Из записных книжек 139. Увлечение

                1               

     Летом,  после пятого класса, увлекся лепкой. Началось с того, что однажды увидел как по фарватеру Амура проходила речная военная флотилия. Особенно запомнился торпедный катер. Пришел домой, нарисовал. Не удовлетворило. Волнение не проходило. Вспомнил, что во дворе есть глина. Вылепил. Сначала маленький. Потом – побольше.
     Друзья восхитились. Но все кончилось дракой. Колька Зленко заявил.
   - Я сделаю лучше.
   - Попробуй.
     Попробовал. Не получилось. Тогда пинком разбил мои слепки. Мы сцепились. Я его душил, а он бил меня кулаками в бока. Нас растащили.
     Больше не лепил. До десятого класса. Как-то класс повезли в Хабаровский краеведческий музей. Увидел небольшую фигуру атлета, поднимающего штангу. Впечатлило. Дома вылепил такого же, из пластилина.
     Опять восхитились. Слепок попал на школьную выставку самодеятельного творчества и получил приз.
     После школы год работал, потом поступил во Владивостоке в Дальневосточный госуниверситет, на физмат. По окончании предложили стажировку и аспирантуру в ЛГУ.
     Так оказался в Ленинграде. Нагрузка по учебе - на грани вывиха мозгов. Астрофизика, фундаментальная астрометрия, теоретическая астрономия, немецкий язык, философия и т.д. и т. п.
     Однажды почувствовал – нужно отвлечься. Хотя бы на время. Купил в канцтоварах пять пачек пластилина. Смешал. Получилась однородная масса, темно-синего цвета. Вылепил голову Маяковского. Максимум гротеска. Получилось  эффектно. На мой взгляд.
     Жил на тот момент в «Восьмерке»,  университетском общежитии на Васильевском. Поставил слепок на подоконник, среди стопок книг и конспектов. Сосед по комнате, математик Гриша, говорит.
   - У меня есть партнер по картам, скульптор, из Репинского. Серега Осланов. Он на пятом курсе, у Аникушина. Хочешь договорюсь, ему покажешь?
   - Договорись. Любопытно что скажет профессионал.
     На углу Второй линии и Большого проспекта на Васильевском была в те времена кофейня, где собиралась студенческая молодежь из Репинского. Пришли. Пахнет кофе. Сигаретный дым. Полутемно. Гриша выбрал столик посередине зала.
    - Здесь подождем. Скоро подойдет.
    - Это же кофейня. Как здесь показывать?
    - Здесь показывать – обычное дело. Все свои.
      Вскоре появился  небольшой темноволосый молодой человек. Сел напротив. Познакомились.
    - Ну, показывай.
    - Как?
    - Ставь на стол.
      Вытаскиваю из сумки пластилиновую голову. Ставлю на середину стола. С разных сторон, из-за других столиков, тут же поднялись несколько парней и девушка. Подошли, стали молча рассматривать. Сергей время от времени слегка поворачивал голову, чтобы изменить ракурс. Смотрел, и… поворачивал еще. Вдруг глянул на меня и с раздражением сказал.
   - Слушай, сдвинься немного влево!
   - Что-то случилось?
   - За тобой, в углу, одна шмара сидит. Сверлит глазами. Достала. Десятку ей должен, три раза позировала. Десятки пока  нет.
     Я встал. Подошел к "шмаре", протянул десятку.                               
   - Это от Сергея.
   - Скажи ему, что он еще десятку должен. Он знает за что.
     У меня больше не было с собой денег. Вернулся к столу.
   - Чё сказала?
   - За тобой еще десятка.
   - Значит, согласна позировать и дальше. Знаешь, пластилин – не лучший материал. И потом… По одной работе ничего не скажешь. Поработай в глине. Вылепи портрета три, четыре. В натуральную величину. Потом покажешь. Модели выбери пофактурнее.
     Вскоре удалось добыть глину. Хорошую. Знаменитую  Пулковскую, зеленовато-голубую. В общежитии уговорил одного комсомольского вожачка выделить комнату под мастерскую. Сначала уперся, но когда пообещал вылепить   его портрет, проблема сразу решилась.
     Я не лукавил. Он был подходящей моделью. Внешность - дриопитека, из учебника антропологии.
     Вторым позирующим был Вовочка. Математик-отличник из нашей комнаты, пятикурсник. Рост – метр сорок. Маленькая головка, пухлые щечки, без щетины. Вовочка.
     Женских натур тоже было две. Одна - недалекий потомок лошади. Туповатая идейная комсомолка Люба. Другая - Наташа, с сильной восточной ноткой. Сейчас бы сказали «хорошая копия Анджелины  Джоли ".
     Когда работы были закончены, пригласил Сергея.
     Он долго молча рассматривал, и вдруг предложил.
   - Пойдем в мастерскую Аникушина. Посмотришь мою дипломную работу.
   - Ты работаешь в мастерской Аникушина?!
   - Да. Он мой руководитель по диплому. Ему так удобнее.


