Паровозик из Ромашкова Вселенная метро 2033

В этой жизни главное – не опоздать...

Взвизгнули ржавые петли, лязгнул засов. «Опять смазать не удосужились», - Зуев поёжился от выступивших мурашек. - «Ну, здравствуй, родная темница…».
«Родная темница», в лице заспанного дежурного, не особо обрадовалась его возвращению.
- Ты бы ещё пораньше припёрся! Все люди – как люди, понятие имеют….
- Хватит дрыхнуть! Там, - Зуев кивнул в сторону закрывшейся двери, - рассвело уже! Сходил бы, прогулялся!
- Нет уж, увольте, меня и здесь не плохо кормят.
- А что? – Зуев хитро прищурился. – Давай, пошли. Если хочешь, даже с собой могу взять.
В отличие от других разведчиков, Илья был одиночкой, напарников никогда не брал, полагая, что каждый должен отвечать за себя сам. 
- Свят – свят! С кем бы другим, еще, куда ни шло. А с тобой, того и гляди, костей не соберёшь….
- Трусишь? – разведчик фыркнул. -  А там солнышко, небо голубое… - он знал, что дежурный и в самом деле был трусоват, поэтому всегда пользовался случаем поддеть его.  - Эх, ты, крыса подземная…
Что касается его самого, то ничего страшного в прогулках по поверхности Зуев не находил. Главное – не лезть на рожон самому. А зверьё? Зверьё всегда было мудрее людей…
-О, Илья, привет! – в двери «предбанника» материализовался начальник охраны Хитров, - Антон, - дежурный, явно смущённый неожиданным появлением начальства, подскочил, - буди старшого…
- Ну, как, они там, сегодня,  текут? – это уже разведчику. Они – это реки, Ока и Волга, каждый раз, когда Зуев поднимался наверх, он ходил на Откос, и об этой его странности на станции знали все.
- А что им  сделается? Текут, конечно…
- К Шамину зайдёшь? Он спрашивал, отчёта ждёт.
- Подождёт…
*******
Покончив с обычными в таких случаях процедурами, вымывшись и переодевшись, Зуев поспешил домой. Отчёт он составит потом. Главное сейчас – Маша. Жена никогда не выказывала своего беспокойства, но он знал, что она каждый раз с нетерпением ждёт его возвращения.
- Доброе утро! – дежурный поцелуй, в щёку.
- Привет! Чай горячий, будешь? – глаза радостно сверкнули.
Чай…Чай – это хорошо, чай - это замечательно. «Чай не пьёшь – какая сила…».
- Спрашиваешь! Я когда отказывался? – принюхался. - Ммм, божественно!
Запах действительно был приятный, горьковатый и пряный одновременно. А ещё, (или это ему показалось?), пахнуло мёдом, цветущим, разомлевшим под жарким летним солнцем, лугом. Ароматами, почти забытыми, и, тем не менее, не забываемыми никогда.
Зуев, пока жена наливала в кружки душистый настой, украдкой наблюдал за ней. Он вообще всегда любил смотреть, как она хозяйничает, наливает ли чай, или штопает порвавшиеся вещи - тогда их убогое, крошечное жилище казалось ему настоящим домом, тёплым и уютным. Хорошо…
Как же она сдала, всё-таки…Ввалившиеся глаза в темных полукружьях, заострившиеся скулы, цыплячья шейка в вырезе ношеного свитера….Пальцы на руках - как спиченки…
Сердце от жалости защемило…
 - Ты сегодня хорошо выглядишь….
Подбодрил…О том, какую глупость сморозил, он сообразил, ещё не договорив фразу до конца. Виновато поглядел в сторону жены: «Машенька, прости балбеса, я не хотел». А та даже и не глянула в его сторону. Пронесло? Или нет? Руки, вроде как, дёрнулись... Или показалось? Эх, дурак, дурак… Воистину: «Хотели как лучше…». А что получилось – сами знаете.
- Кипяточку подлей, - на самом деле он уже напился, но надо же было как-то исправлять ситуацию.
