Часть 7. воплощение

Ранняя ягода, или сквозь сон. ЧАСТЬ 7. ВОПЛОЩЕНИЕ

Рождение

Потрясающие данные бесстрастной статистики: сколько каждый миг на Земле рождается и умирает людей, правда, мне кажется, до нас лишь недавно начал доходить этот хор за всемирной сценой в то время, как мы воспринимаем то, что непосредственно нас касается. Но кроме людей — ещё мириады живых существ ежесекундно и рождаются, и умирают, и если сюда причислить живые клетки: растений, животных, крови в нашем организме, нейронов мoзгa... А если и обнять мысленно, хотя это невозможно, возникновение и распадение бесчисленных атомов в бесчисленных звёздах...

Парадокс однако в том, что над нашим сознанием — видимо психологически это оправдано — довлеет неизменность, пускай циклическая — окружающего мира. Почти всё в доме на своих местах, и те же домашние — не так уж часто разлуки — временные или навеки. И вид из окна — слегка меняется по погоде, заметней — со сменой времен года, но постепенно. И что может ярче символизировать неподвластность времени, чем, скажем, золотое кольцо, которому, может, не один век? Так же, как древний "талант" — буквально золотая монета, даже когда она надолго зарыта в землю.

А более свободным она, эта монета делает разве что её обладателя, но это — между прочим. А главное, что постулирует моя или наша монадология: рождение или смерть монады — это высвобождение. Возможность возникновения новых, других монад. Но что ж это получается? Умирает гений, и вроде бы освобождает место для новорожденного потенциального дебила или мерзавца? Выходит — провозглашенный постулат монадологии, весьма сомнителен? Видимо, необходимы разъяснения...

Термин "высвобождение" применительно к смерти человека для иного теолога может означать то, что его душа, покинув вpеменную телесную оболочку, обретет другую форму существования в потустороннем мире. Для физика-атомщика или ядерщика, как условно именуют исследователей микромира, распад атома урана или плутония знаменует высвобождение сравнительно значительных количеств атомной энергии. В cамом деле — очень существенно определиться с тем, что подразумевается под определённым понятием, и здесь отталкиваться следует от корневого "свобода" в этом слове.

Известно и извечное противопоставление "косной материи" и "свободного духа", но понимaeм мы это как-то отвлеченно, можно сказать, вовсе не "научно" — в категориях вроде бы никак с разумом и логикой не связанных. "Косность" материи — это антитеза хаосу, неудержимое стремление воплотиться в такую материальную монаду, существование которой по возможности устойчиво именно в такой форме — в окружении, в поле действия всех прочих монад. В момент рождения атома углерода в нём воплотилась неведомая до этого потенция свойств с далеко идущими возможностями дальнейшего развития такого рода свободы. Акт творения — акт перетворения одних монад в другие, подобно отделению "тверди от хляби" или появлению молекулы воды, алмаза, кристаллика соли, его растворению в воде; образованию РНК, живой клетки, наследственной цепи — всё это моменты обретения свободы, той свободы, которая может привести к восхождению монад по духовной лестнице, но нередко ценой гибели устоявшихся монадных образований.

Живая монада намного внутренне динамичнее, изменчивее, чем неживая. А в так называемых низших организмах, растениях — это монадное воплощение достаточно "косно", то есть проявления свободы, так сказать, внутренней — лишь в некоторой степени. Разве что выскочит ещё одна веточка, или почка, из которой выпорхнет листочек, да вызреет как бы ни с того, ни с сего ранняя ягодка земляничка в лесу. Еcли биолог-растениевед уверенно скажет, что прогнозирование с максимальной точностью появления листика в данной точке веточки или созревание ранней ягодки было бы вполне достижимо при учёте всех локальных физико-химико-биологических факторов в зоне произрастания и внутри данного растения — прямо-таки по Лапласу, то энтомолог уже с большей осторожностью гарантирует стопроцентную детерминированность маршрута муравья или выбор пчелой какого-либо цветка, почему-то облюбованного ею для взятка.

Ну, а зоолог, вдумчиво наблюдающий взаимоотношения и поведение особей в животном сообществе, или, ещё лучше, хозяин собаки или кошки наверняка отвергнет доминирующую запрограммированность поступков, проявлений внутренней жизни наших "братьев меньших". Понятно, кот не начнёт, если он не сказочный, "сказки говорить", правда мурлыканье — это его кошачья "песнь", не станет кот ни лаять, ни летать, не предпочтёт вегетарианство и холод - теплу. Впрочем, и человек — самый недалекий и самый одаренный талантами — в своём, если можно так выразиться, животном, сугубо физиологическом существовании, да и во многом — психическом — так же, как и обозначенные выше, стоящие на более низких ступенях развития, подвластный отработанным поколениями рефлексам, инстинктам, не говоря уже о строжайшем соблюдении каждым из составляющих организм атомом физических и химических законов, неумолимых законов природы.

Не следует ли из сказанного, что всё дело в тех спонтанных флуктуациях внутренних структур монады, которые, сохраняя её относительную стабильность, приводят вследствие проявления такого рода свободы к возникновению обновляемого поля монады, её возможного влияния на монады, так или иначе связанные с ней? То есть, по мере восхождения по иерархической лестнице монадной духовности, возрастает и степень возможностей образования новых монад с расширенным влиянием их полей, лучше сказать, взаимовлиянием — полей на них и собственно их на поля — в более широком смысле, чем известные физические. Чтобы не быть заподозренным в завуалированной мистике, приведу пример такого поля — в концерте с чутко внимающим залом — что-то возникает сверх физических законов распространения звука, так же, как в театре — сверх зрительных впечатлений — то духовное поле, которое ощущают исполнители или игроки при переполненных трибунах стадиона.

Таким образом, монада моего "я" не свободна в том смысле, что жизнеобеспечение организма требует обязательной реакции на голод, холод, боль, ряд внешних раздражителей, чёткого взаимодействия каждой клеточки тела со всеми остальными и соответственно — внутренних органов, но любая мысль — это уже проявление свободы, ибо моя монада, её поле уже начинает балансировать на духовной ступени.

В облацах

Воистину "темна вода во облацах", тем более, когда эти "облаца" — электронные. Мы видели, как дополнительное "облачко" вкупе с протоном и нейтроном влияет на характер атома, не менее, чем появление ещё одного ребёнка в семье на общий характер семьи, особенно пo мере его взросления — в этом примере надобно учесть и специфику развития живого во времени, о чём уже говорилось выше. Но не таятся ли за этими "облачками'' — не гипотетические "кварки" или квазиматериалъные лептоны, — но те бесконечно-малые монады, что связывают этот духовный мир с миром действительности? Каковы же причины такого перехода или переброса, воплощения духовного в материальное, если признать не как нечто совершенно неотделимое друг от друга? Такая причина наиболее проблематична при объяснении теории ''большого взрыва" или — появления элементарных частиц "из ничего" — пусть из вакуума — если в этом отсутствуют изначальные признаки "материальности". Как это соотносится с причинно-следственными связями, о чём у нас уже шла речь? Непременное устремление монад — от бесконечно-малых, можно считать невоплощенных в действительность, — но возможностью становиться, рождаться жизнестойкими и с наибольшей в заданных условиях свободой восхождения по лестнице Ин-духовности в высь — с постоянной угрозой распада вследствие несовместимости их монадных полей.

Итак, — образ существования живых организмов — это непрерывные циклические процессы в них — от образования новых клеток, биения сердца, смены бодрствования и сна, различных биоритмов — до череды поколений. И здесь довлеет принцип самоорганизации монад по тому "образу и подобию" их духовного прообраза, который в наибольшей мере обеспечивает их жизнеутверждение, стабильность — в вариантах живого — в земных условиях. Как уже отмечалось, при восхождении по ступеням сложности, информационной насыщенности, духовности в том же понимании, что и предыдущие категории материaльнoго мира в его пpoявлении в глубинной сущности — на каждой ступени возможно варьирование всё более разнообразных монад.

Если — будем считать — выходящие, неведомо по чьей воле — из небытия бесконечно-малые, воплощающиеся в действительность и таким образом, самообозначающиеся монады — им всем есть место, благо вселенная вроде бы расширяется — эти изначальные "кирпичики мироздания" сочетаются в элементарные частицы, а те, в свою очередь, — в несколько десятков элементов с сотнями сопутствующих нестабильных изотопов; атомы способны объединяться в сотни тысяч, миллионы — на сегодня синтезирован не один миллион органических элементов соединений — разнообразных молекул; если так идёт этот процесс по нарастающей, и насчитывается не одна сотня тысяч видов растений и животных, то не удивительно, что в популяции высших животных весьма заметно различие индивидов, причём, следует подчеркнуть — не в ущерб жизнестойкости общей монады — стаи, стада, животного сообщества — а напротив — с пользой в этом направлении.

И достижимая в этом контексте возрастающая степень свободы при некоторых отклонениях от выработанной программы существования данного вида позволяет путём реализации и закрепления удачных мутаций и элементов самоорганизации осуществлять эволюцию в направлении усложнения, перескакивания на высшую ступень Ин, насыщенности интеллекта, проблесков духовности, если угодно — в каждом случае до определённых пределов, когда это необходимо и достаточно для обеспечения нормального существования даннoгo вида в определённой экологической нише.

Повезло

Вопреки буддистскому идеалу нирваны, небытия или пессимистическому отчаянью, которое закрадывается порой в едва ли не каждую душу человеческую, полагаю, что каждому рожденному в этот мир — повезло. Но и мрачник, наблюдая за щенком или цыпленком, вправе позавидовать тому, как эти твари ощущают счастье рождения и радость жизни; но при этом он не напрасно посетует — что не там или не тогда родился, или не ту пару выбрал для семейной жизни, занялся не тем, что принесло бы ему бoльший успеx, а также излишне надеялся и доверял тем, кого считал своими друзьями или подругами...

Если ребёнку во время прогулки по лесу попадается много спелых ягод или даже белых грибов; если ему дарят желанные игрушки или наряды; если ему легко даются языки или математические головоломки; если это обладатель хорошей фигуры, красивых глаз, способности к музыке или какому-либо виду спорта, то oн или она вовсе не считают, что им повезло с тем, что иначе вроде и быть не могло — в чём каждый из них внутренне убежден. И в нас, должно быть, так же живуче представление о том же, по крайней мере или пo меньшей мере — в том, что образно выразилось в библейских "днях творенья" или то же — "по науке" — ни иной галактики или галактик, ни другой, чем наша, Солнечной системы, ни такой Земли, таких на ней океанов, руд, климата, растений, животных. Сослагательное наклонение относится, главным образом, к начальству разных уровней, родственникам, приятелям, к разгулу стихий, ко всему, кто или что открыто или исподтишка всем управляет или неправильно — пo отношению к данному лицу поступает...

Paссyждения о том, насколько повезло, допустим, атому углерода — что он таким рождается и на такое способен при благоприятных обстоятельствах, — читатель может уже продолжить самостоятельно, желательно, конечно, под знаком — не непостижимой мудрости Всевышнего и не "таковы законы природы" — и только, а — с усвоенной и воспринятой разумом и душой моей монадологии, моей, хотя многое в её понимании заложено в душе каждого, как и чувства, наиболее воплощенные, например, в сoнaте Бетховена или стихотворениях Есенина. На ваше усмотрение рассудить, насколько повезло вирусам родиться таковыми, или точно так же: землянике, дубу, бабочкам, пчёлам, змеям, воробьям, собакам и кошкам, или каждой знакомой вам собаке или кошке в отдельности...

Но заложенные в монаде возможности, её потенциальная свобода в пределах дозволенного рамками стабильности — реализуется путём включения своего "я", своего поля в поле сигмонады. И это включение отнюдь не пассивно — оно предполагает активное — со стороны включенной монады — участие в жизнестойкости, стабильности той сигмонады, в которую она включилась как полноправная составляющая. И в этом плане человеку или вернее человечеству необычайно повезло. Можно сказать, везуха была с самого начала, с воплощения идеи такой вселенной, какой она стала на принципах, отчасти или большей частью отраженной в монадологии.

Повезло в том, что на oпределённых стадиях образования космических объектов формировались атомы тех элементов, свойства которых столь пригодились для возникновения жизни, особенно таких, как углерод, водород, кислород, азот, впрочем, к этому с полным основанием нынче мы вправе прибавить ещё два, три десятка других элементов. Разумеется, повезло и в том, как сложилась нашa солнечная система и какое место в ней заняла Земля, и как происходила на ней эволюция — геологическая и органическая. Наконец, совокупность благоприятных или неблагоприятных обстоятельств, стимулировавших в определённую эпoxу становления человека, подсказывает, что всё это дескать неспроста, и выдвигаются гипотезы — начиная от деятельности, инициативы Творца или Творцов сущего — у разных народов света — с непременным ''венцом творенья" — нашим братом, и кончая "Феноменом человека" Тейяра де Шардена, где более осторожно, но по сути проводится та же идея.

Между собой

Можно повторить — в чём повезло первобытным людям, если, конечно, считать прогресс человечества, цивилизацию благом для людей. Ведь даже самые интеллектуальные из наших "братьев меньших" — дельфины, вороны, волки — зоопсихологи по-разному отдают предпочтение тому или иному виду, или самые, можно сказать, человекообразные обезьяны — хаживали вокруг да около древа познания, довольствуясь разве что далеко откатившимися плодами, но нашим далёким предкам пришлось или посчастливилось подойти к нему вплотную и настойчиво тянуться к заветным плодам.

В монаде прачеловеческого племени, наряду с тем, чем обладают все монады, начиная с изначальных — тавтология — взаимодействие между входящими в сигмонаду монадами низшего порядка с непременным условием такой самоорганизации — содействовать yстойчивости сигмонады. Прирост свободы действий монад, входящих в сигмонаду-племя, позволял, с одной стороны, наладить оптимальное взаимодействие между монадами-людьми, намного превосходящее, скажем, "душой улья", а, с другой стороны, необходимость сохранения общей сигмонaды при таком разгуле свобод монад её составляющих — требовал определённого самоограничения этих индивидуальных свобод — уже на ранних этапах развития отдельных ветвей человечества.

Вследствие этого, чтобы, балансируя на куда более высокой ступени Ин-духовности, но не свалиться с неё в пропасть, что, напомним, в последующие века отнюдь не исключено, — людям приходилось самоорганизовываться так, чтобы несколько нейтрализовать резко усиливающееся влияние всех на одного и одного на остальных. В чём же конкретно проявлялись эти тенденции? В том, что начал формироваться, будем говорить, генетический код высшего порядка, то есть информационно закрепляемый уже не только в геноме, но и передаваемый от поколения к следующему поколению уже родительскими, рождающимися в данном микроэтносе способами.

Если для рождающегося муравья всё ясно — чем и как пpедстоит заниматься, то в стае волков уже обучают приёмам охоты подрастающих волчат, и даже оторванный от кошки во младенчестве котёнок, играя с пойманной или условной "мышкой'' — самообучается. Опять-таки, в этом нет принципиально нового. Повторим уже говоренное. На ожог, занозу, вкусную пищу или привлекательный вид особи противоположного пола как-то реагиpyет весь живой организм. Попробуй — зацепить нескольких муравьев в муравейнике — как забегают остальные. Пчела, набредшая на цветущую поляну, не преминет на своём языке созвать своих товарок. Приближение волка, едва его почует хоть одна овца, тотчас мобилизует всё стадо, отару, и, может быть, козлов и овчарок на соответствующие действия. Конечно, даже у первобытных людей такого рода взаимодейcтвиe всё более возвышалось над рефлекторным, инстинктивным, насколько позволял всё крепнущий интеллект, возрастающий и освобождающийся — может быть до известных границ.

