abortion
сейчас отчётливо смог прочувствовать всю полноту этого момента.
живу, дышу, совершаю какие-то поступки, думаю о чём-то, может быть, люблю кого-то, и вдруг...просыпаюсь. резко открываю глаза и смотрю на бетонные руины вместо собственного Города.
и понимаю, что это всё была не моя жизнь, а сон, мимолётное видение, чистая иллюзия.
что ничего этого не было, и мне придётся привыкать к другой реальности, которая определённо не так хороша, какой мне ранее виделась. я смотрю на уродливые позвоночные выступы лестниц, на горбатые скаты крыш, на царившую угловатую прямолинейность, что давит со всех сторон. на низкое серое небо, словно отпечатанное в негативе. и на рыхлый грязный снег, неловко прикрывающий всё это сомнительное блочное великолепие. оквадраченный мир смотрит на меня в упор своими прямоугольными глазами из каждого плотно закрытого окна.
а может, мы все кому-нибудь на самом деле снимся? кому-то являемся во сне отдельные мы, допустим, мы можем сниться тем, кто о нас даже не имеет никакого представления.
может, мир, как таковой - лишь одно большое надувательство?.. лишь чья-то неудачная фикция. ничего больше. сон сна кого-нибудь другого. только в этом нет ничего страшного. абсолютно.
рассмотреть, хотя бы, один совсем маленький, отдельно взятый масштаб:
если в моей жизни ты перестанешь [а ты перестанешь] быть таким важным, мой странный иллюзорный мир, где живёт что-то настоящее, сразу впадёт в затяжную истерику, будет нервно содрогаться в конвульсиях, у него просто не останется энергии функционировать дальше - он ведь питается моими эмоциями, что порождает это странное к тебе отношение. но я выдумаю другой - моя фантазия воистину безгранична, я могу разрушить одно и построить другое, видоизменить что-либо, адаптироваться к отсутствию тебя - то есть, к новым условиям собственного существования. вопрос только во времени - как долго мне придётся кочевать по чужим вселенным в поисках нового места.
ведь на самом деле, по сути, ничего не изменится. я буду всё так же дышать, ходить по земле, просто я не буду никого любить, а это, представьте себе, мне приходилось делать и раньше. никакой катастрофы. если не считать того, что мне придётся самому искать дорогу из ледяной пустыни. или она превратится для меня в пустоту - ведь не будет тебя, значит, не будет и холода. не будет надежд, фантазий, не будет мыслей, совпадений - всё уйдёт, словно и не было.
и, хотя иногда моё существование переполнено этим странным чувством, мой Разум отчётливо даёт понять, что ничто не бывает вечным. даже Судьба меняет свои повороты в зависимости от наших действий. а какое я влияние могу оказать на то, что где-то когда-то уже было прописано? что кто-то, допустим, должен был влюбиться, пронести это в себе какое-то время, оберегая и лелея, не встретив на своём пути ни одного достойного человека, хотя отчаянно желая этого, и потом просто отбросить, как мусор.
наверное, ты и есть мусор. ты засоряешь моё уютное, хрупкое, неустойчивое сознание своим бессмысленным и долгим присутствием. а больше всего на свете в своей жизни я ненавижу что-то бессмысленное и беспричинное, так мешающее двигаться дальше.
но даже если я периодически выхаркиваю твой образ с кровавыми сгустками, это ещё не значит, что тебя внутри меня больше нет.
я на самом деле не знаю, как выскрести тебя из тела моей души. сколько ещё понадобится болезненных пост-абортов, чтобы она стала вконец бесплодной? я не ментальный хирург, я не смогу вырезать ей чувственную матку, ведь она не имеет плоти. и каждый, каждый, каждый треклятый раз она беременеет тобой заново.
и снова - выкидыш.
отсутствие нужности не даёт маленькому зародышу окрепнуть. он заранее знает, что в этом мире его скорее обезглавят, чем будут о нём заботиться. у него есть лишь я, который и о себе-то позаботиться может с трудом. и ненавидит многое внутри себя. в том числе - собственное бессилие, я ведь не могу сделать ничего, что могло бы предохранить мою любвеобильную душу: нет таких контрацептивов, чтобы не дали зародиться чувствам. мне остаётся ждать очередного выкидыша, очередного ненужного отпрыска чувств, отторгаемого здравым смыслом.
знаешь, у него очень маленькие ручки, такие же маленькие ножки, но такие большие и мёртвые глаза, что даже после смерти они умоляют: 'Не убивайте меня, не надо!'
я беспощаден, возможно, только у меня ощутимо трясутся руки, когда стальной сверкающий скальпель впивается в мягкую, податливую плоть обезумевшей души - несостоятельной матери того ребёнка, что она никак не может выносить до конца. я режу, чтобы вытащить слабое, миниатюрное тельце. плод уже мёртв. когда я извлекаю его, я, кажется, даже не совсем уверен в том, что сердце его когда-нибудь билось, но знаю, что лгу себе. он был жив, и по крошечным капилярам, сосудам, малюсенькое сердечко размером много меньше моего ногтя, вместе с кровью несло Свет и Жизнь.
но душа больше не может. ресурсов её хлипкого, нервного организма не хватает, и он снова убивает то, что их исчерпывает.
я долго мучаюсь со швом, не умея как следует обращаться с иглой, и оставляю кое-как скреплённую между собой плоть. перекусываю нить. в металлическом судне, среди обагрённых ватных тампонов и инструментов, лежит маленькое сморщенное тельце.
оно ни минуты не знало, каков есть этот мир и как он устроен. но уже там, в чреве истеричной матери, смогло ощутить на себе всю его [мою?] жестокость.
Свидетельство о публикации №212030601360