Маша долила и себе. Чай они оба любили, только Зуев с сахаром, а жена – нет (сладкое, де, вкус перебивает). Речь, правда, шла о том, настоящем чае, который давно уже был на вес золота. Но «на безрыбье и рак – рыба». Тем более, что напиток не только пах весьма приятно, но и, действительно, был вкусным. И ещё этот мёдовый дух!
- Завтрак там, под подушкой. Будешь? Я закрыла, чтоб не остыл.
В переводе на нормальный язык это значило, что пойти и подогреть ему еду, сил уже не осталось...
Деревянным голосом спросил:
-  А сама-то ела?
- Угу.
А глаза отвела…Врёт!..
Сколько там остаётся, после того, как есть перестают?!…
В носу предательски защипало.
Между собой они никогда не обсуждали её болезнь - оба знали, что помочь нечем, и что скорый конец неизбежен. Смотреть на то, как жена тает на глазах, как пытается скрыть, что с каждым днем слабеет, просыпаться по ночам от её стонов и знать, что ни чего не можешь для неё сделать – это для Зуева было невыносимо. Поэтому последнее время он всё чаще и чаще стал уходить наверх. Маша не протестовала – ей тоже так было легче.
- Илья? Что–то случилось?
- Да нет, просто устал, - «устал» - универсальная отговорка. Зуев притянул жену к себе и легонько подул в ухо.
- Ой, щёкотно, же, - женщина засмеялась. – Перестань, ешь лучше.
- Давай со мной, а то неудобно: я буду жевать, а ты на меня смотреть?
- А я не буду смотреть, ешь!
Она действительно сначала отвернулась, сделала вид, что читает, но, всё–таки, не выдержала, повернулась к нему.
- Как там сегодня, - Маша кивнула куда-то вверх и в сторону, - что нового?
Что она имеет в виду, Зуев понял без объяснения.
Как-то так получилось, что мало кто из нижегородцев замечал это удивительное явление: в месте слияния двух рек, Волги и Оки, вода была двуцветная. Темно-синя - от Волги, и мутно – коричневатая – от Оки. Реки так и текли от Стрелки какое-то время, не смешиваясь друг с другом, разделённые, как бы, невидимой чертой. Сверху, с Откоса, и из Кремля, особенно в солнечный день, «водораздел» просматривался особенно чётко. Впервые Зуев увидел это совсем маленьким, мама показала («Илюша, смотри-ка, чего покажу»), и с тех пор постоянно ходил туда, сначала с ней, потом один. Потом водил друзей, девушек…
  А потом, в одночасье, рухнул привычный мир…
Первое, что сделал Зуев, выбравшись, наконец-то, на поверхность, это пошёл на Откос: он внезапно почувствовал жгучее желание убедиться, что хоть что-то здесь осталось прежним. И реки не обманули его. Для них ничего не изменилось. Воды Волги всё также были тёмно – синими, а воды Оки – мутными, коричневатыми… И так же, как и раньше, они не спешили смешивать их друг с другом…
С тех пор он стал ходить на Откос каждый раз, как поднимался на поверхность…
- Всё как обычно, развалины - разваливаются, а реки - текут.
Обычный вопрос, и обычный ответ. Ритуал, своего рода. Потом он, конечно же, расскажет ей, где был, и что видел в этот раз. Расскажет, как рассказывают сказку маленькому ребёнку: о том, что наверху так же светит солнце, что небо такое же голубое, что там, где когда-то были клумбы, стали опять появляться цветы… И эта сказка будет обязательно с хорошим концом.
Маша опять уткнулась в книгу. В молчании прошло несколько минут, потом женщина тихо спросила:
- А мне с тобой можно?
Илья от неожиданности поперхнулся и перестал есть.
- Илья, мне с тобой можно? – повторила она. - Наверх.
Зуева как холодным дождём окатило. Идиот…Он положительно просто идиот. Нет для неё больше хорошего конца, есть просто ко-нец… Без неба, без солнца, без этих самых несчастных цветов…
- Ты действительно хочешь? – спросил он на всякий случай. - И сил хватит? – про себя он уже решил – не хватит, так на руках понесёт.
- Дойду, - Маша кокетливо поправила волосы, улыбнулась. - Сам же сказал, что хорошо выгляжу.