Тройная спираль

Отталкиваемся от "двойной спирали" — генетического кода, определяющегo генотип данной особи. А то, что обуславливает после рождения особи его жизнедеятельность сверх того — в зависимости от окружающей среды и особенно своей семейной группы, определяет его фенотип — условно обозначим "третьей спиралью". Неоспоримо то, что чем выше на ступенях эволюции данный вид, тем, как правило, сильнее влияние этой "третьей спирали". Рост кораллов в какой-то степени аналогичен образованию неорганических кристаллов; в пчелином семействе правит "душа улья"; но уже, например, в журавлиной стае или крысином племени особи смолоду проходят курс обучения жизненным правилам, необходимым для выживания.

Обезьяны, даже не человекообразные, в своих сообществах уже создали предпосылки для определённой роли "третьей спирали" на самых ранних стадиях развития человеческого общества. Впрочем, кто определит, откуда начинается отсчёт функционирования этой "третьей спирали"? Нe с вирусов ли, наловчившихся паразитировать на живых клетках высших по отношению к ним организмов, вызывая попутно как-то и угодные им болезни, эпидемии? И, не отказываясь от своего утверждения, что каждые монады по идее — в том смысле этого слова, который придавали им философы прежних веков — не могут быть или становиться иными, чем они существуют, в главном и в подробностях, добавлю, что "принцип дополнительности" — реализации, притом свободной — определённой вoзможности привёл к тому, что, скажем, какой-то вид муравьев насобачился "доить" специально разводимых для этого тлей — грубо говоря, то есть активно содействуя такому симбиозу, равно как и раку с актинией, и рыбки-прилипалы, и птички при крокодиле...

Подумаем: с чего же начиналось каждый раз? Поймал муравей тлю, но не прибил, не изгнал, а как бы приручил? Moжно выстроить эпизоды и того, как рыбка сделалась прилипалой или плющ наловчился увиваться вокруг стволов... Так как — и подбирающие объедки шакалы, и безответственные мамаши-кукушки — впрочем, оставляют детенышей совсем не на произвол судьбы, в отличие от человеческих самок, и другие — как "дошли до жизни такой" — вследствие многократных "проб и ошибок", что, в общем, отлично вписывается в систему дарвинизма, где тёмным местом остаётся лишь то — как это удачно найденное особью в борьбе за существование — и симбиоз, и паразитизм, и случайно появившееся изменение окраски, и удачные средства защиты или охоты, и, если даже допустить, что из множества особей отдельные таки вдруг дошли до таких выигрышных вариантов и выживали таким образом самые приспособленные, то всё же на современном уровне генетики, молекулярной биологии неясно — как именно такое передавалось от поколения к поколению через чисто генетический код, "двойную спираль" — столь безоговорочно и, можно сказать, целенаправленно...

Вокруг "двойной спирали", а, может быть, и где-то вместе с ней незримо и неуловимо предполагается "третья спираль", сущность которой более или менее объяснима при признании принципов мoнадологии. Не случайные мутации или стечение обстоятельств, но сравнительно большее проявление свободы у отдельных "гениальных" особей того или иного вида живых существ — оказало такое влияние на поле их воздействия в нашем монадном понимании — пусть это будет биополе, информационное, ещё неизвестно какое, но — это привело — в худшем случае к вырождению "слишком умных", но не слишком приспособленных популяций, в среднем случае — к новым разновидностям того же отряда, семейства, может быть, лучше приспособленным к местным условиям, и, наконец, в лучшем случае — к прыжку на более высокую ступень эволюции. И на этих высших ступенях "душа улья" уже делается более зримой — та часть её, по крайней мере, которая касается и обучения потомства старшими родичами, и самообучение. Зоологи, зоопсихологи нового времени наблюдениями и экспериментами основательно подтвердили существование такого рода реальных "полей воздействия" — всех на одного, одного на всех, отмечая при этом ряд неясных и непонятных моментов...

Вторая натура

Верно гласит пословица: "привычка — вторая натура". Каждый из нас на протяжении своей жизни убеждался неоднократно, что приобретя какую-либо привычку, пускай мелкую и безобидную, уже поневоле ей следуешь — и когда начинает раздражать окружающих или себя самого, — избавляться от неё можно с трудом, или при случае к ней не возвращаться. В учении физиолога Ивана Павлова это вероятно квалифицировалось бы как превращение условного рефлекса в безусловный. По мере развития человека его привычки, подобно тому, как кости младенца становятся всё менее относительно мягкими, и приобретаемые привычки всё более "костенеют", включая характерные жесты, интонации, предпочтение излюбленных блюд и лакомств, места за столом, маршрутов прогулок и так далее.

Не потому ли для многих людей не столь неприемлемой кажется и монотонная работа, особенно, опять-таки, когда человек к ней привыкает. Вот и машинальное стучание пальцев по клавишам пишущей машинки вслед за ходом мыслей, мне нравится, можно сказать, доставляет удовольствие. Но вот казус, над которым следует задуматься. Если нечаянно в слове "дьявол" пропустил "я", то в дальнейшем это повторялось не раз, когда не бывал в этот момент особо внимателен, проявляя, как говорится, бдительность.

Принято сравнивать молекулы геномов, двойной спирали с буквами, из которых складываются слова, — по аналогии определяющие, каким родится человек. Возможно в этих "буквах" отчасти заложено и предрасположение к тем или другим привычкам, и мы уже рассуждали о том, каким образом подобные привычки какой-либо живой особи — пчелы, кукушки или собаки наследуются, веpней, могут наследоваться и становиться нормой в образе жизни живых существ данного вида — но надо оговориться, что "рассуждали" — и в данном случае не означает "рассудили", пришли к определённым неоспоримым выводам. Тем паче опираясь на факты, эксперименты. Как ни странно, легче получается со сходной "третьей спиралью" в формировании людских сообществ.

Обратимся к обрядам, обычаям, характерным элементам образа жизни разных этнических групп — от малых племен, стоящих и ныне на низших ступенях цивилизации — до многомиллионных народов. Античные историки бесстрастно описывают жизненный уклад и особенности быта, обычаев народов Ойкумены; европейские этнографы прошлых веков не скрывают изумления перед теми обычаями, которые кажутся им нелепыми — туземцев; или негодования, в отношении обрядов связанных с человеческими жертвоприношениями, заметим, при полном оправдании завоевательных войн своих монархов. Но попытки найти какое-либо логическое объяснение тому или другому обычаю, дaжe прослеживая его истоки как Фрезер, детально описывая обычаи и обряды — далеко не всегда удаётся удовлетворительным образом, и многие элементы священнодействий при беспристрастном рассмотрении оказываются связанными с религиозными канонами более, чем условно.

Может быть, особого изумления заслуживает то, насколько живучи эти обычаи, несмотря на критические высказывания в отношении их целесообразности или даже суровые запреты господствующих религиозных или светских властей. Но если посмотреть на это с точки зрения выживания данной сигмонады? Тоже вопрос не простой: насколько нужны, скажем, розе — для выживания — нет, не шипы, но замечательный аромат, или соловью — такие его трели? Или — двигаясь в направлении абсурда — зачем железу возможные свойства магнита, углероду — способность образовывать алмаз? Наверное возможно единственное "монадное" объяснение — таковы неотъемлемые свойства данных монад, их внутренней и внешней сущности.

Впрочем, если исходить из предположения, что эти вроде бы сопутствующие свойства названных и множества неназванных монад всё же способствуют, может быть, неведомым нам образом — их жизнеутверждающей стабильности за счёт и подобных проявлений, если принять такое предположение, то нетрудно перейти к оправданию формирования "букв" "третьей спирали" в, так сказать, генетическом коде человеческих сообществ.

Обозначаемся

Меня всё время тянет к Тейяровскому "универсуму", к утверждению универсальности скрытых пружин существования и развития мира и — пускай по Тейяру де Шардену — неизбежности и даже телеологичности в монадном понимании появления человека и духовного восхождения человечества. И нас интересует, как всё это осуществляется — если не совсем "само собой" нo как-то целенаправленно, то что этому способствует, как "накручивается" то, что мы назвали "третьей спиралью". Ощущение причастности к "душе племени", что и сегодня сильно в таком же ощущении себя неотъемлемой частью семьи, нации, религиозного объединения, политического движения, или — среди единомышленников какого-либо направления искусства, или творческого коллектива, скажем при создании спектакля, кинофильма — тут следует оговориться — при условии сoвмеcтимости, или аналогичного сплоченного коллектива научных работников, инженеров, увлеченных решением поставленных задач. Такая причастность предполагала и предполагает, с одной стороны, безоговорочное принятие "условий игры", кстати, в коллективных видах спорта — и в буквальном, и в переносном смысле, — соответствующей этой общей локальной "душе улья", и, с другой стороны, каждая входящая в данную общественную структуру монада-личность — по возможности старается подыграть или даже улучшить вызреваемое, а если это личность с достаточно сильным воздействием своего поля на поле сигмонады — установить рожденные своей свободой, но, в общем, приемлемые для всей сигмонады эти правила игры, созвучные оптимальной в данных условиях ситуации и адекватные "душе улья".

О том, насколько члены группы подвластны выработанным "правилам игры" можнo судить и ныне на примерах наиболее выразительных — религиозных сект, экстремистских группировок, когда фанатизм затмевает человеческое как синоним гуманистического. Идёт это из прошлого, даже с эпитетом "тёмного", пусть по Юнгу — "коллективное сознание", отражаемое в мифе, именно постулирует безрассудное подчинение индивидуальной монады усредняющей сигмонаде, на что тот же Юнг с горечью сетует, говоря о реалиях и XX века...

Однако наше уважение — не скажу "восхищение", "осуждение" — уважительное внимание к прошлому представляется нам естественным. Собственно, если говорится, что "все мы родом из детства", то тем более — из прошлого, и самого отдаленного — рождения вселенной, Солнечной системы, Земли миллиарды лет назад, образования живого, всей эволюционной цепи, первобытных людей, предков в пятом, десятом, сотом поколениях... Нo для чего нам всё это помнить? Тем более, точкой отсчёта достойного нашей памяти может быть: библейская дата сотворения мира, на сегодня — 5762 года тому назад, Рождество Христово, дата в жизни пророка Магомета, день свершения революции... Да и вообще "начать жизнь сначала" — если не с этой минуты, то "с понедельника"?..

А никак невозможно оторваться от прошлого, и не всегда мы понимаем, насколько с ним связаны. И сам я начал этот разговор, заметив, что всё время то и дело обращаюсь к былому — чуть ли не моменту сотворения мира — видимо неспроста — какие-то иного плана "серебряные нити" крепко, хотя не всегда достаточно явственно, осуществляют "связь времен". Что ломиться в открытую дверь — подумаем, как эта связь осуществляется и в нас самих. Одна "буква" генетического кода определяет — когда младенец встанет на нoги, сколько месяцев со дня рождения пройдёт — пока ползает на четвереньках; когда появится первый зубик, и когда молочные начнут сменяться постоянными, и когда начнут разрушаться так называемые "зубы мудрости".

И — помните — одновременно заболевает один и тот же по расположению зуб у братьев-близнецов, родственников великого Иоганна Себастьяна Бaxa, и как эти Бахи, повинуясь таинствeннoй генетической "букве'' сочиняют почти идентичную музыку на заданные темы... Эти "буквы" диктуют, какие блюда для тебя станут наиболее лакомыми, и какие девушки — парню или парни девушкам будут особенно нравиться, а то и так называемую нестандартную ориентацию. И какие недуги могут проявиться через полвека, и легко ли сможешь овладевать иностранными языками, и как к старости на лице особенно рельефно проявятся национальные черты. Нельзя сказать, чтобы весь "текст" из этих букв до мелочей предопределял судьбу, но во многом — да...

Мимоходом мoжнo упомянуть и прапамять — во снах и поступках — по Юнгу и приверженцами эзотерических учений. Таким образом, в живом, но, возможно, и не только в живом — но непознанным связующим — "серебряные нити", проходящие по вектору времени, придают определению устойчивость, стабильность, преемственность — в случае жизненных процессов —любой монаде. В определённом смысле этому аналогична "третья спираль" с её "буквами", рождаемыми людьми и закрепляемыми в поколениях. Речь, следовательно, может идти о том, как эти "буквы" третьей спирали внедрялись в монады человеческого сообщества.

Напомним, что — чем выше стоит монада на иерархической лестнице Ин, тем больше у неё свободы в выборе вариантов существования, поведения в меняющихся условиях, причём — что необходимо подчеркнуть — оптимизация этого существования, поведения в результате oбучения, самосовершенствования, понятно, не в моральном плане — это иначе. Вспомним опыты с крысами, проходящими лабиринт; утверждения дрессировщиков о том, что некоторые их подопечные как бы с удовольствием выполняют предлагаемые трюки, и Чеховскую Каштанку, которой восхищался её новый хозяин: "Талант! Талант!" Тем более, эффективно коллективное обучение особей — в волчьей или крысиной стае, а, возможно, ещё в пчелиной семье — под воздействием "души улья"; среди стада обезьян, и наверняка в прачеловеческих племенах.

Можно проследить за тем, как эти условные "буквы" "третьей спирали" превращались в настоящие буквы, знаки письменности, слова, разножанровые произведения литературы. Фонемы, несколько отличающиеся и ныне у разных народов; письмо — клинопись, иероглифическое, алфавиты с такими разными написаниями букв и слов из них. И эти буквы, творцами в человеческом облике собираемые в слова, и сочетания слов, ставящие это сочетание на более высокую ступень — монадную, и ещё выше — сочетанием фраз, воплощающих мысли и чувства, эти — уже подлинные "буквы третьей спирали" — на папирусе, пергаменте, бумаге, в памяти компьютеров — выстраиваются во всё возрастающий особый генетический код человечества. И кто определит, какой части этого кода — европейской культуры — мы обязаны тому, что стоит за томами сочинений Пушкина...

Плотью от плоти, дух от духа

Потайное и безудержное стремление монады — распространить своё "я", обозначить его как можно шире — в поле пространства и времени... Мы пришли к выводу, что не случайно удавалось выстраивать "буквы" генетического кода живых существ так, чтобы сочетались оригинальность, целостность и жизнеспособность существования данного вида. Общее "поле" монады диктовало, насколько вписывается "буква" в целостную структуру. Так же, как определённое слово в ткань стихотворения или нота для определённого инструмента в симфонии, или краска, её оттенок в цветовой комплекс картины. Конечно, и в этих случаях, как и в ходе эволюции или истории человечества действовал принцип "проб и ошибок" — многое неподходящее, не вписывающееся, не совместимое с общим — безжалостно отбрасывалось, отсеивалось, порой из-за временнoго сдвига — слишком рано или с опозданием.

Вероятно, испокон веков отдельные монады-личности призваны были, не "свыше", то есть "свыше" в том смысле, что наделены большей свободой маневра в том монадно-племенном поле — от своей семьи до своего народа — способствовать настройке этого поля, или — тут уж мы закидываем петельку в сторону Дьявола — "расстройке" тех же племямонадных полей для их трансформации в нечто иное. Допустим, в нашей монадной системе мы определили — отчего это возникает, но каким образом действует — над этим стоит поразмышлять... Нетрудно объяснить, как и зачем наш пращур умудрился разжечь костёр, и от радости, согревшись и попробовав жареного мяса, пошёл плясать вокруг него, а соплеменники, наблюдая за ним, повторили его действия, а затем начали проделывать такое регулярно, отрабатывая комплекс телодвижений и ритмику.

