Батюшка Дон кн. 2 гл. 6

Транспортная часть Иоганна Майера расквартировалась в украинском городе Полтава. Их отделение разместили в очень милом домике с приятной пожилой парой. Неожиданно они встретили радушный приём и поэтому чувствовали себя совсем как дома. Хозяева дома неплохо говорили по-немецки. На каминной доске стояла фотография молодого человека в форме советского моряка. Всегда подозрительный Франца спросил их:

- Это ваш сын?

- Один из троих сыновей, - ответил пожилой мужчина. - Двое других служат в пехоте, но с начала войны о них ничего не слышно.

Впечатлительный Иоганн впервые задумался, что вся эта война была совершенным безумием.

- Эти пожилые люди обращались с нами так, будто мы были их собственными сыновьями! - удивлялся он и смешно морщил нос в веснушках. - В ответ на их радушие нам, возможно, придётся стрелять в их мальчиков, изо всех сил стараясь их убить…

Через неделю после командировки в Запорожье за автомобильными шинами парни направлялись к дому. Издали была видна лихорадочная активность в воздухе.

- Зачем они сюда летят? - спросил Пилле.

Самолёты приблизились, и все увидели их красные и зелёные навигационные огни. Франц покачал головой.

- Летают вокруг, как в мирное время, - проворчал он, приглядевшись. - Всего вижу три самолёта.

Вдруг Ковач взглянул вверх с тревогой и сказал:

- Э, да это же не наши!.. Это русские.

- Не шутишь? Зачем у них огни?

- Думаю, маскировка…

В подтверждение его слов вдруг разверзся ад. В ближайший дом пришлось прямое попадание, и бомба поразила троих солдат. Двоих невозможно было узнать.

- Только что они были живыми людьми, - опешил Майер, - а теперь превратились в бесформенную окровавленную массу.

- Наш грузовик горит! - заорал Вилли и схватил ведро. - Нужно тушить пожар.

Двое солдат скрючились поблизости, один оказался поваром из Гамбурга. Можно было подумать, что он жив, лишь тонкий осколок бомбы торчал из его челюсти.

- Кто это? - Иоганн не узнал другого, тот уткнулся лицом в землю.

Потом разглядел, что это унтер-офицер Шульке, его крепкий затылок превратился в кровавое месиво.

… После гибели грузовиков безлошадные были переведены в роту специального обслуживания. Лейтенант Зибланд выступил с кратким прощальным словом и пожал всем руки. Когда он подошёл к Вилли, тот усмехнулся и сказал:

- Скучновато будет без нас?

- Не унывай, мой мальчик, - сказал бывший командир. - Даже это представление однажды закончится…

- Хотелось бы, чтобы для нас хорошо!

- Я буду молиться за вас…

Новым командиром оказался маленький капитан - настоящее напыщенное ничтожество. Он приветствовал прибывших лекцией о воинской дисциплине и гражданском долге. Он был подобен собаке, которая больше лает, чем кусает, и однажды Иоганн его расколол.

- Капитан Кребс - хвастун и настоящий зануда, - сообщил он товарищам, - но мы научимся с ним ладить.

- Как?

- Мы просто будем подыгрывать его тщеславию…

База снабжения ждала новых охранников. В специальном соединении, которому придали их роту, отдали приказ до наступления утра прибыть к лагерю русских военнопленных:

- Нужно забрать оттуда партии подневольных рабочих для погрузочно-разгрузочных работ.

Грузовик доставил их в Кременчуг. Когда Майер вошёл в лагерь, то едва смог перевести дух. За металлической трёхметровой решетчатой оградой со сторожевыми вышками, пулемётами и прожекторами, расположенными через равные промежутки, находились тысячи русских, размещённых в убогих бараках. Каждый отдельный барак был окружён колючей проволокой.

- Всё сооружение напоминает медвежью яму, - оглянулся Иоганн.

Это впечатление усиливалось огромными кровожадными псами, которых охранники держали на коротких поводках. Один из лагерных охранников открыл дверь в барак и прокричал:

- По три становись!

Заключённые потоком хлынули наружу, заваливаясь друг на друга. Резкие слова команды выстроили их в колонны перед ними. Говоривший по-немецки староста, назначенный охраной, с необычайной грубостью старался навести порядок в рядах. Он отобрал пятьдесят человек, а остальных загнал обратно в барак. Некоторые пытались проскользнуть в рабочий отряд, но те, которых уже отобрали для работы, отгоняли конкурентов криками:

- Пошли нахер!

