К проблеме художественной специфичности романа

К проблеме художественной специфичности романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»



Оглавление:

1.1. Научные исследования романа «Евгений Онегин»
1.2. К постановке проблемы: пушкинский концепт русского мира





1.1. Научные исследования романа «Евгений Онегин»

Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин» - одно из самых неисчерпаемых и глубоких произведений русской литературы, что подтверждает огромное количество исследований современных литературоведов, посвященных форме, жанру романа в стихах, сущности замысла и его воплощению, идейной, эстетической, нравственной и философской проблематике романа. Этим исследованиям положили начало критические труды XIX - XX веков. «Автор первого философского обозрения нашей словесности»  И.В. Киреевский одним из первых дал серьезную критическую оценку деятельности Пушкина, несмотря на то, что, по его мнению, «трудно… приискать общее выражение для характера его поэзии, принимавшей столько различных видов». Однако о романе в стихах «Евгений Онегин» критик высказался вполне однозначно: «Отличительные черты его суть: живописность, какая-то беспечность, какая-то особенная задумчивость и, наконец, что-то невыразимое, понятное лишь русскому сердцу». Критик говорил и о стремлении поэта к самобытности, которое, по его словам, обнаруживается в произведении. В заключение, говоря о «сильном влиянии, которое поэт имеет на своих соотечественников», Киреевский отметил в связи с этим «еще одно важное качество в характере его поэзии – соответственность со своим временем» .
Вопрос о национальном и мировом значении Пушкина был впервые поставлен В.Г. Белинским. «Пушкин был совершенным выражением своего времени… современного ему мира, но мира русского, но человечества русского». В статье «Литературные мечтания» критик выявил основной вопрос литературной жизни – проблему народности в литературе. Народность, которая состоит в свободе от чуждых влияний и «в верности изображения картин русской жизни» , выступает, как обоснованно указывает Белинский, критерием национального значения Пушкина. В фундаментальном труде Белинского - цикле из 11 статей под общим заглавием «Сочинения Александра Пушкина» (1843-1846) - возникает известная формула о «Евгении Онегине» как «энциклопедии русской жизни и в высшей степени народном произведении».

Критик А.В. Дружинин в своей статье «А.С. Пушкин и последнее издание его сочинений» (1855 г.) подошел к творчеству Пушкина «с позиций «абсолютных» начал искусства, «вечных» его принципов, и естественно, что для него во многом открывается сверхисторический смысл пушкинского творчества, выступающий уже далеко за рамки своего времени» . «Онегин», - писал критик, - в целом представляется одним из занимательнейших романов, когда-либо приходивших на мысль самым высокодаровитым писателям» . Дружинин отметил такие черты романа, как «стройность», «мастерское сочетание рассказа с лиризмом», «неожиданность развязки» и «влияние на любопытство читателя». А. Григорьев, автор знаменитой формулы «Пушкин – наше все», считал, что «лучшее, что было сказано о Пушкине» в современной ему критике, «сказалось в статьях Дружинина» . Сам он справедливо говорил о поэте как о «единственном полном очерке нашей народной личности», «самородке». Пушкин, по его мнению, - «наш самобытный тип, уже мерявшийся с другими европейскими типами, переходивший сознанием те фазисы развития, которые они проходили, но братавшийся с ними сознанием» . Натура русского гения, по мнению А.Григорьева, отзывалась на все «в меру русской души» . Это высказывание предвосхитило слова Ф.М. Достоевского о «всемирной отзывчивости» Пушкина: «эту… главнейшую способность нашей национальности он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейше, он и народный поэт» .

Критика русского символизма видела в Пушкине пророка, духовный эталон и нравственный ориентир художника. «Пушкин… чутким слухом предугадывал будущую дрожь нашей современной души», - писал о гении-пророке В. Брюсов и на основании этого выдвигал основное требование к современному поэту: приношение «священной жертвы» «не только стихами, но каждым часом своей жизни, каждым чувством…»  «Творчество состоит далеко не в одном бряцании рассеянной рукой по лире, но и в мучительном труде воплощения образов в слово» , - справедливо писали критики начала XX века Ф. Сологуб и Иванов-Разумник об огромной работе, проделанной Пушкиным в период создания романа в стихах «Евгений Онегин».