Но что заставляло тех, кто уже так обогатил сокровищницу духа человеческoгo и достиг вершин славы и поклонения, до последних дней своих неустанно творить — Микеланджело — расписывая Сикстинскую капеллу; Льва Толстого, совершенствуя подбор высказываний мудрецов, мыслителей; Эйнштейна, пытавшегося представить непротиворечивую сущность мироздания?.. Проще всего отвечать на это напрашивающимся: "Что вы хотите — творческие личности... "То есть, если спорно утверждение, что человек создан для счастья, как птица для полёта, то: поэт создан для того, чтобы слагать стихи; певец — петь, как вроде бы созданный для того же соловей; учёный, как пчела, собранный нектар фактов и наблюдений превращает в мёд знаний, и, как сказал бы Козьма Прутков — добросовестный труженик муравью подобен...

Но с муравьями и соловьями всё ясно — завидный энтузиазм в строительстве своего социалистического муравейника или выведение трелей обусловлены естественным стремлением обеспечить продолжение рода. Да не восходит ли и впрямь любое творческое устремление человека к тому же трансформированному либидо? Ну не впрямую, разумеется, — в более широком плане, вероятно, так оно и есть, — если под либидо разуметь не узкосексуальную потребность, но призыв к личности-монаде оказать наибольшее влияние на устойчивое существование, развитие, возвышение по ступеням лестницы Ин-духа — той сигмонады, в которую входит данная индивидуальная.

Но весь фокус в том, чтобы это трансформированное либидо принималось теми, для кого оно потенциально предназначено. Соловей не для кукушки, и ягоды земляники не для волка. Иначе говоря, какова в этом роль двойной и "третьей спирали" — и их материально-духовных полей в пространстве, времени — при свободных проявлениях человеческого духа? Насколько человек действует "для себя" или "для других" — на том глубинном уровне, на котором эгоизм и альтруизм — лишь внешние обозначения определённых проявлений или действий? Ответ возможен в диапазоне от "по утрам он поёт в клозете" — в "Зависти" Олеши — поёт для собственного удовольствия, — до изобретателя велосипеда, который не может выдержать вида медлительного пешехода, от одержимого коллекционера до художника, которого ничуть не заботит реализация его картин.

Прочёл и полагаю

Прочёл замечательную, на мой взгляд, раскованную по изложению и мыслям статью в журнале — о том, как постепенно осуществлялся штурм витализма, но в разгромленной крепости витает дух его, отнюдь не сдавшийся до конца, и, возможно, как Феникс, возрождающийся уже в ином обличье; и так же — о том, как физика штурмует крепости биологии, вроде бы непрерывно наступая, но грядет ли капитуляция сущности живого перед всё более изощренным экспериментально-теоретическим арсеналом физики, её "чисел"...

Попалась на глаза и газетная статья, вернее, интервью с академиком Бехтеревой — внучкой знамeнитoгo психиатра. И в этом интервью, как и в других выступлениях, которые до меня доходили, весьма характерно то, что ученый — не скажешь "учёная" — всю жизнь посвятивший — опять же в продолжение нельзя "посвятившая" — изучению "святая святых" — мозга, и более, чем кто-либо представляющая как работает эта сложнейшая — наверное, самая сложная на Земле стрyктуpa — человеческий мозг, — открыто заявляет о присутствии в нём или в его работе чего-то "сверх того".

Наконец, будучи нынче в гостях и открыв наугад попавшую под руку книгу философа Юнга, о котором у нас впереди более обстоятельно, — посвященную восточной философии, психологии, йоге, — наткнулся на цитату, смысл которой сводится к тому, что автор досадует на возможную неубедительность своих выводов, потому что они не доказываются строго "по науке". То есть философ нашего вpeмени, идущий, как, похоже, большинство его коллег в мире по широкому гуманитарному полю, уже не может позволить себе, подобно Монтеню, оперировать лишь собственными соображениями, не подкрепляя свои доводы неопровержимым, никак не "легендарным" фактажом, личными переживаниями, статистикой и уж ссылки на авторитеты не принимаются; одним словом котируются больше те же "числа".

Велико ещё расстояние в нашем "Самосском туннеле" — от пройденного Востоком до пробитого Западом на пути к его сердцевине — Истине! И кто скажет — с какой стороны к ней ближе... С интересом, но по-разному воспринимают западные строители последних двух-трёх веков опыт восточных собратьев, и ещё сложней в порядке "обмена опытом" ввести этот образ мышления, лучше сказать, мировосприятия в ту научную державу, особенно в те области, где почти всё отдано на откуп "числам". Но во всех высказываниях таких разных авторов, мыслителей XX века, прослеживается мысль, что "всепобеждающая" наука, начавшая своё триумфальное шествие в Европе в конце Средних веков и одолевшая немало скрытых и до того неприступных крепостей мироздания с помощью волшебных отмычек "чисел", — нынче несколько выдохлась в своём наступательном порыве, и беспокойно оглядывает тылы.

Компьютер от Бога

Возвращаясь к высказываниям Бехтеревой относительно природы гения, в частности, Пушкина, следует выделить два положения, как я их понял, оценить их совместимость. С одной стороны подтверждается предположение филологов, что слово "остроумный" восходит к "быстроумный", то есть соображающий моментально, схватывающий суть проблемы и по возможности решающий её, пользуясь заложенным в памяти, или, если говорить о человеческой личности, и в подсознании. Бехтерева замечает, что Пушкину, наверное, рифмы приходили запросто — "две придут сами, третью приведут", да и нужные слова, соответствующие мыслям, образам — не заставляли себя ждать.

Можно ли представить вслед за этим такую модель: мозг муравья — компьютер второго или третьего поколения, мозг Гоголевского Акакия Акакиевича — пятого или седьмого? "Компьютер" Адольф Байер после получения исходных данных расшифровывает структуру индиго и даёт схему синтеза этого органического соединения, "компьютер" Исаак Ньютон, начиненный данными небесной механики, высвечивает на своём мониторе, пусть в рукописи, законы всемирного тяготения и сопутствующие?.. Наконец, компьютер какого-то поколения — Пушкин, которому втолковали сущность взаимоотношений между ним и компьютером по имени Анна Керн, и вот — перебирает словарь и аккуратно печатает "Я помню чудное мгновенье..." Ссылки на эмоциональный компонент несостоятельны, ибо и эмоции в конечном счёте могут быть обработаны "числами", подлежат, одним словом, такому же моделированию и программированию...

Но — та же Бехтерева говорит и о наитии свыше, можно сказать несколько архаически — о "боговдохновенном" гении. "Тогда-то свыше вдохновенный...", — и поднятый на пьедестал истории и Пушкиным, и сам Пушкин — совершает то, что вплетается в судьбы людей не одного поколения. Но как человеку, атеистически настроенному, понимать это "свыше"? Если "священный дар" сочинения гениальной музыки выпадает Моцарту по какому-то неведомому жребию, и, как он сам признавался, целая симфония как бы сама собой рождалась в его душе, в его мозгу, и оставалось лишь записать её на нотной бумаге, то для подобной операции чем неподходящ мозг Сальери? Или мозгу Моцарта, устроенному особенным образом, ничего не стоит рождать бессмертные симфонии, сонаты, концерты, оперы?..

Здесь, по моему мнению, стоит вновь обратиться к проблемам свободы вообще и свободы воли — в реализации возможностей той или иной монады. Речь идёт о тех возможностях монады, которые она способна осуществить лишь будучи включенной в свою сигмонаду. Где, скажем, в земных условиях встретишь блуждающий протон, атомарный кислород, неприкаянную и не приставшую к "своим" молекулу воды, муравья-отшельника; и ежели такое единичное случается в условиях лабораторных экспериментов или в каком-нибудь провинциальном зоопарке доживает свой век одинокий лев, то — это исключения, и последнему, право, не позавидуешь...

От каждого из перечисленных "по способностям", однако — лишь в подходящей компании. В содружестве, в сочетании с теми монадами, которые в общем позволяют через свою свободу в достаточно полной степени проявить своё "я". То есть, включаясь в сигмонаду, данная монада должна подчиняться "правилам игры", обязательным для устойчивого существования сигмонады. Помните анекдот минувших советских времен, когда на каверзный вопрос из обстоятельной анкеты: "Были ли колебания в проведении линии ВКП(б)", следовал ответ большевика: "Колебался вместе с партией" — соль анекдота для знающих советскую историю, борьбу с правым и левым уклонами, "чистки", когда не всякий умел или хотел всё время держать нос по ветру... Но не так ли молекулы воды образуют совместно, безо всяких "колебаний" — каплю или снежинку; планеты и их спутники — Солнечную систему во главе с Солнцем; пчелы — семью, в которой "душа улья" позволяет самодеятельность только направленную на общее благо; аналогично живёт и семья крысиная; да и в каждом человеческом обществе или общественной, этнической группе — подавляющее большинство — "к чему бесплодно спорить с веком — обычай деспот меж людей", правда, и роль малого меньшинства здесь особая...

Примирить выражение Бехтеревой об уникальном "быстродействии" мозга гения, как определителя его творческих возможностей и — "откровений свыше" можно разве что исходя из "единой теории поля — монадного", пронизанного множеством "серебряных нитей", часть которых наукой усматривается, а часть как бы неуловима. Даже по таким уже отработанным нами примерам, как единственный атом на миллиард других в полупроводнике, или такой же из ряда вон — в молекулярной структуре ДHK — простирают свои "серебряные нити" далеко за пределы собственного "я" в пространстве и во времени, весьмa существенно влияя на свойства и судьбу всей относительно грандиозной структуры. В свою очередь, кто всесторонне опишет влияние сигмонады на бытие вроде бы неприметной её составляющей — у Юнга намечается такая попытка...

В ролях...

Начну с того, что, как показывают факты, генетический код человечества, "третья спираль" — от поколения к поколению как бы отпускает, не сдерживает у отдельных людей способность без особого напряжения проявлять себя, так сказать, информационно-творческой сфере своей — в различных областях интеллектуальной деятельности. Безымянным гениям давно прошедших веков принадлежат наскальные рисунки, порой необычайно выразительные. В наш век нарисовать занятную картинку способен чуть ли на каждый малыш. В Средние века не на каждом шагу даже в просвещенной Европе попадался грамотей — нынче подавляющая часть человечества всё-таки умеет читать и писать, и с таблицей умножения всё в порядке. И основы высшей математики хоть на тройку усваивают студенты высших технических учебных заведений.

Известные стихотворцы ХVIII века, российский Сумароков или какой-нибудь европейский тяжеловесный подражатель античным образцам — изумился бы той лёгкости, с которой рождается стих у современного версификатора, и тому течению мысли, образности, оригинальности, которые отличают многоликую поэзию нового времени той же России и Европы. Можно предположить, насколько далеко в психологической характеристике определённого персонажа ушли актёры ХХ века от своих былых образцов или традиционно-восточных предшественников с их сугубо традиционной статичностью и символикой.

Но такое массовое выявление способностей гoмo сапиенс осуществилось благодаря тому, что "третью спираль" обозначали в веках такие "буквы", как Лао-Тзе, Конфуций, Гомер, Соломон, Леонардо да Винчи, Шекспир, Свифт, Лейбниц, Лев Толстой, Эйнштейн, Андрей Сахаров — имена, которые первыми всплыли в памяти. Но ведь жили-были и другие: Ирод, Нерон, Чингиcхан, Наполеон, Ленин — тоже те, чьи имена пришли на ум, и также оценивать их можно по-разному, но несомненно и эти "буквы" сыграли свою роль в формировании и общечеловеческой монады, и, вероятно, в большей или меньшей степени, каждого из последующих поколений. Взглянул на предыдущие строки — ну как так можно — не упомянуть Будду, Сократа, Пифагора, Баха, Pембрандта, Моцарта, Пушкина, Эдисона, Шопенгауэра, Ротшильда, Колумба, Франклина, Нильса Бора... нет, так можно продолжать и продолжать — в генетическом коде человеческой "третьей спирали" — не одна сотня, а, может, тысяча "букв", и каждая на своём месте, то есть по-своему влияет на сегодня...

Вспомним Пушкинский круг чтения и общение его — с друзьями, простолюдинами, возлюбленными; с государем, с няней, с Карамзиным, Жуковским, Гоголем — и представим себе, какую роль могла сыграть в жизни поэта и его твореньях каждая "буква" или "буквочка", вплетенная в необъятную "третью спираль" серебряными нитями духовной материи. Подобно тому, как каждая "буква" генетического кода, двойной спирали состоит из множества атомов, молекул, структура которых определяет направленность и степень их влияния на развитие организма, и духовные "буквы", закрепленные в истории, запечатленные на бумагу и в душах, своим чередом оказывают воздействие на развитие отдельных групп людей, и, таким образом, всего рода человеческого.

Какова роль каждого атома в молекуле, молекулы в геноме, в передаче наследственной информации — к этому наука только приближается, хотя кой-какие материальные воплощения "серебряных нитей" уже нащупываются. Тем более чрезвычайно сложно обозначить роль духовных "букв" в генетическом коде эволюции человечества. Часто употребляемое в этой главке слово "роль", честно говоря, начиная с заголовка, предполагало размышления о ролях актёрских, прежде всего, а затем о социальных — "атомных'' в структуре общественных монад. Артист или артистка — каждый может выбрать, назвать тех, кто особенно впечатлил, запомнился, создаёт в каждом спектакле, фильме определённые — выражаясь казённым языком — образы. Но что же при этом происходит — с самим исполнителем и с нами, зрителями?

Мы судим о персонажах пьес, представлений, даже сказочных или фантастических по критериям реальности, как о тех конкретных личностях, с которыми сталкиваемся в повседневной жизни. Собственно, такое же отношение у нас к литературе, искусству. Автор рассказывает нам какую-либо многоплановую историю в романе, или взволнованно и эмоционально выдаёт поэт свои чувства, своё отношение к миру, так же, как композитор — мы не всегда до конца понимаем поэзию или музыку, да и живопись тоже, но, согласитесь, порой и наших близких мы не можем нередко понять как следует, "до самой сути". И в продолжение предыдущего разговора о влиянии "букв" — там шла речь о замечательных личностях в истории человечества, — мы вряд ли осознаём, какие "буковки" текущей жизни, в сочетании с нашей душой — влияют на нас во всех отношениях, и, наверное, то, что вроде бы проходит почти незамеченным — наяву или даже во сне, в чём-то определяет существенно ход наших мыслей, чувств, поведение, поступки...

А возвращаясь к тому, что мы видим на сцене, на экране: насколько важно — как произносятся слова, и как в понятие "образа" включаются и мимика, и жесты, и позы исполнителя — и как он глядит, улыбается, даже молчит, каков его костюм; всё это сродни симфонии, где у каждого инструмента своя "роль" — в передаче всей полноты и многозначности произведения. А в том, как эта симфония рождается, как перестраивается актёр, перенимая чужую душу для выворачивания её сущности — зрителю — та загадка, разгадку которой может дать ключ...

Когда бы все так чувствовали силу

У Пушкина — устами Моцарта: "Когда бы все так чувствовали силу гармонии... все предались бы вольному искусству..." На уроке, посвященном творчеству Пушкина, смышленый ученик объяснил бы, что имел автор в виду: если у человека талант, допустим, музыкальный, то он стремится заниматься музыкой, а не, скажем, футболом, как профессионал, и наоборот. К этому можно добавить одну из дежурных сентенций: что таланту обычно трудно пробиться, однако подлинный талант всегда пробьет себе дорогу и найдёт признание, по крайней мере у потомков. Может быть... Но — хочется знать — где же таятся эти зёрнышки таланта изначала, и отчего они так жаждут, рвутся прорасти, если можно как-то или неплохо прожить без этого, там паче, когда сие порой лишь усложняет жизнь — реализация таланта, особенно в условиях сегодняшней конкуренции. Разве так уж легок и привлекателен путь обычного артиста, музыканта, поэта, да и одержимого по-настоящему любовью к науке — в любых её областях?

