Мой друг

Наверное, у каждого человека есть хотя бы один странный друг: например, мертвенно-бледный юноша, одевающийся во все черное, прячущийся в тень, и утверждающий, что он – дитя тьмы. Или шарообразно-круглый и до неприличия оптимистичный системный администратор, с десятилетнего возраста собирающий крышки от пивных бутылок. Странный друг есть и у меня, и зовут его Анатоль.

Мы дружны с детского возраста, когда бегали по летним лужайкам, отлавливали зеленых стрекочущих кузнечиков и заботливо прятали их в спичечные коробки. Пойманный кузнечик целый день болтался в спичечном коробке, который, в свою очередь, болтался в душном и темном кармане детской одежды. Под вечер мы выпускали наших пленников – клали жертву на зеленый листок и уходили. Ни один кузнец не был замучен до смерти – мы с Анатолем были добрыми детьми.  Возможно поэтому шалости того лета сошли нам с рук и Бог Зеленых Кузнечиков не послал нам наказаний за мучения его паствы. На следующее лето мы уже спасали серых полосатых котят, а на следующее – самих себя, которые, подобно кузнечикам в спичечном коробке, томились в душной классной комнате, непривычные к урокам и учителям. 

Воспоминания детства зажили и изгладились, как разбитые коленки, и только маленький шершавый рубчик на локте напоминает о падении с велосипеда. Во взрослом возрасте детские радости и тревоги были аккуратно собраны в большую картонную коробку воспоминаний и перенесены на пыльный чердак памяти, где они и поныне томятся в ожидании любопытного исследователя, каких в наше время днем с огнем не найдешь. Кому нужны старые фантики воспоминаний, когда ты владеешь акциями на право получения от тебя что-либо ценного: дружбы, поддержки, помощи в рекламном продвижении чего-либо для кого-либо – платной или даже  бесплатной – если поднапрячь жадность и фантазию... В общем, проза жизни. Именно в то смутное время я и встретила Анатоля – друга своего детства.

Он был долговязый, с улыбчивым детским лицом, оправленным в большие круглые очки, придававшие ему богемный вид. Глядя в эти широко распахнутые детские глаза, вы думали о полете творческой мысли, ярких иллюстрациях, журналах с коричневыми кругами от кофейных чашек, модных выставках и задушевных ночных разговорах. Анатоль стал творцом, но полет его фантазии неизменно ограничивался рамками творческого задания – брифа. И за полетом пристально наблюдали холеные холодно-красивые менеджеры рекламного агентства, в котором он работал – не дай бог, не туда заведет творца фантазия, и клиент будет хмурить толстые невыщипанные брови, постукивать по столу ногтем, покрытым темно-вишневым лаком «Феодора», складывать толстые губы в трубочку и тянуть: «Нууууу», чтобы потом капризно добавить: «не нравится все, а что именно – не пойму». Вот в таких непростых условиях рос, формировался и закалялся наш Анатолий. Со временем он стал просто замечательным иллюстратором, но вот с личной жизнью, увы, не сложилось – времени не хватало. 

Распорядок дня Анатоля прост – он встает в 7 утра, медитирует, принимает холодный душ, пьет зеленый чай и едет на работу. В 11-00 он уже вальяжно переступает порог рекламного агентства, демонстрируя новые ботинки из рыжей кожи (чудо, как хороши!), улыбаясь всем своей доброй детской улыбкой, приветствуя коллег, встречающихся на пути. Анатоль – сердечный человек, и он здоровался даже с самыми мрачными персонами, которые первое время недоуменно косились в ответ на его «доброго дня, я вас люблю!».  Представлять рабочий день Анатоля нет смысла – представьте, как крутится центрифуга стиральной машинки, а внутри мелькает пестрое, тонкое, разноцветное, и это будет сатиричной метафорой. Заканчивался рабочий день Анатоля всегда по-разному: когда в восемь, когда в девять, а когда и в час ночи – в рекламных агентствах любят работать, даже когда потребители их рекламы сладко спят, прижимаясь носами к пухлым подушкам, ворочаясь и ненароком спихивая с кроватей властных котов.

При таком режиме дня нет времени на какие-то побочные мысли, чтобы в глазах вспыхнула искра желания сделать нечто особенное, в то время как руки сами собой начинают расправлять бумагу, раскладывать остро наточенные карандаши, и сейчас, сейчас в мир выплеснется волна энергии, пришедшая из ниоткуда и уходящая туда же. Если получилось плохо – все претензии к ней. Если получилось хорошо – все комплименты туда же. Ты – всего лишь проводник, и тебе повезло, что у тебя есть специальный радар, настроенный на волну творчества. А может, и не повезло. Может, лучше было бы родиться консервативным и прямолинейным, со склонностью к сложению и вычитанию, чтобы карьера представлялась идеально гладким хайвеем, и чтобы не казалось время от времени, что твой гоночный кар вот-вот превратится в тыкву.