Это надоело толстому охраннику, он ослабил поводок собаки. Одним прыжком пёс пробрался в гущу свалки, впился зубами в руку старосты.

- Охранник взирает на это с полнейшим равнодушием, - удивился Майер, - он и не подумал отогнать пса…

Когда избитый русский попытался убежать обратно в барак, пёс выпустил руку старосты, молниеносно бросился за ним и впился зубами в его ягодицы. Новая жертва истошно заорала, но в последнем отчаянном усилии ему удалось дотянуться до двери барака, оставляя клочья штанов и подштанников в зубах собаки...

- Я никогда в жизни не видел более обескураженного животного! - засмеялся Пилле.

Они вышли наружу и тронулись в путь с пятью десятками живых скелетов. Утром все увидели новых грузчиков. Худые пленники шатались, как пьяные. У многих даже не было шинелей, униформа свисала лохмотьями. Они носили с собой своё имущество: пустые жестяные банки из-под мясных консервов и помятые железные ложки.

- Доходяги! - вяло отметил Ковач и с отвращением отвернулся. - Не могли отобрать более крепких?

У некоторых был маленький узелок за спиной, видимо, с запасными обмотками или с помятой флягой для воды, которые они не решались нести открыто, боясь вызвать зависть у других.

- Вот это работники, - присвистнул Ковач и облизал полные губы, - они еле таскают ноги.

- Нам придётся работать за них.

База снабжения представляла собой небольшой ровный участок земли, обнесённый забором, за которым разместились несколько складов.

- Работы на всех хватит!

База делилась на три секции: склад боеприпасов, хранилище горючего и продовольственный склад. То и дело прибывали и уезжали грузовики, и работа пленных заключалась в том, чтобы загружать и разгружать их.

- Быстрее, быстрее! - то и дело раздавалась нетерпеливая команда.

Предполагалось, что караульные не должны помогать, но очень скоро все стали работать, не покладая рук. Дел было невпроворот, кроме того во время работы было не так холодно.

- Русские очень слабы, - оправдывал свою помощь Иоганн. - Они едва держатся на ногах.

- Не говоря уже о том, чтобы прилагать физические усилия.

Четверо с трудом поднимали ящик, что для Франца было детской забавой. Но они, конечно, старались изо всех сил. Каждый стремился угодить. Они соперничали друг с другом, подгоняли один одного.

- Резче двигай клешнями! - ругались они между собой.

- Сам шевелись…

Потом смотрели с надеждой, заметили ли немцы их усердие. Таким образом, они надеялись добиться лучшего с собой обращения, а, может быть, и получить ломоть хлеба.

- Мне жаль этих доходяг, - думал молодой Майер. - Среди них есть почти дети и бородатые старики, которые годятся нам в деды.

Все без исключения пленные выпрашивали еду или папиросу. Они скулили и пресмыкались перед охранниками, как побитые собаки. И если жалость и отвращение становились невыносимыми, им давали что-нибудь, тогда они ползали на коленях и целовали руки.

- Как должно быть, богат их словарь словами благодарности! - удивился Пилле и почесал за оттопыренным ухом. - Не верю своим ушам.

- А я своим глазам… - ухмыльнулся близорукий Вилли.

Это были человеческие существа, в которых не оставалось ничего человеческого. Люди, которые на самом деле превратились в животных.

- Однако имею ли я право осуждать их? - рассуждал склонный к философствованию Майер. - Если нас самих никогда не заставляли променять последние остатки гордости на кусок хлеба?

Ежедневно пленные умирали от истощения. Однажды за ящиком боеприпасов Ковач обнаружил троих мёртвых русских с посиневшими лицами. Они замёрзли насмерть прошедшей ночью. Почему-то не успели присоединиться к отправлявшимся обратно в лагерь товарищам, их записали как сбежавших.

- Куда они пойдут, ведь кругом наши войска? - самодовольно произнёс унтер-офицер.

- Есть убежавшие, - согласился Пилле, - но очень-очень мало...

Было довольно заманчиво улизнуть во время работы вне лагеря, но не часто находился человек, воспользовавшийся этой возможностью.

- В подобной ситуации любой из нас ухватился бы за малейший шанс удрать, - хорохорился гордый Франц, - но русские солдаты сделаны из другого теста.

