Где брат твой?

Кто говорит: «Я люблю Бога», а  брата своего
ненавидит, тот лжец. Ибо, не любящий брата
своего, которого видит, как может любить Бога,
которого не видит.

       Святой апостол Иоанн Богослов


Никанор Сергеевич Багин, седой семидесятилетний старик с мохнатыми, нависающими над глазами бровями и носом картошкой, с трудом поднялся по ступенькам и открыл дверь. Он вернулся с поминок. Только что похоронил жену, с которой прожил почти пятьдесят лет, воспитал двух сыновей… Они, правда, хотели эту ночь переночевать с отцом, не оставлять его одного в пустой квартире, но Никанор Сергеевич резко отказался:

– Ничего не нужно… Спасибо за всё. Езжайте домой. Мне бы побыть одному…

Переодевшись, он прошёл в гостиную и сел в кресло. На диване обычно располагалась жена, а он – рядом… только сейчас здесь не было и никогда уже не будет Любушки…

В тот вечер он стал ощущать всю глубину и тяжесть горя, которое настигло его. Сил не было. В голове всё время вертелась одна и та же мысль: «Как же мне жить без неё? Я же не могу… и не хочу…»

Долго ли так просидел, или нет, он не знал. Время для него остановилось. Вспоминалась Любушка, молодая, весёлая, с искрящимися глазами и зовущей улыбкой. Когда это было?..

Никанор Сергеевич с трудом встал и прошёлся по квартире. Опустела она без жены, словно стала нежилой… Только на прикроватной тумбочке остатки медицинских препаратов…

Пошёл в кухню, достал из шкафчика недопитую бутылку водки, наполнил рюмку и выпил. «Пусть земля тебе будет пухом… Как же я без тебя жить-то буду? Поторопилась ты, Любушка. Я старше тебя, моя очередь была…»


Проходили недели, месяцы, годы. Никанор Сергеевич привык к одиночеству. Сам варил себе еду, стирал, убирал квартиру. Но когда не было сил что-то делать, приглашал соседку, Валентину Васильевну. За небольшую плату она ходила на рынок, в магазин, варила…

К Никанору Сергеевичу приходили сыновья. Приносили продукты, какие-то вещи. Посидят часок и уйдут. У них – свои заботы. Только разве они могли ему заменить Любушку, заполнить пустоту, поселившуюся в его груди после того, как она ушла?

Старший сын,Евгений,обычно приходил вместе с женой,Еленой,и дочерью Аллочкой. Внучка стала уже совсем большой, училась в институте, мечтала о самостоятельности. Она любила деда. Прибежит и спросит: «Не сбегать ли в магазин?». Звонит, интересуется: «Дед, ты как? Нужно что?».

Однажды дети засиделись у него до позднего вечера. Внучка познакомила со своим женихом. Валентин учился с Аллочкой в одном институте. На предложение Никанора Сергеевича после свадьбы пожить у него они дружно отказались.

– Нет, дед! Будем жить в комнате Валентина. Мы – молодые. Нужны тебе наши проблемы! К нам могут приходить друзья… А тебе покой нужен… Мы лучше к тебе чаще будем приходить, помогать… Ты только не обижайся.

Никанор Сергеевич понимал, не настаивал. Подумал, что у Аллочки рассудительность, как у сына. В отца пошла. И в самом деле, недаром в народе говорят: «Чем дальше, тем ближе!». А здесь его стеснять побоятся. Им, молодым, веселья хочется…

Через месяц в заводской столовой сыграли свадьбу. Было много молодёжи. Со стороны Валентина на свадьбу пришли его товарищи. Оказывается, он – воспитанник детского дома.

Погуляли хорошо. Но после того застолья Никанор Сергеевич слёг. Слабость, головокружение, боли в груди… Стало ясно: ему требовался постоянный уход.

Валентина Васильевна позвонила сыновьям Никанора Сергеевича, рассказала о болезни отца, добавила: он хочет их видеть.

