Тьма изначальная. 8

   Вскочить, выхватить оружие и, желательно долго не раздумывая, нажать на спусковой курок – вот, что должен в такой ситуации делать обученный солдат. И это было именно тем, чего не делал я. Секунды словно тоже превратились в густую маслянистую жидкость, тягучими черными каплями сочащуюся в бесконечность. Замерший кадр черно-белой пленки: двое по разные стороны черноты, соединенные дрожащей дорожкой света. Мне и раньше приходилось видеть Гринов, но не так. Нас разделяли десятки метров, а чаще всего непроницаемые стены истребителей.
   Я не испугался, не оцепенел – я просто не мог поверить в то, что вижу. Полотно работы незнакомого мне художника, давящая грусть Музея старины, тонкая, едва уловимая пленочка пыли на черноте в старинной раме. Почему на нее не было нанесено пылеотталкивающего покрытия, тогда, много лет назад подумал я? Почему не поместили в современную жидкокристаллическую рамку? «Нельзя – покачал головой отец, - любое вмешательство в творение «убьет» его так же, как и вера в то, что кроме черноты на этой картине ничего нет». Конечно, есть, теперь я знал это точно, даже больше, чем ты представляешь, отец. Даже больше, чем могу увидеть и понять я.
   Но разве это настоящее, если всего лишь мазки, хоть и очень аккуратные, хоть и очень умелой, но человеческой руки?
   Я не мигал, и темнота хлопьями невидимого снега забивала мне глаза. Медлил, но лишь секунды, пусть вязкие, как грязь под ногами после обильного дождя на открытом полигоне, но всего лишь секунды. Секунды, которые мне понадобились, чтобы понять - фигура, выступившая из мрака чужой планеты, существуют на самом деле, а не появилась здесь из моего детского кошмара. А потом все было на автомате: забыв про усталость, я вскочил на ноги, неуловимым движением достал пистолет, и уже через мгновение его дуло было нацелено на врага. Как предусмотрительно, что я  держал фонарик в левой руке, это сэкономило мне дорогое время. Но почему я снова медлю? Палец словно примерз к курку, и я смутно осознавал, что за чувство не дает мне спустить его. Чувство столь знакомое и столь неожиданное сейчас. Я яростно заморгал глазами, словно и, правда, пытался избавиться от несуществующего снега темноты.
   Грин, высокий, хотя они все высокие, широкоплечий, да и это тоже одна из свойственных им черт. В летном комбинезоне, потрепанном даже больше моего, босой, и трехпалые конечности мягко тонут в холоде густой черноты-почвы, меня даже брезгливо передернуло от этого зрелища. Выражение лица… да  кто их поймет, этих рептилий… но, кажется спокойное, деланно-спокойное, уж какое тут может быть спокойствие на чужой планете, да еще и под дулом пистолета за мгновение до выстрела.
   Есть странное свойство у оружия – если не спустить курок сразу, то прицел начинает «плясать», ведомый в этом танце предательской дрожью в руке.
   И я проследил за взглядом Грина – он смотрел на мою руку, сжимавшую оружие. Он видел то, что чувствовал сейчас я – мою неуверенность. Откуда она только взялась, дрянь!? Стрелять сейчас или… или будет поздно. Но я все гладил пальцем холодный металл курка, кожей чувствуя, как уходят драгоценные мгновения. А еще я чувствовал Их - только не смел произнести этих имен, словно одно это было предательством по отношению к самому себе – чувства, которые я не смел испытывать.
