Анна

Анна стояла на кухне у разделочного стола и методично месила тесто для пельменей. Тесто привычно сминалось под пальцами превращаясь на секунду в голову утки Дональда дака, чтобы уже в следующий момент трансформироваться во что-то другое. Анна не давала себе труда понять, во что именно. Потом Анна взяла комок теста и начала методично лупить им по столу, одновременно считая шлепки. "И кто только сказал мне, что тесто нужно сто раз ударить об стол, чтобы оно стало эластичным и воздушным. Стой тут теперь, как дура. Не знала бы и не мучалась", - подумала Анна.
- Милая, кого ты там убиваешь? – закричал из гостиной муж.
- Тесто, - вяло откликнулась Анна.

С недовольным выражением на лице на кухне появилась Сара, одиннадцатилетняя дочь Анны.
- Мам, когда мы ужинать уже будем? - закатила глаза к потолку Сара. - можно я конфету съем?
- Минут через сорок, - ответила Анна, - Нет, конфету нельзя.
- Ну почему так поздно? - возмутилась дочь. - Я есть хочу!
- Знаешь что, - Анна повернулась к ней, - Я пашу на работе до трех, после этого несусь покупать продукты. Когда я прихожу домой и часы уже показывают четыре, я начинаю убирать свинарник, оставленный тобой, твоим братцем и Ульрихом за предыдущий день. На это уходит час. Потом приходите вы, и каждый требует внимания. А потом я встаю на кухне и леплю эти чертовы пельмени, чтобы все вкусно поужинали. И чтобы хоть какой-то эгоист в этом доме спросил бы меня, чем мне помочь! – под конец голос Анны почти сорвался на ненавидимый ею бабий визг, но она сдержалась.

Видимо Ули, Ульрих - ее муж услышал перебранку и нарисовался на кухне.
- Милая, тебе помочь?
- И ты еще тут, - Анну несло как селевым потоком. - Неужели прийдя домой ты сам не видишь, что надо хотя бы убрать вчерашние бокалы из гостиной? Нет, ты хватаешь чистый и идешь, чтобы уложить свой удобный зад в кресло и уткнуться в свой дурацкий телетекст.
- Но я устал, - попробавал вклиниться в монолог Ульрих.
- А я, черт тебя дери совсем, не устала? И не надо рассказывать мне о том, что работа секретаря важнее работы юриста!
- Мам, а мы есть сегодня будем? - в кухню зашел четвертый член семьи, девятилетний Лукас.
При виде сына Анна моментально сдулась, как безжалостно проткнутый иголкой шарик.
- Да, милый, потерпи немножко. Я сейчас сжую Ули и Сару, использую их как начинку для пельменей, а потом мы с тобой нормально поужинаем.
- Мам, ты смешная, - резюмировал Лукас. - А можно я пельмени буду склеивать?
- Можно мой хороший, - ответила Анна и все начали толкаться на маленькой кухне. Сара и Ули укладывали посуду от вчерашнего ужина в посудомойку, Лукас лепил кривые пельмени и Анна немного успокоилась.

Поздно вечером, когда дети уже спали и Анна с мужем лежали в кровати - Ульрих долго, мучительно долго целовал Анну не меняя позы, крепко, почти до боли обнимая ее за шею рукой и она ощущала себя на боксерском ринге, намертво взятая соперником в клинч.
- Можно я посмотрю, что там случилось? - тяжело дыша шептал муж, и Анна выдыхала в предвкушении: - Даааа, посмотри скорее.
Ульрих переползал в изножие кровати и Анна в последюнюю осознанную секунду замирала в предвкушении и ее согнутая нога с окружным коленом в бессильной неге падала набок.

В воскресенье Анна, как и обещала детям, повезла их в ледовый дворец покататься на коньках. В ледовом дворце было столпотворение, только за билетами они отстояли около четверти часа, а когда Анна взглянула на ледовое поле - наотрез отказалась брать для себя в прокат коньки. Дети и не настаивали очень сильно, быстро переоделись в свои новые, подаренные на рождество коньки и убежали кататься. Анна только успела пальцем показать направление, где она будет сидеть.

На трибунах тоже было много людей, и в коньках и таких же как Анна "безлошадных". Сюда приходили огромными компаниями, приносили с собой корзины для пикников полные салатов, бутербродов, бутылок с шампанским и минералкой. Анна нашла место где было поменьше людей, достала предусмотрительно взятую с собой книгу и начала читать.