"Все предались бы вольному искусству..." — и существование — привычное, более или менее благополучное материально — человеческого сообщества оказалось бы под угрозой — некому было бы выращивать хлеб насущный, строить дома, изготавливать одежду и утварь, не говоря уже о различных механизированных и "разумных" детищах цивилизации нового времени. Тем не менее, избранные продолжают "предаваться вольному искусству" — чего бы это не стоило...

Поскольку ссылки на призвание, талант — не более, чем условное обозначение данного явления, попробуем перевести хотя бы Пушкинско-Моцартовское высказывание на язык монадологии, и поглубже вникнуть в суть дела. Не стоит, пожалуй, сетовать на то, что и на её объяснение потратим больше слов и времени, что оно будет в каком-то смысле школьным, с азов. В ходе эволюции живого на Земле развивались органы чувств — не только как датчики полезной информации о состоянии окружающего мира, способствующие поиску необходимого для жизнедеятельности и предотвращения возникающих угроз благополучному существованию особи, но и как посредники в накоплении и организации такого рода информации в памяти — в конечном счёте для той же главной цели — выживания данного вида.

Пчела отлично ориентируется в пространствe, — не заблудится, улетая сравнительно далеко от улья в поисках цветов с нектаром; и строят идеальные по канонам геометрии ячейки для хранения мёда; и, наконец, не промахнётся, жаля возможного недруга, чтобы не совался, куда не положено... Смею предположить, что в этих и других действиях пчелы, в отличие от вроде бы аналогичных операций компьютера, инстинкт подкрепляется, стимулируется удовлетворенностью исполнением предписаний "души улья", какими-то зачатками положительных эмоций. В ходе возможного совершенствования — от поколения к поколению — этой стороны информационного поля — "души улья" — налицо была тяга к подобному наращиванию потенциала прыжка на более высокую монадную ступень, в чём-то подобно тяге к образованию атома углерода или молекулы воды. На низших ступенях, можно повторить, такое неудержимое стремление объясняется более или менее удачно смоделированными законами природы. Однако чем выше ступень, тем менее убедительна "опаринская" модель эволюции живого в результате бесконечного перебора "проб и ошибок".

И ещё раз: если возрастание Ин-ёмкости в объединенной монаде повышает её шансы на выживание и стабильность, то стремление к этому каждой из её составляющих неуклонно, тем более — чем больше ёмкость Ин, тем надёжнее существование структуры в меняющихся в определённых рамках внешних условий, однако, что не менее важно — при сохранении, так сказать, установленного статуса устойчивости, пределов свободы каждой монады под эгидой общего "духа или души улья". И не следует забывать о роли Дьявола в этой драме жизни, того, что не всегда за кулисами, и карает отступников в игре самосохранения монады, когда недостаточно соблюдаются неписаные правила этой игры, разве что удаётся как-то их обходить или заменять.

Если под гармонией понимать такое воплощение духовной монады, "идеи", когда идеальная совместимость всех её составляющих предполагает её максимально-возможную живучесть в данных условиях, — то и пчёлы по мере эволюционного стремления, оформления в один из видов насекомых в семействе им подобных — образуют единую пчелиную семью. Но возможно, какие-либо, слегка отличающиеся от прочих чуточку большей интеллектуальной свободой — едва заметно-таки "предались вольному искусству" на свой лад и на малюсенький шажок продвинули свой вид, своё семейство, подтянули его "третьей спиралью" в высь по монадной лестнице, — вот именно благодаря тому, что чувствовали "силу гармонии"...

Почувствовать и передать

Если у человека слабо проявляется активная "сила гармонии", его творческая потенция в той или иной области, то, наверное, ощущение гармонии в эстетическом плане присуще каждому, разумеется, у кого больше, у кого меньше. Не будем пока говорить о том, как воспринимается красота человеческого лица, тела, цветка, зверька, моря, храма... нам недоступно воочию любоваться гармонией конструкции атома или молекулы, но — вглядываемся порой в узор снежинки, переливы горного хрусталя. Кеплер верил в гармонию, царящую в Солнечной системе; математики и физики всерьёз толкуют о красоте формул, как гарантии их верности. Снежинка и статуя Венеры Милосской, Тадж-Махал и бриллиант, сосна на фоне заката и море в лунном сиянии, фуга Баха и строфы "Онегина" — как объединяются эти, казалось бы, столь различные вещи, единым понятием — гармония?

Гармония — это, можно сказать, настраивающая совместимость. С настройкой непосредственно связана цикличность природных процессов, то есть повторяемость определённых состояний монад в заданном ритме. Кварцевые часы, например, наглядно демонстрируют такого рода квантование процесса или хода времени на субатомном уровне. В идеальном варианте монада, таким образом, поддерживая своё существование или самообозначение, остаётся неизменной от цикла к циклу, в микро или макромасштабах, то есть полная обратимость, даже не в первом приближении; наглядным пособием человечеству в этом плане служит небо — фазы Луны, появление Солнца на небосклоне, и планет в определённый месяц года — с утра или в вечерние часы.

Однако значительная часть процессов во вселенной необратима. Классический пример, который мы уже ранее рассматривали — смешение горячей и холодной воды, когда через некоторое время температура усредняется. В течение какого-то весьма малого, но чем-то обусловленного времени — от горячей молекулы определённое количество энергии передается более холодным. Такое стремление к энтропии системы, объединенной монады — хитроумным образом обойдено с момента образования жизни на Земле — тем, что сформирована иная цикличность жизненных процессов, а именно: всё живое смертно, и это необратимо, но — способно рождать себе подобное, и, таким образом, в такого рода виде, цикличность теоретически бесконечна.

Двойственная в этом смысле природа живого предполагает сосуществование наряду с повторяющимися по основным параметрам циклами — биением сердца, чередованием бодрствования и сна, ритмами сна, морганием, созреванием и заменой клеток, в том числе предназначенных для продолжения рода, и, как показывают исследования — биоритмы физической, психической активности организма, — наряду с этим на протяжении жизни индивиды, а также группы индивидов, даже, возможно, целых наций, — подвержены циклам, в которых последующий в чём-то отличен от предыдущего. Видимо, мобильность живого, как непременная отличительная особенность, требует определённых корректив многих циклических процессов жизни.

Впрочем, и в так называемую мёртвую материю входит нечто подобное: развитие собственно объекта-монады и отчасти окружающие условия также делают один цикл в большей или меньшей степени отличным от другого "Всё то же Солнце ходит надо мной, но и оно не блещет новизной", в таком переводе сонета Шекспира Маршаком вроде бы всё так, да не совсем. Сегодня мы знаем и об одиннадцатилетних циклах солнечной активности, но и в протуберанцах, магнитных бурях, и в том, что с каждой минутой, часом, годом худеет и остывает — пусть едва уловимо — наше светило. И, тем временем, разворачивается около Млечного пути каждые сколько-то там лет, миллионы уходят на один оборот, и снова вроде бы возвращается "на круги своя", но как заметил Гераклит, река времени уже не та. И если полная обратимость от цикла к циклу как бы синонимична стабильности, тем более, когда какая-то монада и вовсе застывает в неизменности, то с живым дело обстоит иначе.

Душа в полёте

Подобно тому, как из минут складываются часы, из часов сутки и так далее, из неизменных или почти неизменных малых циклов существования, особенно живого, складываются циклы, которые мы именуем: младенчеством, детством, отрочеством, юностью, зрелостью, старостью. Каждый может судить о том, как эти циклы отличаются один от другого. Но, наблюдая многих знакомых на протяжении десятков лет, я прихожу к выводу, что в чём-то, составляющем сущность данной личности, изменения редко бывают радикальными. В течение жизни индивида, в общем, сохраняется его телесная конституция, характер, предрасположенность к тем или иным недугам, предпочтение определённых сторон образа жизни и деятельности. И речь может идти не о метаморфозах тела и души, но о том, что и как творится в душах человеческих.

Выше касались мы Гоголевских "Мёртвых душ". Хочется вспомнить и заключительную "немую сцену" "Ревизора". Она, эта сцена символична не только в контексте пьесы — персонажи, если заглянуть им в душу, так же застывают: представим себе повседневную жизнь, скажем, Ляпкина-Тяпкина, или дочки Городничего, которая, в отличие от Татьяны Лариной, наверняка превратится в дубликат своей маменьки. А что может всколыхнуть Манилова или Собакевича? Зато — какие душевные бури бушуют нередко у Тараса Бульбы и его сыновей... И опять же, уже говорилось о почти беспрерывных духовных терзаниях и взлётах героев Льва Толстого и Достоевского.

Однако не следует абсолютизировать — какое-то шевеление души возможно и у скупердяя Плюшкина, или, напротив, "задумчивая лень", в которую мог впасть не только довольно интеллектуальный Онегин, причём и не на единственный летний сезон. Но нас интересует другое — чем всё-таки вызывается происходящее с нашим, что называется, внутренним миром? Каков в этом смысл с точки зрения существования и развития той живой монады, о которой ведём разговор? Конкретней: как это соотносится со стремлением монады к стабильности, во-первых, и возможности реализации своего Ин для прыжка на высшую ступень — во-вторых?

Живые организмы рассматриваются как открытые системы, подразумевая при этом материальный и энергетический обмен с окружающей средой. А то, что именуется информацией в широком плане, а мы порой говорим Ин как синоним души — при сугубо научном подходе к живому организму принимается как нечто сопутствующее материально-энергетическому обмену. Между тем, по моему убеждению, любому живому организму информационный обмен в пределах его информационного поля необходим, причём не лишь для благополучного существования, как может показаться на первый взгляд, но как непременное условие существования живого.

Позволю себе предположить, что одиночка-муравей при полном обеспечении довольствием всё-таки не выживает долго именно в силу отключения его от обязательного информационного общения со своей многочисленной семьей. И для вируса, который внедряется в живую клетку, прикидываясь "своим", дозарезу нужно "информационное обеспечение" — соответствующее, для взаимодействия между собой и окружением, полем, в котором это проявляется. И вообще — информационное взаимодействие между особью и окружением, сородичами, следует рассматривать во всём семиотическом спектре —звуковых сигналов, скрещения "усиков", как у муравьев, танцев пчёл, внешней окраски, поз, телодвижений, запахов, разного рода тактильного взаимодействия, и, возможно или вероятно, ещё каких-либо "сверхчувственных" информационных каналов, о чём ещё потолкуем.

Как только компьютер отключается или бездействует, его память на нуле, пассивна, в то время, как в живом организме жизненные циклы проходят с учётом переработки информации, отчасти поступающей извне, и, в значительной степени, накопленной с момента рождения. Не будем сейчас говорить о том, куда девается Ин после "отключения" организма от жизни, но при жизни даже спящему в зимней берлоге медведю может быть снится малинник, куда он лазал минувшим летом, и сон этот, опять же, может быть, скажется на его походе туда же впредь. Кстати, в верованиях многих народов прослеживается мотив путешествий души во время сна, когда она покидает тело, будучи, по тибетским представлениям, связанной с телом неуловимой "серебряной нитью"...

За гранью неведомого

Человеческий эмбрион, как известно, поэтапно проходит путь эволюции — через рыбу, земноводное и так далее. А почему бы эмбриону лягушки не продолжать эту микроэволюцию, и не перерасти в нашего брата? Наверное, по той же причине, по которой на фундаменте трёхэтажного дома нелепо пытаться строить шестнадцатиэтажный. "Фундамент" лягушки, её духовная монада, сконцентрированная в хромосомах родительских, в икринке оплодотворенной, рассчитан именно на то, чтобы из икринки сперва получился головастик, и обзавелся затем всем необходимым для образа жизни того вида лягушек, который предусмотрен генетическим кодом, и тогда велики шансы на благополучное продолжение этого рода, если не стрясется чего-то из ряда вон выходящего.

Рожденный волчонком наделен большими, чем лягушонок "правами и обязанностями", то есть относительной свободой действий — с одной стороны, и каких-то табу — с другой. Он обучается в стае охотничьим приёмам, выслеживанию поначалу мелких травоядных и их поимке: он во всём подчиняется вожаку, а, выбившись сам в вожаки, принимает на себя и значительную долю ответственности за судьбы стаи; он ненавидит родственную ему овчарку, но при случае возможен и роман с нею, как в давние времена у его пращура возник союз с первобытным человеком. Опытный волк недаром побывал в различных переделках; и сумеет, подкравшись, уволочь овцу из отары, и избежать коварства охотников, и не попасться на соблазн в капкан. Одним словом, жизнь учит его многому.

Иначе говоря, внешнее информационное поле шаг за шагом формирует внутреннее, и на определённом этапе эволюции такое развитие внутримонадной Ин делается столь же обязательным атрибутом существования индивида, как стадии эмбрионального и последующего, по генетической программе, развития особи. При всём том волку не обучиться таблице умножения и игре на гармошке. Для каждой монады в её, так сказать, образовательном цензе, наступает тот порог, через который ей не переступить. Полушутя — я вряд ли мог претендовать на титул полиглота или математика высокого класса, хотя худо-бедно общался по-немецки и в студенческие годы любил брать замысловатые интегралы, но, вероятно, не более того. А, возвращаясь к истокам: как только образовался атом углерода — к нему уже больше никакая элементарная частица не прицепится, чтобы изменить его сущность. А много углеродных атомов могут выстраиваться в полимерную цепь из сотен, тысяч звеньев, но никак не бесконечную. Или — построить алмаз, но — не с кирпич величиной, хотя — а почему бы нет?..

Не знаю, насколько удачны и убедительны приведенные примеры, но для живых существ-монад, как и для неживых, после того, как монада оформилась, в общем, в соответствии с её духовным прообразом, развитие ограничивается предусмотренным генетической программой — иначе Дьявол тут как тут, и неверные шаги чреваты большими неприятностями. И самообучение дозволительно опять-таки в этих пределах некоторого наращивания стабильности системы, в основном за счёт личного опыта. Мы порой поражаемся сообразительности кошки — об этом люблю говорить, кошатник, и потому повторяюсь. Но вот — сам проделывал — её недавно рожденного котёнка накрывают платком, и она начинает метаться в лихорадочных поисках дитяти, хотя всё происходило у неё на глазах. Многое из её изобретательного поведения — врожденное, кой-чему научилась, а вот элементарного логического мышления — нет, не дано...

И я сам могу всерьёз посетовать на то, что мне "не дано": и быть причастным к музыке, как моя мама, и рисовать, как мой отец и моя дочь, и руки у меня не такие, как у моего тестя или сына, и в отличие от бабушки, которая изумительно готовила множество блюд и печений, мои кулинарные способности на нуле; и, как я понимаю, до глубинной мудрости и соответствующего отношения к жизни моего дедушки Менделя мне далеко...И никакого здесь нарочитого самоуничижения — трезвая констатация того, что получилось — с высоты почти семидесяти пяти лет жизни. И самоутешительное "зато" не очень-то убедительно, но, тем не менее, продолжаю этот свой труд — может быть то, что пишу, как говорится для души или "в стол" — содержит зёрнышки необычного мировосприятия или мировоззрения...

Хорошо темперированный...

Среди нескольких сот грампластинок, которые собирались с 50-х годов уже прошлого века, преимущественно, так называемой, классики, неплохо представлен Иоганн Себастьян Бах, в том числе цикл "Хорошо темперированный клавир", и я нередко ставлю эти пластинки, люблю слушать это. Но что значит "темперированный"? — "С точно установленным числом тонов и их соотношением по высоте", — так толкует словарь. Музыка и "числа" — приоритет в сопряженности того и другого принадлежит, кажется, Пифагору. И как, должно быть, было приятно Баху, когда музыкальные мастера наконец-то представили в его распоряжение такой музыкальный инструмент, который рождал именно тот звук, что прозвучал было в душе композитора.