- Тогда нечего рассиживаться, дел много, а вставать рано.
******
«Утро добрым не бывает». Эта древняя присказка очень точно подходила к сегодняшнему Машиному состоянию. Ночка выдалась ещё та - забыться удалось только к утру.  Слава Богу, Илья не видел, как она тут корчилась. Не видел, и не узнает. Уж она-то об этом позаботится! Хотя, заботиться-то, как раз, с каждым днём всё труднее. Зеркало она забросила подальше - любоваться не на что. Но что зеркало? Достаточно соседских взглядов, да шушуканья за спиной. Правда, как раз сегодня рискнула, нашла спрятанный с глаз долой осколок, взглянула на себя, любимую… О, да, что ни говори, а красота – страшная сила.
Хоть и не надеялась увидеть там Василису Прекрасную, но всё равно… Больно уж портрет-то страшненький. Личико с кулачёк, носик остренький, волосики торчат…Жуть! Но даже не это главное! «И почему у одуванчика такие толстые щёки и такая тоненькая шейка?». Толстых щёк у неё отродясь не наблюдалось, сейчас – тем более. Теперь же эти толстые щёки с успехом заменяли уши. Огромные, каждое – размером с её физиономию! И то-о-ненькая шейка! Слезам достойно…Никогда и не думала, что она такая лопоухая…Что бы придумать такое, чтоб эти проклятущие уши спрятать? И угораздило же её еще и постричься…
Да ну его, это зеркало. Одно расстройство. Будем думать о приятном.
«Приятное» - это Илья, муж, любимый мужчина. «Самый, самый, самый…». Его не было уже сутки, почти двадцать четыре часа, но скоро он вернётся. Он обязательно вернётся, целый, и невредимый. А она будет его встречать. Припасёт завтрак. Чай заварит, как он любит. А когда Илья придёт, они будут этот чай пить. Они всегда, если есть возможность, пьют чай вместе. Илья будет молчать – устал, не до разговоров. И она тоже будет молчать. А вот после того, как он отдохнёт, и доделает свои дела – наступит её время...
Вот тогда он обязательно расскажет ей, какое там было небо, шёл ли дождь, или светило солнце. И про то, что на площади, в клумбе взошли цветы. А она попеняет, что не принёс. Он смутится: не догадался…
О, вроде, идёт! Маша прислушалась: точно, он. Интересно, там, наверху, он также топает?
Провела по волосам (господи, эти уши…), по - быстрому оглядела себя, зачем-то подёрнула джемпер…
- Доброе утро! –  чмокнул в подставленную щёку.
- Привет! Чай горячий, будешь? – и что спрашивать, конечно, будет. Эх, жалко сахарочку нет, ей, самой – то, всё равно, а вот муженька побаловала бы: а то он не только топает, аки медведь, но и сладкоежка такой же.
- Ты сегодня хорошо выглядишь…
Упс…Руки дёрнулись, чуть чай не пролила: «И я тебя люблю, дорогой!». Глаза вдруг зачесались: «Ну, вот, не хватало ещё сырость разводить!» Нет, плакать она не будет. И так плохо, а будет совсем… И этот, балбес, ещё расстроится…
Маша, как бы, невзначай, глянула в сторону мужчины. Вид у того был настолько обескураженный, настолько виноватый, что она едва не рассмеялась: «Балбес, как есть балбес! Ладно, прощаю!».
Заговаривать с мужем она, однако, не спешила - в следующий раз будет думать, прежде чем рот открывать.
Илья сам поспешил разрядить обстановку:
- Кипяточку подлей.
Маша заодно налила и себе. С удовольствием отхлебнула напиток - пусть это и не настоящий чай, но ничуть не хуже. А  аромат какой! И не скажешь сразу, чем таким пахнет, но вспоминается приятное: лето, солнце. Запах прошлой жизни, запах счастья.
И всего – ничего – пара глотков кипячёной воды, настроение сразу поднялось. И обиды глупыми показались.
- Завтрак там, под подушкой. Будешь? Я закрыла, чтоб не остыл.