Вскоре чтение ей надоело - в зале было шумно, к тому же громко играла музыка не давая сосредоточиться, и она закрыла книгу, заложив палец в том месте, где остановилась. Запоминать номер страницы было бесполезно - все равно забудет, а искать в рюкзаке белую кожаную закладку было неохота. Анна поискала детей в толпе, не нашла, подумала, что они бегают по ледовой дорожке на улице и заскользила взглядом по катающимся.

Седоголовый худощавый мужчина в черном свитере с вечноскачущими по кругу белыми скандинавскими оленями стоял у бортика и со скучающим видом скользил взглядом по толпе, организованно катающейся в одну сторону. Перед мысленным взором Анны возникла карусель, где вот так же как и эти люди, скачут по кругу насаженные на штыри лошади с оскаленными мордами и не сбиться им с ритма, ни повернуть назад. На катке то и дело взрывалась смехом группка молоденьких девушек. Недалеко от них, пока еще независимо и как будто безразлично, но уже подвязанные на девушек невидимыми и неумелыми нитями обольщения катались молодые люди. Это даже катанием нельзя было назвать - как брошенные шкодливой рукой камни в окно проносились они мимо девушек, с грохотом сталкивались друг с другом гортанно хохоча и картинно запрокидывая головы. "Ну прям как тетерева на току", - подумала Анна и снова перевела взгляд на мужчину.

В тот же момент мужчина резко сорвался с места и поехал по льду, разглядывая сидящих за пластиком людей и вдруг, поймав взгляд Анны начал выписывать на льду зыбкую вязь пируэтов. Он играл не по правилам и танцевал против течения праздной людской массы, не отрываясь от глаз Анны. Продолжая двигаться он вдруг скльптурно застыл телом, выкрутив его за движением рук в ожидании момента, когда коньки взовьют спиралью эту скульптуру в воздух, разворачивая в тулуп. "Нет, тройной не осилит", - подумала она про себя. Когда коньки снова коснулись льда, мужчина подъехал к бортику и снова застыл, повернувшись к Анне спиной.

Анна вздрогнула и отвела взгляд от его спины. Ей, несмотря на прохладу ледового дворца вдруг стало почему-то жарко. Она глупо засуетилась, встала, начала засовывать книгу в рюкзак и нелепо уронила ее. Книга, взмахнув страницами попыталась взлететь, но корешок перевесил. Она глухо ударилась о желтое пластиковое кресло и упала на пол нижнего ряда, подвернув страницы как раненые крылья. Анна полезла ее поднимать, перевесившись через кресло и чуть не перевернулась вниз головой. Раздосадованно выпрямилась, ощущая себя неповоротливой черепахой, схватила рюкзак и не глядя по сторонам направилась к выходу на уличную ледовую дорожку, стараясь не перейти на бег.

На улице моросил дождь, но катающихся он, по всей видимости, не беспокоил. Анна накинула капюшон подошла к забору, нашла в толпе детей и махнула им, показывая, что останется здесь. Под огромными красными зонтами стояли грубо сколоченные деревянные столы и скамьи. Анна нашла свободное место, достала сигареты и зажигалку и жадно закурила. Она ненавидела слабый запах табака, смешивающийся со свежим воздухом, но поделать с собой ничего не могла. Когда куришь более двадцати пяти лет никакие уговоры о вредности и выбрасывании денег в кудлатый сигаретный дымок не помогали, Аллен Карр нервно курил в углу, пытаясь справиться с вредной Анниной привычкой.

Матюгальник объявил, что через три часа начнется хоккейный матч между Франкфуртскими львами и еще кем-то, кем - Анна не поняла. Вытесненный из зала народ хлынул на открытый каток. И вдруг она снова увидела седоголового мужчину с белыми оленями по окружью свитера. Она как завороженная следила за ним, позволяя ему выписывать новые пируэты на льду, уверенная, что он ее не заметит. Ей снова стало нестерпимо жарко.

Пришли дети, коряво ступая коньками по пробковому полу:
- Мааам, мы хотим домой! Тут стало слишком много народу.
- Хорошо, милые, поехали домой, раз вы хотите.

Машина стояла в вязкой пробке на светофоре. За один зеленый проход влево вырывалось максимум три-четрые машины. Потом снова издевательски подмигивал желтый и движение снова стопорилось на несколько минут.
- Маама, ну что так долго? - нетерпеливо ерзал на заднем сидении Лукас. - я опять есть хочу!
- Сейчас, милый, подожди - следующий зеленый цвет - наш, - терпеливо отвечала Анна.
Сара сидела молча, насупившись как молодой волченок.
- Сара, милая, тебе понравилось на катке? - спросила дочь Анна.
- Да нормально, мам, если бы только Лукас не бегал без конца за мной. Со мной хотел один мальчик познакомиться, так этот придурок бросился ему под ноги и тот упал и больно ударился! А этот, мой так называемый брат еще и смеяться начал! - эмоции Сары кипели, она с трудом удерживалась от того, чтобы не треснуть младшего брата по стриженному затылку.
- Лукас, что за дела?! - прикрикнула Анна на сына.
Лукас не успел ответить, как на поворот снова зажглась зеленая стрелка и Анна надавила на газ.

