Лестница на второй этаж

А вначале они друг дружку не полюбили.

Вернее сказать – дед кота не полюбил: он, дескать, беличьей породы... Причём тут? Порода обыкновенная, дворовая.
Дед вообще зачудил. Нашёл в нашей квартире лестницу на второй этаж. Это в обыкновенной-то квартире, трёхкомнатной. Мы живём на седьмом. Над нами, соответственно, восьмой. И где? Это, что пентхаус в коровнике.
Обычный бзик пожилого человека.
А то приходит:
- Сейчас видел Олега Петровича Коломыйцева.
- Кого?
- Олег Петрович мылся в ванной.
Чудеса.
Ну, вот и кот тоже. Днём спит, как ночь – начинает выкомаривать. И везде ему надо. И в кладовку. И в ванную комнату. И на кухню. И в угол надо, где телевизор стоит. А нам же на работу утром...
Дед подрядился кота успокаивать. Давать ему угомон. Чуть кот на своё ночное дежурство - ан, дед уже на подхвате: кота на руки – и ходит с ним, как с писаной торбой. А коту что? Сидит Дракулой на колу. Этот ему выговаривает:
- Ты зачем в кладовку ломился? Смотри, домовой там... Он те наваляет. Намнёт коту бока.
А кот и рад. Ах, ах... как интересно. Домовой, оказывается, в кладовке.
Как-то видим, уселись рядышком. Дед ему наговаривает: пойдёшь, мол, на второй этаж по лестнице... там Олег Петрович Коломыйцев. Кот ухом подмаргивает: понял, дескать. Не сомневайся.
Старый да малый.
По праздникам дед выпьет рюмочку и поёт. "Щорс идёт под знаменем... Красный командир...". Или, вот: "Выпьем за тех, кто командовал ротами, кто погибал на снегу...".
Заплачет, глаза трёт скомканным платком. Кот сторожем сидит рядом, обернувшись пушистым хвостом.
А после обеда полюбили они читать. Дед сядет с книгой, очки, тапочки... Кот смотрит сбоку на печатное слово. Дед основательно читает. Долго, не спеша. Посмотрят друг на дружку, для развлечения... опять читают. Возьмётся дед пересказывать. Например, "Три мушкетёра" Дюма:
- Портос, он был по силе большой.
Кот внимательно слушает.
Так они поняли друг друга. Старый да малый...

Электрон размазан облаком по своей орбите, не найти конца-начала. Так и мы размазаны по жизни, от деревни Вороний Остров до самого Берлина. А в Берлине выезжает из-за угла наша "тридцатьчетвёрка". И медленно, как учили, наводит мальчишка – крыса подвальная, гитлерюгенд – фаустпатрон на советский танк.
И тряхануло, аж посыпалась штукатурка с потолка на погоны и каску. Дед свалился в своей комнате на пол, плашмя.
Приехала "Скорая". Дело худо, утром вызовите врача.
Доктор:
- Ветеран? К нам не относится, это в госпиталь...
И оттуда врач:
- Он у вас всё равно умрёт. Мы его не возьмём.
Дед лежит – смотрит в потолок. Кот улёгся ему на грудь и не уходит. И одной рукой дед перебирает коту шёрстку. Только эта одна рука у него и работает, и то неважно.
Не помог кот.
Дёрнулась картинка в смотровой, и вверх пошла, наискось... Железной пятернёй причесали седые вихры и сердце. Лежит, а вдалеке слышна солдатская песня. "Ну, хорошо... русские. Свои...".
А выходят прямо на него солдатики. Колонна по четыре. Полушубок хороший на каждом, шапка с красной звездой. Командир:
- Кто таков?
Дед сказался: такой-то...
- Становись в строй.
- Так я же убитый.
- Разговорчики! - сердится командир. - Рота тебя одного ждёт!
В последней шеренге место. Дед встал. И рота ушла дальше, уводя его с собой.

Нет домового в кладовке. Лестницы на второй этаж – нет...

А есть камень, на нём методом напыления сделан портрет. В сухую погоду видно хорошо, в дождливую – камень намокает и весь становится чёрным.


2012.