- Люди второго сорта…

Бродячих собак вокруг развелось великое множество, среди них попадались самые необычные виды дворняг. Единственное, что их роднило, было то, что все они выглядели невероятно тощими. Для заключенных это не имело значения.

- Мы голодны, так почему бы не поесть жареной собачатины? - пленные постоянно пытались изловить осторожных животных.

Они просили немцев жестами, имитируя лай «гав-гав» и выстрел «пиф-паф», убить для них собаку. Просто взять и застрелить ее!

- Для меня это своего рода спорт… - думал жалостливый Иоганн. - Кроме того, этих диких собак развелось огромное количество.

Охранники кинули им подстреленную собаку. Немцы смотрели с отвращением, как разыгрывалась тошнотворная сцена. Вопя, как сумасшедшие, русские набросились на собаку и прямо руками раздирали её на части, хотя она была ещё жива.

- Это моё! - кричал чёрный, похожий на грека пленный.

- Вали отсюда… - отпихивал его курносый блондин.

Внутренности они запихивали в свои карманы, вроде неприкосновенного запаса. Всегда возникали потасовки за то, чтобы урвать кусок побольше.

- Горелое собачье мясо воняет ужасно, - возмущался Шольц. - В нём почти нет жира... Как его можно есть?

- Нам этого не понять! - горько сказал Майер.

Но пленные не каждый день жарили собак. За бараками была большая вонючая куча отбросов и, если охраны не было поблизости, они копались в ней. Они ели, к примеру, гнилой лук, от одного вида которого могло стошнить…

- Животные… - сделал окончательный вывод Пилле.

- Совершенно верно о них говорит партайгеноссе Геббельс, - кивнул коротко стриженой головой Вилли.

- Точно! - согласились все солдаты. - Они не люди!

Во время погрузки продовольствия разбилась пара бутылок водки, и алкоголь вылился на пол грузовика. Русские вскарабкались на него и слизывали жидкость языками, как коты валерьянку. На обратном пути в лагерь трое из них свалились мертвецки пьяными. Вот когда Франц рассвирепел:

- Проклятые ублюдки, будьте же людьми!

Он вдруг как ненормальный стал избивать одного из этих бедняг прикладом ружья, а жалостливое хныканье этого человека только приводило его в неистовство.

Твари! - он рычал от ярости, как тигр, и безжалостно наносил удары, пока Майер не подскочил к нему и не схватил за плечо.

- Боже Всемогущий! - крикнул ему Иоганн. - Что это на тебя вдруг нашло?

- Отстань…

- Возьми себя в руки. - Майер попытался обнять товарища за плечи. - Оставь бедняг в покое!.. Они окончательно протянут ноги и без твоей помощи!

Но тот стряхнул руку товарища и заревел, как разъярённый красной тряпкой бык:

- Я больше этого не вынесу!

- Будь сам человеком… - попросил Иоганн.

- Не смотри на меня так! Я сойду с ума!.. У меня крыша едет! Ничего, кроме этих проклятых страданий... Ничего, кроме этих существ, этих пресмыкающихся! Смотри, как они ползают по земле!

- Они люди.

- Слышишь, как они хнычут?.. Их надо раздавить раз и навсегда, мерзкие твари, просто истребить...

После вспышки гнева он успокоился, ненормальный блеск в его глазах погас.

- Иоганн, - пробормотал Франц и отвернулся в сторону. - Ты должен понять... Просто я не могу больше этого выносить.

- Я понимаю…

На обратном пути они всё время молчали. Следующим вечером, когда они ложились спать, Франц тихо сказал:

- Мне очень жаль, старик, что так вышло.

- Не бери в голову! - улыбнулся Майер.

- Я хочу отправиться добровольцем на фронт, - сказал грустный товарищ и предложил с надеждой: - Пойдёшь со мной?

- Конечно! - легко согласился Иоганн.

***

Неожиданно вокруг окопов красноармейцев начали рваться тяжёлые снаряды, потом вступили немецкие пушки меньшего калибра. Затем послышался вой сокрушительных миномётных снарядов всех калибров, которые безжалостно кромсали украинскую землю. Даже она с её бесчисленными ранами, казалось, пребывала в яростной агонии.

- Это конец, - одна мысль шарахалась в голове Петра Шелехова, - здесь выжить невозможно…

Два несчастных человеческих существа забились в крошечное укрытие, зажав ладонями уши, открыв широко рот, чтобы уберечь барабанные перепонки от взрывов, в ожидании, когда один из снарядов уничтожит их.

