Карл Шольц и Лени Рифеншталь

Это небольшой отрывок из романа "Меморандум Нойнера"

-------------------------------------------


«А сейчас» - снова совершенно неожиданно улыбнулся адмирал, «я передаю Вас в руки одной прекрасной дамы. Вам не помешает набраться положительных эмоций перед…»

Он не закончил. Всё и так было понятно.

«Лени…» - Шольц почувствовал, как по всему его усталому телу растекается приятное, ни с чем не сравнимое тепло. «Лени, дорогая, милая, любимая Лени, как же хорошо, что ты приехала… Как почувствовала… »

Даже одна мысль об этой женщине мгновенно отправляла Шольца в какую-то совершенно иную, тёплую, светлую и добрую реальность. В иное измерение. Где не было ни абвера, ни нацистов, ни большевиков; ни войны, ни крови, ни грязи, ни боли, ни страданий, ни смерти… А были только любовь, нежность, добро, свет, тепло… В общем, счастье. Как говорили в России, «на всю катушку»…

Буквально «на автопилоте» Шольц попрощался с адмиралом… потом словно какая-то сила как на крыльях вынесла его из кабинета Канариса… В себя он пришёл – и то относительно – только на самом нижнем пролёте лестнице, которая вела в подземный гараж…

В этот поздний час, несмотря на войну, гараж был почти пуст. Что ещё больше подчёркивало изящество роскошного «Мерседеса» 770К, гордо припаркованного ровно посередине гаража абвера. Личного подарка фюрера, надо отметить (Адольф Гитлер ездил на точно таком же, как и все высшие руководители рейха). Причём подарка более, чем заслуженного.

Ибо к своим тридцати восьми годам владелица «Мерседеса» имела все основания считать себя величайшей женщиной ХХ столетия. И уж точно – величайшим гением современности в выбранной ею профессии.

Обычно она не выходила из автомобиля – и ради себя, и ради своего возлюбленного (и ей, и ему внимание посторонних были категорически противопоказаны, ибо их отношения были – и должны были оставаться – тайной за семью печатями для всех, кроме всего нескольких человек в Третьем рейхе). Но сегодня она, наплевав на конспирацию, спокойно и уверенно стояла рядом с автомобилем в ожидании Шольца.

На ней было шикарное кремовое платье с россыпью алых пионов (последний писк европейской моды), ярко-красные туфли на высоком каблуке и роскошное жемчужное ожерелье от лучшего ювелира Европы (имя которого Шольц постоянно забывал, хотя вообще-то имел просто фотографическую память). Но фотографической его память была в отсутствие его возлюбленной. В присутствие же…

Она просто сияла, сияла удивительным светом тепла, любви, нежности и женственности, тем более удивительным, ибо от её творений исходило совершенно иное сияние…

Перед Карлом Юргеном Шольцем во всём своём безудержном, феерическом великолепии собственной персоной стояла лучший кинорежиссёр – документалист современности и вообще безумно, сумасшедше талантливая женщина. Его единственная возлюбленная в течение уже почти четырёх лет, самый родной и близкий для него человек. Любовь всей его жизни. Женщина, без любви которой он бы уже давно сломался, не выдержав колоссального груза выпавших на его долю испытаний.

Лени. Хелена Берта Амалия Рифеншталь. Лени Рифеншталь.

Автор величайших произведений кинодокументалистики – «Триумфа воли», «Олимпии», «Долины» и других шедевров. Но для него это не имело ни малейшего значения. Нет, конечно, он гордился ею и её успехами… но для него она была просто Женщиной. Женщиной его мечты, Женщиной всей его жизни. Женщины, ради которой он был готов бросить всё и бежать хоть на край света. Женщины, ради которой он был готов отдать всё – даже собственную жизнь. Он понимал, что это безумие, но ничего с собой не мог поделать.

К счастью, в этом не было необходимости.

Он не шёл и не бежал к ней, он летел к ней как на крыльях. Схватил, сгрёб в охапку, прижал к себе, гладил, ласкал её, запускал руки в пышные, роскошные, душистые её волосы, безнадёжно портя ей баснословно дорогую причёску.

