Их жизнь. В краю голубых озёр. Книга 3. Часть 7

     На фото: первый в жизни Людмилки первый класс Дагдской средней школы, 1967 год.               

     Опять, как и в день встречи, их сопровождает старший лейтенант Козлов.  Робка обнимает за плечи очень грустную Людмилку, прижимает к себе, долго смотрит полными печали глазами в тёмную голубизну её влажных от близких слёз глаз. В машине холодно. Пар от дыхания поднимается к потолку салона и тает.
   - Так тяжело расставаться с тобой, Любовь моя!  - Голос Робки звучит глухо. - Опять остаётся казарма, командный пункт... А тебя не будет рядом... И, всё-равно, как бесконечно хорошо, что ты приехала! Сделала самым счастливым этот Новый Год! Спасибо тебе за всё, Людмилка, Любимая! - Робка нежно целует её губы, с трудом отрывается от них...
   - Ты только пиши, мой Робка! Часто-часто пиши! Слышишь? Иначе - я умру без твоих писем! - Дрожащим от сдерживаемых слёз голосом говорит она. Длинные ресницы вздрагивают. Крупные слезинки скатываются по щекам на воротник пальто...
   - Любимая, не плачь, прошу тебя!  - Умоляющим голосом просит Робка, нежно прижимается к её лицу. Горячие только её губы. Это всегда поражало Робку. В самый сильный мороз, когда сама она мёрзла, они, всё-равно, оставались горячими, сухими, нежными, заставляли взволнованно биться сердце...
   Робка целует её глаза, сушит губами её влажные от слёз щёки, нежно и успокаивающе гладит её голову.
   
   Поезд нетерпеливо пофыркивает, глядя сверкающими глазами окон на прижавшихся один к другому в прощальном объятии солдата и девушку, которым так трудно оторваться от любимого человека.
   Людмилка вскакивает на уплывающую мимо подножку, смотрит на бегущего за вагоном Робку, в глазах её застыла печаль, его фигура быстро уменьшается и вскоре исчезает в серой пелене полярной зимы...
 
   В Ленинграде она садится на поезд, который привозит её в Даугавпилс, чтобы встретиться с родными и, совершенно неожиданно для них, является домой. Мама, папа и Саша - дома. Толкотня в узком коридорчике, объятия и поцелуи, восклицания, охи и ахи; Людмилка входит в гостиную, уставшая, бледная, но всё-равно, красивая в свои 20 лет; родители взволнованно смотрят на неё, потому, что она - какая-то загадочная, странная...
   
    Людмилка смотрит на отца, потому что папа не в курсе, это только мама в курсе. И говорит ему:
  - Папа, я вышла... замуж... - У папы медленно увеличиваются в размере глаза, медленно открывается рот, папа хочет что-то сказать, но, слов-то, нетути! Он ошарашенно смотрит на свою старшенькую, своего первенца, свою любимую доченьку, он неуверенно пытается улыбнуться, на щеках, пятнами, появляется румянец.
   
     Наконец папа обретает способность говорить, и он спрашивает:
   - А как же, Робка? Ещё в феврале вы с ним целовались, вот здесь, в этой комнате? Что ты наделала! А? Как мы с мамой в глаза ему посмотрим?
   - Папа, - отвечает ему любимая доченька, - так я же за него замуж вышла! За Робку!
   - Как, за Робку? - Глаза у папы становятся совсем большими, даже огромными, - он же, на Кольском! В Армии!
   - Вот там, на Кольском, в Оленегорске, мы с ним и поженились! А свадьба какая была! Ах, какая свадьба!  Милые вы мои! Я всё вам расскажу!  - Говорит уже им обоим, даже троим, потому что у Сашки тоже большие глаза, Людмилка, и улыбается на все свои 32 зуба...
   - Ах ты, чертовка! - Восклицает облегчённо папа и... шлёпает свою доченьку... по мягкому месту...
   - Доченька, - вмешивается мама, - пошли, поможешь мне собрать на стол, я не хочу, чтобы ты без меня рассказывала! А вы, мужики, терпите! - Строго глядит на них мама и, для убедительности, грозит пальчиком.
 
     Через некоторое время они все уже сидят за столом, обедают, и Людмилка, заодно, рассказывает им про свои Новогодние приключения, умолчав только про телеграмму. Как -будто директриса вот просто так, взяла, да и отпустила её на свадьбу.
     Я не буду утомлять дорогого читателя тем, что он уже знает, просто скажу, что маме и папе, и Сашульке, конечно тоже, был очень интересен и даже завлекателен её рассказ. Особенно восторженно она рассказала о комбате Иноземцеве. Ведь, не дай он разрешения на её приезд, ничего бы не было, ничего. А какой был им с Робкой сюрприз, сама свадьба, подготовка стола жёнами офицеров.
 
     А как её приглашали во время танцев! А какой галантный был командир, когда провожал их с Робкой после свадбы!
   - Ой, мама, папа, Саша! Я же совсем забыла рассказать! Я видела северное сияние! Боже мой, какая это красота! - И она рассказывает о нём.
   
     А на следующий день она, наша героиня Людмилка, садится в поезд "Рига - Орёл" на станции Скайста, встречается с тётей Марусей и Женей, и, в конце-концов, добирается до деревни Тагино. Но там, в отличие от мамы с папой и тётей Марусей, она скромно умалчивает о своём замужестве.

     Она только двум своим подружкам рассказывает об этом, взяв с них страшную клятву о неразглашении. И они, две молоденькие девушки-учительницы, дают эту клятву:
   - Вот, зуб даю! Самый видный! - И показывают на него пальчиком...
   
     А для нашего героя Робки наступили трудные времена. Он думал, что ему легче будет, увереннее, что ли, если они поженятся, его любимая девушка станет ему женой. Но, увы, после произошедших событий, она стала для него намного дороже, желаннее.
    
     Они спали вместе, на одной постели в их ночи, он обнимал, целовал, ласкал свою любовь. Но близости между ними не было. Он выполнил то, что обещал ей и её маме. Но какой ценой это ему далось! Ему, молодому, сильному, натренированному, в его 22 года, когда сильное мужское тело требует своего.
 
     Он без конца, минуту за минутой, вспоминал их встречу, заново переживал её, вспоминал свои и её ласки, её тело, молодое, прекрасное, обожаемое им. Он не думал, когда затевал их встречу, что ему будет так трудно после неё.
   И, всё-таки, он ни о чём не жалел! Он был счастлив, она приехала, она была с ним, она подарила ему эту Новогоднюю сказку.

