Фронт в бурьянах
— Дальше пойдем пешком. Фронт, поди, рядом.Видел на станции санитарный эшелон? Бинты там у раненых свежие, значит бои совсем недалеко. Двинем на запад и пристанем к любой части в первом же бою. Между боями нельзя, отправят обратно в Губаху. А под огнем им не до того будет. Вот тут мы и покажем себя. Врешь,—протянул неведомо для кого Витек, - запишешь в солдаты. Не для того мы тыщу километров от патрулей да милиционеров прятались, что б нас обратно с позором отправили!
Хлебом перекусили, картофелины спрятали в мешок. И пошли полем вдоль дороги, обогнув по пути большой поселок с каланчой, светлыми дымами над трубами домов в предвечерием воздухе и почти без руин. Видимо, война пощадила его жителей, лишь краешком крыла коснувшись домов и улиц.
* * *
Апрель сорок третьего был месяц как месяц. Во¬время пришло тепло, вовремя проросла трава. На хуторе Завалье бабы надрывались:появилась и быстро пошла в рост трава, и они сумели выгнать на выпасы уцелевшую за зиму худобу. Колхозный скот из эвакуации еще не вернулся, и все выгоны достались двум хуторским волам, корове с телком и пятку овец из подворья Феклы Ульяновны Захаровой. Приглядывали днем за скотиной пацаны Феклы Ульяновны Иван и Петька, а вечерами она сама собирала с выгона маленькое стадо. Днем же хоззяйка, как и все хуторянки, уже трудилась на колхозной пашне. Все еще худые после зимовки и хилые волы едва тянули однолемешный конный плуг, девочка-погонщица стерегла их хлыстинкой и плакала от бессилия, словно она виновата в слабости волов.
Приезжал участковый интересовался, не видела ли дезертиров, не появлялись ли чужие люди? Пацанам Ивану и Петьке наказывал:
-Вы тут крутитесь весь день, так получите боевое задание: замечать всех посторонних и мне докладывать. А за это вот, ей-богу, дам по разу выстрелить из пистолета.
-Тоже мне подарок!- Хмыкал ему вслед семилетний Петька. -Да вон там в яру целый пулемет валяется с лентами, стреляй не хочу. Лучше б он нам сахарную голову подарил. А то вон Анютке-вдове каждую ночь сахар таскает, ёё Андрюшка хвастается.
И ложились на спины, глядя в бездонное небо с барашками белых резвящихся облаков...
Но в тот вечер братья встретили мать с беспокойством:
—Вон там, в прошлогодних бурьянах по-над дорогой на Развилы, нынче дымок кучерявился. Мы было хотели подкрасться да поглядеть, а тут ветер с обратной стороны потянул, овцы против него и двинулись. Пока их завернули, дымок и пропал.
-Может, показалось? — Спросила мать. И сама потом строго велела: — увидите еще дым, не вздумайте подходить! Время лихое, вдруг немцы из окружения к своим пробиваются.
Овец загнала в закуток, пацанов уложила под дерюжку спать, а сама под окошко Анютки-вдовы: тут-тук в стекло.
Поднялась рама, появилась всклокоченная голова солдатки:
— Вот я постучу!—было забранилась она, по узнав в полумраке Феклу Ульяновну, встрепенулась: -Ай случилось чего?
— Позови участкового, кума.
—Да господь с тобой!—забожилась было та, но уже поверх в окне показалось усатое лицо милиционера:
—Стряслось чего, Ульяновна?... Погоди, сейчас выйду.
* * *
Витьку было уже полных четырнадцать, и он считал себя вправе командовать двенадцатилетним Володей:
— Зря я тебя послушался и костер развел. «Печеной картошки хочу, печеной картошки хочу!»— передразнил он брата. Собрался с немцами воевать, а у самого никакой выдержки... На вот. — протянул он ему крупную, разваленную напополам картофелину. -Соль кончилась. Но ничего, видишь, как полыхает в ночи? Это наша артиллерия работает. Еще день-два и мы на передовой. Представляешь, как обрадуются наши домашние, когда получат с фронта треугольнички! Мы ведь после первого же боя напишем. А теперь спи давай, боец Красной Армии Владимир Дробин.
...И они заснули, и снится Витьку его домик в два окошка на окраине уральского городка, добрый пес Пепел, по которому он нынче особенно скучал, и почему-то малахитовая ваза, которую из-за размеров мать после гибели на фронте отица сняла со стола и поставила в угол у двери. Вот ваза матовая, с сизыми прожилками, словно надвигается из мрака, а потом резко разваливается на куски, и один осколок больно впивается в плечо:
—Вставай, что ли, беглец!
Витек таращил глаза, на фоне ночного неба видит над собою лицо в форменной фуражке и резко кричит: — А-а-а!
— Чи! — лицо представляет палец к губам.— Брата испугаешь. Просыпайся, не место тут для ночлега.
«Вляпались, почти у самого места вляпались!» — сокрушался Витек, слушая милиционера. А тот перетряхивал их походный мешок.
— Значит на фронт бежим? Без вас немца добить некому? © родителях-то подумали?
И повел их к дому Феклы Ульяновны. Хозяйка уложила их на холодной печи, а участковый расположился на лавке у окна:
— Уж извини, Ульяновна, нынче я тоже у тебя заночую.
На рассвете милиционер бодро встал, во дворе сполоснул лицо из холодного умывальника, в хате развернул бумаги из полевой сумки.
Ориентировки были самыми разными. Из Острожского района в сторону Буденого угнали интендатский «студебеккер». Братья-убийцы Кныши ушли нз-под стражи и кружат где-то в окрестностях. Неведомые негодяи режут втихомолку уцелевший колхозный скот... «Ага, вот. На станции Бирюч были замечены двое подростков. По описанию Виктор и Владимир Дробины, учащиеся второй школы города Губаха, оставившие дома записки о том, что добровольно уходят на фронт. Их приметы...»
Через несколько минут у участкового сомнений
не оставалось.
-Слышь-ка, Фекла Ульяновна! Пошли своего мальца в Ряшиново с запиской в сельсовет. Я черкну председателю пару строк. Надо нам этих фронтовиков из бурьяна обратно отправлять. Ну, а пока нужно сообщить по месту их жительства: живы, мол, и здоровы, добивают ненавистного врага. Так, что ли? -Участковый увидел свесившуюся с печи голову Витька.
* * *
Петр Васильевич Захаров носит шкиперскую бородку и курит трубку. Он много лет ходил на судах торгового флота и до сих пор сохранил морскую походку. Широко расставляя ноги, словно боясь, что пол его новооскольской квартиры уйдет из-под ног, он вспоминает:
—К обеду председатель сельсовета прислал свой тарантас. Участковый усадил беглецов по разные стороны рядом с собой и сказал:
— Без шуток, братовья, а то стрелять буду. А вам,—повернулся он ко мне и брату Ивану,—нынче же дам выстрелить по разу из пистолета.
И в этот момент старший из беглецов так глянул на меня, что я сразу понял: во мне он признал предателя. А брат Иван некстати протянул участковому:
— Уж лучше сахару...
Свидетельство о публикации №212030801630