Интересна история комментирования романа «Евгений Онегин». Ведь как только пушкинский роман перешагнул свое время и оказался достоянием новой читательской среды, многое в нем потребовало дополнительного объяснения. В XX веке первые послереволюционные издания сочинений Пушкина вообще отказались от комментирования «Евгения Онегина». Появлялись отдельные издания «Евгения Онегина», снабженные краткими комментариями Г.О. Винокура и Б.О. Томашевского и рассчитанные в основном на широкий круг читателей. Отметим существенное значение кратких подстрочных примечаний и объяснительных статей к школьному изданию «Евгения Онегина», осуществленному С.М. Бонди. Эти комментарии оказали воздействие и на научное осмысление «Евгения Онегина». В 1932 г. новый комментарий был создан Н.Л. Бродским. О целях и задачах своей книги «Евгений Онегин». Роман А.С. Пушкина» Бродский писал в предисловии к третьему изданию, заявляя, что возникла задача обрисовать время, определившее судьбу и психологию главных героев романа, раскрыть круг идей самого автора в постоянно изменявшейся действительности. Книга Н.Л. Бродского была обращена, в частности, к учителю-словеснику, от уровня знаний которого о «Евгении Онегине» зависит преподнесение его ученикам. В этом смысле значение труда Бродского очень велико. Однако, признавая роман Пушкина вершинным памятником литературы XIX века, Бродский рассматривает его прежде всего как произведение, навсегда отошедшее в прошлое и принадлежащее ему.

В 1978 г. «Евгений Онегин» вышел с комментариями А.Е. Тархова. Цель, которую поставил перед собой автор - проанализировать творческую историю романа в единстве с эволюцией героя. Несмотря на то, что автор уделяет внимание преимущественно общим текстологическим комментариям, а не частностям, его труд дает читателям пушкинского романа подробный и опирающийся на предшествующую научную традицию материал для понимания «Евгения Онегина».
Одним из наиболее значительных событий в современном истолковании «Евгения Онегина» явилась публикация в 1980 г. комментария Ю.М. Лотмана, обращенного, как и труд Н. Л. Бродского, к учительской аудитории. В книгу «Евгений Онегин». Комментарий» включен «Очерк дворянского быта онегинской поры» - ценное пособие при изучении не только «Евгения Онегина», но и вообще всей русской литературы пушкинского времени. Построение книги рассчитано, как отмечает сам исследователь, на параллельное чтение с пушкинским текстом. В основе научного комментария Ю.М. Лотмана лежит глубокая текстологическая работа. Комментарий дает два типа пояснений: текстуальные, интертекстуальные и концептуальные (автор дает историко-литературные, стилистические, философские интерпретации). Задача, поставленная исследователем – «приблизить читателя к смысловой жизни текста»  - решается в этой книге на самом высоком уровне.
К комментированию «Евгения Онегина» не раз обращались и зарубежные авторы. Среди наиболее известных можно назвать обширный комментарий В.В. Набокова, характеризующийся обстоятельными объяснениями многочисленных деталей текста пушкинского романа. Здесь немаловажное место занимают пространные экскурсы в историю литературы и культуры, стихосложения, а также заметки переводчика и сопоставления с предшествующими опытами перевода «Евгения Онегина» на английский язык. Писатель объясняет реалии, непонятные прежде всего для иноязычного читателя. Есть в его работе и свои издержки: излишне подробные рассуждения, иногда слишком резкая полемика с предшественниками. Тем не менее, данный комментарий представляет собой значительное достижение западного пушкиноведения - в первую очередь по обстоятельности и масштабам комментирования текста роман а.
В 1999 г. в московском издательстве «Русский путь» вышла «Онегинская энциклопедия» в 2 томах, в создании которой приняли участие такие исследователи, как Н.И. Михайлова, В.А. Кошелев, Н.М. Федорова, В.А. Викторович и другие. От созданных ранее комментариев к «Евгению Онегину» энциклопедия отличается особым принципом организации: в ней объединяются статьи разных жанров (небольшие исследования, литературные эссе, краткие пояснения к тексту романа). Энциклопедия снабжена богатым иллюстративным материалом. Большим плюсом издания является адресованность его как специалистам, так и широкому кругу читателей. Мы можем сказать, что составители энциклопедии приблизились к новому постижению романа благодаря широкому охвату материала.