Бабушкин способ пришёлся очень кстати: после сегодняшней ночи она поняла, что второй раз дорогу до кухни вряд ли осилит, а кормить любимого мужчину холодным завтраком – последнее дело.
-  А сама-то ела?
- Угу….
И не соврала почти…Действительно, поклевала немного.
«Ну, подушка, посмотрим, какая из тебя получилась печка», - Маша попробовала рукой кастрюльку.
- Смотри - ка, действительно не остыла! Горячая! Накладывать?
Муж ничего не ответил. Не слышит?
- Илья? Что–то случилось?
- Да нет, просто устал.
  Конечно же, устал. Сутки на ногах.  Осунулся, глаза красные. Но ничего, поспит, будет как огурец.
Неожиданно Илья притянул её к себе и легонько подул в ухо. По телу побежали мурашки, сердце ухнуло куда-то в пятки….
- Ой, щёкотно, же, - на самом деле, конечно, не щёкотно, приятно. Голова «побежала»…Нет, не сейчас…
– Перестань, ешь лучше.
- Давай со мной, а то неудобно: я буду жевать, а ты на меня смотреть?
- А я не буду смотреть, ешь!
Маша взяла книгу, действительно попробовала читать. Не смогла: «Гляжу в книгу – вижу…». Вдруг подумалось: а ведь скоро она не сможет его вот так вот встречать…Как ни храбрись, не делай вид, что всё в порядке, лучше-то ей от этого не станет…Обратный отсчёт пошел, курносая уже под дверью, устроилась поудобней, ждёт…
У-у-у….Женщина со всех сил сжала зубы, ногти впились в ладони. Всё принять можно, собственную смерть – никогда. У-у-у…
- Как там сегодня, - Маша перевела дух, кивнула куда-то вверх и в сторону, - что нового?
Он мог бы и не отвечать на этот вопрос, она знала, что вот уже много лет там, наверху, ничего не меняется.
- Всё как обычно, развалины - разваливаются, а реки - текут.
Для него всё, как обычно. Или нет? Ходит ведь на Откос, каждый раз ходит, хоть и видел всё это не единожды!
Почему-то Илья показался ей сейчас совсем чужим… Как пришелец из другого мира. В этом мире есть голубое небо, яркое солнце, и реки, которые несут свои воды куда-то далеко, в неизвестность. Так же, как и сто лет назад…И когда она умрет, всё останется таким же. Только уже без неё.
«Ну, вот, нюни распустила», - разозлилась она сама на себя, - «Пожалейте бедную, помирает, в одиночестве, без света ясного, без ветра свежего…»
Не смешно. И реветь не расхотелось.
А ведь она тоже, из большинства, и никогда не видела, как у Стрелки реки сливаются. Сто раз смотрела, а, оказывается, ничего не видела. Теперь, вот, и не увидит… Или.. 
 - А мне с тобой можно?
Вдруг чудо возможно? Пожалуйста…
- Илья, мне с тобой можно? – повторила она. - Наверх.
Илья перестал есть, положил ложку на стол, медленно отодвинул в сторону чашку с недоеденной похлёбкой.
Она ждала…
Не глядя на жену, Зуев, спросил:
- Ты действительно хочешь?
«Хочу, хочу, хочу», - она бы и закричала, да только горло перехватило.
- И сил хватит?
- Дойду.
Она дойдёт, она доползёт…
Маша кокетливо поправила волосы, не удержалась, съязвила:
- Сам же сказал, что хорошо выгляжу.
- Тогда нечего рассиживаться, дел много, а вставать рано.

****
- Илья, ты точно сумасшедший! Хоть людей с собой возьми, – Шамин, почему–то, испугался, когда Зуев сообщил ему о своём решении.
- Нет, начальник. Сам должен понимать, это как первое свидание, третий - лишний.
- А если случиться что?
- Что??! Паш, мне надоело уже банальности пересказывать, сам не хуже меня знаешь: никто к человеку с ружьем не сунется, сейчас не зима, не голодно.
- Да не то, она же больная, вдруг с ней что?
- Ого! Какое у нас начальство заботливое стало! С чего бы? Хватит темнить. Выкладывай, что случилось?
Шамин помолчал. Понапрасну пугать Зуева не хотелось.