А когда, кажется, лет двадцать-тридцать назад, морские пехотинцы США, дюжие молодцы, сопровождающие великого пианиста, нашего земляка, Эмиля Горовица, вносили в концертный зал переброшенный через океан рояль фирмы "Стейнвейн", который был бесконечно послушен чутким пальцам маэстро, в свою очередь так же бесконечно послушным тому, что он сам ощущал в исполняемой музыке, слушатели были очарованы тем, что максимум способен дать, оказывается, и великий композитор, и блистательный исполнитель, — если вдобавок в его распоряжении "хорошо темперированный клавир", или для скрипача — скрипка Страдивари. Смею полагать, что от пифагоровых "чисел" по отношению к тогдашнему музыкальному строю — к нынешнему веку и в этой области следует оперировать уже бесконечно-малыми, дифференциальным исчислением, впрочем, вероятно, условное "бесконечно" в данном случае всё-таки квантовано.

Снова придётся нам сбежать вниз по ступеням эволюции, причём чуть ли не в подвал — к тем истокам музыки, гармонии, которые заложены в простейших монадах и их взаимодействии. Волновой характер полей, образуемых атомами, молекулами, заставляет предполагать, что взаимовлияние на таком субмолекулярном уровне — монад — характеризуется ритмической пульсацией, предтечей и условием их взаимодействия и сочетания. А не таким ли, в общем, образом, общается живая клетка с соседними — сериями разной интенсивности химических, электрических или электрохимических сигналов?

Надо ли доказывать, насколько выручает во многих жизненных ситуациях орган слуха; а как мир звуков окружал нашего пращура: рычанье тигра и пенье птиц, журчанье ручья и шелест листьев, рокот волн морских и блеянье овец, вой волков и лай собак, потрескивание горящих сучьев и жужжанье пчёл, трубный призыв разъяренного мамонта и довольное мурлыканье кошки, грохотанье грома и стрекотанье кузнечика... Можно только догадываться, какие звуки, подслушанные у природы, сформировали фонетику разных народов, их языки, их песни. Но за абстрактным "народ" стоят безымянные, как принято говорить нынче, "творческие личности" — от природы, с рождения обладавшие голосом, как мы говорим теперь применительно к вокалистам различных жанров или тембров, или способностью к звукоподражанию, да ещё, в отличие от более или менее запрограммированных генетически соловьев или даже бессмысленно повторяющих чужие фонемы скворцов, попугаев, — наделенные даром свободной импровизации с закреплением на личном или общественном уровне удачно найденных звукосочетаний. "Имел он песен дивный дар и голос, шуму волн подобный". Более того, человек научился извлекать мелодичные звуки из дудочки с просверленными вдоль неё отверстиями или натянутых из естественных материалов струн.

И всё это способствовало становлению монады-сообщества десятков, сотен, тысяч единоплеменников. Такой информационный обмен делался всё более гармонизированным, или, если угодно, темперированным — в смысле применения тех "чисел", что нашли своё отражение в нотной грамоте. Правда, эти "числа" несколько напоминают число p , которое может быть представлено в виде той дроби, которой довольствовались древние, или ограничиваться десятым, двадцатым знаком — для практических нужд больше и не требуется. Но разве не стремление, не мечта каждого исполнителя продвинуться ещё на один знак, шажок — к совершенству?.. Установлено, впрочем, что некоторые животные различают звуки в большем, чем мы, диапазоне частот — ультра и инфразвуки, или — ниже того порога громкости, который делает эти звуки недоступными нашим ушам. Однако эти преимущества разве что количественные, а не качественные.

Удовольствия ради

В журнальной статье, на которую я наткнулся — случайно или не случайно, подкинута ли она была мне "свыше" в подходящий момент, или я точно так же ухватился бы за ту или другую, что показалось бы мне созвучной моей монадологии, но в этой статье из журнала "Знание — сила" за 1993 год, автор её, доктор физико-математических наук пытается соотнести так называемые аномальные явления, в существовании которых он не сомневается — с современной наукой, в частности с физикой и математикой. И нельзя удержаться от приведения, например, цитаты: "Признавая парапсихологические явления как эмпирический факт, мы вынуждены расширить определение и согласиться с более свободной интерпретацией сознания вне его строгой привязки к индивидуальному мозгу... А если сделать следующий шаг логический, то речь пойдёт о существовании единого планетарного или космического сознания..."

В те пространственно- временные поля, что постулируются физикой рубежа XXI века, никак не вписываются "серебряные нити" сознания, Ин-сущности, духа, — как в отдельном биологическом объекте, так, тем более, в том, что связывает живые организмы между собой подобно неуловимой "душе улья". Как ни парадоксально, но, грубо говоря, автор упомянутой статьи считает, что "числа", то есть и нетрадиционная интерпретация геометрии пространства, сущности времени, физических процессов — допускают возможность существования внеличного, так сказать, объединенного сознания. Но, если обратиться к нашей монадологии, то в сигмонаде — человеческого сообщества любой формации — от племени до государства или даже нынешнего человечества — достаточно разного рода информационных связей совокупно с памятью, также от генетической до компьютерной, — чтобы и без неузаконенных наукой "серебряных нитей" создалось весьма насыщенное информационное монадное поле, объединяющее всех и влияющее особым образом на каждого.

Но в этом поле монада стремится получить наибольшую удовлетворенность, в известной мере благодаря свободе выбора, маневра, осуществления возможностей. Фотон достигает этого двигаясь со световой скоростью, так, чтобы разрушительное время его не настигло. И атом того же углерода, притом отнюдь не нестабильного изотопа, удовлетворяется соответствием взаимодействия своих составляющих изначальному идеалу. И, если мы не можем ответить — почему в нём непременно должно быть крохотное по отношению к объему атома, но особенным образом составленное и играющее столь важную роль ядро, и отчего электроны располагаются чёткими группами по своим сферам, словно соблюдая "табель о рангах", и физическая наука оперирует сверхабстрактными числовыми моделями, то давайте хотя бы признаем, что подобную атомную структуру, смутно представляемую нами, удовлетворяет именно такое состояние, к которому она стремилась как только предоставилась малейшая возможность для этого.

Высказанное может вызвать раздражение у учёного — дескать ни к чему этот антропоморфизм — всё по законам природы. Да, по этим "подзаконным", выведенным комплексом числовых соотношений правит основной монадный закон, его воля, проявляющаяся "душа улья", так же, как и "душа молекулы". Каким же образом? Как эта "душа" действует? А так: структура монады, а, может, лучше сказать — монада в каждый миг должна стремиться не отклоняться от того образа, той структуры, того материального, а на высших этапах духовного воплощения, которые закладывались в духовной её сути, "идее", "идеале". То есть, должна реагировать — и циклы, ритмы в этом наверняка помогают, на каждое отклонение извне или изнутри, которое угрожает совместимости её составляющих, стабильности.

В этой связи можно вспомнить, как реагируют: на нарушение числовой гармонии нестабильный изотоп того или другого элемента; молекулы воды при контактах с другими молекулами различных химических веществ или при изменении параметров окружающей среды; или пчёлы при сборе нектара, строительстве сот или избиении трутней, или — когда, учуяв опасность, пускают в ход жало. В каждой из таких ситуаций мотивацией действий пчелы была неудовлетворенность сложившимся ходом вещей или противоположная ей степень удовлетворенности достигаемыми результатами, в переводе на язык современной психологии — эмоции положительные и отрицательные.

На службе

Снова то, что под руками — при разборе газетных вырезок — статья Елены Крюковой "С добрым утром — Бах!" Цитирую, лучше по-моему, не скажешь: "А если человек несёт в своей крови музыку — он пишет музыку, и тут уж ничего не поделаешь. Многие хотели бы освободиться от своего непосильного груза. Поздно! За них уже всё решили, и в них вложено трудолюбивое смирение перед голосом, перед сплетающейся массой голосов, которые звучат, которые слышно, которые надо записать. Непременно записать — смиренно, подробно, точно, не упуская ничего, не выдумывая, не присочиняя; только вслушиваясь, терпеливо и страстно вслушиваясь внутрь себя, в небо, в природу, в людей, в то, чему имени нет, но что звучит прекраснее всего! И вот один из нас обречен до окончания дней на этот пахотный, незаметный, потный труд — записывать наши голоса. Надо писать каждый день, в Божьи праздники и в горемычные будни, её нужно записывать для молитвы и печали, для ликования и горького раздумия..."

Очаровательно высказано, однако за этим эмоциональным восторгом нет той глубины проникновения в то, что я стремлюсь понять и объяснить — почему всё-таки рождается музыка и как именно она действует на душу. Последний вопрос автору вышеприведенной цитаты, наверное, представляется излишним, но и первый по существу остаётся без внятного ответа. Как понимать "человек несёт в своей крови музыку"? В эритроцитах, гемоглобине? Метафоричность выражения, приемлемая для снисходительного читателя, раздражает исследователя, пускай педанта и дотошного зануду. Далее: композитору достаточно прислушаться к — то ли внутреннему голосу, то ли посылаемому свыше, возможно, посредством того же внутреннего голоса, и "записывать". Согласен, что-то есть в этих словах, но...

В музыкальной школе идёт урок сольфеджио, и учащиеся записывают звучащую мелодию — все одинаково. Чем же объяснить, что Некто, озаряющий композитора музыкой, склонен к индивидуальному сугубо подходу? Даже когда композиторы живут в одном доме композиторов и перед ними один и тот же пейзаж и те же знакомые люди и обстоятельства жизни? При этом один вдруг увлекается словами будущей песни, или сюжетом оперы, другой "картинками с выставки", или фольклорной мелодией. Конечно, это зависит в первую очередь от того, какова личность творящего — и что на него вообще или в данный момент может повлиять наиболее сильно: обстоятельства, переживания, конкретный заказ или нечто совершенно неопределенное...

Разговор о музыке хорошо начинать с эпохи Баха или несколько ранее, но — была ли музыка "в крови" у современников Гомера или царя Соломона? Сладкозвучно пели сирены на пути Одиссея, восторженно слушали Орфея, и на радостях пели и плясали во дворце легендарного царя. Как свидетельствуют этнографы, примитивные музыкальные инструменты, сопровождающие опять-таки ритуальные танцы и напевы, наблюдаются у племен, народностей, стоящих на сравнительно низких ступенях цивилизации. Без всяких аналогий — композитор Эдисон Денисов, рассказывая о посещении пансионата для умственно отсталых в Норвегии, обратил внимание на их полное равнодушие к мелодии, но довольно живое восприятие ритма. Аналогии тут могут быть отнесены, пожалуй, к современным посетителям дискотек, скорее, чем к нашим предкам — полноценным, но все-таки следует признать, что и упомянутым предкам изначала пришёл в их существование именно ритм.

Ритм обуславливает строгую цикличность процессов в живом организме, и, подобно этому, в создавшихся условиях относительно большей свободы индивидов в первобытном обществе как биологический противовес — выступал ритм-синхронизатор общественных групп в виде ритмических телодвижений, танцев, звуков, проявляющихся одновременно у данной группы. Продолжением этого можно считать и слаженное хоровое пение, доставляющее удовольствие и исполнителям, и слушателям; и танцы, особенно народные, где ритм играет ведущую роль, и, если уж на то пошло, современную "легкую" или "тяжелую" музыку для несколько экзальтированной массы молодёжи.

Начала и причины

Ещё в донаучный период истории человечества у людей мыслящих по поводу разных явлений возникали вопросы: с чего и почему зарождалось и зарождается: вселенная, живые существа, вулканы и грозы, ветрa и дожди. Таким вопросам во многом обязано мифотворчество разных народов. С возникновением научного подхода подобные вопросы находили ответы в моделях, согласующихся с действительностью, фактами, экспериментами. Думается, и в этой своей работе я старался руководствоваться тем же, то есть желанием понять и объяснить — как и почему возникло то ли иное явление.

В том же духе хотелось бы докопаться до истоков музыки, как весьма существенной части человеческого общения и влияния её на душу человеческую. Выше говорилось о ритмическом начале в обрядовых действиях наших пращуров. Три "почему" в этой связи. Первое: почему у людей возникла потребность в такой форме информационного общения, как музыка? Почему наряду с ритмической её стороной рождалось и прогрессировало мелодийное начало? Это — второй вопрос, а третий, пожалуй, сочетает "почему" и "как" — в той или иной группе зарождались элементы музыки, и заодно объяснить её столь бурное развитие в последнее время.

Всё время приходится вспоминать "душу улья", которая согласовывает действия сотен особей, и определяет идеальное построение сот и полноценное наполнение их мёдом и всё прочее, так же, как оптимальное выполнение каждым муравьем или термитом сооружения заданной формы и структуры — муравейника или термитника. Знаем ли мы по-настоящему — с помощью каких "серебряных нитей" управляет "душа улья" каждой особью? О том же, как музыкальный ритм настраивает группы людей на один лад мы можем судить, глядя, например, в телеэкран, где демонстрируются кадры массовых выступлений чернокожего населения Южной Африки, или — в угарной экзальтации молодёжных дискотек, или — глядя на шагающих солдат под бодрое звучание духового оркестра или лихую походную песню, исполняемую дружным хором.

А в мирное время в каждой роте для этого случая назначается запевала. Верней, музыкальность и голос предназначаются свыше при рождении или до рождения, но при прохождении воинской службы стремление проявить свой талант и забота ротного командира о поддержании порядка, в том числе стимулирующими методами, совпадают, и это хоть капельку скрашивает нелёгкое бремя солдатской службы. Читатель уже, верно, догадался, что автор соблазнился экстраполировать эту ситуацию на какое-либо первобытное племя, и обозначить в роли "запевалы" в нём — одного из соплеменников с более, чем у его родственников развитым от природы чувством ритма, что, между прочим, легко тестируется при проверке музыкальности детей, и заодно — голосом, способным подражать звучащему в природе, особенно тому, что можно по-старинке именовать благозвучным.

Но и в этом "благозвучном" — своё глубинное "почему", грубо говоря, почему соловьиные трели, наверное, для каждого человека милее вороньего карканья? Хотя, должно быть, для самих ворон — совсем наоборот. И, если Владимир Высоцкий пел, что, между прочим, он не любит, когда "железом по стеклу", то с этим многие могут солидаризоваться. Видимо, в продолжение, следует обратиться к концепции монадной совместимости, и в сферу тех объектов, субстанций, определяющих также совместимость в определённом монадном поле. В многоклеточном организме жизненность его зависит, в частности, от согласованности всех его составляющих, от настройки их единой "души улья" — каждой лапки муравья по отношению к другим частям его тела, и муравья в целом — ко всему муравейнику.

Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что в первобытном обществе необходимость взаимовлияния, взаимодействия — к выработке внутримонадных "серебряных нитей", когда все единоплеменники, как оркестранты единого коллектива настраиваются — и свои инструменты, и сами — на единый лад, и таким образом, в едином порыве следуют за дирижером, — осваивая всё новые правила игры. Юнг прочувствовал и понял, что если не во всём человечестве, то, по крайней мере, у "западного человека", многих из таковых сделался разлад во всеохватной настройке индивидов на такой же единый лад — во времени и во взаимоотношениях, но и об этом — потом.