«Лени, милая Лени, родная, любимая моя Лени…» - забыв обо всём, бормотал он. «Как же хорошо, что ты пришла…»

Она отстранилась, нежно, ласково и любяще посмотрела на него (от её взгляда он вообще потерял последние остатки чувства реальности) и спокойно произнесла:

«Я знаю. Я почувствовала, что нужна тебе. Поэтому бросила всё и приехала»

Её бессрочный пропуск в подземный гараж абвера был подписан лично адмиралом Канарисом – одним из немногих посвящённых в тайну их романа. Пропуск был выписан не на её имя, а на номер автомобиля, поэтому охранники на въезде не имели ни малейшего представления о той, кто находился за рулём роскошного «Мерседеса»…

Они познакомились… в общем, каждый раз, когда Шольц вспоминал о том, где он впервые живьём увидел свою Любовь, его начинал разбирать просто неудержимый смех.  Уж больно абсурдным всё это выглядело со стороны. Хотя… в Зазеркалье, в которое всего за несколько лет нацисты превратили Германию, возможно, это место и было самым правильным.

Рейхсминистерство пропаганды. Кабинет рейхсминистра пропаганды, гауляйтера Берлина, группенфюрера СС, доктора философии Йозефа Геббельса.

И, по совместительству, руководителя операции Blitzeinschlag-2. Убийственно эффективного предприятия по дестабилизации самой страшной угрозы европейской цивилизации – большевистского режима «красного императора» Иосифа Сталина.

Собственно, именно для обсуждения очередного этапа этой операции Шольц и отправился в, мягко говоря, не самое приятное для него место. К далеко не самому приятному партнёру. И не подозревая, что… в общем, не зря говорят в России – никогда не знаешь, где и что найдёшь…

Он до сих пор не понимал, зачем и почему Геббельс их познакомил. Тем более, что бабельсбергский бычок, как рейхсминистра за глаза называло чуть ли не пол-Берлина, довольно долго сам добивался взаимности от кинодивы.

Безуспешно. Она просто его отшила. Спокойно, но решительно, окончательно и бесповоротно. Ибо он был совершенно не в её вкусе.

Вероятнее всего, рейхсминистр был настолько увлечён беседой с Лени Рифеншталь (они обсуждали очередной кинопроект, продюсером и инвестором которого выступало, естественно, рейхсминистерство пропаганды), что попросту позабыл о  назначенной встрече с Шольцем. А поскольку в силу особой важности Blitzeinschlag-2 Шольц получил право входить в кабинет рейхсминистра без доклада…

В общем, так они и познакомились.

Карл Юрген Шольц всегда обладал всеми необходимыми качествами для того, чтобы не испытывать недостатка в женском внимании (его проблема всегда была в такого внимания избытке). Просто всегда. Физическая сила, ум, широчайшая эрудиция, опыт жизни в экзотических странах (Япония, Россия)… Затем – Кембридж… Деньги, опять же (родители Шольца были очень состоятельными людьми, а после их трагической гибели он унаследовал немалое состояние). В общем, от представительниц прекрасного пола у него просто отбоя не было.

Влюбляться ему приходилось, а вот любить… До встречи с Лени Рифеншталь в его сердце лишь однажды вспыхнуло чувство, похожее на любовь. К Госпоже Эллен, профессиональной доминатриссе... Избавление от этого чувства стоило ему невероятных усилий воли и, возможно, нескольких седых волос. Правда, совершенно незаметных среди его типично львиной шевелюры цвета спелой пшеницы…

Как и подобает офицеру вермахта, Шольц отсалютовал Геббельсу и только потом перевёл взгляд на женщину в скромном кремовом платье и столь же скромном жемчужном ожерелье, удобно устроившуюся в одном из гостевых кресел в кабинете рейхсминистра.

И сразу замер, как громом поражённый.