     Он написал письма их родителям, Лёне, в которых рассказал о свадьбе, пусть коротко, но написал. В своём письме к её родителям он впервые назвал их мамой и папой, Сашу - братом, написал, как он счастлив, как любит их дочь, насколько он стал богаче: теперь у него две мамы, два отца, три брата, две сестры и жена, любимая жена! Которую он обожает!
 
     И ещё: он каждый день писал ей письма, ей, своей любимой жене, и мучительно ждал её писем, они согревали его душу, его любящее сердце, они давали силы жить без неё, выполнять свои служебные обязанности.

     Ещё дороже ему стали Витька Широнин, Колька Кузьмин, Колька Кадылин, братья-близнецы Янис и Дайнис Кронбергсы, Янка Грамбергс, Вовка Падрейко, Толик Кузнецов, Пашка Евсеев, да что там, все "старики", с которыми он так сдружился за их совместную службу!
 
     Он испытывал просто огромную благодарность к офицерам батальона, к их жёнам, которые вложили столько труда, чтобы подарить им такой бесценный подарок: СВАДЬБУ! Он просто с обожанием смотрел на КОМАНДИРА Иноземцева, ещё дороже он ему стал, когда он узнал, что, оказывается, Иноземцев не оканчивал военного училища, что он окончил педагогический институт, ему присвоили звание лейтенанта и призвали на два года в Армию. И он так увлёкся воинской службой, что остался в Армии, решив стать кадровым офицером.
     Он - учитель, коллега Людмилки! Этот высокий, могучий, красавец мужчина, он подарил им с Людмилкой их встречу, столько счастья подарил! Как хорошо жить, когда вокруг столько замечательных людей!
 
     А время отмеряло минуты, часы, дни. В феврале стало показываться солнышко, в апреле и снега почти не осталось. Девятое мая - День Победы! Комбат приказал построить батальон перед входом в казарму, на дороге. Денёк выдался красивый, солнечный, тихий.  Личный состав батальона в выглаженной форме, свежеподшитых подворотничках, надраенных до зеркального блеска сапогах замер по команде:
   - Батальон! Смирно! Слушай Праздничный Приказ Министра Обороны! - И дальше командир зычно, чётко, со знанием дела, зачитывает этот самый Приказ.
   
     А солнышко в это время прячется за наплывшую большую тучу. И повалил снег, густо так повалил! А батальон стоит по команде "смирно", не шевелясь. Командир вынужден постоянно стряхивать снег с листа бумаги, а замерший батальон постепенно превращается в белых снеговиков.
   
     Наконец-то! Комбат подаёт команду: - Вольно! - Личный состав смотрит на комбата, поглядывает на соседей по строю и - раздаётся оглушительный хохот! Так забавно смотреть на человека, укутанного слоем снега, примерно сантиметров в десять! Комбат тоже хохочет и начинает стряхивать снег со своих плеч, снимает и сбрасывает снег с фуражки.

     За ним этим делом занялись и остальные.
   - Внимание! -Зычно крикнул комбат. - Сегодня будем смотреть новый фильм, говорят, цветной, называется "Свадьба в Малиновке", рекомендую посмотреть! Мне сказали - просто прелесть! Товарищи солдаты, сержанты и старшины, товарищи офицеры! Поздравляю вас с Днём Победы! Вольно! Разойдись!
    
    Фильм, действительно, оказался просто прелесть! Главное - цветной! А вечером Робка заступил в наряд, дежурным по батальону. На Праздничный концерт и танцы, естественно, не попал. Ширончик тоже дежурил на КП, и ему не повезло.
   
    А в Тагинской средней школе, где Людмилка работала старшей пионервожатой и учителем музыки и пения, заканчивался учебный год. Выпускники готовились к выпускным экзаменам; прочих, кому не грозили экзамены, отпустили на летние каникулы.
    Для пионеров при школе организовали пионерский лагерь, в котором могли обретаться все желающие пионеры, особенно те, за которыми, по разным причинам, некому было присматривать, например, ввиду занятости родителей на работе.
   
    Людмилу Ильиничну, поскольку она - старшая пионервожатая, назначили возглавлять пионерский лагерь. Директриса, вроде бы и очень вежливо, даже с улыбкой на лице, сказала:
  - Людмила Ильинична! Вы - старшая пионервожатая, кому, если не вам, возглавлять пионерлагерь? Закроется он, я, сразу же, предоставлю вам отпуск и вы поедете в свою Латвию, к родителям. Я вас, когда-нибудь, обманывала?
   
    В начале июня, уже вечером, когда Людмилка вернулась домой, а точнее, к одинокой пожилой женщине, у которой жила на квартире, если быть ещё более точным, то это был обыкновенный бревенчатый деревенский дом с приусадебным участком, хозяйка пригласила её отужинать вместе с нею.
    И вот, они сидели за столом, ужинали. Раздался стук в дверь. Людмилка, как более молодая, из учтивости,сказала:
  - Пойду гляну, кто там. - Встала, прошла к двери, открыла её и увидела ученицу их школы, имя её история умалчивает.
  - Людмила Ильинична! Здравствуйте! Я очень хочу с вами поговорить! У вас есть время?
  - Конечно, - сказала Людмилка. - Подожди минутку. Я скажу бабуле. Мы ужинаем.
  - Ой, простите меня! - Всполошилась девочка. - Вы, пожалуйста, ужинайте, я подожду.
  - Я сейчас вернусь, - сказала Людмилка и пошла к хозяйке.
  - Бабуля,- сказала она, - ко мне девочка пришла с разговором, я потом закончу ужин.
  - Хорошо,- сказала женщина, - я полотенчиком накрою, а то мухи. 

    Людмилка вернулась, они с девочкой прошли к скамейке на западной стороне дома, скамейка эта хорошо освещалась солнышком, уходящим к закату.  Они сели рядышком, Людмила сказала:
  - Слушаю тебя. О чём ты хочешь поговорить?  - Девочка засмущалась, собираясь с духом, потом начала говорить:
  - Людмила Ильинична! Я - соседка Вовки Беляева, знаете его?
  - Конечно, - ответила Людмилка, - я всех в школе знаю, не такая она большая, чтобы всех не знать.
  - Вовка, - девочка замолчала, растеряв слова, - он... в общем... он в вас... влюбился!

    Девочка умоляюще смотрела на неё, в глаза, - и так влюбился, что больше ни о чём думать не может! Только о вас! Понимаете? А ему, ведь, экзамены сдавать! А он... он совсем к ним не готовится!  Он всё знает, - девочка заторопилась, увидев, какие изумлённые глаза стали у учительницы. - Он знает, что у вас есть парень в Армии, что вы оба очень часто пишете друг другу письма...