- Господи! - молился праведный комсомолец Шелехов. - Не дай мне умереть… Я такой молодой!

Прошла целая вечность, прежде чем шквальный огонь прекратился так же неожиданно, как и начался. В ушах Петра заломило от внезапной тишины. Когда он поднял голову над краем окопа, то увидел серый туман из едкого пороха и дыма, медленно поднимавшийся в воздух над всей местностью и застилавший собой луну и звёзды.

- Как думаешь, мы остались единственными в живых? - спросил оглохший Глухов. - Вряд ли кто выжил после такой бомбёжки…

- Не знаю, - честно признался Шелехов, вытряхивая песок из ушей. - Кругом земля набилась, даже на зубах хрустит…

Вдруг над цепью холмов взметнулись высоко в воздух белые вспышки ракет и заполнили ослепительным светом крутой склон перед ними и полосу земли на равнине.

- Пехота пошла, - прошептал хрипло Петя.

- Гляди, мы не одни! - выкрикнул оглохший Семён, показывая рукой копошившихся рядом бойцов. - Немцы скоро атакуют, вишь рассветёт...

Они приготовили пулемёт и пристально разглядывали равнину внизу, высматривая малейшую движущуюся тень. Где-то нервно застучал один из русских пулемётов и спровоцировал другие, хотя никакого противника пока не было видно. Слышался только низкий непонятный гул, как будто вне поля зрения крадётся огромный зверь, готовясь к прыжку.

- Идут «фрицы», - лейтенант Ивлев перебегал позади окопов и старался подбодрить оглушённых бойцов, - приготовиться к бою… Не робей, ребята!

- Нам уже робеть нечем…

Кругом зажглись красные огни, сигнал, который предупреждал об атаке противника. Гитлеровцы дружно высыпали из своих укрытий, и бой мгновенно вспыхнул в нескольких сотнях метров слева от них.

- Сколько же их? - удивился Семён.

- До хрена!

Они видели смутные очертания фигур, ползущих, как ящерицы, через равнину и вверх по склону. Тогда Глухов положил палец на спусковой крючок и с силой вдавил его.

- Вот вам привет! - азартно закричал он. - Получите и распишитесь…

- Давай! - с азартом поддержал его Шелехов.

Почти в унисон с их пулемётом другие красноармейцы выпустили очереди трассирующих огней по смутно различимым целям. Размытые фигуры наступавших неотвратимо приближались. Они вдруг выросли, рванулись вперёд, затем снова упали и слились с землей.

- Где же они, - запаниковал Пётр, - как ловко они маскируются!

- Найдём… - прошипел Семён.

Их злость от этого открытия возрастала, но вместе с ней росла паника. Он думал, что сойдёт с ума, когда нужно было менять ленту «Максима» или заклинивало патрон.

- Быстрее! - торопил его напарник.

- Сам знаю… - огрызнулся Петя.

Он менял ленту за лентой, а тени всё приближались. Немецкие трассирующие пули, выстраивавшиеся огненной цепочкой, в каждом пятом патроне обозначали центр склона и шли вперёд, прорезая равнину.

- Вот гады! - ругался потный Глухов. - Нащупали наше положение, скоро накроют.

- Может, отступим? - осторожно предложил Шелехов.

Трассирующие пули противника находили их собственное укрытие, ударяя по камням на бруствере и улетая прочь к высоким звёздам.

- Куда?

- Вон они! - заорал Семён.

Нервы уже не выдерживали напряжения боя. Пётр наполовину вылез из окопа и стал бросать вниз одну за другой ручные гранаты. Он левой рукой быстро выдёргивал чеку, потом резко выкидывал вперёд и вверх правую. Шелехов так увлёкся, что даже выбросил сапёрную лопатку напарника.

- У нас почти закончились боеприпасы, твою мать! - ужаснулся он.

- Значит, нам крышка.

- Смотри, там какая-то суматоха… Они отступают!

Невыносимое напряжение мозга на мгновение спало. Однако хитрые немцы начали сосредотачиваться на правом фланге батальона. В считанные минуты опорные пункты оборонявшихся были обнаружены благодаря перекрёстному огню противника.

- Ага, дождёшься, - зло рявкнул Шелехов.

- Я бы давно отступил…

Противотанковая пушка ополченцев продолжала вести огонь, как часовой механизм, но пулемёты замолкали один за другим, да и огонь из стрелкового оружия почти прекратился.