Продуктивным этапом в исследовании пушкинского творчества и в частности романа «Евгений Онегин» стали фундаментальные исследования С.Г. Бочарова («Поэтика Пушкина», «Форма плана»), который уделяет внимание стилистическому миру романа, его языку, говорит о поэтической эволюции автора. Н.Н. Скатов (автор масштабного труда «Пушкин. Русский гений», многочисленных очерков жизни и творчества поэта) исследует поэтику произведений Пушкина, высказывается о непреходящем значении творчества поэта как высшего, идеального выразителя русского национального самосознания. И. Сурат внесла свой вклад в пушкинистику, подняв масштабную проблему «искусство и религия» и выразив мысль о том, что Пушкин воплотил саму поэзию в ее онтологической сути («Пушкин как религиозная проблема») . Суждение о Пушкине как онтологическом, этическом и эстетическом феномене высказывают и такие современные литературоведы, как В.С. Непомнящий, Ю.Н. Чумаков, С.С. Аверинцев, В.К. Кантор и многие другие. Ими разрабатываются вопросы о значении романа «Евгений Онегин» как неповторимого явления мирового искусства, о влиянии его на русскую литературу XIX века и последующих эпох. Внимание исследователей сосредоточено на раскрытии онтологической феноменологии романа Пушкина в контексте мировой литературы.
В настоящее время по-новому актуальной становится проблема реального места гения в национальной истории, его роли в духовном самосознании народа, в судьбах нации, т.е. его исключительной миссии, особого исторического задания. Вслед за религиозно-философской критикой рубежа XIX-XX вв. (Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк), утверждавшей мысль, что «в Духе Святом… происходит то соединение благодати и свободы, которое мы видим в творчестве Пушкина» , пушкинский феномен как философскую и методологическую категорию рассматривает в своих трудах В.С. Непомнящий. По мнению литературоведа, «чтобы гений Пушкина предстал перед нами во всей его яркости и жизненной полноте, необходимо рассматривать его… в онтологическом контексте как феномен бытия».

Итак, каждая эпоха «высветила» в романе наиболее близкие ей уровни, что и отразилось на этапах научного изучения. Современный исследователь Ю.Н. Чумаков справедливо полагает, что теперь настало время для прочтения романа «на фоне универсальности». Универсальное содержание «Евгения Онегина» обнаруживает себя в картине мира, представленной как система ценностей, как постоянно развивающаяся, «вечно движущаяся» совокупность представлений о реальной действительности.



1.2. К постановке проблемы: пушкинский концепт русского мира

Картина мира - это «система интуитивных представлений о реальности». Термин «картина мира» (Weltbild) впервые был введен Людвигом Витгенштейном в «Логико-философском трактате», но в антропологию и семиотику он пришел из трудов немецкого ученого Лео Вайсгербера (1899 – 1985).

«Картину мира можно выделить, описать или реконструировать - от нации или этноса до какой-либо социальной или профессиональной группы или отдельной личности» , - пишет В.П. Руднев. При этом своя картина мира существует в каждом отрезке исторического времени, но в то же время есть и универсальная картина мира, свойственная всему человечеству. Правда, она довольно абстрактна, так как у каждого народа существуют свои представления о добре и зле, о нормах и ценностях. Что касается отдельной личности, то картина мира будет детерминирована прежде всего индивидуальным характером.

Говоря о представлениях о мире в XIX веке, нельзя не отметить самое фундаментальное традиционное философское противопоставление бытия и сознания. Картина мира была материалистической, «материальность мира и его бытие рассматривались как понятия тождественные» . Бытие представлялось первичным, а сознание вторичным (большую роль в то время играли также «идеалистические попытки вывести бытие из акта сознания» ). Нужно учесть и тот факт, что наблюдатель и наблюдаемое, какими они представали в литературном произведении, противополагались. Уже в искусстве XVIII в. субъектно-объектные отношения в тексте выводились за пределы личности автора, совмещались с понятием истины, которую выражал художественный текст. Таким образом, создатель художественного произведения созерцал действительность не просто со стороны, а находился над ней, выступал в сознании читателя как всеведущий носитель оценок всего, о чем говорится в произведении. Читатель же, переживая текст произведения, как отмечает Ю.М. Лотман, «находится вне литературы»  и оценивает произведение, сопоставляя его с жизнью, реконструируя в своем восприятии личность и сознание автора.

Автор творчески воспринимает мир, проникая в его суть мыслью, чувствами и переживаниями художника, в своем творчестве он осмысливает и воспроизводит мир во всем его многообразии. И в этом смысле творчество Пушкина, как верно отметил С.С. Аверинцев, «дает читателю переживание… особой гармонии между формой и содержанием – между движением стиха, с одной стороны, и предметом изображения, с другой стороны» . Для творчества Пушкина действительно характерно особое гармоничное философское видение мира. Бытие для него – непостижимая тайна, каждая человеческая душа – тоже тайна. И поэт пристально наблюдает за человеком, оказавшимся перед лицом онтологических ценностей, а «художественной точкой зрения», как обоснованно указал Ю.М. Лотман, становится «отношение истины к изображаемому миру».

По образному выражению В.С. Непомнящего, в пушкинском мире, «свет истины, общей для всех, заставляет тени ложиться в точном соответствии с действительным положением вещей» . «Божественная свобода» Пушкина простирается очень далеко: в его видении мира нет ничего осуждаемого, однозначно отрицательного. Если и есть что-то действительно трагическое в его мироощущении, так это то, что истина беззащитна, ею легко пренебречь, потому что она известна всем. Л.А. Коган также обращает внимание на этот факт и указывает на то, что высокое назначение творца – быть «первопроходцем на пути к истине», как духовный учитель он «призван ставить вопросы, пробуждающие и просветляющие человека, предвидеть и облегчать их решение» . Нельзя не согласиться с исследователями: философия поэзии Пушкина состоит именно в ее общечеловеческой, правдоискательской направленности, в своем художественном мироощущении он стремится к сокровенному и возвышенному. Бытие выступает перед творцом как некая сверхзадача, а поскольку бытие неисчерпаемо, у поэзии нет и не может быть последнего слова.