Вечером приехал Евгений Никанорович, высокий мускулистый сорокапятилетний мужчина. Он работал мастером на электродном заводе в цехе обжига и графитации. Чуть сутулый, был очень похож на отца. Те же брови, тот же нос, те же внимательные и добрые глаза.

– Что случилось, батя? На свадьбе Аллочки ты отплясывал как молодой, а теперь…

– Случилось то, что и должно было случиться… Приболел... Нужно посоветоваться. Вот придёт Коляша, тогда и обсудим, а то мне и говорить тяжело…

– Так, может, тебя в нашу заводскую больницу? Там хорошие врачи. Они быстро на ноги поставят…

– Нет… Ты посиди тихонько… Подождём Коляшу.

Ровно в семь пришёл Николай. В отличие от брата, он был невысокого роста, полноват, с большой лысеющей головой. Его мясистый нос оседлали очки в тяжёлой роговой оправе.

Николай Никанорович работал врачом-невропатологом, занимался иглотерапией. Недавно прошёл курсы усовершенствования в Ростове и теперь замещал заведующего. Его жена Галина работала в том же отделении старшей сестрой. Их сын Григорий, студент Ростовского медицинского университета, жил в общежитии и к родителям приезжал нечасто.

– Я вроде бы не опоздал! Что случилось, батя? – спросил Николай, опытным взором оглядывая отца. – Может, всё же ляжешь ко мне в отделение? Там мы тебя обследуем, подлечим… Ну, чего ты упрямишься? Ничего с твоей квартирой не случится…

– Я сказал: никуда не хочу идти, и хватит об этом! Дома буду. Вот что хотел вам сказать: хорошо бы, чтобы кто-нибудь из вас жил со мною… Одиноко мне… Страшно…

В комнате на какое-то время стало тихо. Каждый взвешивал перспективы такой жизни.

– Я не могу, – сказал Николай. – У Гали на руках старушка-мать. Её бросить тоже нельзя. Вот пусть Женька и переезжает к тебе, а Алла будет жить в его квартире. Чем не выход?

В комнате снова повисла тишина. Евгений сидел на стуле у постели отца низко опустив голову. Николай пристально смотрел на брата, ожидая его решения.

– Что скажешь, сын? – спросил Никанор Сергеевич.

– Что я могу сказать, – поднял голову Евгений. – Завтра возьму на работе машину. Нужно же хотя бы свои вещи перевезти… Лене отсюда добираться на работу проще, а мне… какая разница. Привыкну…

Никанор Сергеевич был доволен решением. Сказал, что, наконец-то, сможет спокойно спать…


Прошло три года. Последнее время Никанор Сергеевич часто болел и почти не выходил из своей комнаты. Елена Георгиевна, педагог в школе, перешла на половину ставки, так как не могла надолго оставлять старика одного.

Однажды Никанор Сергеевич попросил сына, чтобы он пригласил к нему нотариуса.

– Зачем тебе?! Ну что ты никак не успокоишься? Живём и живём… Кто на что может претендовать?

– Может, ты и прав, но я тебя прошу, пригласи нотариуса. Или тебе трудно уважить просьбу отца?

– Ничего не трудно. Уговорил. Будет тебе нотариус…

Когда пришёл нотариус, Никанор Сергеевич попросил его удостоверить дарственную. Он завещал свою квартиру внучке Аллочке.

На вопрос Евгения, почему так несправедливо, ведь у него есть ещё и внук – Гриша, Никанор Сергеевич ответил:

– Гришка – мужик! Он себе квартиру должен сам заработать! А Аллочка – девушка. Важно, чтобы у неё был тыл… Понимать надо! Денег у меня нет, чтобы всех вас осчастливить. Мебель, книги, побрякушки сегодня ничего не стоят. А вот квартира для неё – это, по моему разумению, то, что нужно. Пусть как живёт в вашей квартире, так и живёт… На худой конец, сможете с нею и обменяться, но я буду знать, что у внучки есть крыша над головой!