- Ты слышишь звуки пистолетных выстрелов? - спросил Петька, до предела вытянув тонкую шею. - По-моему там началась рукопашная.

- Так они и до нас доберутся…

Пули засвистели у их укрепления, выпущенные с новых позиций противника. При свете частых вспышек они увидели внизу огромное количество наступавших врагов. Часть из них уже ползло вверх по склону.

- Закрываем лавочку, - сказал возбуждённый Глухов. - Если мы не уйдём сейчас, то будет слишком поздно.

- Понял.

Они с двух сторон взяли тяжеленный «Максим» и патроны. Выбрав относительно спокойный момент, выбрались из окопа и побежали, спотыкаясь под пулемётными очередями, взбивавшими землю. Пули иногда отскакивали рикошетом и пролетали со свистом над их головами.

- Поднажми, Шелехов! - прохрипел Семён. - Вон там запасная позиция.

- Не могу быстрее…

Самая смертельная гонка, которую когда-либо выигрывал Пётр, закончилась. Они упали в овражек, на который давно нацелились, и в изнеможении привалились к его стенке, наслаждаясь минутной безопасностью.

- Пока немцы не успокоятся отсюда нам не двинуться, - предположил, отдышавшись, опытный шахтёр. - Еле ноги унесли…

- Если бы не пулемёт, добежал бы быстрее! - оправдывался Пётр и потёр правую ногу. - Все ноги синие от ударов об проклятую железку.

- Скажи спасибо, что, жив.

Юный Шелехов лихорадочно заправлял оставшиеся патроны в матерчатую ленту. Они попробовали расстрелять её, но, очевидно, в спусковой механизм попала пуля, и он не работал.

- Знали бы раньше, бросили эту «бандуру»! - сказал Глухов и грязно выругался: - Рук не чувствую, словно смену отпахал…

- Я тоже!

Им пришлось какое-то время пролежать без дела, пока атаки немцев не закончились. Они бросили сломанный пулемёт и поползли назад. За внутренним гребнем горы они увидели жалкие остатки своей части.

- Это все? - не поверил Семён.

- Нам сильно повезло… - присвистнул напарник.

Раненые, поддерживая друг друга, ковыляли в тыл. Здоровые солдаты лежали маленькими группами, спали на мокрой земле там, где упали, не пользуясь даже плащ-палатками. Люди едва могли говорить - это отнимало слишком много усилий.

- Видать немцы выдохлись, - предположил с надеждой Петька, - давненько не атаковали…

- Тоже, небось, люди: есть, и спать хотят!

Они, не скрываясь, в полный рост опустились к своим. Рядом с ними плёлся сержант Кошкин, грязный, как и они, в изодранных и забрызганных кровью брюках, без винтовки и даже без поясного ремня. На расспросы Семёна он неохотно отвечал:

- Командир роты?.. Он убит.

- Неужели оставим город?

- Я что командир дивизии…

- Приказано отходить?

- А я почём знаю! - огрызнулся сержант и матерно выругался.

***

После ночного боя в роте Шелехова в строю осталось четырнадцать человек. В заросшей побегами молодого тополя лощине их покормили кашей из походной кухни.

- Как я могу, есть после такого? - Петя безвольно шевелил челюстями.

Несколько часов они поспали, несмотря на прилетающие снаряды. Рядом с ними вторая рота ожидала ввода в бой. Они вышли из побоища почти без потерь, основные атаки гитлеровцев пришлись на другой участок.

- Получите оружие и вставайте в строй! - приказал им подошедший старший лейтенант. - Мы занимаем оставленные вами позиции.

Не особо заботясь о том, что с ними будет, отупевшие от усталости люди пошли вверх по оврагу, который утром использовали для бегства.

- Неужели снова в бой? - Шелехов оказался в первом взводе.

После обеда начали завывать орудия, их снаряды круто взмывали вверх, делали в воздухе пологие дуги и падали за холмом. Гавкал тяжёлый миномёт.

- Ты смерти не боишься? - настойчиво спрашивал Петра солдатик. - А у меня, понимаешь, как начинает он стрелять, поджилки трясутся…

- Чего уж бояться? - устало ответил тот. - Убьют так только один раз...

- Шутишь! - солдат изумлённо уставился на него.

Он даже остановился, перегородив узкую дорогу, не обращая внимания на догонявших бойцов, пока сержант Кошкин не окликнул:

- Давай поторапливайся!.. Заснул что ли?