    Но, он ничего с собой не может поделать... Он совсем голову потерял! Помогите мне, Людмила Ильинична!
  - А ты тут причём? - Удивилась Людмила.- Он - твой родственник?
  - Нет. - Лицо девочки заполыхало от смущения, - я боюсь, что он... что-нибудь с собой сделает... Мне страшно!
  - Ты... любишь его? - Догадалась Людмила.
  - Он... мне... очень нравится, - призналась школьница и опустила голову. - Поговорите с ним, пожалуйста! Он вас послушается... Он вас... очень уважает... Пожалуйста! Людмила Ильинична! Только... не говорите ему... об этом... Хорошо? Ну, что это я вам рассказала.
  - Не скажу, не бойся!  И... я поговорю с ним, обещаю! Всё будет хорошо! - Успокаивающе сказала девочке Людмила.
  - Ой, спасибо вам, Людмила Ильинична! - Просияло лицо школьницы. - До свидания! Я побегу! - и через секунду её тоненькая фигурка исчезла из виду.
   
    Уже на следующий день среди выпускников, пришедших на консультацию, Людмила увидела Володю Беляева. Она подошла к нему, сказала ребятам общее: - Здравствуйте! - Они, вразнобой:
  - Здравствуйте, Людмила Ильинична!
  - Беляев, мне надо с тобой поговорить! Отойдём? - Сказала она. - Володя, покрываясь пятнами смущения, ответил:
  - Хорошо. - Когда они отошли подальше от остальных, Людмила повернулась лицом к нему и сказала:
  - Володя, я знаю... про тебя... Про твои чувства ко мне.
  - Кто вам сказал? - Взвился Беляев.
  - Это - неважно, - ответила она, - первая любовь... она пройдёт... Вот увидишь! - И с удивлением почувствовала, как зачастило её сердце, когда она увидела его умоляющие, плавящиеся от нежности к ней, глаза:
  - Володя, я только очень тебя прошу... Не наделай глупостей, слышишь? Твоя главная сейчас задача - хорошо сдать экзамены. А для этого надо, как следует, к ним подготовиться! Ты, ведь, хорошист, так?  Если завалишь экзамены, мне будет очень стыдно за тебя! Я буду  чувствовать себя виноватой... А, по-моему, я перед тобой ни в чём не провинилась! Или я не права?
  - В чём вы могли передо мной провиниться?  - очень тихо ответил он, опуская голову. - Это я виноват... перед вами... что так всё... получилось... Что мне делать, Людмила Ильинична?  - Он опять умоляюще смотрел в её глаза, опять в его голубых глазах плавилась такая нежность, что Людмила почувствовала, как заколотилось об рёбра её сердечко, а её саму - покачивает...
 
  - Что мне делать с моей любовью, а? - Опять спросил он. 
   "Людмила, возьми себя в руки!" - Прозвучал внутри неё предостерегающий голос. Она сильно сжала кулаки, так сильно, что стало больно ладоням. И чётко, даже сурово,сказала:
  - Если ты не сдашь экзамены, Владимир Беляев, то это был наш с тобой последний разговор! Значит, ты - не парень, а тряпка... безвольная... Какой девушке такой нужен? Сдавай экзамены! До свидания! - Резко повернулась и пошла в учительскую.
   
    А вокруг тагинской средней школы широко и раздольно раскинулось начавшееся российское орловско-московское лето, солнечное, яркое, вовсю щебечут  птицы, одуряюще пахнут  цветы и травы, разливанным морем цветут яблони, вишни, груши, сливы, сирень; небо яркое, голубое, по нему плывут белые облака, целуются в деревенской пыли голуби и воробьи...
   
    Хочется дышать во всю грудь, сердце частИт от какого-то непонятного волнения, хочется куда-то бежать, что-то немедленно совершить... А робкины письма уже не так волнуют... да и отвечать на них как-то не очень и хочется...
 
    И весь его облик в сердце, памяти, мыслях... померк... потускнел... Его лицо, его глаза видятся как через какую-то пелену, не ярко, не чётко, как ещё совсем недавно... Людмила получает сразу два солдатских письма, читает  их, лежит на кровати,  глядя в потолок, встаёт, садится  писать ответ...
 
    Проходит несколько дней. Почта в Советском Союзе в те годы работает несравнимо быстрее, чем сейчас в России, и Робка получает её ответ. Он нетерпеливо вскрывает конверт, читает...
    Недоумённо смотрит на письмо, строчки расплываются перед глазами... Ещё раз, предельно внимательно, перечитывает его... Письмо написано Людмилкиной рукой, но чувство такое, что писала не она... А какая-то, совсем другая, девушка... Равнодушие - вот что, явственно и однозначно, звучит в этом письме!
 
   "Она - влюбилась! да, да, она - влюбилась!" -Тревожным набатом стучит сердце. А в голове, снова и снова, бьётся эта мысль... " Надо что-то делать, иначе я её потеряю! Её, просто-напросто, уведут от меня! Какой-нибудь молодой учитель, или агроном, после института... Увидел и влюбился! И теперь делает всё, чтобы отбить её у меня, пока меня нет рядом... Пока я далеко... Господи, что же делать?
    И Витьки Ширончика рядом нет, самого близкого друга. Он на сержантских курсах... Надо опять идти к Иноземцеву, он - мужик умный, понимающий. Но как ещё раз проситься у него? Теперь-то, надо самому ехать, и срочно! Надо идти! Надо!"

    И Робка идёт к штабу, идёт медленно, обречённо, он не чувствует в себе достаточно сил на этот разговор... И, вдруг, глянув вперёд, видит замполита(комиссара).
   (Когда Роберт Владиславович рассказывал мне, автору, об этом, он не смог вспомнить фамилию этого майора, и ему было очень стыдно перед ним за это, может, его и на свете уже нет... Дай Бог, чтобы был! Ведь он был намного старше его, 22 летнего. - Прости меня, комиссар! - Сказал Р.В.
     Робка очень обрадовался, увидев его. Замполита он тоже очень уважал, его все уважали в батальоне. Это был настоящий комиссар, пропускающий через своё сердце проблемы личного состава батальона, всегда способный внимательно выслушать, с готовностью сделать всё, что в его силах, чтобы помочь.)
 