Вечером, когда собралась вся семья, Никанор Сергеевич при всех вручил дарственную Аллочке. Он был возбуждён, сам налил в свою рюмку немного водки и сказал:

– Вот, кажется, я все дела и завершил. Теперь можно и к Любушке собираться.

Все стали возмущаться, говорить, что нужно ещё пожить… Никанор Сергеевич не возражал, кивал и улыбался:

– Надо… Конечно надо…

Николай Никанорович внимательно взглянул на отца и спросил:

– Ты как себя чувствуешь, батя?

– Всё нормально, Коляша… Всё нормально…


Вечером, когда гости разошлись, Никанор Сергеевич лёг в постель и позвал к себе сына.

– Женя! Я чувствую, что мне недолго осталось небо коптить… Ты вот что, сынок… когда это случится, не очень-то убивайся… Мне жизнь без Любушки – не жизнь… Ты только схорони меня рядышком с нею… Об этом я тебя прошу…

– Да брось ты… Что у тебя за настроение? Живи ещё!

– Поживу… Ты только обещай мне, что выполнишь мою просьбу.


Наутро Елена Георгиевна приготовила завтрак, накрыла на стол и попросила мужа, чтобы он поторопил отца, иначе можно и на работу опоздать. Но когда Евгений Никанорович зашёл в комнату отца – тот лежал и, не моргая, смотрел в потолок.

Евгений Никанорович всё понял. Бледный, он вышел на кухню, где они обычно ели, и, прислонившись к стенке, чтобы не упасть, тихо проговорил:

– Батя есть не будет… Он уже никогда с нами есть не будет…

Упав на стул, разрыдался в голос. Это было так непривычно. Прожив много лет с ним, Елена Георгиевна ни разу не видела плачущего мужа.

Похоронили Никанора Сергеевича рядом с его Любушкой.

А на поминках жена Николая Галина, невысокая черноволосая энергичная женщина, вдруг заговорила о том, что всё-таки несправедливо покойник поступил, обделив второго внука. А уж если так, то пусть Лена выплатит Грише половину стоимости квартиры, чтобы и он, подсобрав ещё немного, мог купить себе жильё.

Евгений Никанорович слушал эти речи и с удивлением смотрел на брата.

– А что? Разве это справедливо? Мальчику даже некуда пригласить девушку! – продолжала Галина.

– Хватит, Галя, – пытался её урезонить муж. – Не время и не место!

– Ты мне рот не закрывай! – огрызнулась Галина. – Ты всегда был мямлей и тюфяком. Не можешь за своего сына заступиться?! Я разве говорю неправду?

Поднялся шум, но соседка Валентина Васильевна, много лет помогавшая ухаживать за Никанором Сергеевичем, встала и громко сказала:

– Давайте помянём Сергеича. Правильный был мужик. Пусть земля ему будет пухом.

И все дружно выпили.

Потом подали куриный бульон с лапшой и все склонились над тарелками.

– А ты-то чего молчишь, – спросил Евгений Николая. – Или так же думаешь, как жена?

– Ничего я не думаю. Но уж если хочешь начистоту, пожалуйста. Мне кажется, когда батя составлял это завещание, он был не в себе…

– Это как понимать: «не в себе»?

– Так и понимай! Не в себе это не в себе, то есть не совсем дееспособен, и это его завещание можно оспорить! Я не собираюсь этого делать, но хочу, чтобы ты знал, что считаю этот поступок отца несправедливым.

Наступило молчание. Евгений Никанорович налил в стакан водки, с горечью взглянул на Николая, выпил, чем-то закусил и ушёл домой.


На следующее утро он спросил у жены:

– У тебя на сберкнижке сколько?

Елена Георгиевна встала и принесла из спальни сберкнижку. Она всё поняла и была согласна с решением мужа.

Евгений Никанорович открыл книжку и отложил её в сторону.

– Считай, что у тебя ничего нет… И я добавлю. Полтора миллиона, думаю, им хватит… Только я не хочу их видеть!

Елена Георгиевна промолчала.

