Про свободное падение

       В Севастополе летом тепло.
       И даже жарко.
       Поэтому при первой же возможности все раздеваются до трусов.
       Трусы бывают импортные, обычные и военные. Военные отличаются от прочих материалом, цветом и покроем. Покрой – это то, что выводит военные трусы в особую категорию. Трусы военного покроя исключительно удобны для всех действий, связанных с их общим и частным предназначением.
       Военно-морские трусы отличаются от просто военных только тем, что в них засунут моряк. Они легко трансформируются в плавки и обратно в трусы; также их можно использовать в качестве ветоши, притом не снимая. Теоретически ещё и как парус, но лично я пока не видел.
       После того, как во время Мандаринового похода мы трижды не сгорели вместе с крейсером «Дзержинский» (бортовой номер 106), нас приткнули на обычное его место возле Угольной. Крейсер собирались ставить в док, а потому полным ходом пошла выгрузка боезапаса.
       Как это происходит? А просто. К левому борту подходит здоровенная самоходная баржа, и на неё сгружаются все снаряды. Снарядов на крейсере – прорва. Это, во-первых, 152-миллиметровые главного калибра (три трёхорудийные башни). Это, во-вторых, стомиллиметровые универсального калибра (шесть двуствольных артустановок). В-третьих, это зенитные пушечки калибра 37 мм, шестнадцать двуствольных автоматов. А есть и в-четвёртых.
       Четвёртое – это зенитный ракетный комплекс «Волхов». Эту сухопутную дуру взгромоздили на крейсер вместо одной из кормовых башен главного калибра. Первый опыт установки зенитных ракет на надводный корабль. Огромная пусковая установка плюс соответствующие стрельбовые антенны-тарелки. «Волхов», говорят, даже стрелял однажды. Ракета улетела в сторону цели, потом передумала и повернула обратно, наводясь на излучение своих же антенн. Не долетев метров сто или двести до кормы крейсера, она плюхнулась в воду. Эксперимент мог закончиться весьма печально, поэтому его больше не проводили, так что ракет на борту не было вообще.
       Кто куда, а наша неразлучная четвёрка попала в нижний погреб второй носовой башни главного калибра. Четвёрка – это мы, курсантики: Вовка Шулин, Серёжка Ковалевский, Андрюша Быченков и я. Нас заинструктировали по самое «не хочу» и засунули в закрома крейсера.
       Погреба расположены под башнями. Снаряды отдельно, картузы отдельно. Картузы – это такие шёлковые цилиндрические мешки с порохом. Во время стрельбы элеватор подаёт в башню очередной снаряд, а другой элеватор – картуз. Снаряд загоняется в ствол, который после очередного выстрела устанавливается на угол заряжания восемь градусов, потом туда запихивается картуз (или даже два, уже не помню). Замок орудия закрывается, и можно палить по супостату. Снаряды бывают разные – фугасные, зажигательные, осколочные и ещё какие-то, и весят примерно по полста пять килограммов. Полметра в длину, а диаметр, как я уже сказал, сто пятьдесят два миллиметра.
       В погребе прохладно. На верхней палубе народ изнывает от жары, а в погребе всегда микроклимат. Если б не постоянная работа, можно было бы даже замёрзнуть. На верхней-то палубе все в одних трусах… то есть я не так хотел сказать, трусы у каждого свои… ну, в общем, вы поняли. А в погребе…
       В трусах там не жарко. Погреб где-то на уровне ватерлинии или даже ниже. Зябко там. Поэтому на нас намотали всякую ветошь на манер древних египтян – обрывки каких-то простыней и прочих тряпок. Снаряды все в смазке, и мы все в смазке. После первого десятка снарядов еле отличали друг друга в призрачном освещении погреба.
       Ну, меры безопасности, конечно. Никаких сигарет и спичек. Да у нас и карманов-то нет, чтобы их туда положить. Мы ж в тряпки разноцветные замотаны. Трусы и тряпки. И специальные заземлённые браслеты для снятия статического напряжения.
