Гистрион луковый

Почему-то сейчас, когда жара и зной, сижу в носках и вспоминаю декабрьскую стужу года... какого же это года?

В палате на первом этаже Детской республиканской больницы плакал ребёнок и не хотел успокоиться. Молодая мать уж и так, и эдак, и на руки, и с песней... нет, орёт, как резаное, дитя, и не хочет успокоиться.

А кто бывал на территории сего лечебного учреждения, тот знает: чего всегда много там, так это воронья. Тучами, помню, сидят на деревьях. Однажды я сказал об этом знакомой даме, врачу-педиатру. Ничего удивительного, смертность большая, пояснила детский доктор.

Но тогда, декабрьским вечером под Рождество, аспидное племя замёрзло и отправилось, должно, поближе к адскому огню: греться и крыльями трещать. Мороз стоял вполне себе рождественский, пробирал хорошо и под штанами, и под шубой. А уж как он под шапкой хрустел волосами и скручивал кожу кукишем, это можно описывать долго и не жалея просодического времени.

Луна оставалась невидимкой. Но из снежного, белого мрака вышел некто, мужик мужиком, и набрёл сначала на вечернего кота.

Вечерний кот сиднем сидел в снегу. Он заиндевел весь, как берендей. Его шерсть обратилась в дреды, а на голове покоился иней. Однако, достоинства кошачьей породы не утратил хвостун-снеговик, а даже как бы утвердился в нём и заколодел дорожкой прямоезжей. Не утратив достоинства, перекочевал кот и под полу шубы мужика мужиком, где и принялся оттаивать в соседстве с бутылкой початого коньяку.

А этот кошачий дед Мазай подошёл к тому окну, за которым в палате не хотело успокоиться малое дитя.

И вот, картина. Мама и отпрыск видят: рождественский мужик достаёт из шубы и показывает им здоровенного кота, лохматого, как Мамай. И они разом забывают плакать и петь. И только смеются над весёлым котом и его смешным хозяином. И это чудо под Рождество, может быть, останется в памяти как одно из тех необъяснимых событий нашего детства, которые делают быль сказкой, возвращая бытие к первооснове.

Вот, мы, весёлые гистрионы, шатаемся меж двор и звеним бубенцами, то здесь, то не здесь. "Мы сделаны из вещества того же, что наши сны", как совершенно правильно заметил наш Уильям. И, может, этот рождественский кот станет для одного из нас - луковкой Достоевского, паутинкой Акутагавы, или молитвой за самоубийц, как у Лескова. А может, и не станет. Не это главное.

Главное, чтобы уснуло дитя.