку с икрой,  достал разносолы,
нашлись и фрукты, но... все равно - УГОЩАТЬ-ТО НЕЧЕМ. Неумолимые
обстоятельства опять заставили Хвостина ломать линию.
     -Макарыч,- сказал  он  старпому,- спроси матросов:  может у
кого бутылка водки найдется?
     "Как же,  найдется...",-  подумал  Макарыч,  но приказ есть
приказ, надо выполнять.
     Водку Макарыч,  конечно,  не нашел.  Да и не искал.  Кто же
добровольно признается в "смертном грехе".  Ты его сейчас  выру-
чишь,  а потом доказывай,  что не верблюд.  Такую характеристику
"накатает" - век моря не видать. В общем, загрустил Макарыч: вы-
пить хочется,  а "зуб неймет". Хотел было уже одну из своих "за-
ветных" доставать. Даже придумал, что сказать Хвостину, мол дали
матросы с условием, что не скажет кто дал, но тут на него отрыж-
ка напала.  И отрыгнулось тем самым аперитивом молочного цвета с
легким парфюмерным запахом. Повеселел Макарыч от такой "подсказ-
ки свыше",  залез в свою тумбочку и вынул из нее  пять  флаконов
"тройного" одеколона.  Посмотрел через флаконы на свет и... при-
задумался.  Вздохнул,  один флакон  убрал  обратно  в  тумбочку,
остальные  поставил  на стол и опять задумался."Этот жлоб угоща-               
ет,- пробормотал Макарыч,- а я должен каштаны  таскать",  Причем
здесь каштаны он уточнять не стал,  а спрятал все флаконы в тум-
бочку,  Резко встал и твердой походкой,  как человек,  принявший
верное решение,  пошел в штурманскую рубку. Там он снял микрофон
судовой трансляции и громко объявил:
     -Матросу-артельшику зайти в каюту старпома.
     Скоро прибежал матрос-артельшик. Есть на судне такая выбор-
ная должность,  матрос-артельшик заведет продовольственным скла-
дом и судовым ларьком.
     -Костя,- спросил старпом,- какой одеколон есть в ларьке?
     -"Ландыш" и "тройной".
     -Хорошо, тащи сюда десять флаконов "тройного". Пять - запи-
ши на счет капитана, пять - на мой.
     -Пять отнести капитану?- не понял артельщик.
     -Я же сказал: все неси сюда.
     Пять флаконов  "тройного" Макарыч удовлетвлоренно спрятал в
свою тумбочку, потом добавил туда еще один, капитанский:"Спросит
- отдам",  а  четыре  капитанских  флакона "выбулькал" в банку и
развел водой "до кондиции". Потом разлил свое творение по бутыл-
кам, принес его в "банкетный зал" и сказал:
     -Рашен аперитив.
     Разлили, капитан Хвостин сказал тост о советско-французской
дружбе и все залпом выпили.
     -О...о...о...,- сказал   через   минуту  французский  капи-
тан-коммунист, вытирая слезы  с  багрового  лица,-  рашн  апери-
тив..., тре парфюм.
     Остальные шумно вентилировали ротовые полости.
     Отведав "рашн  аперитива" моряки завязали дружескую беседу.
Все друг друга понимали.  А разговаривали так:  мы написали дату
выхода в рейс и дату планируемого возвращения в порт, получилось
сто пятьдесят суток.  Французы сочувственно  закивали  головами.
Потом французский капитан нарисовал веселого человечка,  рядом -
могилу с крестом, а посредине - моряка во французской бескозырке
с  помпончиком.  Мы поняли,  он хотел сказать:"есть живые,  есть
мертвые и есть моряки".  Потом он зачеркнул нашу цифру  "150"  и
написал:"10-12",  справа  поставил  знак  равенства  и нарисовал
веселого человечка, обнимающего девушку с челкой. Все ясно: что-
бы оставаться среди живых,  надо ходить в море не больше, чем на               
десять-двенадцать дней.
     Между прочим  договорились поменяться на недюлю тралмейсте-
рами.  Французский специалист по лову лангустов перейдет  к  нам
для передачи опыта, а наш - к французам на стажировку.

                Даунец дуа.

     Старпом Макарыч  из тех моряков,  которые всю жизнь изучают
английский язык.  Ну,  изучают не изучают, а учебник английского
всегда держат под подушкой.
     После "рашн аперитива" Макарыч решил показать гостям  трау-
лер.  Он привел их а рулевую рубку и, чтобы иностранцы лучше по-
няли, стал говорить, как ему казалось, по английски:
     - Этоу,-сказал старпом,  держась для устойчивости за эхолот
"Донец-2",- эхоуалот даунец дуа.
     С тех пор так Макарыча и прозвали: "Даунец дуа".