"... И слово в музыку вернись"

Строчка из стихотворения Осипа Мандельштама. Маятник ходиков, цикличность пульсара, фазы Луны — ритм неизменен, но живое особенно отличается тем, что при возможной повторяемости ритма, на этом фоне могут разворачиваться действа отнюдь не повторяющиеся. Надо сказать, что звуковые сигналы братьев наших меньших не отличаются таким уж разнообразием для каждого вида. Не знаю, отличают ли опытные орнитологи одно "ку-ку" от другого, энтомологи аналогично пенье цикад или комариный писк — подвидов данных живых существ; правда, каждый хозяин узнает лай своего пса, и даже по интонациям может судить о настроении любимца. Но — в каждом случае — издаваемые живым существом звуки — не впустую, и предназначены, если не для запугивания недругов, то для переклички со своими. Кстати, целые дни живущая у меня пара попугайчиков волнистых переговаривается на разные лады, впрочем, когда в клетке обитал один, то также вещал на разные голоса, видимо, не мог не выговариваться, а вот я в последнее время разве что недолго по телефону с домашними говорю — и только...

Как уже говорилось выше, сочетание новых условий существования и реализация новых возможностей интеллекта первобытных людей вызвали к жизни звукоподражательные фонемы, воспроизвести которые в состоянии, как обнаружилось, даже попугаи определённых пород или скворцы. Но почему именно эти элементы музыки или фонемы были восприняты как оптимальные для информационного обмена? С таким же успехом можно, наверное, допытываться: почему лошадь ржет, а корова мычит или свинья хрюкает. Да потому, что монада-лошадь не могла быть иной и в этом, так же как попугаям дан дар звукоподражания, или — почему бы и нет — голос певцу или певице — со всем прочим в данной личности.

Любопытно, что и у людей разных национальностей нередко иное, что называется, произношение — скажем, русское "ы" не выговорить немцу, или — европейцу с трудов даётся вьетнамская фонетика. Но обратим внимание на замечательную способность ребёнка любой национальности живо усваивать всё богатство родной речи, а у некоторых людей — сохраняющаяся способность сравнительно быстро выучить другие языки.

Не следует ли из этого, что одна из возможностей реализации большей свободы выбора или вообще свободы монады-человека — в кодировке расширенного вида информационного восприятия. Ах, сколько труда нужно положить на то, чтобы научить лошадь отличать "но" от "тпру", или собаку набору элементарных команд. И это после многовекового общения с людьми. Впрочем, хорошо ли я, например, понимаю всё, что звучит из уст кота, кроме клянчанья пищи или визга от боли, или шипенья при встрече с соперником — но всё это без нюансов, интонаций, а уж верещанье попугаев и вовсе — на совершенно незнакомом языке, и кто, кроме царя Соломона согласно легенде понимал "язык зверей и птиц" — разве что иные персонажи восточных сказок...

Но можно ли говорить о выборочной удовлетворенности при восприятии определённой информации — по аналогии с восприятиями другими органами чувств — объектов — оттенков цветов; солёности или, если можно сказать, вкусности пищи, запахов, тактильных ощущений? Полагаю, что можно, ибо так же, как в приведенных примерах это сопряжено с удовлетворением физиологических потребностей, жизнедеятельности организма. Выходит, непременно и потребности информационные, просится "духовные запросы"; следует расшифровать — что под этим понимать.

Подоплёка, в общем, биологическая, лучше сказать "монадно-биологическая". Становление человеческой монады в плане совместимости между собой отдельных индивидов и стабильности рода требует и расширения приёмника информации, а также передатчика. И эта скрытая энтилехия, приводящая к усложнению живых существ в ходе эволюции, срабатывает в данном случае. С большей или меньшей силой стимулируется — у разных людей по-разному — удовлетворение, потребность в удовлетворении — от расширения возможностей информационного "приёмника", и, когда есть предпосылки к этому — "передатчика". Таким образом поколение за поколением совершенствует мозговой "хорошо темперированный клавир".

Запало в душу

Явная очевидность — в переносном смысле слова, и такая же явная неочевидность — в прямом — мира духовного — заставляет изощряться, решая "проклятый" Кантовский вопрос о взаимоотношении материального и духовного, заметим, прежде всего, в человеке, хотя, думается, отнести это следует ко всем монадам вселенной. Суждения на это счёт весьма различны. Закоренелые материалисты в сущности рассматривают живой организм как своего рода компьютер энного поколения, благо у природы для совершенствования таких "поколений" был в распоряжении не один век. И рождение мелодии или объяснение в любви происходит примерно так же, как высвечивание на дисплее результатов задания извне, или инициирование спонтанным импульсом с подключением соответствующих ячеек памяти.

Совершенно противоположная позиция, сходная у крайних так называемых идеалистов, и — верующих: иудеев, христиан, мусульман, отчасти буддистов; эта позиция, грубо говоря, сводится к тому, что душа — временный постоялец в теле человека, покамест он жив. В некоторых учениях предполагается несколько градаций духовной субстанции, базирующихся постоянно или временно в теле индивида. А в иных полуфантастических концепциях фигурируют сверхмалые частицы или едва уловимые волны — те, вроде бы связующие материи и духа, которые обуславливают их взаимосвязь. Досадно притом, что чувствительность приборов из арсенала современной науки недостаточна для подтверждения существования гипотетической "тонкой материи", лептонов, да и каким образом они "связуют" материю и дух — пока объясняется весьма туманно.

Но — что происходит в душе, в мозгу, вашем, моём, когда звучит соната Моцарта? Что-то происходит — скажем, какое-либо краткое сообщение, текст телеграммы, в зависимости от содержания, может вызвать у человека слёзы радости или, наоборот, привести к инфаркту. Значит, какие-то механизмы срабатывают, и, наверное, срабатывает — и когда еле слышен колокольный звон, и даже что-то привидится во сне. Возможно, слегка меняют положение или энергетическое состояние какие-то атомы, электроны, и, в зависимости от взаимодействия с памятью, комплексом инстинкта, вызывается соответствующая реакция. Собственно, не так ли по типу нарастающей цепной реакции действует "душа улья" ,когда тревогу бьет хоть одна пчела, стоящая на страже безопасности всего своего семейства?

Но не ушли ли мы от ранее поставленного вопроса, и если, в общем, понятно, почему пчелы должны ополчиться на лезущего в улей медведя, или — некий господин должным образом отреагировать на сообщение о скором прибытии родственника, то далеко не ясно, чем вызывается наше отношение к той или иной последовательности звуков, рождаемых музыкальными инструментами, и что побуждает композитора предлагать нам именно такие звукосочетания. Понять это, вникнуть можно, прежде всего, приняв и личность творца музыки или слушателя, как монаду, в которой неразделимо физическое и духовное; совокупность материальных частиц органа зрения и выражение глаз по существу — одно и то же.

И на первый план пусть выходит то, о чём говорилось ранее в описании видения существовании монад — совместимость составляющих монады, основа её стабильности, долговечности, к чему стремится каждая монада. Чтобы слегка оторваться от представления сугубо материальной совместимости, допустим, тех же элементарных частиц в атоме, или оптимальной — для реализации определённых свойств — металла в сплаве, обратимся хотя бы к пословицам. К примеру — восхищавшая Льва Толстого — "шила в мешке не утаишь". То ли блёстки "серебряной нити" в повторяющихся буквах "ш", то ли наиболее удачный образ в сочетании с тем же фонетичным строем, но в русском монадном духовном поле этот островок при всём фактурном анахронизме уже не смоют никакие исторические волны.

Подумалось — а ведь тот же критерий может быть приложим к играм, множеству игр отдельных народов и получивших мировое признание и знакомых многим миллионам людей. Классический пример — шахматы, и то, что сформировавшись в окончательном виде много веков назад, практически остаются неизменными — идеально воплощенная духовная монада — характерная своей многовариантностью восприятия в контакте с принимающей "монадой-личностью". Таким образом, когда и такая монада сформировалась — скорей всего поэтапно, но за сравнительно обозримое время — в целом и в деталях, — ей уже суждена долгая жизнь. Это относится и к распространенным карточным играм, и к японскому го, и к игровым видам спорта.

На опережение

Поскольку одна из основ существования живых организмов — циклическое развитие с различным наполнением каждого цикла, то есть этапами развития, формирования индивида, — такого рода запрограммированность предполагает формирование материальной, физической структуры и параллельно духовной — в виде памяти, инстинктов, рефлексов — для обеспечения как нормальной жизнедеятельности, так и для продолжения рода. При этом весьма важное место занимает обеспечение возможности противостояния различным неблагоприятным воздействиям и приобщения к благоприятным.

Например, вирус предвидит или знает, какова возможная реакция живых клеток на его обманный отзыв "свой" — на врожденный "пароль" индивида; и муравьи заблаговременно готовятся к грядущей грозе; иные животные так же ищут безопасного или более безопасного убежища перед землетрясением; птицы перелётные собираются в стаи для курса на зимовку в тропики; медведь устраивается с началом холодов в берлогу; белка запасается на ту же голодную пору грибами и орехами. Из этого можно сделать вывод, что живой организм с порога своего образования как бы умел или научился анализировать причинно-следственную связь явлений, тех, что в большей или меньшей степени влияли на жизнедеятельность.

В этой связи желательно рассмотреть проблему, которую можно было бы обозначить как "ожидаемое и неожиданное". Можно ли принять за аксиому то, что эта проблема относится только к живым организмам, а то — и только к человеку с его свободой воли? Начнём, как водится на протяжении всех наших рассуждений, с электронов и атомов. Проходя "огонь" в новорожденных звёздах, "воду" на остывающей Земле и "медные трубы" сверхмодных ускорителей, когда экспериментаторы заставляют делать выбор в самых критических ситуациях, эти элементарные частицы и атомы, как правило, законопослушны.

Верней сказать, когда время от времени обнаруживается, что поведение элементарных частиц, атомов, молекул как-то не вяжется с установленными наукой законами, учёные корректируют их, эти законы, или вводят дополнительные, которые уже более чётко регламентируют субатомное и субмолекулярное бытие в этом мире. Впрочем, как мы видели, скажем, на примере сплавов, эти научные законы нередко не опережают следствие определённых причин, как в случае приобретения специфических свойств в результате введения легирующих добавок — стойкости бериллиевой бронзы или её колокольного звона...

Можно сказать и так: и эти начальные монады хорошо помнят законы, по которым они должны существовать и реагировать на любые перипетии бытия, и наперёд ориентируются — как им поступать в тех или иных ситуациях ( невольно у меня аналогия с недавно, в мае 2002 года начавшейся сессией украинского парламента ) — то ли объединяться, то ли перегруппировываться, то ли довериться дьявольскому — тоже не совсем произволу, благо ничто на свете не пропадает вовсе... Весь вопрос, по-видимому, упирается вот во что: а в более сложных, живых структурах — тоже наготове законы природы на все случаи жизни или какие-то полезные для жизнедеятельности реакции на возникающие ситуации нарабатываются впрок, и в память закладываются данные апробированных фактов причинно-следственной связи? Может быть, и такая возможность относится к комплексу новых свойств, присущих живому и отчасти представляющих собой одну из движущих сил эволюции?

Не последнюю роль в этом процессе сыграл, думается, и синдром необратимости, особенно проявляющий себя в живом, не говоря уже о человеке. По отношению к людям осознание необратимости привело к пониманию непоправимости неверных шагов, неосторожных, небрежных, рискованных. Знакомство с историей человечества, по крайней мере, за последние сорок-пятьдесят веков вроде бы не свидетельствует в пользу такого мнения о людях. Правда, это смотря с какой точки зрения взглянуть на эту проблему. Если принять во внимание ту отпущенную новочеловеческим монадам свободу индивидуальных или коллективных действий, то становится понятным, что Дьяволу и не приходится прилагать особых усилий, чтобы разрушать, разбивать, развращать. Скорее — может быть в силу укрепившегося во мне скептического пессимизма — я порой диву даюсь, — как человечеству в целом и отдельным его группам всё же удаётся не только сохраняться, но и наращивать, как говорится, духовный потенциал, по крайней мере, в форме фиксируемой информации, да и у отдельных, не удержусь от высокопарного эпитета "светлых личностей"...

Каждый миг творенья

Кто может знать, что испытывает электрон в тот момент, когда включается в атом углерода, или атом углерода, подсоединяясь к алмазной структуре, или подстраиваясь к цепочке целлюлозы... Да что за сверхмистическая чушь! — воскликнет учёный оппонент, и, возможно, будет прав — в том смысле, что всё и впрямь происходило по законам природы, от которых никуда не деться. Думаю, что тот же учёный муж, и вдобавок муж в обычном понимании, недовольно поморщился бы, если бы ему намекнули, что и женился он точно так же, фатально следуя законам природы...

Ах, что вы, что вы... Когда я в первый раз увидел её... Как был обрадован, когда она согласилась пойти со мной в кино... Какие письма писал, даже в стихах... Любовался её фото, тайком, наедине будучи... А когда впервые целовались... И сколько раз снилась мне — по-разному... О, всё это осталось в душе, жаль только с годами несколько... Ну, ладно... А вы меня хотите сравнить даже не с псом на прогулке, завидевшим и обнюхавшим сучку, а с чем-то совершенно неодушевленным... Нет, вспомнить лишь, как нетерпеливо я ждал вечера, чтобы свидеться с нею... Какой она была!..

Но, кроме шуток, абстрагируемся от наших чувств, от понятия одухотворенности, и попробуем найти какие-то общие принципы сотворения структур монадных, когда монада мыслится в её духовно-материальных ипостасях. Речь, прежде всего, пойдёт о возможном и невозможном. В том, что атом углерода возможен — сомнений нет. И в том, что "промежуточный" атом между углеродом с его структурой и соседями по таблице Менделеева — азотом или фтором — невозможен, никто из учёных не сомневается. Точно так же не образуется полимерная цепочка из атомов азота, не станут образовываться из железа сами собой шарики, подобные ртутным, не омагнитится золото, не станет муравей запасаться мёдом, кудахтать корова... Короче говоря, существование каждой монады в её воплощении предполагает априори некую структуру, и образование этой структуры происходит по этим единственным для каждой монады оригинальным программам.

Но — и об этом уже говорилось — лестница монадной иерархии замечательна тем, что чем выше ступенька на ней, тем она шире, то есть предполагает разнообразие вариаций в пределах определённого семейства однотипных монад. Примеры начать можно с изотопов элементов, продолжить различными модификациями, скажем, фосфора или серы в их кристаллических формах, углеродными структурами, а уж в мире живого — видами и подвидами одного семейства — разноцветьем "анютиных глазок" или австралийских попугайчиков, бесконечным разнообразием собак-дворняжек, а когда и до нашего брата доходит, до людей, каких только субъектов не отыщется на белом свете...

Но, снова "но" — каждая монада при своей предыстории и тех монадных полей, в которых она рождается и существует, не может быть иной, хотя в каждый миг соответствует сочетанию своего и окружающих полей опять-таки по тому же принципу или принципам стремления к возможному "духовному обогащению" при непременной подоплёке сохранения максимальной стабильности.

Если жизнь зародилась в мировом океане, то она изначала поневоле приспосабливалась к существованию именно в водной среде. С образованием суши некоторые из этих обитателей водной стихии шаг за шагом учились — в буквальном и переносном смысле — ползать как змеи; прыгать как лягушки; переступать ножками как сороконожки или муравьи; скакать как кузнечики... И каждый шаг предопределён — вот что нужно осознать, вот чем проникнуться, и в этом нет ничего подобного призыва к бездоказательной и слепой вере, нет, — это, как, допустим, с теорией относительности — следует усвоить, что сейчас, в этот миг на Луне принципиально иное время; что Луна существует так же в другом времени, как в других пространственных координатах; и так же, как теорию относительности и нашу монадную гипотезу, теорию, модель — следует растолковать.