   - Товарищ майор! - Отдав честь, говорит Робка. - Разрешите обратиться по личному вопросу!
  - А вот, давай отойдём к вон той скамейке, сядем на неё, погода сегодня хорошая, и ты мне всё расскажешь, - отвечает ему замполит. Они садятся. Робка молчит, подбирая слова, замполит, тоже молча, ждёт.
  - Товарищ майор, вы видели мою жену, вы тоже были на нашей свадьбе... Как вы думаете, в неё может кто-то влюбиться? Ну, кроме меня? - Майор несколько секунд всматривается в робкино лицо, потом отвечает:
  - В неё не трудно влюбиться... В неё... трудно... не влюбиться!
  - Вот и я боюсь, - тяжко вздыхает Робка, - что кто-то в неё влюбился, и пытается отбить её от меня, пока я далеко, здесь, на Кольском... Ведь там, в деревне Тагино, все про всех знают, это же деревня! Все знают, что ей от меня, почти каждый день приходят письма... И она мне, так же часто, пишет... Я и сегодня получил от неё письмо... Прочёл и... поразился... её почерк, писала она... и будто не она!
 
    Письмо - равнодушное, чужое... отмазка, а не письмо! Она - влюбилась! Понимаете? Если я вот сейчас, в ближайшие дни, не попытаюсь её вернуть, я её потеряю!  Ещё совсем недавно, на Новый Год, она была здесь, мы расписались, мы были счастливы! Я же видел её глаза, её лицо, слышал её голос... Она любила меня тогда! И вдруг... вот такое... мне надо срочно ехать к ней, иначе я её потеряю!  - Повторяет Робка.  Майор молчит, думает, потом спрашивает:
  - Покажи мне это письмо, оно при тебе?
  - Да, - говорит Робка. Расстёгивает левый карман гимнастёрки, достаёт письмо, протягивает его майору.
  - Я могу его прочесть? Ты разрешаешь? - Спрашивает замполит.
  - Да, конечно, - не колеблясь, отвечает Робка. Замполит вытаскивает письмо из конверта, читает его, потом - ещё раз, думает.
  - Да, похоже на то, - говорит майор. - Да, Роберт, кто-то пытается отбить её от тебя! Ты прав.
  - Товарищ майор, я не могу собраться с духом и напрямую обратиться к командиру... помогите мне, пожалуйста!
  - Пойдём, - говорит майор, - будем просить вдвоём.

    Они идут в штаб. Замполит пару раз стучит в дверь кабинета командира, услышав: "Да,да!", открывает дверь, они входят.
  - Командир, - говорит замполит, сержант Гринцевич обратился ко мне с личным вопросом. За помощью.

    И он вкратце обрисовывает ситуацию, уже известную читателю...
  - Садись, сержант, - говорит комбат, увидев, что Робка всё ещё стоит.
  - Дай мне письмо, - говорит он замполиту. - Я тоже могу его прочитать? - Обращается он к Робке.
  - Конечно, товарищ майор! - Отвечает он.

    Иноземцев медленно читает письмо, зачем-то разглаживает его ладонями, потом в упор смотрит в Робкины глаза:
  - А скажи-ка мне, сержант... Гринцевич... А ты, случаем, не организовал это письмо? А? - И прикрикивает: - Смотреть в глаза! - Робка молча смотрит в чёрные глаза командира, чувствуя, как от обиды глаза влажнеют.
  - Я могу её потерять! Понимаете? Её уведут от меня! Я не вру! - Почти кричит он комбату в лицо. - Товарищ майор! Вы же видели её! Вы организовали нашу свадьбу! Такое счастье подарили нам! Помогите мне!

    Командир молча смотрит в Робкины глаза, потом говорит:
  - Собирайся! Завтра- на поезд! Попытайся её вернуть! Скажи ей мои слова: "Я желал вам, Людмила и Роберт, счастья большого, на долгую жизнь, неужели это счастье оказалось таким коротким?" Скажешь?
  - Обязательно! - Отвечает Робка. - Спасибо вам, товарищи майоры! Я так вам обоим благодарен!
   
    Я не буду долго описывать дорогу в Тагино, скажу только, что в Москве Робке пришлось долго ждать поезд до Глазуновки, искать попутный товарняк Робка не догадался...
   
    Наконец поезд, кланявшийся каждому столбу, остановился рано утром в Глазуновке. Робка соскочил с него и бросился бегом искать попутку. Невдалеке от железнодорожного вокзала стояли несколько машин, грузовых и легковых.
    Оказалось, что бортовая машина ГАЗ-51 идёт до Тагино. Несколько человек, как и Робка, приехали на поезде, машину прислали для них.
  - Давай, сержант, прыгай в кузов, места всем хватит, и соломы тоже! - Сказал пожилой водитель. В кабину к водителю села пожилая женщина, остальные забрались в кузов. Робка помог им загрузить их поклажу.
   
    По дороге Робка расспросил попутчиков, где проживает Людмила Ильинична, молодая учительница из Латвии. Оказалось, что её хорошо знают и сильно хвалят. Она много души вкладывает в свою работу, до вечера в школе, домой уходит не раньше 7-8 часов вечера, сейчас руководит работой пионерского лагеря. Попутчики с интересом рассматривали сержанта: "Так вот он какой, её солдат!" - Читалось по их лицам.
   
    Машина остановилась напротив дома, где она проживала.
  - Счастливо тебе, сержант! - Пожелали попутчики. Водитель, когда Робка протянул ему трёшку, сказал:
  - Ты что, сержант! Самому трояк сгодится! Не так их у тебя много. Я тоже в Армии служил! Счастливо тебе! Стучи! Они ещё спят!
   -Спасибо! - Крепко пожал ему руку Робка.
 
    Постучал в двери почтенного возраста дома и, на всякий случай, в окошко. Вскоре дверь отворилась, выглянула заспанная женщина.
  - Здравствуйте! - Улыбнулся Робка, - Простите, что так рано беспокою вас. Я к Людмиле Сорочкиной приехал. Женщина с большим любопытством оглядела Робку с ног до головы, улыбнулась и сказала:
  - Заходи, Роберт! Вот радость-то Людочке привалила! Вот в эту дверь заходи, солдатик! - Робка тихонько открыл слегка заскрипевшую дверь, и так же тихонько закрыл её за собой.
 
    Людмилка крепко и сладко спала, лицом к столу, подложив под щеку ладошку, тихо посапывала, подогнув к животу ноги, чуть приоткрыв свои изумительные губки, волосы веером рассыпались по подушке.  Робка замер, разглядывая жадно свою любовь и любуясь ею.
  - Какая ты у меня красавица!- прошептал он и расстегнул парадный мундир, под ним была тельняшка, присел на корточки перед её лицом.

    Она продолжала спать, спустя несколько минут, всё же, почувствовала беспокойство, пошевелилась, повернулась на спину, открыла глаза, несколько секунд молча смотрела на него, может, думала, что это во сне, потом глаза её заблестели, губы открылись в улыбке, она протянула к нему руки.
 
