Нравственный сепаратизм. После выборов

АКТУАЛЬНАЯ ПРЕАМБУЛА
-
Процедурно безупречные выборы в России заставили самозваную «демократическую» элиту сбросить маски и явить  лица идеалистов платоников, исповедующих вовсе не демократию, а платоническое государство, в котором бессмысленной толпой управляет меньшинство нравственно безупречных, мудрых, образованных философов.
В качестве такого платонического  меньшинства представители названной элиты себя и позиционируют, заявляя, что пути развития общества определяет меньшинство (В. Шендерович), или, образно говоря, графоманов тысячи, а Пушкин один (В. Ерофеев). И множество подобных заявлений можно услышать от лидеров уличных манифестаций, вплоть до  безобразных сравнений народа русского с маленькой девочкой, которую Путин якобы изнасиловал, или что Путин победил Россию, и т.п. (слышал эти мнения на «Эхо Москвы»).
Их нравственную позицию точно выразил Лесков еще в XIX веке: «кто не с нами, тот подлец».
Это высказывание Лескова о тогдашних «демократах-революционерах» отсылает нас к Февральской революции в царской России и показывает, что Россия мало изменилась с тех пор.
Во всяком случае, в лице сегодняшней самозваной элиты Россия точно не готова к демократии. Ведь они не понимают, что демократия – это власть посредственности.  Именно поэтому все выдающиеся политики, начиная с Платона и заканчивая Черчиллем,  ненавидели демократию. Потому что демократия не способна к идеализму, неспособна примкнуть  к мудрому и наилучшему. Посредственность душит все, и только усилиями государства и групп энтузиастов идеалистов удается поддерживать что-то экстраординарное в культуре и политике.
Каков народ в массе, таков и строй, таковы и правители, таковы и результаты выборов. Это как раз демократия. И правление Путина и есть демократия – выбор народа, отвечающий его ментальности.
А рассерженное меньшинство, претендующее на определение политического лица нации в качестве философов-правителей платонического государства, как раз и не способно принять власть посредственности: хотят изменить мир под себя. Такие люди несут в себе семя тирании, которая уже однажды осуществилась в России именно усилиями кучки идеалистов платоников, совершенно не считающихся с общественной реальностью и воплощающей свои воздушные замки. Тогда это были большевики от социализма, а теперь – большевики от либерализма.
С социально-психологической точки зрения наши самозваные демократы выглядят инфантильно, и своим инфантилизмом как раз и оправдывают необходимость патерналистского государства в России. Они не дают себе отчета в том, что сами существуют только в рамках такого государства, как дети, бунтующие против родителей.
Если бы они были людьми буржуазного закала, то, прежде всего, боролись бы за свои права и  интересы внутри тех корпораций, где они работают, и там выстраивали бы правильные отношения. Основательные люди занимаются всегда частными проблемами, глобальные проблемы занимают всегда маргиналов, готовых оскорблять царя или президента, но не способных отстоять себя перед лицом работодателя.

Если до выборов президента мы только подозревали синдром нравственного сепаратизма в среде митингующих в столицах, то теперь он стал совершенно явным, они сами откровенно отделяют себя от большинства народа. Перед лицом разочаровывающих результатов народного волеизъявления наши "честные" демократы заявили, что гуманитарное качество избирателей Путина низкое - в том смысле, что 45 миллионов избирателей в глазах Бога гораздо меньше десяти тысяч избранных революционеров. Разве это не сектантство? Россия больна сектантством, начиная с великого Раскола.
Это позволяет нам предпослать высказанные выше соображения в качестве предисловия к описанию синдрома нравственного сепаратизма на основе сектантского самосознания как нашей исторической особенности.

НРАВСТВЕННЫЙ СЕПАРАТИЗМ

Габитуальный разрыв ткани народной жизни, образовавшийся в результате ускоренной насильственной европеизации России, и послуживший причиной русской катастрофы 1917 года, не изжит до сих пор, и продолжает быть политической миной,  источником возможных социальных потрясений.
Теперь, как и раньше, европейски образованные слои и группы русского общества, которые служат и работают в учреждениях, похожих на европейские,  и обеспечивают бытие России в качестве симулякра современного государства, нравственно и габитуально ощущают себя отделенными от массы населения, которое «выживает», «крутится, как может», «свинячит», преступает и нарушает, то есть приспосабливается, и в этом приспособлении сильно снижает бытовые, моральные и экологические стандарты жизни; а также не имеет опыта, образования, времени и сил на ответственную гражданскую позицию, необходимую для осуществления республики современного либерального замеса.
 