   Грин безоружен – оружия я не увидел ни на теле, ни в руках. Правда, я увидел кое-что другое. Правая рука, та самая, предназначенная для того, чтобы держать в ней оружие, перемотана тканью, видимо когда-то составлявшей часть экипировки. Темнота лежит на ней кляксами или кровь, засохшая, темная, почти как человеческая, я не мог разглядеть наверняка и не хотел отвлекать свое внимание от главного. Даже если искалеченная рука - всего лишь трюк, то со мной он не пройдет. «Только дернись, и я не буду медлить!» - сказал я себе и… не поверил. Ты в шаге от предательства, не рискуй, не рискуй…
- Я не причиню тебе вреда. – Голос с легкой хрипотцой и оттенком интонаций, твердо указывающих на то, что язык говорившему явно не родной, хоть и владеет он им в совершенстве. На какие мелочи я обращаю внимание, даже не я, оно делает это само, разбегаясь ртутными комочками из-под моего контроля. Рука с оружием предательски дрогнула, последний раз – пообещал себе я.
- Не уверен в том, что вреда тебе не причиню я. – Первая моя фраза, произнесенная в слух на этой планете. Символично?
- Сейчас я тебе не враг, как и ты мне.
- Да? И что же изменилось?
   Грин не ответил, лишь многозначительно обвел вокруг ядовитыми глазами. Если присмотреться, то можно рассмотреть продолговатый черный зрачок в ореоле света, но присматриваться мне не хотелось.
   Я открыл было пересохший рот, чтобы  с ним поспорить, но вдруг понял что не хочу. А еще понял, что, не выстрелив, уже начинаю соглашаться с ним. Мы – враги. Одиножды и однозначно. Грин словно прочитал мои мысли, и что-то в выражении его лица изменилось, жаль, что я не умел читать по лицам рептилий.
- Мы нужны друг другу, человек. – Я даже не сразу понимал значение произносимых им фраз, звук голоса прорезавшего вечную тишину, царившую в этом месте, казался мне столь приятным и согревающим, что два чувства, имена которым я не смел давать, больно тыкали в меня изнутри своими острыми пальчиками-крючками, все крепче прикрепляясь к стенкам души.
- Ты в праве не доверять мне, но было бы глупо надеяться на обратное. – Продолжал враг-собеседник, - Я кое-что принес, полагаю именно это так необходимо тебе, но ты с упорством, присущем всем людям, ищешь его не в том месте. Оно прямо за мной, посвети фонарем вниз под мои ноги.
   Отвлекающий маневр? Возможно. Слишком много осталась «возможно» и слишком мало меня. Я вновь ощущал, как предательская слабость, скинутая на минуты выбросом адреналина, вернулась отягощенная новыми силами тяготения.
Свет фонарика пробежал по черной поверхности, словно рисовал дорожку, и замер в шаге позади Грина. Пузырем вздулась на поверхности студенистая масса размером с футбольный мяч.
- Что это?!
- Жидкость… то из чего можно сделать воду вполне пригодную для употребления.
   Я не понял смысла слов. Просто набор звуков. Разнотональных, гласных, согласных, шипящих, больше шипящих, чем звонких. С хрипотцой, присущей голосовым связкам рептилии. Звуки были похожи на буквы, кажется, мое сознание даже могло видеть их – обжигающие мозг белизной закорючки на черном фоне темноты. Они хватались друг за друга, выстраиваясь знакомой им вереницей - из таких состоят слова. Но у слов обычно есть значение, а у этих не было, или мой разум не хотел понимать его. Боялся верить. А я стоял глиняным болваном, с выпученными глазами, каким поклонялись далекие предки нас, людей разумных. Будто темнота запечатлела сейчас мой образ, показавшийся ей достаточно комичным, чтобы сохранить его в своей памяти, и, промчавшись сквозь века, смешалась с тьмой земной, и выплюнула его в лицо полусонному прачеловеку.
- Мы нужны друг другу, человек. – Густым, как темнота под ногами, голосом произнес Грин и, бросив на меня, внимательный взгляд, шагнул прочь из ауры излучаемого моим фонарем света.
   Я не шелохнулся. Он исчез. Ушел. Я понял это, даже почувствовал так же, как и совсем недавно его присутствие. Мы остались вновь наедине: я и бездна.