     Робка взял в ладони её голову и начал жадно покрывать поцелуями всё её лицо, потом надолго припал губами к её губам, чувствуя, как она опять пахнет парным молоком...
   - Здравствуй, любовь моя! - Прошептал он. - Здравствуй, белочка моя пушистенькая!
   - Здравствуй, мой Робка! - Ответила она, нежно улыбаясь, разглядывая его лицо, внезапно она стала серьёзной и спросила:
   - А как ты сюда попал?
   - Приехал, вот... соскучился! - Ответил он, тоже серьёзнея.
   - Что, дезертировал?
   - Ну что ты! Комбат отпустил! Я ему сказал, что соскучился очень по тебе, он и отпустил, сказал: -"Поезжай, повидайся с нею!"
   - А если серьёзно?- Спросила она.- Что случилось?
   - А если серьёзно, Людмилка, то я у тебя хочу спросить, что случилось? Потому и приехал, что почувствовал, как теряю тебя, как кто-то, мне неведомый, уводит тебя от меня!
   - Что ты выдумываешь! - Возмутилась она, но... глаза опустила. "Смотреть в глаза!" - очень захотелось ему крикнуть, как тогда командир на него. Но он не сделал этого.
   - Людмилка, - сказал он, - я хочу, чтобы ты сама мне всё рассказала, как оно есть, так и рассказала, а дальше мы подумаем, что нам делать.
   - Я не знаю, что тебе рассказывать... никто меня не уводит... Ну, есть ребята, влюблённые в меня... старшеклассники выглядят, как мои ровесники, им 17-18 лет, а мне - 20, но никто мне их не даёт... Говорят, что я выгляжу, как школьница.  Ну, так что ж, в меня все эти годы влюблялись... И Болховские парни, и в училище...

     Она задумалась, потом неуверенно сказала:
   - Наверно, весна, и начало лета виноваты... Красота здесь какая! Сады какие! Все - в цвету! Соловьи как поют! Сердце заходится... Наверно, я устала от разлуки с тобой, любви захотелось, свиданий при Луне!  Ведь, пять лет уже, Робка! Сколько можно? - Вырвалось у неё с болью.
   - Людмилка! - Тоже вырвалось с болью у Робки. - Только пол-года назад у нас свадьба была! И КАКАЯ свадьба! Разве у многих такие свадьбы бывают? Комбат просил передать тебе его слова: "Я желал вам, Людмила и Роберт, счастья большого, на долгую жизнь, неужели это счастье оказалось таким коротким?" Мне служить ещё пол-года, всего пол-года!
     Можно же подождать!? Не столько ждали! Потом мы будем вместе! И всё у нас будет! И свидания при Луне, и поцелуи, и близость наша... и дети наши!

     Может, я ошибку сделал, что не добился нашей близости? Может, тогда всё иначе было бы? А так ты не поняла, что замуж вышла? Что я- твой муж, а?

     Она молча смотрела на него и было что-то виноватое в глазах её... 
   - Ты что-то скрываешь от меня, Людмилка, я чувствую сердцем, - Робка приложил руку к груди. 
   - Хорошо, - неуверенно заговорила она, - я всё тебе расскажу. - И рассказала про тот приход к ней девочки-соседки Вовки Беляева. Про разговор с Вовкой. Робка молча слушал её, потом недоумённо сказал:
   - Так вот кто...  этот разлучник! А я то думал, что это взрослый парень, после Армии... или института... А здесь, оказывается, мальчишка совсем! От меня мою жену пытается увести... Людмилка, я через пол-года уже буду дома... А у него Армия ещё впереди... Что, теперь его будешь ждать?
   - Да не собираюсь я его ждать! - С досадой сказала она. - Пожалуйста, Робка, давай прекратим этот разговор! Он меня раздражает! Понимаешь? Других тайн у меня нет! Это - правда! И не накручивай себя! Я не собираюсь тебя бросать! Я обещала тебе перед Армией, что стану твоей женой? Обещала! И стала! Так ведь?
   - По свидетельству о браке - да! Фактически - нет! - Упрямо ответил Робка.
   - Так ты сам мне это обещал! А теперь попрекаешь этим? - Глаза у неё стали колючими.
   - Нет, не попрекаю, просто констатирую факт!- Заявил Робка. - Может, от этого мы с тобой влипли в эту историю,а?
   - А ты тут причём? - Удивилась Людмила.
   - Как, причём? У меня уводят жену, а я ни при чём? - В свою очередь, удивился Робка.
   - Да кто от тебя жену уводит-то?- Возвысила голос Людмила.
   - Тише, не надо посвящать хозяйку в наш разговор! - Попросил он. - Вовка Беляев, выпускник Тагинской школы... уводит от меня жену! - Устало сказал он. - Просто, ты, Людмилка, этого ещё не поняла... Когда поймёшь, уже поздно будет!
 
   - Всё! Больше не могу! Остановись! - Попросила она.
   - Хорошо, - сказал он.- А то дров наломаем! - Они некоторое время смотрели в глаза один другому, потом вместе опустили головы...

     В комнате повисло молчание.
   - Как ты эту ночь провёл? - Спросила она. - Поспал в поезде?
   - Практически, нет, я больше двух часов стоял, мест не было, а когда удалось сесть, уснуть не мог... Всё о тебе думал...
   - Тогда сделаем так: я подготовлюсь к работе, мы позавтракаем, - сказала она, - потом я пойду на работу, попытаюсь договориться, чтобы уйти пораньше перед обедом, а ты ляжешь в мою кровать и поспишь, хорошо?
   - Хорошо, - покорно согласился Робка. Так и сделали. Она ушла в школу, а Робка разделся и нырнул под одеяло.

     Всё в постели напоминало о ней: вмятина на подушке от её головы, ароматом волос пахла она, одеяло и простынь, тонко, еле уловимо, пахли её юным, прекрасным телом, которое только что покинуло постель...

     Это было восхитительно! Робка замер, вдыхая эти ароматы, блаженно вытянулся, вспоминая, как она лежала в этой кровати, свернувшись калачиком, тихонько посапывала, приоткрыв губки...
     Робка почувствовал острое желание обладать этим телом, ненасытно ласкать его, целовать её губы, пока ей больно не станет... Он лежал неподвижно, усмиряя себя, заставляя думать о постороннем чём-то... Он стал вспоминать, как в Москве записался на экскурсию в Кремль, как впервые в жизни увидел Красную Площадь, Мавзолей Ленина, Царь-Пушку, Царь-Колокол, Собор Василия Блаженного, как долго смотрел на реставратора, стоящего на лестнице и меняющего кирпич в стене башни Кремля.
 