Такого он не испытывал никогда. Ни до, ни после. Вообще никогда. Весь окружающий мир просто перестал существовать. Всё просто исчезло. И Геббельс, и его кабинет, и рейхсминистерство пропаганды, и Blitzeinschlag-2, и абвер, и РСХА, и нацисты, и большевики… Вообще всё.

Осталась только она. Нет, Она. С большой буквы.

Она смотрела на него удивительно мягким, спокойным, тёплым, добрым и ласковым взглядом. Ему вдруг стало необыкновенно тепло, легко, спокойно и хорошо. Как рядом с мамой в далёком детстве…

К реальности его вернул неожиданно приветливый голос доктора Геббельса. Впрочем, в приватной обстановке рейхсминистр пропаганды был очень приветливым и даже обаятельным собеседником.

«Фройляйн Рифеншталь, разрешите представить Вам Карла Юргена Шольца» - с обычной неподражаемой театральностью продекламировал Геббельс. «Обер-лейтенанта вермахта, лучшего оперативника абвера, кавалера великого множества орденов Рейха, любимца фюрера… »

«Что он несёт…» - с ужасом подумал Шольц. «Это же всё совершенно секретная информация…»

Но бабельсбергского бычка было уже не остановить. В своём желании покрасоваться перед кинодивой он был готов даже выполнять роль импресарио. Раз уж у самого не получалось…

«Скажу Вам по секрету…» - рейхсминистр пропаганды перешёл на заговорщический шёпот, «обер-лейтенант Шольц уже нанёс нашим врагам больше вреда, чем все вооружённые силы и спецслужбы Рейха, вместе взятые…»

Шольцу захотелось… если не свернуть шею ошалевшему от страсти «бычку», то заткнуть ему рот оглушительной оплеухой. Такими темпами уже завтра о нём будет болтать в Берлине каждый второй… если не каждый первый. Что автоматически означало конец его карьеры оперативника – диверсанта – нелегала…

«Не волнуйтесь, доктор Геббельс» - подчёркнуто официально обратилась к рейхсминистру женщина. «Я умею хранить секреты…»

Затем перевела свой тёплый, мягкий, лучистый взгляд на обер-лейтенанта. Её карие глаза были просто бездонными. В них хотелось утонуть, раствориться, растаять… Реальность снова стала уплывать куда-то. Причём с просто пугающей быстротой…

«Я рада знакомству с Вами, обер-лейтенант…»

«Просто Юрген» - Шольц предпочитал, чтобы к нему обращались по его второму имени. Ещё в детстве первое ему чем-то не угодило…

«Хорошо, Юрген» - с обворожительной улыбкой поправилась дива. «Меня зовут Лени. Лени Рифеншталь. Можно просто Лени. Вы, наверное, слышали обо мне…»

«Ещё как слышал» - подумал Шольц. «Триумф воли» он пересмотрел бессчётное число раз. Чтобы понять, почувствовать таинственную притягательность нацизма. Притягательность Зла. Тоже с большой буквы. Но так и не понял. Эта притягательность по-прежнему оставалась для него неразрешимой загадкой. Может быть, Лени поможет ему её разгадать?

Из транса его вывело, нет, бесцеремонно выдернуло  отвратительное стрекотание служебного телефона рейхсминистра. И кто только придумал эти омерзительные звуки? Хотя, с другой стороны, такое и мёртвого разбудит…

Геббельс снял трубку. И сразу вытянулся чуть ли не по стойке «смирно»

«Да, мой фюрер. Сейчас буду».

Йозеф Геббельс был просто фанатично, по-собачьи, как говорили в России, со всеми потрохами, безраздельно и беспредельно предан Адольфу Гитлеру.

«С фюрером я восстану из пепла» - любил говорить он. «С фюрером я и умру»

И слово своё сдержал, надо отдать ему должное. Впрочем, среди бонз Третьего рейха мало кто был «из робкого десятка».

«Прошу меня извинить» - сияя, только совсем иным сиянием, чем Лени Рифеншталь, обратился к своим гостям рейхсминистр, «меня срочно вызывает фюрер».