- Мам, Ульрих снова в бюро сидит, - сообщил Лукас подходящей к дому Анне. Она и сама видела: свет во всем доме был потушен, кроме бюро Ули. Анна, зная что ее ожидает, подошла к двери и открыла ее ключем. Навстречу ей поднимался уже хорошо разогретый пивом Ульрих:
- Мои дорогие пришли!
- Ульрих, ты опять напился пива! - взвилась с места в карьер Анна.
- Нееет, я только две бутылки выпил, - начал по-детски оправдываться Ульрих.
- Какие две бутылки, а это что? - закричала Анна и рывком достала из-за дивана пакет с пустыми пластиковыми бутылками из-под пива. - Это-то что, а? - не могла остановиться она.
- Прекрати на меня кричать, это я выпил вчера, - оправдывался муж.
- Вчера? Да как бы не так! Вчера тут было пусто и не было этого пакета с бутылками! Ты что, совсем идиот и не понимаешь, куда мы все к черту катимся?

Анна выскочила из бюро, лишь бы больше не видеть своего мужа, не слушая его слабые уговоры остаться и поговорить. Прислонившись к двери ванной комнаты приказала себе успокоиться, уложила детей спать, рассказала им, как сильно их любит Ульрих и что привычки человека надо уважать, пусть даже и такие, и ушла в гостиную читать книгу с пораненными крыльями.

Анна стояла в хвосте длинной очереди, руку оттягивала холщовая сумка с продуктами. Из пяти касс работала только одна. Кассир, внешним видом напоминающая снулую рыбу с забранным резинкой пего-седым хвостиком-плавничком, вяло возила продуктами по кассовому аппарату, чувствовалось, что очередь напряжена, но все интеллегентно молчали. Наконец Анна добралась до ленты транспортера и выложила на нее из холщевой сумки с логотипом магазина свои продукты. Наконец кто-то из очереди в толпе не выдержал и выкрикнул фальтецом:
- Послушайте, позовите еще одного кассира! Вы что, не видите что очередь уже почти на весь магазин растянулась?
Кассир медленно, как будто действительно находилась под водой, давящей на нее своей толщей - подняла голову и какое-то мгновение оглядывала очередь, будто не понимая где она находится и что от нее вообще хотят. Потом так же медленно, словно неохотно убрала руку под стол и два раза нажала на кнопку вызова персонала. Через пару минут она снова посмотрела на стоящих людей:
- Сейчас откроется касса номер три, можете уже подходить.
Люди за Анной побежали к другой кассе, она же и еще один покупатель за ней остались. Наконец Анна добралась до кассы и кассир пробила ее продукты.
- И сумочку тоже давайте пробью, - кассир протянула руку к сумке Анны.
- Я эту сумку уже месяц назад как купила, - возразила Анна.
- Она новая, - не отступалась кассир.
- Вы что, - выдохнула Анна, - хотите мне сказать, что я украла эту сумку? Что за гнусные инсинуации? В следующий раз перед тем, как посетить Ваше заведение я вышью на сумке (Анне так и хотелось сказать гадость, но она сдержалась) птичку! Ну скажите Вы ей, Вы же видели что я стояла уже с этой сумкой! - Анна повернулась к стоящему за ней человеку и наткнулась на взгляд седоголового мужчины с катка.
- Эта сумка уже была у дамы, когда я подошел к очереди, - подтвердил глубоким голосом мужчина и Анне снова стало жарко.
- Спасибо, - сказала Анна мужчине, оплатила наконец свои покупки, покидала их в сумку и нарочно медленно пошла на работу. Пока она шла, вертела в голове так и эдак варианты разговора с мужчиной. Она почему-то была уверена, что он нагонит ее и заговорит. Но он не догнал. Анна открыла бюро, включила компьютер и начала работать.

