Автоматическая религиозность сознания
Начнём с элементарного язычества.
Каждый тунгусский, к примеру, охотник с незапамятных времён лелеял своего деревянного божка, которого сам из подходящей колоды и вырезал. Мазал ему нарисованный рот после каждой удачной вылазки самой натуральной кровью, не жалел сала, чтобы блестело и сверкало идолище.
Но это в хорошие времена.
А когда удача не подфартила, при всех предварительных стараниях и обиходном шаманстве, можно того божка и побить, и вообще на мороз выбросить.
Не слишком далеко, впрочем, - на случай всякий.
Потому что, когда совсем, казалось бы, становилось деваться некуда, тот божок снова на белый свет извлекался. И как раз вовремя помогал…
Ну, а если не помогал, то и свидетелей не оставалось.
И не будем затрагивать вовсю уже прицивилизованные религии.
Просто представим себе весь ужас обычного современного человечка, внезапно ощутившего себя наедине с равнодушно-бесконечной вселенной. Даже и в толпе.
Ничего нет страшнее толкаться среди множества людей, которым ты и нахрен не нужен.
Вот тут и возникает тяга к стихийному объединению. И в первую очередь — по самым примитивным критериям.
Немного об ужасном.
В результате таких объединений всегда возникали нешуточные распри. Именно как результат обожествления сходства на фоне различий. Люди частенько топили людей — со связанными руками и камнями на ногах, чтобы те не всплывали. И спокойненько одни наблюдали в прозрачной водичке, как другие несчастные перед смертью сползались в братские объятия.
Рефлексия кошмарная! Что под водой, что сверху. И главное, всё во имя обожествляемых идеалов. И тогда забывается даже божественная заповедь — не убий.
Времена собирательства чего попало и вольной охоты на съедобное давно прошли. Угодий на всех явно не хватает. Пещер тоже.
Строим заводы и небоскрёбы, еду выращиваем.
Учёные что-то там постоянно изобретают.
Вот и - слава Богу власти, после очередной войны.
И лишь бы оно уже никогда не менялось.
Обожествление власти — признак несамостоятельности. Это та же религиозность — с неба манну подай. Я опять вспоминаю Гарина-Михайловского:
— Мужик, слезай с печи, пора пахать.
— А! Всё равно бестолку рыпаться, если Бог не даст.
И этот чудак заставил их и навоз не выбрасывать, а везти на поля, и молотить мокрую пшеницу…
А они его сожгли — противу судьбы не выступай.
И даже собственной судьбы на то не жалко.
Свидетельство о публикации №212030801144