Пётр был настолько поглощён мыслями, что некоторое время даже не замечал, что стало тихо и немцы не проявляли никаких признаков жизни.

- И что так волноваться? - Шелехов шагал машинально. - Я уже ничего не могу изменить… Если суждено умереть, умру сегодня, а нет так завтра!

По ним не было сделано ни выстрела, пока солдаты карабкались по гребню и добирались до вершины.

- Смотрите, Степаненко погиб! - сказал сержант, указывая на недавнего проводника. - Опять он нас первым встречает…

- По-моему я погибшего знаю, - просипел Глухов, - его батька твоего отца учил на коногона…

Тот лежал лицом вниз, вытянувшись во весь рост перед укрытием. Ему не хватило шага, чтобы оказаться в безопасности. Каска соскользнула с его головы и оказалась зажатой между небритым подбородком и землёй. Создавалось впечатление, что он напоролся на её твердый край и умер.

- Вон Федька Кулаков! - Семён стряхнул землю с носа. - Как он деньги любил… В добровольцы записался ради повышенного содержания.

- Не может быть…

- Точно говорю, я с ним лет пятнадцать рядом работал, - вполголоса проговорил он, обращаясь, как бы к самому себе. - Какой теперь толк для него во всех накопленных деньгах?

… 19 октября «шахтёрская» дивизия вела ожесточённые бои на окраине города Сталино, отбивая атаки противника. Командир дивизии Провалов получил по телефону от начштаба армии устный приказ оставить город.

- Да о чём вы в штабе думаете! - не сдержался он. - Отступать нельзя!

Спустя двадцать минут с ним по телефону связался командующий 18-й армии генерал-майор Колпакчи и спросил напрямую:

- С чем ты не согласен, Провалов?

- Необходимо дать бой за город!

- А потом чем будем затыкать прорыв?.. Голой задницей!

- Бойцы не поймут, здесь их дом.

Трубка надолго замолчала, потом Провалов услышал слова командарма:

- Держись, сколько сможешь!

383-я дивизия весь день 20 октября 1941 года продолжала вести уличные бои в Сталино. Красноармейцы покинули город ночью и только потому, что отошли, подчиняясь приказам, соседние дивизии.

… Весь день Пётр участвовал в непрекращающихся боях. Он автоматически стрелял из винтовки, падал от близких взрывов на дно окопа и урывками спал. Его охватило страшное безразличие к своей судьбе.

- Может быть завтра я буду лежать где-нибудь? - думал он.

Как и все люди во все времена, он надеялся, что выживет.

- Если так случится со мной, я всегда буду благодарен судьбе за то, что остался жив… - в редкие минуты тишины размышлял Пётр. - Я бы почувствовал вкус настоящей жизни во всей её полноте. А когда настанет её естественный конец, скажу: «Я славно пожил и прожил своё».

Утром роту отвели в тыл. Шелехов безучастно сидел на холодной земле, когда подъехала машина. На полу открытого кузова лежали тела убитых.

- Где медсанбат находится? - обратился тыловик. - Мы заблудились.

Из груды человеческой плоти торчали две ноги в рваных портянках. Петру ноги показались знакомыми. Он с усилием встал и подошёл.

- Да это же Глухов, - сказал он. - Не повезло, бедняге…

- Ты смотри-ка, весь как решето! - водитель сочувствующе покачал головой. - Это, должно быть, миномёт постарался.

Пётр заметил лежащего в сторонке сержанта Кошкина, лицо которого перерезал окровавленный след от осколка. Одному красноармейцу распороло живот так, что вывалились скользкие кишки. Присмотревшись, он сказал:

- Погоди-ка! Ах да, это командир роты лейтенант Ивлев.

К машине поднесли тела погибших. Водитель с помощью Петра забросил тело молодого парня поверх всех, затем заботливо сказал тыловику:

- У нас вывалится весь груз, если не подвинуть тела глубже...

- Ну и хрен с ними! - зевнул тыловик. - Кому они теперь нужны?!

Машина медленно тронулась, и мёртвые тела начали мелко трястись друг на друге, словно синхронно смеясь над чей-то смешной шуткой. Вдруг из груды неживой плоти вылезла чья-то окровавленная рука.

- Неужели там Семён? - Петру показалось, что она принадлежала погибшему Глухову, хотя в данном случае было совершенно неважно кому именно.
Продолжение  http://proza.ru/2012/08/20/60