Ровно через семь часов Анна выключила компьютер, закрыла ключом дверь и пошла к машине. Прошло всего пять лет, как она получила права и вождение машины все еще доставляло ей огромное удовольствие. Срезав параллельными улочками все возможные перекрестки со светофорами, она вырулила на автобан. Двухполосная дорога была достаточно загружена, но обычно все ехали с нормальной скоростью и обгонять нужды не было. Сегодня же Анне не повезло, прямо перед ней плелась целая вереница автомобилей чуть ли не под восемьдесят. «Тьфу ты», - мысленно ругнулась Анна, глянула в зеркало заднего вида, не обнаружила никакой помехи и пошла на обгон. Она спокойно обошла несколько машин, как вдруг одна из них выскочила за ее спиной и начала прибавлять газ, приближаясь к бамперу Анниной машины. Анна ехала дальше, обгоняя медлительных правых, водитель в машине сзади никак не мог успокоиться. Он приближался практически впритык, потом немного отпускал газ и начинал мигать фарами.  Анне надоели эти дурацкие выходки, она бы и была рада уйти снова в правый ряд, но плотный поток не давал ей это сделать. Наконец она увидела достаточный зазор между машинами и не спеша освободила дорогу торопыге. Когда нетерпеливый джигит поравнялся с ней, она увидела, что за рулем сидела совсем молоденькая брюнетка с перекошенным от нетерпения лицом. «Не суетись под клиентом, милашка» - осклабилась Анна вслед глупой девченке.

Войдя в дом, Анна по привычке начала думать, какие дела ей надо переделать. Мысленный список как всегда оказался внушительным. Она переоделась и решила сначала чуток посидеть за компьютером, посмотреть почту. Уже сидя за своим столом и ожидая, пока компьютер загрузится Анна вдруг почувствовала, что ничего не хочет. Делать ничего не хочет и на нее опять, как внезапной пенной волной накатывает тоска и одиночество. Она ощущала себя мухой, прилетевшей на обеденный стол в поисках сладкого и пойманной в липкой капельке малинового варенья. Крылышками еще трепещет, жужжит в слабых попытках взлететь, да лапки уже намертво увязли.

Взяв трубку телефона, она плюхнулась на диван и набрала номер.
- Мамуль, привет, это – я, - сказала она в трубку.
- Привет, моя хорошая, - ответила мама. – Как у тебя дела.
- Да у меня все в порядке, - привычно солгала Анна и помолчав добавила, - сегодня день дедушкиной смерти.
- Я рада, что ты помнишь.
- Мам, я не знаю, что и сказать.
- А не надо ничего говорить, главное – это память.
- Как ты себя чувствуешь?
- Да нормально, у меня все в порядке. Нога болит, сердечишко вон вчера опять дрыгалось, а так все хорошо.
Анна вполуха слушала рассказы матери о сеседках, их ссорах и ревности друг к другу.
- Мам, - вдруг прервала ее Анна, - а когда ты поняла, что жизнь прошла?
Мама долго молчала в трубку.
- Откуда такие глупости, Анна? Ты же еще совсем молодая женщина, зачем ты забиваешь себе голову вопросами, на которые ты и сама знаешь ответ, – спросила она наконец.
- Это не глупости, мама. У меня такое ощущение, что моя жизнь закончилась, что не осталось ни стремлений, ни мечтаний. Все достигла, все пережила. Мой век уже как будто на исходе, и скоро без сомнения пройдет. Со мною ничего не происходит и вряд-ли что-нибудь произойдет. – чуток переиначила она строчки из любимой песни. – И знаешь, я все время думаю о прошлом и о том, что уже никогда и ничего не повторится. Ты не будешь одевать мне зимой колготки под одеялом, чтобы потом отвести в детский сад. И больше никогда не будет первой любви, да и последней тоже не будет, потому что израсходовала своей лимит. И бабушка больше не посадит целый огород клубники, чтобы варить потом варенье для дедушки. Потому что дедушки нет, как нет и дачи. Когда я вижу молодую, счастливую пару, у меня перехватывает дыхание и комок слез лезет в горло, потому что я понимаю, что у них еще все впереди: все в первый раз, а у меня уже все позади.  А самое жуткое – я ничего не хочу. Я не хочу подходить к мольберту, не хочу вязать, не хочу читать. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое на диване в обнимку с каким-нибудь сериалом потупее, чтобы он не давал мне возможности думать и пытаться делать вид, что я живу.  – Анна выдохлась и замолчала.
- Анечка, доченька, - сказала мама, - давай я тебе таблеток успокоительных привезу. Они на травках, помогают очень хорошо. Тебя просто заклевал самый обычный, банальный быт, а ты пытаешься быть натурой творческой. Это пройдет, моя хорошая.

«Вот и поговорили», - подумала Анна и попрощалась с матерью и пообещав привезти обещанные новые тряпки для швабры, повесила трубку.

Щелкнул замок входной двери.
- Дорогая, я дома, - крикнул Ульрих.
- Привет дорогой, - отозвалась Анна.
- Как у тебя дела?
- Все в порядке, дорогой. Все в порядке.