     Эта экскурсия помогла скрасить ожидание посадки на поезд до Глазуновки. А потом он незаметно уснул и проспал до прихода Людмилки. Ей удалось отпроситься пораньше. Она тихонько прошмыгнула в комнату, быстро разделась и юркнула к нему под одеяло, прижалась всем телом к нему, несколько раз поцеловала его закрытые глаза, потом губы...
     Робка замер, боясь открыть глаза, боясь, что вот, он откроет их... и всё исчезнет... как сон, как мираж... А потом уже он целовал её глаза, её щёчки, её задорный носик... Осторожно начал ласкать её тело... Она замерла, позволяя ему делать это... Но, когда он попытался перейти к более смелым ласкам, предостерегающе сказала:
   - Робка, пожалуйста, не надо...

     Они ещё некоторое время полежали, прижимаясь телами, потом она вздохнула и сказала:
   - К сожалению, надо вставать, не хочется, а надо! - Она встала первая, не спеша одела платье, причесалась перед зеркалом. Робка ещё полежал, любуясь этими её действиями, потом вскочил, по-армейски стремительно оделся, помылся под рукомойником на улице.
   
     Они пообедали с хозяйкой, поблагодарили, похвалили её готовку. Когда Робка сказал:
   - Боже мой! Как вкусно! Особенно, после солдатской столовой! - Хозяйка зарделась, польщённая этими его словами.

     Пошли побродить по деревне.
     Людмилка показала ему школу, места вокруг неё, по пути они здоровались со всеми встречавшимися, школьниками и взрослыми, все с очень большим интересом разглядывали сержанта, приехавшего в гости к их учительнице, их Людмиле Ильиничне.
    
     Она ушла на работу. Робка напросился помочь хозяйке. Натаскал ей воды из колодца во все ёмкости, какие у неё были, натаскал ей дров на кухню, заполнив полностью нишу у плиты. Пару часов колол чурки, сложенные в сарае для дров, но не поколотые.
   
     Вскоре вернулась со школы Людмилка, увидела его, вспотевшего от колки дров, сообщила, что на ужин придут две её подружки-учительницы, которым она, под страшным секретом, доверилась о своём замужестве, и которым, естественно, ну очень, захотелось с ним познакомиться!
   
     Людмилка из ковшика поливала ему воду, черпая её из ведра, нагревшегося на солнце, пока он мылся, намылила ему ладошкой  спину и хорошенько смыла её, и это было очень приятно Робке.
 
     К ужину пришли наряженные, пахнувшие духами, девушки-учительницы, в общем-то, хорошие, приятные девчонки, не зря же Людмилка с ними дружила! Они принесли очень вкусный вишнёвый ликёр, пряники, совсем недавно привезённые в магазин и шоколадные конфеты в кулёчке.
     Людмилка выставила на стол немудрёную закуску, предложенную хозяйкой, и в целом, получились хорошие, весёлые посиделки. После ликёра ещё пили чай с конфетами и очень вкусными орловскими пряниками, очень свежими. Вечер был  тёплый, тихий, солнце скатывалось к закату, золотистое зарево от него обещало и на завтра хорошую погоду...
 
     Долго гуляли с девчонками по Тагино, навстречу попадались гуляющие парочки, или группы парней и девчонок, и с ними со всеми здоровались, и опять Робка ощущал повышенное внимание к своей персоне.
     Когда уже наступили сумерки, подружки распрощались с нашими героями, пожелали:
   - Доброй ночки вам! - Лукаво поглядели на них, подмигнули Людмилке, одна из них сказала:
   - Надо же вам и вдвоём-то, побыть! - Вторая хохотнула, сжала со значением локоть Людмилке, и они ушли.
 
     А потом наступила их первая Тагинская ночь. Они лежали, прильнув друг к другу, Людмилка позволяла себя ласкать, но... ощущалась некая напряжённость, сама она не выказывала желания ласкать мужа... Да, этот мальчишка незримо, неощутимо, но разделял их...
     Там, в батальонной гостинице, на их Новый Год, Людмилка была другой, она любила его, его одного! Робка ни единого слова не сказал ей об этих своих ощущениях... Он пытался спасти их союз, вернуть её. Он осторожно ласкал её тело, целовал её, шептал ей ласковые слова любви... Она принимала всё это... Что ж, хоть так, ещё не последний день!
 
     Потом она сказала:
   - Я устала, Робка, давай попытаемся уснуть... Спокойной ночи!
   - Спокойной ночи, Людмилка! - Ответил он...
    
     Утро было примерно таким же. Они лежали в обнимку, ощущая друг друга. И, всё-равно, Робка ощущал его присутствие. Они оделись, позавтракали, поблагодарили хозяйку, Людмила ушла на работу.

     Робка опять принёс несколько вёдер воды, поколол дрова, правда, уже с ленцой, стараясь не потеть. Наступил обед. Людмилка пришла. Пообедали, вернулись в её комнату.
     Людмилка, стараясь не смотреть в Робкины глаза, явно смущаясь, спросила:
   - Скажи, ты не прогуляешься со мной в совхозный сад?
   - Когда? - Спросил он.
   - А прямо сейчас?
   - Тебе же на работу надо.
   - Меня... Беляев в сад пригласил... Ему надо мне что-то важное сказать...
   - И ты... СОГЛАСИЛАСЬ? - В упор глянул Робка в её глаза.
   - Да, - очень тихо ответила она, румянец окрасил её щёки. - Ты со мной не сходишь?
   - С какой стати? - Спросил Робка.  - Он же ТЕБЯ пригласил! Он ТЕБЕ что-то важное хочет сказать! А я - третий, который лишний! Чего я пойду!?
   - И ты меня одну отпускаешь?
   - Конечно, ты же ему пообещала, что придёшь, надо идти!
   - А ты тут будешь один? - Спросила она, коротко глянула Робке в глаза и тут же отвела взгляд.
   - Ничего, я подожду, - ответил он, стараясь поймать её глаза.  "Пойдёт, или не пойдёт?" - Очень больно билась об черепную коробку мысль, тоскливая до ужаса...
   - Тогда, я пошла? - Румянец окрашивал её шёки.
   - Конечно, Людмилка, Беляев ждёт. - Как можно более беззаботно ответил Робка.  И... она - ушла! Ушла к этому пацану! У которого материнское молоко ещё на губах не обсохло!  Робка почувствовал, как невыносимо больно, будто стальным обручом, стянуло голову, ноги подкосились, но он успел упасть на стул...
 
     В глазах потемнело, по телу, буквально струйками, потёк холодный пот, по лицу, груди, спине... Спустя некоторое время стало легче... Робке были знакомы эти ощущения. Уже пару раз он так терял сознание.
     Первый раз - в Дагдской школе, во время концерта художественной самодеятельности, они пришли втроём: Робка, Алька Пудниек, Сашка Лукапёров. Зал был полон, все места заняты. Они стояли сзади, смотрели концерт, хлопали.
   