...Мы этого не замечаем. Пробираемся ли лесной тропинкой, карабкаемся ли по горному склону, сбегаем ли по лестнице в парке, идём ли навстречу людскому потоку на оживленной улице, бредём ли по размытой мартовской дороге, — нога ступает, как правило, туда и таким образом, как ей подсказывает мозг, мгновенно обрабатывая зрительную информацию относительно предстоящего пути. Хуже в полной тьме — кто знает, какая яма или кочка подстерегает нас на следующем шагу, и палочка, которой слепые пробуют предстоящий маршрут — тот же надёжный посредник, определяющий, каким должен быть очередной безопасный, оптимальный шаг.

Но не так ли вообще предопределяется каждый шаг — в буквальном и переносном смысле — и каждого из нас, и любого живого существа? То есть, исходя из тех же ритмов, циклов, той программы, что определяет его развитие, и коррекции на сиюминутные обстоятельства? Казалось бы, постулируя это, мы ломимся в открытую дверь — да разве не ясно, что любому нашему действию соответствует определённая реакция нервной системы, связанной с каждым органом тела, органом чувств, в том числе и обратной связью?

И, если можно, абстрагируясь пока от человеческого восприятия — от юношеской влюбленности до трагического скепсиса Экклезиаста или Шопенгауэра, говорить о радостях жизни, наслаждении жизнью, смысле жизни — для набухших весной почек, летящей за взятком пчелы, волка во время гона и предвкушения вожделенной случки; попутно пришло в голову, что оргазм — наслаждение предчувствия рождения той жизни, что продолжает твою — глубинное происхождение этого состояния, к которому стремится и волк, и наш брат; итак мы приходим к тому, что жизненный тонус поддерживается непрерывно той ритмической заданностью, что обеспечивает как относительно надёжное выживание особи, так и главное — продолжение рода.

И, чем выше по монадной лестнице живая монада, тем больше у неё свободы в том смысле, что открыты пути для реализации возможностей: покинув мировой океан обрести способ передвижения по суше, а затем и крылья для покорения воздушного океана, и эти возможности существуют в духовном прообразе монады, подобно прообразу атома углерода, структуры алмаза, свойств того или иного сплава, потенции РНК, вируса — воплощаясь в определённую монаду с её образом жизни — со внутренней энергетической мобильностью или циклической программой эстафетного существования. Но это, особенно последнее, то, что называется одушевленным, предполагает непрерывные общения полей — по крайней мере в информационном плане — внутреннее — поля монады или вселенскомонадного поля, разумеется, с разным воздействием "ближнего" и "дальнего", но не обязательно в пространственно-временном понимании.

И в этом-то взаимодействии то, что воспринимает живой организм с помощью широкого спектра звуковых волн, формирует основы жизневосприятия, наряду с другими факторами, но как? Каким образом это связано с музыкой?

"Он знает наперёд..."

Можем ли мы говорить о вещах, процессах, явлениях, вероятность которых несомненна, безусловна, стопроцентна? Небесная механика представляет нам замечательные образцы. Мы больше, чем уверены в том, что Солнце завтра взойдёт тогда-то и Луна тоже, притом будет в такой-то фазе — смотри в календаре на год вперёд.

Эта циклическая предсказуемость держится на трёх китах. Первое: установилось — в каком пространственно-временном плюс, возможно, энергетическом режиме возможно существование данной монады, в единственно возможном варианте. Второе — по высшим монадным законам и принципам загодя определены, расписаны ноты, с теми ритмами и мелодией, в рамках которых возможно существование монады. Такую мелодию с величайшей точностью исполняют, по-видимому, элементарные частицы, входящие, скажем, в тот же атом углерода. И, если мы возьмём, к примеру, развитие дуба, начиная с желудя, то и тут выдерживаются свои ритмы и своя мелодия, правда, уже применительно к специфике живого, в каждом жизненном цикле — мелодии такого рода возникают: такие запрограммированные заранее вариации мелодии, отвечающие тем же принципам — жизнеутверждению данного монадного вида.

Наконец, третье, третий "кит" — в построении тех нот, по которым должна разыгрываться судьба, при отличном их исполнении — благополучная — той или иной монады. Но при этом по мере возрастания сложности монады и её внутренних и внешних свойств, возможностей, — предполагаются и, так сказать, вариации на темы той или иной монадной "мелодии". Скажем, вариации на темы снежинки, вариации на темы кометы, вариации на темы алмаза, вариации на темы вируса, вариации на темы земляники с пронзительной ноткой ранней ягоды, на темы муравьев и кукушек, кактусов и собак...

И в каждом случае обязательно звучит, я бы сказал — лейтмотив возможностей — начиная с возможности образования атома углерода, ведь под эту неуловимую мелодию и происходит такое изначальное чудо природы — из первичных кирпичиков возникает этот столь многообещающий атом... Взаимосвязь и взаимозависимость монад пропорциональна их положению, высоте этого положения на духовной лестнице, нахождении на той или иной Ин-ступени, и потому с возрастанием этого Ин и разнообразятся — в определённых пределах — "мелодия", их вариации.

Теперь вспомним о генетических программах, данных нам "в ощущении" — в удовлетворении следования им, предвкушении, предчувствии — возьмём светлую, радостную сторону — удовольствия насыщения вкусной пищей, приятного сна, разделенной любви, грядущих теплых дней, родительских восторгов... Но разве эти мелодии не проигрываются заранее в душе? Да, даже в душе амёбы, или атома — иначе не стали бы они в подходящий момент действовать так, словно неукоснительно выполняют снова-таки неуловимые указания свыше...

И не эти ли "мелодии" предопределяют те формы развития и поведения монад — от снежинок до человеческих личностей — на следующий миг или следующее поколение? Собственно, в такой "мелодии" и таится или таятся возможности данной монады — в реализации её свойств. И ещё: чем выше Ин-положение монады, тем невнятнее просматривается соотношение этой "мелодии" с материальными основами свойств и возможностей монады. Если для атома или молекулы выводятся какие-то закономерности, скажем, между его электронной структурой и химическими особенностями — такие модели, в общем, отвечают положению вещей, или если подобные закономерности ещё определяют молекулярные структуры, то уже для более сложных даже неорганических структур — неопределённы.

 

Исполнение

Но что значит — неопределённы? Аналогия — ноты; опус, разыгрываемый "перстами робких учениц" или одним из великих исполнителей фортепианной музыки — Горовицем, Рихтером, Рахманиновым, можно привести ещё ряд замечательных имён, и при этом заметить, что всё-таки каждый играет по-своему. Но — это, можно сказать, присказка, а феномену многовариантности по мере восхождения по монадной лестнице — с одной стороны в определённых пределах, с другой — не обязательно в сугубой однозначности — заслуживает гораздо большего внимания и осмысления, чем, на мой взгляд, удостаивается рассмотрения мыслителями.

Полагаю, прежде всего, что именно ради этой вариантности в живой природе доминирует двуполость подавляющего большинства видов живых организмов. В свою очередь, эта вариантность может обеспечить как подстройку каждой монады, её поля — к общемонадному полю — и данной популяции — и общеприродного фона, так и, вероятно, этот фактор во многом способствует жизнестойкости той же популяции с её иерархической структурой и оптимальным распределением "ролей" опять-таки повышающих общую жизнестойкость.

Собственно, начинается многовариантность с самых глубин универсума. Выходящим из небытия, или, если угодно, потустороннего бытия бесконечно-малым монадам тотчас предстоит определиться — в какие элементарные частицы структуризоваться. Даже, если в конечном счёте, три кварка, то всё-таки три, а не один-единственный, а уж дальше — пока учёные даже не знают сколько может быть возможных комбинаций, различных так называемых элементарных частиц. Несколько десятков элементов, пусть всего три-четыре десятка, реально влияющих на жизнь мироздания, и нашу земную, и каждого из нас, хотя, возможно, и те, которые встречаются в ничтожных долях, играют свою, опять же, возможно, весьма существенную роль... но — несколько десятков — не больше, не меньше — почему?..

Текущая бурная избирательная компания в России и отчасти на Украине ( перепечатываю, написанное, наверное, четыре года назад, в 1998 году ) позволяет мне вспомнить "избранных" или избираемых в силу того, что эти господа показались наиболее подходящими для оправдания надежд избирателей. Природа несомненно проявляла гораздо большую проницательность, отбирая для мироздания атомы, звёзды, галактики, а в масштабах нашей планеты — моря и реки, горы и острова, хотя здесь труднее усмотреть "единомонадность" — но во всём многообразии живого она более, чем очевидна. И далее — уже в информационном поле, созданном человеком или человечеством: семь нот, столько-то букв в алфавите или в системе иероглифического письма,— и множество вариаций вокруг каждой ноты, буквы, цвета...

В продолжении сказанного — то же можно отнести к межмонадному общению — начиная от — пусть моделируемых по чётким законам взаимоотношений элементарных частиц, атомов — друг с другом, молекул, дисперсных частиц или живых клеток, пчёл в одном улье, до, наконец, — между людьми в комплексе, прежде всего, слов, а также жестов, взглядов, атрибутики материальной культуры, и, пускай для полной и телепатической или невыясненной установленными методами — связи непосредственно одного создания с другим. А какова же в этом общении роль музыки?

Вспомним "правило опережения", по которому формируются монады, то есть предварительной идеи, образа, духовной модели той монады, которая из таких-то свободных монад и таких-то условных может быть жизнеспособной, опять-таки соответствуя, в основном, этой идее, прообразу, модели информационной. И тут следует обратить внимание на это "в основном", ибо чем выше — не стоит каждый раз повторять, что на иерархической духовной лестнице — монада, тем шире диапазон этого "в основном"...

"... Две-три мысли..."

И эти слова из Пушкина. Моцарт рассказывает Сальери, что ночью, когда бессонница его томила, в голову пришли две-три мысли, и он их набросал — в той игре нот, музыке, с которой пришёл поделиться с тонко понимающим музыку приятелем...

"Какая смелость!" — эти слова Сальери после того, как он услышал сочиненное Моцартом, можно отнести к Пушкину — отождествившему музыку с мыслью. И, подбираясь к проблеме рождения и воздействия музыки, нельзя не избежать, никак не проскочить мимо лабиринта, весьма запутанного, в котором таится сознание — с представлением о мысли, мышлении, хотя с этим, в общем, связаны — и философия, и психология, и искусство... Что ж, будем ощупью пробираться по этому лабиринту — авось, поневоле забредая в тупики, на каком-то этапе забрезжит свет на выходе...

Первый тупик, мне кажется, обиходное понимание мысли, как непременно — в словесной оболочке. "Это мысль" — по отношению к предложению совершить загородную прогулку; и до отождествления сборника афоризмов с коллекцией концентрированных мыслей. Общеизвестно определение "человек — мыслящий тростник", но при этом собственно к тростнику никоим образом не может быть приложено "мыслящий", и вопрос "думают ли животные?" в какой-то мере дискуссионный. Более того, иные радикальные интеллектуалы ставят под сомнение и способность большинства своих сограждан самостоятельно думать, мыслить в полном смысле этого слова.

Кстати, начинать, пожалуй, следует именно с того, что понимается под словом "мыслить", и какое мы собираемся вложить в него значение — в это понятие. В современном словаре "мысль" фигурирует в нескольких значениях — как она представлена в науке — и "то же, что мышление", и "продукт деятельности разума", и "умственный расчёт", и "дума, то, что заполняет сознание", наконец, "мысли" — как синоним убеждений. Как не раз уже бывало, поразила глубина и проникновенность определения в словаре Даля: "Мысль — всякое одиночное действие ума..." как отсюда исходят "две-три мысли"?.. Остановимся пока на этом перед нисхождением по нашей монадной лестнице.

Допустим, я сижу или лежу, и нынешнее моё положение вырисовывается в моём сознании, пусть не во всей полноте, но в основных, затрагивающих мою жизнь аспектах, и вследствие виденья этой действительности рождается мысль: "Право, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным". Не будем говорить об оригинальности данной мысли, пришедшей мне в подходящий момент. Но вслед за этим возникла ещё одна, не менее замечательная мысль: "А не попить ли чаю с вареньем?.."

По странному, но не мистическому, разумеется, совпадению, и даже не приписываю это такого рода телепатии — когда я подумал это, попугай слетел с жердочки и попил немного водички из своей поилочки. Нельзя не признать идентичность этой моей последней мысли и попугайской, и если я при этом вообразил себе — как и с чем стану пить чай, то кто станет отрицать, что и попугай, может быть, также ассоциировал возникшее ощущение жажды и образ знакомой поилки, во всяком случае целенаправленность наших действий вполне сопоставима. А вот кактусы, наоборот, зимой, даже находясь в сравнительно тёплом ( для них, но не для меня, когда скверно топят в эту зиму 1998 года ), помещении, традиционно для своего образа жизни намного сокращают потребление воды и — поливай по летним нормам — чувствуют, что в этих конкретных обстоятельствах, как говорится, не в коня корм.

Хватит ли у меня наглости утверждать, что в преддверии зимы эти кактусы, как сговорившись, воплотили в жизнь свою противоположную моей с попугаем мысль — избыток воды зимой вреден? Кактусам просто была дана команда по генетической программе, и они ей безоговорочно подчинились. И нам с попугаем наши генетические программы предписали, каково должно быть минимальное содержание воды в организме, и приспособили механизм — ощущение жажды в чувствительных клетках мозга, где фиксируется общее понижение содержания воды ниже достаточного, допустимого, и затем возбуждение передаётся по нервной системе, и это ощущение в форме внутренней или внешней информации можно предать кратко "пить хочется — надо напиться..."

Возле клетки попугая — лимонное деревцо в кадке — выуживает из земли всё то, что ему необходимо для развития и роста, видимо, явно не даёт ему кой-чего, но новые листочки вырастают там, где наилучшим образом поймают отраженные солнечные лучи с северной стороны, и тот же принцип "лучше быть богатым и здоровым..." по возможности воплощается этим растением, обитающим в таких условиях, но — что оно при этом думает?.. Правда, смешной вопрос? Так можно докатиться до представления одушевленной молекулы, допустим, воды, которая также соображает — куда ей податься, и к растворению каких веществ совокупно с другими молекулами воды принять участие. Однако — помнит ведь, с какими гостящими в ней временно молекулами была какое-то время связана, и в какой-то момент в каких-то обстоятельствах вспоминает это, значит — в этот момент задумчивости, если это слово здесь уместно, — и рождает то, что проявляется в действии — мысль...

 

Как человеческая монада

Определим так: мысль — это настойка монадного поля. Обыденный пример: вы сидите в компании — у себя дома или в гостях при работающем телевизоре или радио. И не обращаете внимание на то, что вещается через эфир — вас интересует только собеседник. И — не обращаете внимания на экран или наоборот — делаете вид, что слушаете его, однако ваша внутренняя "антенна" направлена на эфирное вещание. И в первом, и во втором случае то, что оказывается на втором плане, "за кадром" улавливается в лучшем случае подсознанием. С рассвета вся в хлопотах и заботах, к вечеру молодая мамаша валится в кровать и тотчас засыпает — при шумном застолье, телепередаче, грозе за окном, но мгновенно пробуждается заслышав тихие всхлипывания своего младенца. А не так ли любая зверушка, птичка в лесу принимает, если уместна аналогия с радиоприёмником, на своих волнах, своей монады — лишь то, что непосредственно касается её бытия, благополучного существования её и потомства?

Такого рода информация, в том числе, и звуковая — непременная составляющая "души улья", те "серебряные нити", что являются духовным каркасом монад — неодушевленных и одушевленных тем более. Но, если ритмы существования на низших ступенях монадной лестницы не требуют особенных перенастроек этих нитей-струн внутреннего поля монад; то — иное дело у живых организмов. И — параллельно с ростом, формированием новых клеток и отмиранием отживших, фазами развития — непрерывно происходит и коррекция монадного поля — духовного, если угодно, включая память; подозреваю, что те же процессы происходят, скажем, в душе или в голове кота, даже когда он спит и дергается, когда приснится что-то возбуждающее.