                2

     Мне понравилась его дипломная.
     Обнаженный  худенький мальчик, лет восьми, сидит на торце деревянной сваи. Он, по всему, собирается прыгнуть в воду. Но сначала хочет убедиться – не холодна ли она. Поэтому пальцами правой ноги тянется к воде. Вода низко. Не дотянуться. Он почти сполз со сваи. Балансирует, опираясь на руки. Все его внимание на этой несуществующей воде, у самых  пальцев. В глазах – и страх перед прыжком в прохладную воду, и восторг от предстоящего удовольствия.
     Я вспомнил свои портреты. Почему-то стало стыдно. Сергей вдруг говорит.
   - Твои работы, примерно, на уровне четвертого, а местами, может быть даже пятого курса. Но у тебя нет школы. Нет академии.
   - Это что?
   - Ты лепишь от себя. Как видишь, чувствуешь. В твоей манере нет традиции. Ни питерской, ни московской. Вообще никакой. Ты, извини, дикий. Свой собственный.  Не обижайся. Это больше хорошо, чем плохо.
   - Не утешай. Почему ты не сказал об этом раньше, а предложил поработать в глине?
   - Хотел посмотреть до какой степени ты дикий. Точнее, самобытный.
   - Ну и?
   - Вполне.
   - Можешь толком все объяснить?
   - Попытаюсь. Школа – это опыт многих поколений мастеров. Осваивая ее, ты приобретаешь, впитываешь их суммарный опыт. Для этого и учатся в училищах и вузах.
   - Это понятно.
   - Не торопись. Дослушай. Тебе силы  небесные, Бог ли,  природа, дали уникальный дар. А ты идешь в вуз и учишься лепить. Чем больше успехи в учебе, тем меньше остается в твоих работах от этого божьего начала. Очень много скульпторов, лепящих одинаково. И потому - безликих.
   - Где же выход?
   - Не знаю. Каждый ищет в одиночку. Нужно ухитриться освоить школу, не утратив первозданного дара, таланта, самобытности.
   - Это возможно?
   - Кому удавалось, тот стал великим. Микеланджело, например.
   - Ты мне все это рассказываешь, чтобы я бросил лепить?
   - Нет! Лепку не бросай. Да это и не реально. Ты и сам знаешь какой это кайф, когда работая, выпадаешь из времени. Очнешься, глянешь в окно – сумерки. А вечер это, или утро, понятия не имеешь.
   - Бывало?
   - Да!
   - Лепку не бросай. А в Репинский не поступай. Да это и не реально.
   - Почему? Учится же кто-то. Ты вот. У самого Аникушина.
   - Сам суди. Расклад такой. В год берут восемь человек. Два из них идут из соцогорода. Болгария, Чехословакия, Венгрия, Румыния и т.д. Остается шесть. Четверых берут из союзных республик. Грузия, Армения, Молдавия, Латвия, Литва и пр. Остаются двое. Они идут по связям. У тебя есть блат в художественной среде, в правительстве?
   - Нет.
   - Тогда у тебя есть все шансы стать абитуриентом-профессионалом.
   - Профессионалом?!
   - Да. Зимой готовишься, летом поступаешь. Это станет твоей профессией. Годков на десять. Такие ребята есть. Вообще, талантливых много, а мест мало.  Точнее - их нет.
   - А ты? Из союзной?
   - Я из армии. Меня генерал сюда прислал, «выполнять боевую задачу».
   - Из армии?! Генерал?
   - Меня призвали. А часть носит имя Александра Матросова. Я вылепил его бюст. В полторы  натуры. Установили на плацу у знамени части. Приехал  генерал, увидел. Говорит.
   - Служить есть кому, а ты – талант. Нечего тебе здесь делать. Ставлю боевую задачу – стать скульптором.
   - И что? Генерал весит как Грузия, или Казахстан?
   - Ну,.. примерно. Я заявился сюда с письмом  генерала, с вырезками из военных газет, вплоть до центральной, «Красной звезды», про моего Матросова. Со своими рисунками.
   - И сразу взяли?
   - Не сразу. Сначала показали мне, что рисовать я не умею. Лепить – тем более. А генерал мой лезет не в свои дела. Но все же побоялись его. Так я и стал студентом. Кстати, девятым. Через год двоих отчислили за неуспеваемость. И нас осталось семеро.
   - Грустно.
   - Да, нет. Ничего. Вот уже заканчиваю.
   - Я не об этом. Что не поступить.
   - И это не грустно. До института у меня было любимое занятие – лепка. Я не понимал, что был счастлив. Теперь лепка станет обязанностью. Ненавистной. Лепи не Чехова, о чем мечтал полжизни, а Горького, которого абсолютно не понимаешь. И не сколько хочешь вынашивай образ, а к очередной годовщине революции. До которой осталось шесть месяцев. Так живет Аникушин.
   - Забавно.
   - Грустно! Вижу как он всем этим тяготится. И меня это ждет. Если в сантехники не уйду. Так что лепи в свое удовольствие. Будь свободен! Хотя бы в творчестве. А признание?... Потомки разберутся.