- Не знаю я. Может, случилось, а может, и ничего не случилось. Сегодня двое сверху не вернулись. Говорить под руку не хотел. Прости.
- Кто?
- Соломатин с Кочетковым.
- Ну, они не сосунки зеленые, как себя вести, знают. Вернутся, что–то в пути задержало.
- Может и так. Только всё равно, поосторожнее там, - Шамин умолчал, что разведчики пропали после того, как их, в двух шагах от дома, живыми и здоровыми, видела другая группа.
- А когда я не был осторожным?
- А может, всё–таки, возьмёшь кого? Мне спокойней будет.
- Да нет. Всё будет нормально. Мы выходим в два, к семи будем обратно.
- Удачи.

****
Нищему собраться – только подпоясаться…
- Ну, вот и всё, готова. Сейчас противогаз подберём… Машка, какая ты смешная, глиста в скафандре!
- Ага, думаешь, ты на Рэмбо похож? – Маша улыбнулась, - Почему до сих пор зеркалом не обзавелись?
- Мадам, только для Вас, - Витёк, дежурный каптенармус, шутливо шаркнул ногой, и протянул ей осколок зеркала, за что Зуев готов был его убить.
Но всё обошлось: Маша посмотрелась, отметила про себя, что уши не выпирают, потом что-то подправила, что-то подёрнула: 
- Ничего не попишешь, действительно - глиста в скафандре! Ну, что в путь?!
Женщина сняла противогаз сразу же, как только они вышли наружу, здраво рассудив, что приговорённому к смерти смешно бояться простуды. 
- Не возражаешь? – она улыбнулась. – Мешает...
Зуев промолчал, а потом и сам последовал её примеру. Втянул в себя ночной воздух. Трава, дерево, остывающий асфальт, камень, пыль – от запахов закружилась голова.
Путь, который им предстояло проделать, в прежние времена здоровый взрослый человек проходил за сорок минут. Зуев, изучивший развалины, как свои пять пальцев - за двадцать. Но сейчас он шёл медленно, подстраиваясь под Машу, часто останавливаясь, осторожно обходя препятствия. Шли молча, стараясь держаться посередине улицы, подальше от домов и растительности. Женщина опасливо, но, в то же время, с любопытством смотрела по сторонам: в предрассветных сумерках повреждённые взрывом строения выглядели зловеще.
- Ты знаешь, я всё это немного другим представляла, - они передыхали на ступеньках областной библиотеки. Старинное двухэтажное здание почти не пострадало: крыша уцелела, а выбитые взрывной волной стёкла были заколочены деревянными щитами. Книги берегли.
- Ну, это ещё ничего, не так страшно – Кремль прикрыл, что ли?
Кремль, действительно, принял на себя основной удар. При взрыве весь административный «новострой», находившийся внутри, за стенами, слизнуло, словно громадным языком, а вот крохотная церковка, возраст которой приближался, аж, к пятистам годам, устояла. Купол снесло, но само здание практически не пострадало. И даже пожар, довершивший разорение построек, словно обошёл её стороной. Ударная волна, уничтожившая здания внутри Кремля, разбилась, однако, о его стены и башни. Они, конечно, сильно пострадали, однако изначально отведённую им миссию выполнили с честью, защитив несколько улиц города от повального разрушения. И пусть от былой красоты и величия кремлёвских стен и башен не осталось и следа, скорбный вид их вызывал отнюдь не жалось, уважение.
Маша тоже посмотрела в сторону Кремля, с крыльца библиотеки разрушенные стены просматривались как на ладони.
- Да нет, я не про это, - женщина показала прямо перед собой, на проезжую часть, где грудились ржавые, обгоревшие остовы автомобилей. - Смотри, машин сколько, там ведь люди были, да? И в квартирах…Нет, ты не подумай, что я такая, - Маша на секунду замолчала, подбирая нужное слово, - инфантильная. Я знала, конечно. Просто вот увидела сейчас… Как же им страшно - то было тогда!
- Маш,…
- Нет, - шмыгнула носом, - ты не думай чего, всё в норме…
Они немного помолчали.
