Змеиная история

 Знаешь, раньше змеи были другие. Давным-давно, когда земля еще не знала, что такое человек, когда расли первые цветы и первые травы, когда только-только прилетели птицы и начали вить гнезда, змеи носили разные яркие чешуйки - синие, песочные, белые, красные, золотые и почти черные. Когда приходило время, змея сбрасывала кожу - а под ней была уже другая, нового, небывалого раньше оттенка, с другими узорами; даже глаза меняли свой цвет. И не узнать друг друга, даже себя не узнать, на отражение в воде глядя - но никто и думать не мог, что бывает как-то по-другому, и быть бы им вечными и юными, с каждым цветом проживая новую жизнь, если б не случилось того, о чем сейчас расскажу.
 В небольшой песчаной норке на берегу реки жила маленькая Зеленая Змейка, жила первую свою зеленую весну, и не помнила, что было раньше, и не знала, что будет потом; змеи, они мудрые, а в те времена они были мудрее, чем сейчас. Им довольно того, что они знают, как могло бы быть; и вряд ли нашлось бы то, что могло их удивить. 
 Так, по крайней мере, думала Зеленая Змейка, любуясь бликами на воде и наслаждаясь теплом полуденного солнца. И не случилось бы этой всей истории, да только есть у шипящего народа такое присловье: " На всякую душу найдется свой Змей". Кого-то соблазнит знаниями, кого-то - свободой, кого-то музыкой, кого-то силой. Зеленая Змейка попалась в сети тепла. Зря говорят, что змеи холодные, - у них теплые янтарные глаза. И если долго в них смотреть, становится мало солнечных лучей для того, чтобы согреться. 
Так бывает - появляется то, что не хочешь, не можешь, не дашь себе забыть, - забыть значит потерять, а потерять то, что настолько дорого, значит потерять себя. Маленькая Мудрая Змейка  подумала, распечалилась, почертила узоры на песке кончиком хвоста, и решилась. 
 Утром следующего дня поползла она к Дядьке Дикобразу, и попросила его создать такой узор, что не менялся бы вместе со шкурой, а повторялся бы снова и снова, и так - вечно, чтобы осталась память о серебристом питоне с янтарными газами, теплыми, как лучи солнца. Дядька Дикобраз сначала гневался, мол, негоже идти против своей природы, но Змейка поползала с уговорами то с одной стороны, то с другой, и пожалел ее старый Дикобраз. Он взял немного краски у Солнца, немного - у травы, немного - у воды, и совсем чуть-чуть - у ночного неба. Вырвал у себя несколько иголок, прополокал их в ручейке, разложил на камне и стал коловать над Змейкой. Он рисовал ей ромбы и полоски, и распевал свои шаманские песни, которых никто уже сейчас не услышит. Под каждую чешуйку  он вбивал иглу с краской пополам с ядом. Так проявляется память.
Неделю Змейка провалялась в бреду. Дядька Дикобраз отпаивал ее отварами трав, нашептывал заговоры против злых духов и пел песни своего народа. А когда змейка открыла глаза, то поспешила к своим друзьям, поползла так быстро, как смогла - и никого уже не узнала. Все сменили шкуры, все начали жить заново, все только-только родились. 
Да, так бывает. Но это далеко не конец истории, как могло бы показаться. Змейка рассказала всем, как это - помнить, и к Дядьке Дикобразу потянулись, поползли, потекли разноцветные змеи. Всем было что хранить - друзей, родных, удачи и  умения, себя, в конце концов. Дикобраз схватился двумя лапами за голову, взвыл, уговаривал их подумать и взвесить все еще раз, но змеи не отступались. Тогда он заготовил еще красок, выдернул у себя половину иголок, еще пучек одолжил у Тетки Ехидны, и принялся за работу.
 Знаешь, змеи теперь живут не так долго, и у них нет вечной молодости - ведь и смерть, и старение не что иное, как плата за память, но кто скажет, были ли они счастливее? Кто скажет, не жалеют ли они о своем выборе? И еще - может быть, мы похожи на них со своими жизнями, и смерть - не что иное, как смена шкуры, а потом появится новая - но до боли другая; и кто знает, где мне найти Дядьку Дикобраза - чтобы остались следы, по которым можно узнать свое отражение?