Улица моя..

Мой папа был преданным членом КПСС, хотя эта партия далеко не всегда гладила его по голове, но, будучи истинным ее сыном, он обид не держал и послушно выполнял все ее распоряжения.. Эта партия странно проявляла свою любовь к детям: нерадивых жалела, а тех, кто стал ее опорой, пинала и перепинывала, направляя в черти какие неизведанные края для подъема того, что чаще всего было почти неподъемным.
Наконец, когда я, уже сменив 4 школы, перешла в 6-й класс, отец получил солидную должность, дающую надежду на оседлый образ жизни. Мы начали обживаться и осматриваться. Новизна меня всегда радовала, но в этот раз все оказалось сложнее: на нашей улице не было ни одной девочки старше трех лет. Сестра с одноклассницей ушла на соседнюю улицу, сплошь заселенную немцами, я смотрела в окно на мальчишеские забавы, задыхаясь от желания выйти к ним и душа это желание своей девичьей стеснительностью. Я не умела знакомиться с мальчиками, они были для меня совершенно непонятными созданиями,их увлечения казались мне глупостями. А я все еще шила своим куклам шикарные платья и водила их на балы.. С чем я выйду к этим магически влекущим к себе дурачкам?.
Промучившись так с неделю(а для моей общительности это был убийственный срок) и решив их брать поодиночке, я дождалась момента, когда самый слабый и невзрачный из мальчиков уселся на бревно и начал со скучающим видом что-то вырезать перочинным ножиком из деревяшки. Я подошла...ничего не говоря, стала наблюдать за его творческим процессом.. От неожиданности и смущения он вдруг порезался, брызнувшая из раны кровь взбесила его.
- Чего уставилась?-заорал он.
-Дай забинтую - мне быложаль его, было стыдно и хотелось исправить ситуацию.
Но он, не соображая что делает, начал меня бить, жестоко и исступленно...Я даже не плакала, я остолбенела..и получала все новые и новые тумаки, пока не упала без чувств...
Когда я пришла в себя, на улице никого не было, что меня весьма обрадовало, совсем не хотелось, чтобы кто-то увидел мой позор..Пальтишко, чулочки, сапожки - все было в грязи и крови, уж и непонятно чьей, из носа что-то липко-сладкое стекало на губы, растрепанные волосы, вероятно, придавали красочности образу.. Домой в таком виде было идти страшно и я залезла почему-то на дерево, совершенно не прячущее меня своими еще голыми, с едва разбухшими почками, ветвями...
Как глупая испуганная кошка я просидела не дереве весь день. К моему удивлению меня никто так и не заметил, эти взрослые вообще не поднимают головы! Мальчишки, собравшись, пошептались и разбежались по домам, создавая себе алиби в происшедшем злодеянии...
-Ага! - подумала я -Боитесь!
Осознание мальчишеской трусости перед возмездием произвело на меня особенное впечатление, давшее начало новому, доселе неведомому мне чувству некоей силы...
Вероятно, именно эта зарождающаяся во мне сила и помогла мне вечером спуститься с обледеневшего скользкого дерева и бесстрашно-гордо ступить на порог отчего дома. Во мне появилось какое-то чувство превосходства над родительской опекой, оставшейся в полном неведении о принятии тайного решения - я сама с ними справлюсь.

Мама, конечно же, закатила истерику, но я просто тупо улыбалась, чем совершенно вывела ее из себя. Шланг от стиральной машины долго и безуспешно выбивал из меня хотя бы слезу, коль скоро не удавалось добиться слов, но, в конце концов, был брошен на пол обессиленной рукой мамы, пришедшей в себя и осознавшей тщетность экзекуции. Она села и горько расплакалась от своего родительского бессилия..

Первым я выловила Витьку, того самого малахольного скульптора, явившегося причиной становления моего, уже не девчачьего, мужества.. Била я его хладнокровно, продуманно и жестоко..шлангом от стиралки. Оставив его плачущим на том самом бревне, я пошла караулить следующего, это был Колька Ермаков, красавчик, первенствовавший над друзьями в отсутствии Жентоса.. Он просто офонарел от неожиданности и, закрывая лицо и голову руками, даже не спросил, за что его-то?!
Я терроризировала их дней десять, загоняя для спасения в туалеты и другие недоступные для меня места. Родители наших героев переругались и передрались, обвиняя сынов друг друга в избиении их чад и приведении в негодность одежды, даже не предполагая причиной всех бед маленькую бестию с косичками. Все знал только мой папа,- я видела, что он знает, он почему-то всегда все обо мне знал. Но молчал, лукаво, и будто бы даже одобрительно, улыбаясь..
Война закончилась внезапно, как и началась, но...через кровопролитие, теперь уже породнившее нас. Их было четверо, избивших меня, связанную, до полной потери моего контроля над собой от негодования и бешенства! Негодяи! Вчетвером! Одну! Связали! Я вас поубиваю! - орала я.
Развязать пришлось, нельзя же так оставить, а ну кто увидит.. Маленькая сорвиголова бесновалась, царапаясь, кусаясь, пинаясь, до тех пор, пока не связали снова, сказав:
- Все,братан, мир... Их было четверо, моих мушкетёров.
Теперь, спустя годы длиною в жизнь, слегка постаревшие, местами полысевшие, но сохранившие в сердцах верность нашей дружбе, мы смеемся при встрече, вспоминая мою "прописку" на улице...
Я люблю вас, Коля, Витя, Женя, Славик.


На фото не хватает четвёртого - Вити... ушёл в мир иной..