                Павлыч.

     Не успел Макарыч закончить экскурсию как вахтенный  штурман
объявил по трансляции:
     -Команда приглашается на ужин.
     -О, рюс борщ,- оживились французы,- хотим рюс борщ.
     Для капитана  Хвостина  это  был удар ниже пояса.  Он сразу
представил весь позор,  который падет на его лысую голову,  если
французы отведают изысканное блюдо нашего шеф-повара Павлыча.
     Шеф-повар Павлыч был колоритной личностью. Пузатенький ста-
ричок лет шестидесяти,  он бессменно носил желтую майку и фиоле-
товые трикотажные шаровары.  Майку мы читали как меню.  На  ней,
особенно  в том месте,  где она обтягивала пузечко,  было видно,
что Павлыч ел неделю назад, что вчера и чем будет кормить экипаж
сегодня. Шаровары висели на нем сзади до колен, будто туда кучка
положена.
     На траулере он оказался,  в общем-то,  случайно.  Всю  свою
жизнь он  служил милиционером,  но вышел на пенсию и,  от нечего
делать, решил устроиться в траловоый флот. Кадровики долго лома-
ли головы,  решая  куда бы его пристроить:  специальности у него
никакой, кроме милицейской, не было, матросом-гальюнщиком стари-               
ка неудобно ставить, предложили ему должность повара.
     -Что вы, сынки,-сказал тогда Павлыч, - я только для лошадей
в сорок шестом году готовил, а больше никогда.
     В конце-концов нашлось место и Павлычу: в парткоме замести-
телем у Хвостина.  А когда Хвостина назначили капитаном, он взял
с собой и Павлыча, за преданность. Конечно же, шеф-поваром. Пав-
лыч ему тоже про лошадей говорил, но Хвостин его успокоил:
     -Ничего, в рейсе научишься.
     И Павлыч стал учиться в рейсе.
     Кто-то на свою голову научил его варить молочный  суп:  три
банки сгущенки,  да  пачка вермишели на котел воды.  Ели мы этот
суп пол рейса и утром и в обед и в ужин, пока не кончилось моло-
ко. С тех пор я молочные супы "на дух" не выношу.
     Примерно через неделю после выхода  из  порта  пришла  пора
печь хлеб.  Павлыч налил в котел три ведра воды, высыпал туда же
тридцать килограмм муки,  все это разболтал,  разлил по формам и
поставил в  печь.  Когда  вода выпарилась,  он достал из духовки
черные обгорелые плитки такой  невероятной  твердости,  что  ими
можно было резать стекло. Хлеб он так и не научился печь...

     Капитан Хвостин пытался отговорить гостей от  опрометчивого
шага. Он убеждал их вернуться в его каюту, где все есть. Он даже
обещал налить водки, чем вызвал саркастическую ухмылку Макарыча.
Капитан использовал все средства,  но, видно рюс аперитив крепно
"шибанул" французов по мозгам и они хотели борща.  Наотрез отка-
зать им Хвостин не мог, мы-то ведь обедали у французов.
     -Ладно,- смирился  капитан.-  Матрос Агеев,- обратился он к
рулевому,- скажите Павлычу: пусть готовится принимать гостей. Да
пусть оденет колпак и халат.  А ты помой получше тарелки, и чтоб
стаканы к рукам не прилипали.
     -Я же не матрос-камбузник, а рулевой,- обиделся матрос Аге-
ев.
     -Цыц,- побагровел капитан,- видишь: международный прием,
     Про колпак Павлыч и "слыхом не слыхивал", халат у него был,
но об этот халат он давно уже руки вытирал.  Павлыч решил прини-
мать гостей в парадной одежде. Он одел милицейский мундир с сер-
жантскими погонами и двумя рядами орденских колодок.
     А перед  этим маскарадом в столовой произошел небольшой ин-               
цидент. Павлыч действительно сварил на ужин борщ по обычной сво-
ей технологии :  три банки борщевой заправки на ведро воды, но в
этот раз слегка ее усовершенствовал:  добавил в него кислой  ка-
пусты.  По  его мнению,  борщ получился превосходым,  поэтому он
прислушивался к разговорам в столовой,  надеясь,  что кто-нибудь
его  похвалит.  Но Павлыч был слегка глуховат,  поэтому слова за
перегородкой,  отделявшей камбуз от столовой,  слышал  невнятно.
Борщ был,  конечно, так себе, к тому же вода пахла хлоркой и на-
род вяло хлебал  эту  бурду.  Вдруг  кто-то  выловил  в  тарелке
гвоздь.
     -Павлыч,- весело закричали ему в амбразуру камбуза матросы,-
в борще гвозди.
     -Еште, еште,-  обрадовался Павлыч вниманию к своей персоне,-
еще добавлю.
     И верно, приволок еще кастрюлю хлорированного варева. А еще
через несколько минут появился в столовой при полном параде.
     -Чего это ты,  Павлыч,  вырядился? Празднуешь юбилей кислых
щей?
     -Ожидаю международную  делегацию.   Пошевеливайтесь   тут!-
прикрикнул повар милицейским голосом,- очистить помещение.
     -А...,- сказал механик,- смотри,  чтобы они  зубы  об  твой
хлеб не обломали, да гвоздями не подавились.