Нашим квазиевропейцам (мне в том числе, себя не исключаю) неприятно ощущать себя частью политической имитации, или симулякра республики; неуютно жить  в малокультурной, изрядно криминализованной народной среде; унизительно иметь дело с коррумпированным государством, которое легитимно лишь формально, а на деле до сих пор наследует обладателям ханского ярлыка на княжение, и т.д. – всякий может продолжить.
При этом, русские европейцы не связывают настоящего положения русского общества с собой, с  собственной личной и гражданской незрелостью, но относят его к так называемому «агрессивно послушному или лениво послушному большинству».
С другой стороны, это «агрессивно послушное большинство», напротив, связывает бедственное положение народа и государства с либеральным европеизированным меньшинством.
 
Эти габитуально, культурно и морально отделенные друг от друга части народа вполне осознают свою отдельность и взаимно обзывают друг друга обидными прозвищами. С одной стороны, это «быдло», «рабы», «провинция», «совок», «колхоз», «хамы» и т.п.; с другой стороны, это – «гнилая интеллигенция», «интеллигения», «евреи», «пятая колонна», «зажравшиеся москвичи», «пригревшиеся» и т.п.
Отмеченные социально-психологические явления порождают то, что я называю нравственным или моральным апартеидом. Последний частично выражается в стремлении обеспеченных граждан отгородиться от среднестатистической жизни за высокими заборами, спрятаться в своем уютном автомобиле, офисе, клубе, квартире с евроремонтом, консьержкой и сигнализацией, и т.д.
Необеспеченные граждане, со своей стороны, стараются подобраться как можно ближе к господскому столу, с которого падают жирные крохи, или сильно расхолаживаются в части выполнения своих должностных обязанностей, спиваются, не хотят работать, ищут «халяву», локальную синекуру и т.п.

Этот нравственный апартеид в политической жизни может приводить и приводит к нравственному сепаратизму. Лаконичнее всего этот нравственный сепаратизм выражается словами «эта страна». Произнося их, имярек обозначает себя принадлежащим иному, лучшему государству, чем «это» – в котором он теперь лишь вынужденно пребывает, нисколько себя с ним не отождествляя.
Характерно также негодующее восклицание в адрес народа, от которого имярек себя отделяет:
«Что это за народ, который голосует за…!»
Некоторые из прозорливых участников новых митингов, такие как режиссер Константин  Богомолов, прямо называют движение белых ленточек «нравственным протестом против хама».
Какой же выход находит недовольный из этого неустойчивого состояния брезгливого отчуждения?
Европеизированный россиянин, либо эмигрирует в страну, в которой его ментальность осуществлена лучше, чем в России, по его мнению; либо вольно или невольно стремится к разрушению России, и выделению из нее чего-то вроде благополучной благоустроенной Словении, или Каталонии – в которой  бы осуществилась его европеизированная ментальность.
В этом своем, осознанном или неосознанном стремлении к выделению из России отдельной республики, в соответствии с указанным выше принципом нравственного апартеида, российский либеральный интеллигент получает поддержку  со стороны тех международных политических сил, которые ставят целью разрушение России, как последней империи, как исторического пережитка.
Эти международные круги, сформировавшиеся во время «холодной войны»,  делают ставку на нравственно отчужденных от массы исторически отстающего народа российских граждан, и стараются сделать их орудием достижения своих геополитических целей.
Так историческое и политическое нетерпение части образованного слоя и нетерпимость к культурной отсталости собственного народа в очередной раз подтачивают основы русской государственности.

В этом, между тем, проявляется и слабость самих русских европейцев: имитативный во многом характер их культуры и габитуса. Они проявляют инфантильность в своем капризе, адресованном власти, требуя сейчас и немедленно решительной либерализации, демократизации, парламентаризации…, словом, европеизации России. Но не готовы длительно самоотверженно трудиться на ниве окультуривания нашей жизни с надеждой получить плоды в последующих поколениях. Зато легко соглашаются нажиться за счет того же нищего народа, который им смердит своей отсталостью и гражданской незрелостью.
Не будучи способными организоваться в политическую партию, – нехватка которой столь ощутима в политической жизни России, – русские «европейцы» симулируют политический процесс, когда оспаривают, например, результаты выборов. На самом деле они говорят: хотим жить в другой стране, с другим народом и другой властью. Что обнаружилось, в частности, в радостных заклинаниях, вроде того, что после митинга на Болотной мы якобы проснулись в другой стране и т.п.

Внутренняя моральная русофобия искажает сознание части интеллигенции настолько, что в годовщину снятия блокады Ленинграда с горечью приходится выслушивать такие высказывания, как – «лучше бы сдали Ленинград немцам, и Эрмитаж бы не пострадал, ведь Лувр же не разрушили!» (автор Наталья Иванова, редактор журнала «Знамя»)
Мне кажется, что под маской активной и ответственной гражданской позиции здесь прячется «моральный сепаратизм», о котором я сказал выше. И этому сепаратизму власть никогда не угодит, потому что характер власти отражает состояние большинства населения империи, от которого наш образованный слой нравственно отделился. А вернее сказать, отделил себя, но по-настоящему являет собой ту же культурную отсталость, что и разночинная интеллигенция царской России. Доказательством служит моральный остракизм ("нерукопожатность"), которому подвергаются персоны, имеющие отличные от популярных в этой среде  политические мнения. Этот остракизм есть проявление сектантства, а не либерализма. Склонность к сектантству есть как раз народная русская черта.