                3

     На этом мои притязания на жизнь в искусстве закончились. Хотел отвлечься от занятий наукой, вот и отвлекся. Со временем защитил кандидатскую диссертацию, и уже, было, вовсе забыл о своем увлечении. Но опять вмешался Его Величество Случай.
     Зарабатывая на кооператив, десять лет к ряду ездил летом в шабашки, в республику Коми. Строили. Фундаменты, дома, коровники и пр. В восемьдесят втором году работали в селе Богородск. Там перед сельсоветом стоял на каком-то деревянном помосте бюст С.М.Кирова. Отколоты левое ухо и нос. Говорю председателю.
   - Иван Васильевич, давайте отреставрирую бюст. И нормальный постамент   отольем.
   - А сможешь?
   - Попытаюсь.
     Председатель не только остался доволен, а сразу же сделал предложение. И  просто - неслыханное!               
   - У нас в войну сто сорок три односельчанина погибли. Мечтаем памятник им поставить. Может возьмешься?
   - Возьмусь. Только в этом году уже не получится.
   - Про этот год и не говорим. Еще деньги под мечту выбить надо.
   - Давайте так поступим. Я за зиму разработаю проект. Вылеплю макет памятника. Пришлю все материалы вам. И вы будете деньги выбивать не голословно, не просто под «мечту», а под конкретный проект. И с макетом в руках.
   - Это очень хорошо! Просто прекрасно! Буду ждать от тебя проект мечты.