     Капитан Хвостин шел впереди как на эшафот,  старпом замыкал
колонну. В дверях столовой стоял Павлыч, как часовой у мавзолея.
На столах красовался мелко порубленный хлеб, в кастрюле заманчи-
во краснел  борщ,  посверкивая  кружочками  комбижира.  Запашок,
правда, был странноватый:  смесь хлорки,  прелых тряпок и кислой
капусты.Но французы,  ведь,  не красные девицы,  а тоже, небось,
моряки.
     При Павлыче в форме французы  слегка  оробели,  они  как-то
притихли и смиренно уселись за стол.  Налили в тарелки, хлебнули
раз, потом,  недоверчиво,- другой,  удивленно помусолили хлеб  и
сказали:
     -Мерси.
     Протокольное мероприятие было завершено, международный при-
ем закончен, гости заторопились домой.
     У трапа уже стоял наш тралмастер с вещами, готовый меняться               
опытом и чем угодно.
     -Нон, нон,- переполошился его французский коллега,- тре боку екзотизм.
     Что означает: "Нет, нет. Слишком много экзотики".

                Первый улов.

     Встреча с французами,  скрепленная тостом за советско-фран-
цузскую дружбу и "рашн аперитивом" пошла на  пользу.  Первый  же
улов принес 300 килограмм лангустов.
     Капитан Хвостин  боролся  с  расхищением   социалистической
собственности и  его  беспокоило,  что  он не сможет уследить за
матросами и они растащат деликатесную продукцию. Его тревоги бы-
ли, в общем-то обоснованы:  средний улов лангустов был около 100
килограмм на ярус,  получалось по лангусту на человека. Но капи-
тан знал,  также, что лангусты быстро приедаются и поэтому решил
накормить всю команду до отвала первым же уловом. Это мудрое ре-
шение сработало бы в любых других условиях, но на сей раз оно не
прошло.
     Итак, как и решил капитан,  первый улов лангустов шеф-повар
Павлыч высыпал в котел и поставил на плиту.
     Каждый уважающий  себя моряк знает,  что лангусты - продукт
нежный. Их надо сначала отмыть от ила и песка,  а потом варить в
подсоленной воде не более пяти минут.
     Павлычу эти тонкости были неведомы.  Он варил их как старую
говядину: полтора  часа.  В котле образовалась каша из панцирей,
внутренностей и морского ила.
     -Ну и  дрянь  же  эти лангусты,- сказал Павлыч,  попробовав
собственное варево,- за что их буржуи любят?

     Так и не удалось капитану Хвостину сохранить в  неприкосно-
венности социалистическую собственность. Опасаясь стряпни Павлы-
ча, все мы обзавелись кипятильниками и таскали этих раков из ло-
вушек при каждом удобном случае. Тем и питались весь рейс. И ни-
кому лангусты не приелись.


                Лангусты
               

     После памятной встречи с французами мы  тоже  соорудили  на
палубе бассейн  из досок и брезента.  Достаточно большой,  в нем
можно было даже поплавать, что мы и делали с удовольствием, пока
в нем не было лангустов.
     У бассейна было хорошо:  журчала, наполняя его, морская во-
да, лучики тропического солнца искрились в теплых ручейках воды,
изливавшихся из дырявого брезента на палубу,  от бассейна  веяло
прохладой как  от  сельского  пруда.
     Но вот появились и лангусты.  Они  стали  любимым  объектом
наблюдений экипажа.  На  них  глазели просто так,  трогали их за
усы, гладили по панцирям, про них рассказывали всякие истории. А
чтобы лангусты не отощали, матросы кидали им куски рыбы.
     Мы как-то привыкли к марксистскому  девизу:  "Вся  жизнь  -
борьба".
     А уж борьбу за пищу в животном мире считаем само собой  ра-
зумеющейся, да  и  повседневная  практика как будто подтверждает
это: воробьи и голуби,  кошки и собаки -  все  готовы  выхватить
кусок у слабого или нерасторопного сородича. Не так у лангустов.
Я не разу не видел,  чтобы они отнимали друг у друга кусок пищи.
Они, по-видимому,  обладают  какой-то природной воспитанностью и
тактом. Первым,  и то не торопясь,  степенно отщипывая  волокна
мяса, ел тот лангуст,  рядом с которым падал кусок рыбы.  Причем
не имело никакого значения:  большой и сильный этот лангуст  или
маленький и слабенький. Другие лангусты на этот кусок не претен-
довали и трапезе не мешали. Чинно откушав, лангуст удалаяся, это
место занимал другой его сородич и так далее, пока хватало пищи.
     Вообще, вели себя они в бассейне крайне флегматично. Возму-
щались, громко хлопая хвостом с шипами по своему животу, только,
если их вытаскивали из воды на воздух.
     Почему-то часто в ловушки залезали угри - этакие большие
склизкие рыбины с тупыми мордами.
     "Ну мало-ли  почему,- думали матросы,- может они ловушки за
свои норы принимают?"
     Угри пользовались у экипажа тоже большим спросом: их копти-
ли, жарили, пекли. В общем, эти рыбины нас тоже спасали от кули-
нарного террора милиционера Павлыча.
     Иногда мясо угрей привязывали в корзины в качестве приманки
для лангустов.               