О том, что пушкинская поэзия является фактом глубинного и полного осмысления бытия, писал Н.О. Лосский: «Даже в изображении… обыденной действительности он умеет достигнуть такой многосторонности и гармонии, такого синтеза, в силу которых… творение его фантазии оказывается таким же содержательным и полным смысла, трудно постижимого нами, как и сама мировая действительность».  Поддерживая это высказывание, добавим, что основа творческой силы и подлинной свободы поэта в видении «мировой действительности» – это «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» («Два чувства дивно близки нам…», 1830 г.). Доказательством этой мысли может служить высказывание С.Л. Франка: «Укорененность в родной почве, ведя к расцвету духовной жизни, тем самым расширяет человеческий дух и делает его восприимчивым ко всему общечеловеческому. Этот мотив проникает и всю поэзию, и всю мысль Пушкина» . В этом и состоит народность поэта. И эта народность совсем не предполагает замкнутости от чужих влияний, обособленности национальной культуры. Современный исследователь А. Панарин справедливо отмечает, что «проблему российской самобытности, своеобразия национальной судьбы Пушкин решал не в этнографическом ключе, а в историческом и цивилизационном».

В настоящее время исследователями актуализируется высказанная еще русскими символистами и западноевропейскими философами мысль о том, что «два противоположных начала» якобы «легли в основу формации русской души»: «природная, языческая стихия и аскетически-монашеское православие». В этом схематизированном концепте «загадочной русской души» упущено, может быть, самое существенное, что было так чутко и точно угадано русским гением. Ведь Пушкин видит в России онтологически и эстетически закономерное, драматически сложное и мощное движение от язычества к православной цивилизации. В противоположность западному потребительскому мировоззрению, его культу «материального» человека Пушкин «судит о людях и народах не по критериям развитости или неразвитости, успеха или неуспеха, а по универсальным критериям духовного плана». Эта истинно христианская позиция стала источником силы поэта и его творческой самостоятельности. Как верно отмечает В.К. Кантор, критерием Пушкина при подходе к изображению любого социального слоя российского государства были ценности цивилизации, так как она «была той высшей точкой, движение к которой объединяло и в этом смысле уравнивало народы, разные по национальности и по уровню развития».

Широко известно признание Пушкина в письме к П.Я. Чаадаеву, которое в полной мере характеризует отношение поэта к особенностям русской истории: «… я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал» .

Пушкин вмещает весь космос народного духа со всеми его гранями и оттенками - и поэтому он так же не укладывается в определения, как и то, что называют «русской духовностью». В.С. Непомнящий очень тонко определил сущность пушкинского гения: «Из гигантов мировой культуры лишь он один соединяет в себе предельную недоступность с предельной же фамильяризованностью, царственный статус с родственной близостью каждому…»
Россия знаменовала для Пушкина нелегкую, но плодотворную встречу разных пространств, разных жизненных укладов, народов, верований, языков, человеческих характеров. Пушкин твердо убежден в своеобразии русского мира, в существенном отличии между историей России и историей Западной Европы. Никогда не переступив западной границы России, Пушкин воспринял западную культуру, воспитывался сначала на Вольтере и французской литературе, потом на Байроне, Шекспире, Гете... Но в его душе утонченность влияния европейской культуры уживалась с «русским духом». Мы говорим о гениальной способности Пушкина к синтезу, примиряющему противоположности, открывающему широкие духовные и исторические перспективы. Он защищает ценность русской культуры, но утверждает и необходимость западной культуры для России. «В искусстве, …в художественном творчестве он проявил эту всемирность стремления русского духа неоспоримо», - утверждал Ф.М. Достоевский.
Говоря о романе в стихах «Евгений Онегин», мы понимаем, что это «произведение не только о любви, но и о судьбах России» . Сюжет его строится на притяжении-противостоянии «героя века», скованного «европейским» воспитанием, усвоившего чуждое России мировоззрение, - и уездной барышни, оставшейся русской по своим идеалам, жизненным и религиозным представлениям, несмотря на французский язык и английские романы. Само это притяжение-противостояние (Запад – Россия) заключает в себе огромный исторический смысл. Проблему судьбы России и русского человека, проблему всемирно-исторического масштаба решает в своем произведении великий поэт.