                4

     Проект и макет разработал, изготовил и выслал. Но выбить деньги к лету он не успел. Выделили только на следующий год, т.е. – через лето.
     А в наступающее лето Иван Васильевич предложил отреставрировать крышу и фасад местного клуба. Клуб располагался в каменной церкви. Постройка девятнадцатого века. На большом куполе ее здания находится восьмигранная, тоже каменная, ротонда. Со своим небольшим куполом, на который так и просился крест. Архитектура церкви лаконичная, но пропорции классические. Откуда ни глянь – глаз радует.
     В ротонде, с западной стороны, обнаружилась большая выбоина. Старожилы рассказали. Как, мол, в тридцатые годы сбросили с купола крест, да устроили в церкви клуб, так вскоре в грозу сильная молния ударила, в ротонду. Грохот раздался такой, что, думали, вся церковь разрушилась.
     Во время моих работ тоже произошло нечто из ряда вон. Забрался однажды на самый верх. Крашу купол ротонды. Случайно глянул за реку, на юго-восток. Вижу, оттуда гроза надвигается. Ну, думаю, последний сектор докрашу, успею, да пойду дождь пережидать. За одно и пообедаю.
     Не тут-то было! Через минуту почувствовал, свежим ветерком повеяло, и, почти тут же – резким холодом. Взглянул на юго-восток, а гроза уже рядом. Да странная какая-то. Чернющее облако прямо по земле клубом на меня катится. Заспешил вниз. Ведро, почти полное краски, спускать не стал. Долго. Прочно закрепил веревкой, и быстро-быстро по лестнице - вниз. Только ступил на землю, налетел ураганный ветер. Он буквально валил с ног. Вдруг вверху справа раздался какой-то треск. Глянул на церковь. Крыша над алтарной частью приподнялась  метра на полтора. Повисела в воздухе секунд пять и довольно мягко опустилась на место.
     На следующий день ведра с краской на куполе не обнаружил. Не было его и в окрестностях церкви. И никто из местных жителей не находил его на своих огородах.
     Зато каким-то странным образом, все на той же алтарной части крыши, оказалась стопка. Из бересты. Искусно сработанная, и абсолютно целая. Очевидно, изделие одного из тех мастеров девятнадцатого века, которые строили церковь.
     Каюсь, присвоил.
     Ивану Васильевичу говорю.
   - Не нравится богу, что клуб в церкви устроили. И я опять ее как клуб реставрирую. Вот и крышу поднимает, и ведра с краской улетают. Давай крест на куполе ротонды возведу.
   - Ты что хочешь, чтобы меня, партийного, на том кресте и повесили?
     Крышу алтаря и куполА выкрасил в зеленое. Цвета листвы, цвета окружающих лесов. Стены – в белое. Заиграл клуб-церковь. Издали, - как дорогая игрушка.

                5

     А дальше все случилось, как было задумано. Следующим летом, первого июля, приступил к работе над комплексом «Скорбящая мать».
     Оформил из заранее завезенного песка небольшой курган. Обложил склоны дёрном. Со стороны реки и дороги, по которой навсегда ушли из села герои, отлил из бетона семь пологих ступеней, ведущих на курган. Слева и справа от ступеней уложил по одной мемориальной плите с их именами. Площадку на кургане покрыл крошкой из битого красного кирпича. Цвет запекшейся крови. Посередине площадки отлил надгробную плиту, с пятиконечной  звездой.
     У верхней части плиты, примерно в метре от нее, вылепил из густого бетона фигуру «Скорбящей матери». Высотой около двух метров.
     Мать - на коленях. На ней траурное покрывало. Покрывало большое, скрывает всю фигуру. Видны только печальное лицо, да натруженная рука, удерживающая покров.
     Скорбный взгляд устремлен все на ту же единственную дорогу, уводящую из села. Лицо – типичное для женщин тех мест. Широковатое, скуластое. Небольшой  нос, раскосые темные глаза. Высокий лоб с глубокими морщинами.

     На всю работу ушло сорок пять дней. Правда, работал по 12-14 часов в сутки, без выходных.
     Заплатил мне Иван Васильевич три тысячи рублей. Если учесть, что в те времена (1984г.) доллар стоил 99 копеек, то, выходит, заплатил неплохо.

     Теперь 2014 год. Прошло тридцать лет. И однажды у меня тоже появилась мечта: слетать да посмотреть - чего я там навоял, по молодости лет. Из своего увлечения лепкой. А ну, как давно и нет того памятника.
     Решил сначала разведать, навести справки, как говаривали раньше. Заглядываю в Википедию. Две достопримечательности в Богородске. Действующая церковь. И ... памятник «Скорбящая мать».
     Осталось осуществить мечту. Слетать.

 
  - присутствую и на стихи.ру