- Илья….Смотри, я что думаю? Вот в прошлую войну, ну, с немцами, тоже много разрушений было? Я на картинках видела – там вообще зданий целых нет! Но ведь построили же всё заново? Значит, и теперь можно? Правда?
- Правда. Что ты вдруг про это?
- Не знаю, в голову пришло. Радиация… Она же не вечная! А, может, тут и нет сейчас ничего?! Чисто?! Вот и хочется, бросить всё, и уйти сюда. Строить, восстанавливать. Жить,.. – Маша горестно вздохнула.
«Наивная девочка», - Илье тоже, вдруг, стало грустно.
- Ну, «хочется» тут не прокатит ещё лет этак ннадцать… Как ты?.. Пошли?
- Пошли, я готова.
Женщина с трудом поднялась.
- О-о!...Батарейки сели? Давай - ка, лезь ко мне на спину, так – то быстрее будет, - Илья подхватил жену под коленки, и несколько раз подпрыгнул, изображая лошадь. – И-и-и-го-го!
Маша фыркнула.
- Представляю, как это выглядит со стороны!
- А как бы ни выглядело, смотреть – то, всё равно, некому.
- Что, совсем никого нет?
- Совсем.
- И птиц?
- Их мнение тоже важно? Нет, птицы есть, конечно. Думаю, они бы одобрили!
- А почему они молчат? Утро же? Птицы утром щебетать должны, просыпаться.
- Не знаю... Не думал как – то... Я же не орнитолог! Может, защебечут еще! Э – эй, пернатые, пора вставать!... Вот и пришли.
Илья специально выбрал площадку перед Чкаловской лестницей, обзор отсюда был, конечно, не такой, как из Кремля, но пустого пространства больше, а это значит, больше возможностей для маневра в случае непредвиденных обстоятельств.
Усадил жену, привычно огляделся по сторонам. Порядок! Пристроился рядом.
- Тайну третьей ступеньки помнишь?
- Нет, а что это?
- Не знаешь? Правда?! Вот ведь…Теперь и не покажешь, памятника-то нет!
- Тогда и говорить не надо было…
- Ладно, не дуйся…Рассказать?
- Расскажи.
- Вон видишь ступеньки? – Илья показал на лестницу, огибающую остатки постамента, на котором когда-то стоял герой – лётчик. – Если встать лицом к реке, чтобы памятник был от тебя справа, на третью сверху ступеньку, посмотреть на Чкалова,... - Илья вдруг зашёлся от смеха. Собственно, смешного тут и не было ничего, так, обман зрения, удачный ракурс, и сейчас он прекрасно понимал это. Но одно только воспоминание о том, как потешались когда-то над тем, каким образом смотрелась с этого места перчатка в руке легендарного земляка, вызвало поток безудержного веселья...
Маша удивлённо смотрела на него – смеётся! Дурной пример заразителен... Спустя мгновение хохотали уже оба.
Просмеявшись, женщина спросила:
- Так что там было, смеялись –то, хоть, над чем?
           Илья опять было фыркнул, но взял себя в руки.
- Понимаешь, там Чкалов в руке перчатку держит. Ну, а с этого места получается нечто неприличное...
- И всё?!
- И всё....
- Ой, ну и глупые вы были....
- Глупые, Маш, глупые. И счастливые. Только не понимали этого.... Ладно, смотри. Мы как раз вовремя…
Удивительное это время, рассвет. Уже не ночь, но ещё не утро…Всего несколько минут, а всё вокруг изменяется так, что и не узнаешь. Сначала у горизонта появляется пурпурная полоска, а небо в месте соприкосновения с этой полоской меняет свой цвет с густо фиолетового на пронзительно голубой. Мгновение – и серая предрассветная муть отступила, всё вокруг заиграло красками, красными, жёлтыми, фиолетовыми... Тени из размытых стали резкими. Вместе с темнотой уходят страхи, прячутся в подвалы, в подворотни - туда, куда нет ходу солнечным лучам.  Другой мир, другая реальность...
- Солнышко встаёт… А ты знаешь, ведь я до этого ни одного рассвета не видела.
- Поспать любила?
- Любила…
- А, как же, гулянье до утра?