После завтрака, собирая мужа на работу, спросила:

– Так мне снимать деньги с книжки?

– Снимай! Остальные я с работы принесу…

– Где ты их возьмёшь?

– Возьму… Мир не без добрых людей…

– А как передавать будешь? Да и расписку взять у них надо бы…

Евгений Никанорович грустно посмотрел на жену и отвернулся, ничего не сказав. Подумал: «Дожили: расписку от родного брата!..»

На следующий день Евгений Никанорович пошёл на почту и послал на адрес Николая деньги с уведомлением о вручении.


С тех пор прошло полтора года. Евгений не общался с братом, его семьёй, не поздравлял их с праздниками и днями рождения…

Аллочка забеременела, но беременность протекала тяжело и сопровождалась какими-то невралгиями, но ни она, ни её родители даже не подумали обратиться к Николаю Никаноровичу, известному в городе невропатологу. Договорившись на работе, Евгений Никанорович и Елена Георгиевна повезли дочь в Ростов.

К счастью, ничего страшного не было. Профессор, осмотревший Аллочку, написал на листке своё заключение и назначения и, подавая их Елене Георгиевне, произнёс:

– Благодарите Бога, что тревога оказалась ложной. У вас всё будет хорошо. Что касается проблем, которые вызвали все эти неприятности, здесь я вам рекомендую следовать основной заповеди многих вероучений…

– Я, профессор, к сожалению, атеист, – сказал Евгений Никанорович. – Но в церковь пойду и свечку поставлю.

– Пойдите, дружок, пойдите… и поставьте. В христианстве есть такая легенда. Правда ли это было когда-то, или нет, сказать не могу, но легенда гласит о том, что у Адама и Евы было два сына: Каин и Авель. Каин обрабатывал землю, а Авель был пастухом. Однажды Авель и Каин возносили Богу жертвы. Каин разжёг огонь и возложил на него сноп прекрасных спелых колосьев. Авель разжёг огонь и принёс в жертву лучшего ягненка, которого только смог найти у себя в стаде. Авель был очень добрым и благочестивым. Каин возносил жертву лишь для того, чтобы никто не мог сказать, что он не любит Господа. Бог принял жертву Авеля, дым от костра его вознёсся к небу. А дым от жертвы, принесённой Каином, стелился по земле. Бог не захотел принимать его жертву. Каин рассердился на своего брата и убил его.

Евгений Никанорович был поражён. К чему это он? Неужели он знает об их конфликте с Николаем?!

– Я понял вас, профессор, но всё можно простить, только…

– Не судите строго людей и научитесь прощать! Это заповедь простая, но следовать ей очень даже непросто.

– Так что за заповедь такая?

– Я же сказал: научитесь прощать!


Всю дорогу из Ростова домой Евгений Никанорович был молчалив и напряжённо думал, как помириться с братом.

– Через две недели день рождения Николая, – задумчиво сказал Евгений Никанорович. – Давай всё-таки пойдём к ним и поздравим его. Нельзя же всю оставшуюся жизнь злиться… Брат же он мне!

– Успокойся, дорогой, – ответила Елена Георгиевна. – Я разве против? У меня даже и подарок есть.

– Подарок?

– Шерстяной шарфик. Он любит яркие расцветки. Я и пирог по такому случаю испеку…


Через две недели часов в семь вечера семья Евгения Никаноровича позвонила в дверь Николая и Галины.

Их приняли, как будто и не было никаких раздоров. Выпили за день рождения, вручили подарки. Потом пили чай, ели яблочный пирог Елены Георгиевны и хвалили её мастерство. А потом Николай встал и протянул Евгению конверт, в котором были деньги. Те самые полтора миллиона, которые Евгений послал ему, когда спорили о несправедливом решении отца.

– Это твои деньги. Забери! Я был не прав, – сказал Николай…

Евгений Никанорович посмотрел на брата и счастливо улыбнулся.

– А как же квартира Гриши?

– Мужик… Сам должен заработать! – сказал Николай Никанорович и обнял брата.