       Погреб здоровенный, а место выгрузки одно. Поэтому очередной снаряд берётся руками из полки-штабеля, кладётся на податчик (это такой длинный лоток с роликами) и посредством вращения рукоятки отправляется дальше – либо к элеватору, либо к очередному лотку. Работа выматывающая, но удручало не это. Удручало то, что скоро обед, а помыться – никак. Почему? Да потому что советский крейсер – это не французская яхта.
       Наверх снаряды поднимали не элеватором. Элеватор же – он в башню подаёт. А тут проще, тут люк сверху открыт, и до самой верхней палубы такие люки на одной линии. На палубе балка с блоком, через блок проведён пеньковый конец. На том конце конца (гы-гы), который к нам в погреб спускают, есть специальный захват для снаряда. Спустили тебе это дело, ты хватаешь очередной снаряд, ставишь его вертикально в захват, закрываешь защёлку и даёшь знак: «Вира!» – снаряд улетает наверх, там десяток загорелых молодцов в беретах и военно-морских трусах за этот конец дружно тянут. На палубе снаряд вынут из захвата (и захват сразу нам обратно в погреб), уложат в деревянную укупорку, подкатят к борту и передадут на баржу. Вот такой вот конвейер.
       Короче, не успели мы с Ковальчиком зажим-защёлку закрыть. Поставили снаряд в захват, а зажим не успели защёлкнуть, а эти там наверху уже дёрнули, потянули. И смотрим мы с Серёжкой снизу вверх, и видим: вот оно поднимается, вот уже почти наверху, вот защёлка-зажим открывается – как в замедленном кино, вот снаряд вываливается из захвата и летит обратно к нам. В точном соответствии с законом Ньютона.
       В погреб.
       В котором этих снарядов ещё прорва. Сотни.
       И в соседнем.
       И ещё погреба с картузами рядом.
       И то же самое насчёт первой носовой башни.
       И вообще весь крейсер ещё боезапасом забит – ведь всего полтора часа как работаем.
       Короче, летит к нам снаряд, и я отчётливо понимаю, что даже обосраться не успею. В военно-морские трусы свои. Которые под ветошью.
       И Ковальчик это понимает. Я лицо его помню. В тусклом свете погреба и в отсвете солнышка, которое через люки сверху достаёт. У меня, наверно, такая же рожа была.
       БУМММММ!!!
       Потом нам рассказали, что на верхней палубе все зачем-то упали ничком и головы руками прикрыли. Хы! Если бы долбануло, то вырвало бы всю палубу и швырнуло на мачту, на трубы и на воду. Вместе с лежащими моряками в трусах, прикрывшими ручонками свои головушки. Был бы второй «Новороссийск» и второй «Отважный».
       Секунды, оказываются, могут быть медленными. Стоим и смотрим на этот снаряд. А он лежит себе, и только носик взрывателя от страшного удара погнулся. Полцентрнера ж, с высоты двадцати метров. Можно вспомнить ускорение свободного падения и посчитать. Но не взорвалось. Взрыватель – он хитро устроен. Конечно, всяко могло быть, но взрыватель не сработал, а в тротил, который внутри снаряда, можно хоть из пистолета стрелять, он не взорвётся.
       Однако в целом душевная встрясочка неплохая.
       Тут же прибежали в погреб все в погонах разных рангов, убедились, что мы не в инфарктном состоянии. Ну, пожурили – и нас, и тех, кто чересчур рьяно верёвочку тянул. И поехали дальше выгружать. Оказывается, такое частенько бывает, мы не первые.
       А через два дня и первая корабельная практика кончилась. И увезли нас на две недельки в морскую пехоту, учиться ещё и на суше воевать.
       Кто-то спросит – а зачем там в самом начале про трусы?
       Да так, просто. Влетело в башку подобие мысли да и материализовалось в виде буквочек. Надо ж было как-то рассказик начать.

2012, март

из ненапечатанного сборника «Макароны по-флотски»