Большинство из тех, о ком теперь говорю, обманывают себя, полагая, будто они конкурентоспособны,  в отнесении к гражданам Европы или США. На деле, они не могут быть успешными «там», как они успешны «здесь». В развитых демократиях нет таких жирных «халявных» кусков для них. Там чаще получают по труду, а не по занимаемому месту.
Наши «европейцы» – сами часть русского общества, и нынешнее благополучие большинства «моральных опричников» неразрывно связано с недостатками русского общества и народными пороками, из которых малая часть извлекает немалую выгоду. Критикующие «режим» социально успешны именно в этом режиме. Но этот успех имеет горький привкус бесстыдства. Естественно, стало быть, что находятся те, кто не хочет терять своего здешнего благополучия, но хотел бы  избавиться от горького привкуса русского меда.  По известной русской пословице.
Боюсь, такая позиция, в итоге, контрпродуктивна. Или Я не прав?

P.S. Симптоматичным представляется заявление полномочного представителя США в ООН Сьюзан Рай о том, что у нее «вызывает отвращение» позиция России в Совете безопасности по сирийской проблеме.  То есть политическая и правовая оценка заменяется нравственной оценкой, моральным осуждением.  Этим обнаруживается опасный тренд морализации политики, когда политическая ментальность подменяется сектантской. Суверенное государство клеймится как «грешник», «аморальный тип», движимый исключительно низким своекорыстием. Международное сообщество суверенных государств в этом случае понимается как секта с обязательной для всех членов моралью. Что приводит на память времена святой инквизиции, агрессивного кальвинизма и охоты на ведьм.

В итоге, вместо политики получаем «борьбу с мировым злом». Это крайне опасное наследие ХХ-го столетия. Нравственное отвращение пуритан к греху, негодование на зло и несправедливость инвестируется в политическую мотивацию национальных правительств великих держав. Притом ханжескую мотивацию, прикрывающую желание доминировать, невозбранно потреблять весь остальной мир и при этом сохранять в тревожном мире обывательский комфорт. В отличие от чистого политического расчета и преследования международного правопорядка, моральная мотивация не знает границ и не уважает суверенитет, ставит себя выше закона. Моральное политическое осуждение так называемых «режимов» и «диктаторов» трансгранично и сверхсуверенно. Этот политический «беспредел» прикрывается защитой прав человека. В итоге, правозащитные группы и организации получают соблазн быть мировым правительством, и конечно, идут на этот соблазн, указывая всем правительствам, как им вести себя во внутренних делах, и подстрекая лидеров великих держав к вмешательству в дела более слабых стран. Что те и делают, руководясь при этом, конечно, не защитой прав человека, но иными интересами.

Вся политическая жизнь ХХ-го столетия отмечена печатью подобного воинствующего сектантства – начиная со всемирной коммунистической революции, через новый арийский порядок, Нюрнбергский процесс, холодную войну, разрушение «империи зла», – до сегодняшней борьбы с «кровавыми диктаторами». Жертвами этой борьбы уже пали лидеры Югославии, Ирака, Ливии, Египта, Туниса, и др. государств. Теперь под прицелом Башар Осад, и заодно с ним – Путин. Европейский обыватель всерьез расценивает Путина как «нового Сталина». В самой России раздаются призывы к «ампутинизации России».
Трудно не заметить в этом серьезную угрозу миру: ведь в борьбе со Злом все средства хороши! И побоку закон! Побоку демократические процедуры. Последние – лишь орудие для подчинения всего мира своему нраву (этосу).

Здесь заметен тот же «нравственный сепаратизм», о котором мы говорили применительно к внутреннему состоянию России. Есть МЫ – честные, правильные, добрые, гуманисты: и ОНИ – нечестные, злые, античеловечные. Сказанные политические моралисты не замечают. Что на самом деле они отделяют себя от других народов. Которые в силу исторических причин не могут пока жить по европейским стандартам. Да и давно ли  сама Европа стала жить по этим стандартам. И вот не терпится! Пусть скорее весь мир будет нашим домом.
Откуда это? Создается ощущение инфантилизации мира. Все чаще, вместо голоса взрослых людей мы слышим в политике крики разбалованных детей, чего-то требующих от родителей, и бунтующих против родителей. Реальный мир перестают отличать о сцены голливудского фильма. Можно расценивать как знаковое избрание в президенты киноактера, который перенес киношные войны на реальную политику.
Вывод из сказанного таков – двадцать первый век еще не наступил. Продолжается ХХ-й век, впадающий в детство в своем старческом маразме.