- Ну…
- Эх, соня - засоня! Мультик помнишь? «Паровозик из Ромашкова»? Что он там говорил? Если опоздаешь на рассвет…
- С рассветом, кажется, он сказал: «Если опоздаешь с рассветом, то опоздаешь на всю жизнь».
- Не важно. Главное, мы с тобой, всё–таки, не опоздали.
- Не опоздали…Только всё равно, поздно.
- Почему?
- Просто. Может, совсем и не надо было бы под землю себя загонять, чтоб оценить всё это?
- О, да ты у меня философ! Только мы - то с тобой вроде как тут ни при чём…
- Вроде как…
- Ладно, Сенека, смотри вниз, во-он туда. Сейчас как раз хорошо видно. Видишь, это Волга, у неё вода прозрачная и темнее. А вот Ока, вода мутная. Получается, что две реки в одном русле. Такого больше нигде не увидишь!
- Точно-точно. Не увидишь…
По правде, зрелище завораживало. Вроде, и ничего такого, просто разного цвета вода. Но...Если бы могла, она бы тоже ходила сюда каждый день.
- Машка, не иронизируй, я знаю, что ты подумала…Ты не понимаешь, почвы здесь разные, вот и цвет разный! Ока – то по известнякам течёт. И обе реки большие! Одинаково большие!
- Ладно…ладно. Больше не буду, - женщина засмеялась: это ли грозный разведчик? Заводится с полуоборота. Смешной.
- Скажи, а тут опасно?
- Не знаю. По мне – так нет. Особенно летом. В лесу, еще, куда ни шло, там, всё-таки, звери. А в городе? Нет, встречаются, конечно…Так это надо быть глупее паровоза, чтоб против человека с оружием… Хотя, как ни крути, а хозяева-то здесь они…
- А люди? Как думаешь, выжил кто на поверхности?
- Не встречал.
Илья замолчал. Его самого занимал этот вопрос. Очень хотелось, чтоб жизнь сохранилась ещё где –то. Наверняка же сохранилась! Только, вот, не встречал он никого…Может, и  к лучшему, правда. 
- Не встречал, возможно, что, и жив до сих пор из-за этого.
- Почему это?
- Зверь убивает, если есть хочет. Или защищается. А человек убивает ещё и просто так, «из любви к искусству».
- Почему сразу «убивать»? Может, они вполне мирные.
- Может. Может, и мирные.
- А вопрос можно?...
- Валяй!- что за вопрос, интересно, такой? А, не важно, сегодня всё равно всё можно. Можно гулять без противогазов, можно подсмеиваться над ним, можно даже сердиться на него,  и обижаться на пустом месте.
- Ты не рассказывал никогда…На тебя нападали…незнакомые звери?
- Конечно. Все незнакомые были. Я же с ними на брудершафт не пил, они мне визитных карточек не оставляли. Да и имен друг у друга мы не спрашивали!
Зуев, естественно, прекрасно понял, что имеет в виду жена: сказки про ужасных монстров сочинялись самими разведчиками «для поддержания тонуса», и имели успех, почище сказок братьев Гримм.
- Я серьёзно.
- И я серьёзно, – он засмеялся. – «Там на неведомых дорожках полно невиданных зверей. Избушка там, на курьих ножках стоит без окон, без дверей»…Успокойся, нет здесь неведомых зверей. Такие – да. Бывало. Только я для бифштекса совсем не гожусь. И невкусный, и сам, кого хочешь, проглочу! Ам – ам!
- Хабалка,…- Маша ткнула его кулачком в бок.
- Ага. А ещё балбес…
Они оба засмеялись.
Зуеву было хорошо. Наверное, оттого, что он видел, знал – хорошо сейчас было и Маше. А ещё, чувство вины, которое он испытывал перед женой последнее время, куда-то пропало. Впервые за многие годы, он был счастлив по – настоящему.
- Спасибо тебе, - Маша потёрлась щекой о плечо мужа, - Пошли? Жарко становится.

****
Маша умерла через три недели. Всё это время Зуев не отходил от жены. А когда похоронил, ушёл наверх, в очередной поиск. Обратно он не вернулся.