Последнее слово он произнёс с таким восхищением, с которым говорил о Христе только самый набожный священник. Впрочем, национал-социализм де-факто и был вполне себе религией. Дьявольской, языческой религией. Со своими жрецами, священным писанием, адептами, ритуалами…

Лени Рифеншталь поднялась из кресла.

«Вы меня проводите?» - по-прежнему обворожительно обратилась она к Шольцу. «До автомобиля?»

«Да хоть до края света» - очень хотелось крикнуть ему. Но он сдержался.

Козырнув Геббельсу и галантно пропустив вперёд диву, Шольц вышел из кабинета.

А затем случилось нечто совершенно непредвиденное.

Лени Рифеншталь взяла его под руку.

Его бросило сначала в тропический жар, затем в арктический холод. Координацию движений ему (мастеру восточных единоборств, между прочим) удалось восстановить только невероятным усилием воли.

Дива наклонилась к нему и мягко, спокойно, доброжелательно и, вместе с тем, очень уверенно прошептала:

«Да не волнуйтесь Вы так. Мне просто так удобно. Иначе я чувствовала бы себя как под конвоем…»

«Хотя» - лукаво добавила она, «держать Вас под руку мне нравится. У Вас очень комфортная аура»

«И эта теософии начиталась» - грустно подумал Шольц. «Просто помешательство какое-то…»

Шольц познакомился с теорией ауры и другими работами, пожалуй, виднейшего теософа ХIX века Чарльза Ледбитера ещё учась в Кембридже. Тогда им зачитывались чуть ли не все поголовно, а на его лекциях яблоку было негде упасть. На убеждённого же католика Карла Юргена Шольца ни то, ни другое не произвело ни малейшего впечатления. Обыкновенная неоязыческая хрень…

«Качели» между Арктикой и Сахарой закончились на удивление быстро. Его охватило, обволокло, заполнило удивительно, доброе, комфортное и ласковое тепло. Её тепло. С которым ему категорически не хотелось расставаться. Нужно было что-то срочно придумать… К счастью, по части «что-то срочно придумать» равных Шольцу во всём рейхе было немного. Совсем немного.

Решение, как обычно, пришло практически мгновенно.

Они подошли к её шикарному «Мерседесу». Шофёр услужливо распахнул дверь…

А потом случилось нечто совершенно неожиданное. По крайней мере, для шофёра фройляйн Рифеншталь и для неё самой. Хотя в последнем вряд ли можно было быть стопроцентно уверенным.

«Вы свободны» - спокойным, холодным и не терпящим возражений командным голосом сообщил шофёру обер-лейтенант Шольц. «Машину поведу я».

Шофёр ошалело уставился на Шольца. Затем столь же ошалело перевёл взгляд на свою хозяйку.

 «Всё в порядке, Пауль» - ободряюще и всё так же обворожительно улыбнулась дива. «Я под надёжной охраной. А в умении герра обер-лейтенанта водить автомобиль у меня нет ни малейших сомнений…»

Шольц забрал у Пауля ключи и вопросительно посмотрел на Лени Рифеншталь.

«Я поеду рядом с Вами» - спокойно и уверенно ответила она на незаданный вопрос.

Он захлопнул заднюю дверь, распахнул переднюю. Дива элегантно взобралась на роскошное кожаное сиденье. Шольц захлопнул дверь.

Обошёл великолепное авто, распахнул дверь, забрался на водительское сиденье Gro;er Mercedes, включил зажигание. Подождал пару минут, прислушиваясь к тихому шуршанию восьмицилиндрового стопятидесятисильного двигателя… Выжал сцепление, включил передачу, готовясь тронуться с места.

«Очень уверенно» - удивлённо посмотрела на него кинодива. «Водили такой?»

«Вожу» - поправил он её. «Иногда. По большим праздникам»

«Вот как?» - удивилась Лени.

«У нас с Вами один поставщик таких авто» - пояснил Шольц, к которому начала постепенно возвращаться уверенность в себе.

«Подарочных экземпляров» - уточнил он. «Вам – за Триумф воли, мне…»

Он запнулся.