     Бассейн с каждым днем пополнялся,  недели через две  в  нем
стало тесно:  лангусты  сидели  друг на друге в три-четыре ряда.
Однажды кто-то бросил в бассейн кусок угря...  Боже мой! Бассейн
словно взорваллся.  Лангусты,  пока этот кусок медленно падал на
дно,  разлетались от него в разные стороны в паническом  страхе.
Каким надо обладать поразительным обонянием, чтобы в затхлой во-
де нашего бассейна почувствовать запах смертельного врага?
     Тут и  стало  нам  понятно почему угри забирались в ловушки
для лангустов.
     Но как  могут эти мягкие бесформенные рыбины одолеть брони-
рованный панцирь лангуста?  Правда,  быавают у лангустов тяжелые
времена.  Они,  бедолаги,  растут всю жизнь. Время от времени их
рыцарские доспехи становятся им тесноваты,  лангусты  сбрасывают
свои  панцири и остаются голенькими.  Вкусненьким,  мягонькими и
беззащитными существами.  Говорят, на всякий случай какие-то яды
они в это время выделяют. Не знаю, но угри в этом, наверное, хо-
рошо разбираются...
     И тут я вспомнил фильм Жака Ив Кусто о Саргассовом море.  В
этом море нерестятся угри.  Они приходят сюда со всего  света  и
здесь мечут  икру.  Если бы угри имели свидетельство о рождении,
то в каждом свидетельстве стояло бы одно и то же место рождения:
Саргассово море. Но именно здесь Жак Ив Кусто снимал бесконечные
колонны лангустов.  Что они здесь делали? Может пировали на икре
угрей?
     Ах, милые естествоиспытатели,  кому мы  можем  отдать  свои
симпатии? И  можем  ли  человеческой  логикой судить образ жизни
других живых существ?

                Музыкальные дельфины.

     Траулер полным  ходом шел в Санта-Крус де Тенерифе с первым
грузом лангустов.  Настроение у моряков было отличное.  Погода -
прекрасная: не жарко,  по-весеннему грело солнышко,  по голубому
небу плыли редкие розовые облака,  океан был спокоен,  его изум-
родно-голубая гладь  не  возмущалась ни единым барашком,  только
траулер вспарывал шелковистую ткань воды  и  она  разрывалась  с
легким шипеньем у самого форштевня. Потоки воды сначала набегали
на борта траулера,  а потом отскакивали от них с легким плеском,               
образуя шлейфы пены и мириады брызг над водой,  в которых играли
радуги.
     На палубе у бассейна собрались все свободные от вахт.  Раз-
говаривали как-то тихо, умиротворенно, как в храме. Радист вклю-
чил музыку и над притихшим  ласковым  океаном  разливался  голос
Людмилы Зыкиной:"...Из далека-а -  долго-о течет река Волга-а.."
     По обе стороны траулера бесшумно скользили дельфины.  Каза-
лось, они слушали чистый голос певицы, затаив дыхание: ни вздо-
хов, ни плеска  воды  у  плавников.  Они  плыли  "на  ципочках",
наслаждались мелодией и музыкой.
     Но пленка с записью концерта Зыкиной закончилась  и  радист
"врубил Высоцкого".
     "...А у  дельфина   всрпор-ррр-рото   бр-ррр-рюхо   винтом,
выстр-ррр-рела  в  спину  не ожидает никто...",-захрипел динамик
голосом Владимира Высоцкого.
    Дельфинов будто осадили на  скаку.  Они  все  разом  сделали
стойку  на хвостах,  высунувшись из воды,  с каким-то изумлением
посмотрели на нас и ушли в глубину.

     Напрасно радист  вновь и вновь пытался приманить их концер-
том Людмилы Зыкиной...