     Вдруг Робка почувствовал дурноту, свет на сцене начал стремительно уменьшаться, превратился в точку... исчез.
 
     Пришёл Робка в себя уже в коридоре, куда его вытащили друзья, когда он рухнул к их ногам... И тогда он впервые почувствовал этот холодный, струйками, пот...
     Второй раз это было в Армии, в Щукозере, когда они с Вовкой Падрейкой готовили новобранцев к солдатской жизни. Тогда их взвод стоял по команде "Смирно", новобранцы, по одному, читали текст Воинской Присяги, и опять Робке стало дурно, ноги начали подкашиваться, по телу потёк холодный пот... Он сопротивлялся изо всех сил, стыдно же! Парни, стоявшие по бокам от него, сжали его плечи своими.Кое-как он додержался до команды "Вольно".
   
     Как медленно тянулись минуты ожидания! Казалось, время вообще остановилось... И всё же, она пришла, тихая, молчаливая, с румянцем на щеках...
   - Всё хорошо? - Спросил он. - Вы встретились?
   -Да, - тихо ответила она.
   -Вот и славно! - Сказал он, стараясь, чтобы слова прозвучали беззаботно.
   -Ты не хочешь узнать, о чём мы говорили?
  - Нет, - ответил он, - это был ваш разговор, расспрашивать его содержание, так же некрасиво, как читать чужие письма.
  - Мне надо идти на работу, сказала она.
  - Я тебя провожу, - предложил он.

    Они вместе дошли до школы, он постоял, посмотрел, как она уходит, гибкая талия чуть покачивается, стройные красивые ноги очень волнительно передвигаются в пространстве...

    Побродил по Тагино. Мысли теснились в голове. Это были тяжёлые, болезненные мысли. Ощутимо ныло сердце, он несколько раз невольно рукой помассировал его. Несомненно одно: новая любовь прокралась в её душу и сердце, эта любовь отдаляет её от него. "А ведь, Робка, это тебе кара за те её ночи, когда она лежала на своей кровати в Дагде и плакала, уткнувшись лицом в подушку; кара за то, что ты тогда старался сделать ей больно, приглашая других девчонок на танцах, или гулял с ними по Дагде... За всё надо платить, братан!"
 
    Людмилка вернулась с работы, они поужинали, потом пошли погулять.
  - Я хочу показать тебе наш лес, - сказала она. - Я иногда прихожу сюда, когда мне плохо, когда настроение совсем упало. А лес меня успокаивает. В нём столько силы, столько спокойствия, надёжности. В лесу тихо, даже когда дует сильный ветер. И от дождя в лесу спрячешься, станешь под густую крону и смотришь, как струйки стекают по веткам.
  - Я тоже очень люблю лес, - сказал Робка, - в Дагде, пацаном, всегда под Новый Год ходил в лес за ёлкой, мог часами выбирать самую лучшую. Очень люблю грибы собирать, орехи. Да, этот ваш тагинский лес очень похож на наши, латгальские леса. Здесь хорошо! А грибы есть?
  - Собирают, - ответила она.
 
    А погода тем временем начала портиться, пасмурнело, стали наползать тучи.
  - Надо идти домой, сказала она, - а то под дождь попадём, а здесь земля чернозёмная, липнет на обувь хуже нашей глины латвийской. И они пошли домой.
  - Людмилка, как мне быстрее добраться до Орла? - Спросил он.
  - Ты уже хочешь уехать? - Удивилась она.
  - Да, я хочу на сутки заехать в Дагду, увидеть своих родных, и твоих тоже. Для этого, уже завтра, мне нужно уезжать.

    Она раздумывала несколько секунд, потом ответила:
  - Самый быстрый способ попасть в Орёл - на кукурузнике (небольшом самолёте), недалеко от Тагино есть аэродром, самолёты летом летают каждый день, если погода позволяет, только надо с утра купить билет, чтобы наверняка, заодно уточним время вылета. Я пойду с тобой, уже летала отсюда в Орёл. Завтра с утра схожу в школу, отпрошусь и пойдём на аэродром, согласен?
  - Конечно! - Сказал Робка.
   
    Я не буду рассказывать, как прошла приближающаяся ночь, она была такой же, как и предыдущая... Ночью прошёл довольно большой дождь, к утру он стих, небо прояснилось, защебетали птицы... Наши юные герои позавтракали, поблагодарили хозяйку и пошли на аэродром.
   
    Самая близкая дорога была вброд, через реку. Подошли к ней. От ночного дождя речка вздулась, почернела её вода от местных чернозёмов.
  - А моста близко нет? - Спросил он.
  - Отсюда далеко, надо было сразу к нему идти, - ответила она. - Это я виновата, могла догадаться, что не стоит после дождя через реку переходить. Ну, что же делать, давай разденемся, одежду в руках перенесём. 

    Они разделись, Людмилка осталась в купальнике, Робка - в плавках, одежду и обувь аккуратно сложили, Робка взял её в руки и они вошли в воду. Вода - неприятно грязная, течение довольно сильное, в середине реки - почти по шею, тихонько перешли, зашли в кусты, Людмилка отошла подальше, чтобы Робка не смог подглядывать за нею, сказала:
  - Не смотри!
  - Не буду! - Буркнул он, стянул плавки, выжал их, натянул на тело, быстро оделся, обулся, подождал, пока она выйдет из кустов, и они пошли к аэродрому.

    Там купили билет до Орла, уточнили время вылета.
  - Обратно пойдём через мост, - сказал Робка, - не хочу больше в такой грязюке чербухаться! Засечём время, сколько займёт дорога. Шли в среднем темпе, перешли деревянный мост, дошли до  её дома, прошли в её комнату, сели на её кровать. Робка обнял её за плечи, она положила голову ему на плечо. Говорили мало.
 
    Комната до краёв наполнилась печалью...
  - Людмилка, выслушай меня, хорошо? - Тихо и скорбно заговорил Робка. - Ты, пожалуйста, не думай, что я держу зло на тебя, или сильную обиду... Любовь нельзя взять силой, силой можно заставить только ненавидеть... Я считаю, что сделал всё, чтобы вернуть твою любовь... Если новая любовь в твоём сердце окажется сильнее... Что ж, значит - такая моя судьба!
  - Подожди, - начала Людмила.
  - Нет, пожалуйста, выслушай меня! - Перебил её Робка. - А то я слова растеряю... Я понял, что это - кара моя за ту мою юношескую глупость и непонимание самого себя. За ту боль, что я причинил тебе тогда, в Дагде, за те твои слёзы...
    У тебя есть пол-года, чтобы разобраться в себе, в своих чувствах, понять, чего ты хочешь, с кем ты хочешь быть... Если, когда я вернусь домой, ты скажешь, прости, мол, Робка, но я люблю другого... Я тебя пойму. И не буду держать зла на тебя. Договорились?  Не говори сейчас ничего, не пытайся оправдываться, я, в общем-то, понимаю, что у тебя творится в душе... Мы, люди, существа слабые, переменчивые, склонные к изменам... В общем, не святые... Давай, просто посидим, побудем вместе в это наше время, помолчим, да?
 