«К сожалению, я не имею права об этом говорить…»

С точки зрения конспирации подарок фюрера ему решительно не понравился. Но разве этого переубедишь…

На самом деле Шольц лукавил. Он водил свой 770К исключительно по ночам. И то исключительно для того, чтобы попрактиковаться. Мало ли что…

Вот и понадобилось.

Они выехали на Вильгельмштрассе – «министерскую улицу», на которой, помимо прочих, располагалось и рейхсминистерство пропаганды.

«Куда едем?» - уже совсем уверенно осведомился он.

Дива задумчиво вздохнула

«Ко мне, думаю, неразумно» - по-прежнему задумчиво произнесла она. «Вряд ли Вас обрадует появление Вашего лица во всей берлинской светской хронике. И не только берлинской…»

«Это точно» - подумал Шольц. Но промолчал.

«Поэтому» - вздохнула Лени – «к Вам. Ибо куда-нибудь на публику… ещё хуже, чем ко мне»

«Это в Ванзее» - хмуро пояснил Шольц. Ибо предвидел неизбежный поворот разговора. «У меня там особняк»

«Неплохо живут офицеры абвера в наши дни» - лукаво улыбнулась Рифеншталь. «770К, вилла в Ванзее…»

«Вилла досталась мне в наследство» - по-прежнему хмуро поправил её Шольц. «От родителей. Они погибли в авиакатастрофе. В тридцать втором»

«Извини» Лени дотронулась до его руки. «Я не знала…»

Его словно прошил электрический разряд промышленной мощности. То ли от её прикосновения, то ли от её резкого перехода на «ты». То ли от того и другого одновременно…

«Отпусти прислугу» - после некоторого молчания попросила она. «Я не хочу никого видеть. Кроме тебя»

Он остановил машину около телефонной будки. Потянулся за ключом зажигания…

«В этом нет нужды» - тихо произнесла она. «Я не убегу»

И, улыбнувшись, добавила:

«Я действительно хочу побыть с тобой… наедине. И потом…» - она лукаво улыбнулась… «мне жалко колёса…»

«Что?» - удивлённо уставился на неё Шольц

«Колёса» - снова улыбнулась Лени Рифеншталь. «Ты же при оружии…»

В правом кармане армейских брюк Шольца действительно покоился Вальтер-РРК. Но откуда она… Впрочем, понятно, откуда. Она же режиссёр, поэтому явно что-то понимает в костюмах, карманах и их содержимом…

«Ты действительно думаешь, что я буду стрелять по колёсам твоего авто?» - оторопело пробормотал он.

«Да кто тебя знает» - то ли в шутку, то ли всерьёз промурлыкала дива. «Ты же меня похитил…»

«Кстати,» - добавила она, «меня ещё никто и никогда не похищал. Оказывается, это очень даже романтично…»

До виллы Шольца они ехали почти в полном молчании. С ней было удивительно приятно и комфортно просто молчать…

Единственное, о чём он спросил, не хочет ли она, чтобы он что-нибудь купил.

«Нет» - спокойно ответила она. «Ибо я не сомневаюсь, что твоя прислуга не позволяет оскудеть твоим закромам…»

В этом она была абсолютно права. И его экономка Эльза, и его дворецкий Гюнтер дело своё знали. Так что краснеть перед гостями Карлу Юргену Шольцу (на самом деле, даже фон Шольцу, хотя он никогда не пользовался этой приставкой к имени) ещё ни разу не приходилось. Не придётся и в этот раз.

В просторном гараже он распахнул переднюю пассажирскую дверь 770К. Галантно протянул руку, помог ей выйти из машины…

А затем, не дав ей опомниться, просто поднял на руки. Она и не подумала сопротивляться. Наоборот, нежно и доверчиво прильнула к нему.

И прошептала:

«Я никуда не денусь. Я проведу с тобой ночь. Но сначала…» - она на мгновение запнулась «я хочу просто поговорить с тобой…»

Затем посмотрела ему в глаза своим бездонным, чарующим, колдовским взглядом… нет, взором и тихо добавила:

«И отогреть тебя…»