Мера за меру, 1-3

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Монастырь.
(Входит Герцог Винченцо и брат Фома.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Святой отец, отбросьте эту мысль. Стрела любви меня бессильна ранить. Причина, по которой я убежища прошу и прозаичней и важнее всех стремлений и желаний юности кипучей.

БРАТ ФОМА:
В чём, ваша милость, заключается причина?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Святой отец, ведь вам известно, как жаждал я уединенья и ненавидел жизнь, в которой роскошь и безумство затмевают разум . Отныне властью и правами в Вене мною наделён барон Анжело, надёжный человек и строгий. Он полагает — я уехал в Польшу, как и велел я всех оповестить. Конечно, спросите, зачем я это сделал?

БРАТ ФОМА:
Хотелось бы спросить.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Крепки уставы в государстве и строги законы. Они, как шпоры, для упрямых лошадей необходимы. Но вот уж девятнадцать лет законы — без движения на полках, подобно старому беспомощному льву, лежащему в пещере, очередную жертву не способному убить. Как розги сердобольного отца, которыми не порют, а пугают, становятся посмешищем для всех, так и, бездействуя, законы отмирают. Фемиду за нос водит ложная свобода, младенец поучает старца, за ширмой блага — бездна беззаконья.

БРАТ ФОМА:
Но было бы, поверьте, справедливей и суровей ожесточить закон или ослабить по вашей воле, государь, а — не наместника Анжело.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:
Боюсь суровости своей. Никто иной, а — я народу своему дозволил перейти разумные пределы. Карать народ за то, что я позволил, было бы кощунством. Не покарав же, мы преступность множим. Вот почему я эту ношу возлагаю на Анжело. И милует от имени меня он и карает. Народ же — не меня, его за это упрекает. Но чтобы власть с маршрута не сбивалась, мне надо корректировать её. Так, обрядившись в скромную хламиду, народ и власть я буду посещать. Но чтоб монахом истинным казаться, прошу меня одеть в сутану и обучить манерам монастырским. Есть и иные для сего причины, но об этом — после. Анжело — истинный наместник, он ревностно к законности подходит, его правление высокое волнует, в нём кровь особая течёт, не хлеб он, а скорее камень предпочтёт. Любому власть — надёжная проверка, она уму и эгоизму мерка.

(Уходят.)