    И они сидели рядышком, в обнимку, её рука на его талии, его рука - на её плече, свою прелестную головку она опустила на его плечо... А потом хозяйка позвала их отобедать. Они покушали, поблагодарили её, вернулись в комнату, ещё посидели.

    Подошло время идти на аэродром.  Они подошли к хозяйке, Робка сказал:
  - Спасибо вам большое, мамулечка, за всё, за вашу вкусную еду, за приют, за то, что вы предоставили Людмилке её комнату для проживания! Дай вам Бог здоровья! До свидания! - Он чмокнул её в щеку, хозяйка зарделась и сказала:
  - И тебя храни Господь, сынок! - И перекрестила Робку на дорожку.
   
    Они прошли порядочный кусок, Робка остановился и сказал:
  - Не провожай дальше, тебе ещё пол-дня работать.
  - Робка, не будем целоваться, - сказала Людмила, смущаясь, - не хочу на людях.
  - Не будем, - согласился Робка и протянул ей руку на прощание, она протянула ему свои тоненькие пальчики, он бережно пожал их, задержал в своей ладони несколько секунд и отпустил.
  - До свидания, Людмилка! - И повернулся, и пошёл вперёд, она посмотрела какое-то время ему вслед, он обернулся, помахал рукой.
 
    И оба пошли, каждый в свою сторону, Людмила к школе, Робка - на аэродром. Печаль до краёв заполнила его душу, он не знал, как дальше сложатся их судьбы, что с ними будет.  Но, надо было жить, прилететь в Орёл, завтра сесть на поезд, встретиться в Дагде с дорогими ему людьми.  А дальше.  Будет то,  что будет. Как Бог пошлёт.
 
    Он дошёл до аэродрома. Кукурузник уже стоял на взлётной полосе. До отлёта оставалось 15 минут. Светило солнышко, заливался в небе жаворонок, кучкой стояли пассажиры, готовившиеся к полёту.
   
    Вдалеке, на дороге, показалась девушка, ехавшая на велосипеде... Робкино сердце вдруг зачастило, забилось сильно и больно... Девушка приближалась и, вдруг, Робка понял, что это его Людмилка едет на велосипеде...
    Она подъехала, предельно уставшая, потная, щёки полыхали жаром.

    Она отпустила руль, велосипед упал на землю, она перешагнула через него, непослушными ногами подошла к нему, почти упала ему на грудь и... заплакала, судорожно обнимая его, запАленно дыша.
    Робка тоже обнял её, прижал к себе, шепча:
  - Ну, Людмилка, не надо... прошу тебя... перестань... пожалуйста! - Она подняла на него глаза, слёзы всё ещё катились по щекам, мешаясь с пОтом, она вся дрожала.
  - Робка! Мой Робка! Прости меня! За всё прости! Я, по дороге к школе, вдруг поняла: "Боже мой! Что я делаю? Это же - мой Робка! Он навсегда, навсегда, уходит от меня!  А я, я умру без него! Я люблю его! Только его! А всё остальное - это просто ДУРЬ! БЛАЖЬ! ГЛУПОСТИ!" И я схватила первый попавшийся велосипед около школы и помчалась к тебе, слышишь? Робка... Мой Робка... Я люблю тебя! Прости меня! Прости! - Она судорожно обнимала его, всхлипывала, он целовал её мокрые от слёз глаза, гладил по плечам, по спине, шептал:
  - Не плачь, Любовь моя! Мы же вместе... Мы - любим!  Всё будет хорошо!  Не плачь!
  - Робка, я отработаю до конца лагеря и буду увольняться, поеду домой, буду ждать тебя в Дагде, ты - верь мне!  Я - твоя! Я - люблю тебя!  Может, останешься? Может, завтра улетишь, а? - Она умоляюще смотрела в его глаза, всё ещё всхлипывая, усмиряя дыхание...

    Сердце Робкино разрывалось, так хотелось остаться, ещё денёк побыть с нею. Он молчал, смотрел на неё, потом сказал:
  - Нет, Любимая, так будет только больнее, всё-равно, придётся улетать!  Я теперь знаю, ты - моя! Мы - будем вместе! Всё будет хорошо! Наша любовь, всё же, победила!
    Возвращайся домой... Только едь... тихонько-тихонько... У тебя сердечко слабое... Мы будем вместе! Я тебя люблю! 

    А пассажиры уже шли к самолёту.
  - Иди, Робка, поцелуй за меня тётю Марусю и Женьку, да? Счастливой тебе дороги! -  Её глаза светились любовью, она пылко поцеловала Робку, не стесняясь пассажиров, она вообще никого не видела, только его, её Робку!
   
    Самолёт разогнался по взлётной полосе, оторвался от земли, стал набирать высоту. Робка смотрел на стоявшую рядом с валяющимся велосипедом свою Любовь, видел, как она машет рукой вслед улетающему самолёту.
   
    Он переночевал у  тёти Маруси, утром попрощался с ними, сел на поезд "Орёл - Рига" и через сутки уже был дома. Радости, конечно, было много. Робка никому и ничего не поведал о своих переживаниях.     Просто рассказал, что получил короткий отпуск, съездил в гости к своей жене, рассказал о своих впечатлениях от Москвы, от Тагино, рассказал об их с Людмилкой свадьбе, много чего рассказал, но о том, что чуть не потерял её - ни слова!
 
    Они с сестричками погуляли по Дагде, сходили искупаться на Дагдское озеро, сходили в кино, посидели в обнимку с мамой на последнем, 13-м ряде. Вечером он сходил в гости к Сорочкиным, назвал Тамару Николаевну мамой, Илью Сергеевича папой, Сашу братиком, это тоже был очень приятный во всех смыслах вечер, в кругу второй Робкиной семьи.

    Они сердечно распрощались с ним, мама расцеловала его в обе щёки, всплакнула, пожелала счастливо добраться до места службы. С папой они крепко, по мужски, обнялись, похлопали один другого по спине, пожали руки, с Сашей прощание было похожим... Примерно таким же было прощание и с его родными.
 
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/03/07/1698