Вечером Анатоля встречает пустая темная квартира, хотя, если вдуматься, то не такая она и пустая – мебель, пледы, книги, все как у людей. Вот только никто не выбегает к порогу, приветственно виляя хвостом / жабрами / усами. Это мог бы быть пушистый британский кот – баловник и красавчик. Или веселый пес – неугомонная и любвеобильная сосиска с длинными ушами. Или даже крыс – мудрый и ласковый. Но все эти животные требовали времени и внимания, и Анатоль не мог взять на себя ответственность за чью-то судьбу –  жестоко заставлять животинку весь день томиться в одиночестве, ожидая пока уставший хозяин вернется, наполнит бокал красным вином, плюхнется в свое любимое кресло, и выдавит: «как я устаааал». Во втором часу ночи это позволительно.

А тут и осень пришла и накрыла город фирменной осенней хандрой, заполнила унынием душу Анатоля. Свинцово-серое небо раскинулось над серым городом, и затопило его холодным дождем, сбивающим с веток пожелтевшие листья. Только серый цвет, только черные изломанные силуэты веток, которые подобно скрюченным рукам, тянутся вверх и умоляют о пощаде (глоточек весны!) Анатоль пил вино и грустил. Из состояния уныния его выводила только муха, которая маленьким бомбардировщиком врезалась в его густые волосы, норовя плюхнуться в чашку с остывшим чаем. «Да отстань ты», - отмахивался от нее Анатоль, и тут же ловил себя на мысли, что обидеть муху может всякий. 

Следующим вечером Анатоль вернулся домой особенно уставшим – агентство проиграло тендер, а это означало, что две недели аврального труда были выброшены на помойку времени. А что может еще так сильно ранить творца, как потраченные впустую усилия? Анатоль открыл дверь квартиры и шагнул в темный коридор. На минуту он замер у порога, вслушиваясь в тишину квартиры и немножко жалея самого себя, после чего щелкнул выключателем и аккуратно положил портфель на тумбочку. Его пальцы уже коснулись влажных от дождя пуговиц пальто, как тут раздалось жужжание, и из комнаты с ревом вылетела вчерашняя муха. Анатоль выпрямился от удивления, а муха врезалась в его волосы и тут же там запуталась, кокетливо намекая «ах, погибнуть мне в этих сетях, помогите». После этого муха взвилась под потолок, дважды облетела вокруг головы Анатоля, и села ему на плечо. Все это выглядело, как будто она его встречала и радовалась возвращению домой. Ошарашенный Анатоль (человек тонкой душевной организации) тут же прошел на кухню и сделал два бутерброда, большой – для себя, крохотный – для мухи. Они сидели почти рядом – Анатоль на высоком стуле с холодными металлическими ножками, муха – на барной стойке цвета топленого молока, и ужинали. Вместе… 

Возможно, если бы в тот момент Анатоль прихлопнул муху, вся его жизнь пошла бы по другому сценарию. И это было бы незаметно на первый взгляд – как будто в чужой и далекой стране умерла одна маленькая золотая рыбка, исполняющая желания, которую твой приятель собирался привезти тебе в подарок. Поэтому в тот вечер твой приятель купил не золотую рыбку, а паука-птицееда, который недобро посмотрел на таможенника в аэропорту, и по этой причине был оставлен в чужой и далекой для нас стране (родной и близкой для паука). В общем, даже такая мелочь, как муха, способна изменить многое.

Анатоль подружился с мухой, и она его встречала каждый вечер после работы. Они вместе ужинали, и мушиное жужжание наполняло дом весельем. Невозможно чувствовать себя одиноким, когда в доме живет муха – этот сгусток назойливости, оптимизма и веры, что все крошки мира принадлежат только тебе. Муха повлияла и на творчество Анатоля – его иллюстрации наполнились легкими воздушными линиями, дающими ощущение объема, радости (и инноваций – по версии Марии Степановны). Дружба человека и мухи росла, крепла, и могла бы длиться годами, если бы ни один момент – на дворе была поздняя осень.

Однажды Анатоля никто не встретил радостным жужжанием. Мухи не было в коридоре, не нашлось ее на кухне, и даже в кружке с остатками кофе. Виновница тишины лежала на молочно-белой столешнице, задрав лапки вверх. Черное на белом. Анатоль осторожно взял муху двумя пальцами и выбросил ее в форточку – в шумящий дождем черный ноябрьский вечер. Я не буду говорить о светлой печали, наполнившей душу Анатоля, и даже не буду воздействовать на ваши романтические рецепторы, нарисовав картину стекающих по стеклу капель дождя и зеленоватых фонарей, тускло освещающих темноту. Я просто продолжу повествование – ведь жизнь тоже не стоит на месте, дожидаясь, пока мы почувствуем себя готовыми получить бриллиант и ведро жаб из ее щедрых рук.

Она оказалась маленькой и шумной, и сердце Анатоля дрогнуло, увидев, как энергично она влетела в офис рекламного агентства, бросив на лету: «Я на собеседование, на должность помощника иллюстратора». Она двигалась столь стремительно, что полы ее бежевого плаща раздувались от ветра, а мягкие пряди светлых волос выбивались из прически. «Добрый день, я тебя люблю!», - поприветствовала она Анатоля, пролетая мимо него и держа курс на кабинет креативного директора. Она была сгустком назойливости, оптимизма и веры, что все крошки успеха принадлежат только ей.