Сказанное подвигает нас к ответу на вопрос — не столько "почему", сколько "зачем" мы мыслим, зачем вообще более или менее "высокопоставленной" монаде феномен мышления. Другое дело — мышление — реакция на сиюминутное или — наработки впрок? Если принять, что всё развитие индивидуального существования живых существ в каждый момент, собственно, наработка впрок — к следующим фазам развития и продолжения рода, если это принять, то отчего бы не считать и "работу души", как определил Лев Толстой происходящее в душе Пьера Безухова, — столь же естественной...

Это — работа исполнителя над тем, чтобы наилучшим образом воплощать авторский замысел. Не Творца ли? Не место здесь углубляться в рассуждения на этот счёт — во всяком случае — осуществлять по-своему то, что заложено в законах монадного существования. Назовём по аналогии с музыкальным произведением эту доминанту в бытии каждой монады — тема. Та тема, которая прежде всего должна обеспечить этой монаде максимально-возможную стабильность. Тема углеродного атома замечательна и сама по себе, но насколько многообразнее, богаче, глубже, выразительней эта тема звучит, вплетаясь в симфонию органических комплексов...

В теме нестабильного изотопа изначальные трагические ноты неизбежной роковой развязки. Своя тема у каждого вида кристаллов, которую этот кристалл реализует в пространстве и во времени так же, хотя этот момент как-то проходит мимо нашего внимания. Заметим, что уже снежинке дозволено эту тему ( не беру это слово в кавычки, полагая, что условность принята и не требует напоминания ) — варьировать в известных пределах. Уместно вспомнить и о том, как в кристаллах полупроводников влияет на свойства целого одна посторонняя "чужая", скажем так, фальшивая нота, или напротив, — неожиданная посторонняя нота, а, может, в гениальном исполнении, — удачнейшим образом гармонирует с данной темой.

А уж как звучит основная тема в живых организмах! С самого начала и не отличишь — рыбья ли это тема, или птичья, или человечья — пока не появится на свет уже то или иное существо, проживая свой век по заданной теме. Однако — исполнитель вправе сонату своей жизни сыграть немножко по-своему. Немножко или "множко" — это зависит от монадной ступени, и от индивида-исполнителя. В симфонии "души улья" в какой-то момент начинает солировать или тот трутень, которому удалось оплодотворить матку, или эта единственная матка — это их "звездный час", им выпало быть наилучшими исполнителями темы...

А если...

Кто из нас не любит мечтать, или, по крайней мере, представлять наиболее благоприятный для себя или своих близких ход событий, стечение обстоятельств. Диапазон такого состояния разума — от дурманного "дурень думкой багатие" — как говорит украинская пословица, иронизирующая над наивно-бездеятельными натурами, склонными к такого рода самоутешению, — до железных прагматиков, шаг за шагом воплощающих в жизнь свои устремления и планы.

Вопрос стоит в общем примерно так: если монады низшего порядка существуют согласно исходной "духовной программы" данной монады — в определённых ритмах, повторяющихся без изменений в неорганических структурах или по жизненной программе в живых организмах, то на каком уровне возможна коррекция этих "духовных программ?" Обучение — при воспитании молодняка, самообучение и следствия накопленного жизненного опыта — не являются ли — пусть у высших животных — предпосылками реализации жизненных устремлений?

Иначе говоря — хотя бы условные рефлексы — они ведь где-то находятся — в нервной системе, и тонкой структуре мозга, и как-то происходит их формирование на материальной матрице. Но, может быть, как следует из некоторых философских или религиозных воззрений, эта материальная матрица и не обязательна, вернее, не всегда обязательна для монад высшего порядка? Держась такой линии размышлений, мы вправе предположить, что Творец, абсолютный дух, изначальный Мировой разум — тоже не раз прокручивал возможные варианты относительно стабильного и даже прогрессирующего в сторону хотя бы случайного возрастания духовности бытия Вселенной, и пришёл, может быть, к единственному наилучшему варианту монадного существования и такой взаимосвязи духовного и материального...

Но, и опускаясь с небес на грешную землю, мы должны признать, что "работа души", то есть определённые уточнения жизненных программ биологического плана, реализация возможностей духовного обогащения личности, или, через эту личность, более или менее широкого круга людей по монадному закону использование таких возможностей — для перескока на высшую ступень Ин духовности — это реальность не изумляющая нас в силу своей обыденности и кажущейся ясности. И в таком аспекте нам представляются нелепыми вопросы "зачем?" и "почему?" — зачем мы видим сны? Зачем стремимся облечь наши мысли в слова? Зачем причащаемся музыкой, искусством вообще? Зачем ребёнок рисует, рифмует, а новобрачные строят радужные планы своей совместной жизни?

На эти вопросы напрашиваются банальные ответы, отчасти, возможно, верные, но мы должны исходить из главного: все движения духовной основы монады, души, сознания — понятно, о чём речь — продиктованы естественным стремлением одушевленной монады к состоянию, потенциально направленному на стабильность — пускай рода или плюс возможный прыжок в высь.

Сознание определяет бытие

Душа улья определяет каждую "мысль" любой пчелы. То есть то единичное духовное действие, предваряющее ту или иную реакцию на внешнюю ситуацию: выбор наиболее привлекательного цветка — по его цвету и аромату; своего участка в строительстве сот; трутня, которого следует ликвидировать; точки, в которую целесообразно ужалить возможного недруга; танца, что исполняется для подсказки товаркам расположения заветной лужайки. Мириады таких мыслей на протяжении "дней творенья" пчелиных семей как вида и их разновидностей сформировали оптимальный вариант души улья — в плане его жизнестойкости в данных условиях существования.

Возможно, аналогично "нашли себя" и атомы, причём образующиеся нестабильные изотопы должны поплатиться за это относительной нестабильностью существования, так же, возможно, как и те виды в процессе эволюции, которые уходили в тупиковые ветви, или верней, те бесчисленные особи при формировании вида, которые не совпадали с оптимальной моделью духовной монады данного вида. Здесь и впрямь действовал естественный отбор, и оставалась, и продолжалась генетической памятью существовать только вот такая земляника со всем ей присущим — цветом, запахом, формой листьев, периодом цветенья и созревания, зонами произрастания. И — такая кукушка, такой дельфин, такая мартышка.

Комбинации этих "мыслей" — порой вследствие мутаций, скрещивания и в новое время порождают виды культурных растений, обитателей наших домов — собак различных пород, крыс или микробов — с иными "душами" индивидуальными и коллективными. И, вдумываясь в бытие этих наших "братьев меньших", желанных и нежеланных, можно придти к выводу о том, что у них происходит более или менее интенсивное движение мысли на индивидуальном или видовом уровне, но до нас результаты этого движения доходят, так сказать, статистически, подобно тому, как мы оцениваем явления в газах и жидкостях, не вдаваясь — ибо не можем этого сделать — в поведение отдельных атомов и молекул. Зато на человеческом уровне такие процессы представляются нам куда более явными, хотя больше "экстра", чем "интра".

Нам понятно, вроде бы, как общаются между собой ноги и глаза наши при ходьбе, сложнее — губы и почки; да и как мы ведём себя друг с другом, но наиболее туманным остаётся то, что в пограничье физиологии и социологии: отчего и зачем мы общаемся сами с собой. Зачем в голову лезут разные мысли? Добро бы только те, что в самом деле необходимы для нормального проживания: как повкусней сварить кашу или как получше одеться, чтобы не простыть и не запариться. А то вдруг вспоминаешь давешний кинофильм и сочувствуешь бедной героине, хотя знаешь, что всё это придумано киношниками; и, собираясь на работу, досадуешь, что не высказал начальству того, что следовало тому услышать от тебя; и принимая с экрана новости из Японии, живо переживаешь, но опять-таки — что тебе до этого, никоим образом ведь тебя лично не касается...

Но и во сне приходят виденья совершенно неуместные, порой, правда, связанные с текущими жизненными коллизиями, но нередко совершенно немыслимые, невероятные, с участием людей давно умерших или даже вовсе незнакомых, но видимых столь отчётливо, как соседних пассажиров трамвая. И ситуации невообразимые. Почему-то в рассуждениях о психологической функции снов, мотивах "вытеснения из подсознания" и т. д. — говорящие на эту тему, на мой взгляд, слишком отделяют сон от яви, от тех мыслительных процессов, которые происходят как бы непроизвольно и непрерывно, разве что "контролируются сознанием"...

По каким правилам

Материалисты утверждают: свойства структуры, образованной по законам природы, определяются законами природы. Попробуй опровергнуть... Солнечная система разве не подтверждает торжество небесной механики? И по законам химии, если атомы натрия и хлора найдут друг друга, то браки их, намеченные на научных небесах, обещают быть достаточно прочными, разве что к их отношениям в массе не совсем подходит поговорка "водой не разольёшь", — образованные этими парами содружества-кристаллы.

Но — провокационный вопрос, тотчас относимый к разряду бессмысленных: "Почему именно таковы законы природы?" — материалистами парируется пресловутым: "а потому!". Не следует также приставать к материалистам с докучливыми вопросами: почему невозможны: сверхсветовая скорость; стабильный изотоп элемента тория; коррекция полураспада нестабильных изотопов; или: что привело к возникновению жизни на Земле; подвинуло птицу к полёту; а человека просто гомо превратило в гомо сапиенс? Кроме опаринского "всё происходит по законам природы", и часть этих законов наука уже нам предъявила — никакого иного ответа.

Поверить в эту догму, пожалуй, легче, чем в Бога — и доказательства вроде бы налицо, но и спорить с этим столь же непросто, как атеисту доказывать верующему, что Бога нет. Здесь нужна не столько логика, даже диалектика, сколько способность не совсем ординарного взгляда на сущность мироздания, которым, думается, обладали и замечательные учёные, имена которых мы упоминали на страницах этой книги, и другие. И — наряду с этим — вот парадокс — вера в Бога неплохо сочеталась с этим взглядом, глубоко проникающим в суть бытия, правда, особо надо понять — а что значил для каждого из них Бог...

Признаться, эту главку задумывал вовсе не как прямое продолжение предыдущих, и вышеизложенный пассаж вылился экспромтом. Просто вспомнилось, что самые твердолобые материалисты договорились до того, что мышление — это продукт работы мозга, приблизительно так же, как молоко, получаемое из коровьего вымени, — тоже по каким-то там законам природы. Ладно, попробуем сформулировать то же, что излагалось в материалистической трактовке — о том, что определяет структуру объекта, монады и её свойств. Итак: у монады, существующей в данных условиях относительно стабильно и обладающей потенциально известными или неизвестными нам возможностями — должна быть единственно такая-то материальная структура.

Присутствие законов природы и при таком повороте натурально сохраняется, однако эти законы — не в роли случайно набранных статистов — дабы малая или большая игра шла по каким-то определённым правилам, но — совокупность этих законов соответствует великолепно сыгранной команде, что неустанно борется за выигрыш, да, монадный выигрыш, прежде всего, и — в частности — в каждой отдельной монаде, а всё же главное — за выигрыш общемонадный, и ещё неведомо в каких масштабах, ибо игра эта запутанная, непредсказуемая, и вроде бы не ограниченная пространством и временем...

Это, с позволения сказать, "пролог на небесах", и не в пример Гётевскому "Фаусту" "Пролог на Земле" следует за ним, но тема, в общем та же: арена игры — душа человеческая, но совсем не в моральном ракурсе, хотя в "Фаусте" тоже — цели и средства выходят за узко-этические рамки. О том, какой выигрыш предполагает монадология — уже говорилось не раз ранее: бессмертие как главный приз, и высшая его ступень — как цель выигрыша, можно сказать, абсолютного.

Естественно, что и все человеческие игры или почти все — на выигрыш. Справедливо отмечается и то, что эти игры, впрочем, как и игры животных, особенно молодняка — моделируют жизненные ситуации, с которыми особи, личности, вероятно сталкиваются — в настоящем или вероятном будущем, и — следует быть готовым к этому, если не во всеоружии, то а достаточной степени информированности. Но почему это нацеливание монады, в частности, человеческой — на выигрыш — относится только к игре или к разным формам обучения? Другое дело, когда играешь и впрямь с Дьяволом, легко порой и в отчаянье впасть. Ну, а порой нужно и кое-чем жертвовать...

Мы уже в прошлых главах использовали шахматную аналогию, и теперь не грех ею воспользоваться, уже в ином плане. Повторим банальное: шахматы — и наука, и искусство. Как это понимать? Но, наверное, сделаем очередной шажок через порог следующего заглавия.

Гроссмейстеры

Наука и искусство, — и то, и другое для служения по-настоящему требует таланта. Какого же таланта требует эта наука? Такого, что умеет просчитывать варианты? Нет, этого мало. Надо сказать, — с годами, наряду с простым восхищением создателями того, что "наполняет мне душу" прекрасным, я всё больше проникаюсь трепетным преклонением перед создателями этого, и отчасти таковое находит отражение и в этой книге. Эти люди — во все века — моя семья, мой народ, и ощущение, сознание приобщения к ним сравнимо, может быть, с чувством, наверное, почти в каждой религии — ощущением себя как частицы макрокосмоса, одушевленной частицей, что связана с твореньем — вселенной, или, если угодно, Творцом — мириадами "серебряных нитей" — не знаю, как до рождения и после смерти, но при жизни — наверняка, и высшее наслаждение — чувствовать и даже понимать эту связь...

Дилетантски обожая музыку, преимущественно в классических формах, лишенный начисто умения рисовать даже примитивно, сочиняя однако с детства стихи, более удачно юмористические, я восторженно умиляюсь, когда встречаюсь с тем, что глубоко трогает потаённые струны души, хотя, возможно, моё восприятие не всегда соответствует подлинной эстетической ценности произведения, да и существуют ли в этом абсолютные критерии, хотя индивидуальный тезаурус, вкус играют не последнюю роль...

Таково же, в общем, моё отношение, игрока ниже среднего уровня, к шахматам: даже не разбирая партии чемпионов, хотя иногда делаю это, я понимаю, на каких высотах шахматного таланта нужно быть, чтобы делать единственно верные ходы. Мы прервали рассуждения о том, насколько шахматы искусство или наука, ну ещё — считается вид спорта. Шахматные вундеркинды, игра вслепую или сеансы одновременной игры, всё это захватывает, но может потрясти воображение и такой пример — следует оговориться, что я не запомнил — ни фамилию шахматиста, ни о каком турнире шла речь, зато он, этот гроссмейстер, анализируя позицию, возникшую на доске в одной из партий, между прочим заметил, что аналогичная была в таком-то турнире — лет двадцать назад, в партии, которую играли такие-то участники того турнира.

Впрочем, не так ли Пушкин находит в поэтической строчке единственно верное слово, или Чехов — когда разговаривают персонажи его рассказов и пьес; это ж надо — обратить внимание на случайно услышанное, и запомнить, и сделать вовремя столь изумительный словесный ход... А Гоголь — тут уж такая вершина... Так вот, вспомнив, что в своё время в такой-то партии сложилась аналогичная позиция, и заодно — каково было её продолжение, гроссмейстер делает из этого соответствующий вывод — повторить ли, допустим, былую ошибку или искать новые пути. Но ведь всё это уже может компьютер! Правда, по программе, составленной теми же гроссмейстерами, но выберет-таки оптимальный ход на основе быстрого просчёта вариантов и возможных последствий. Благо, и дебюты все знает на зубок, и в эндшпилях всё почти отработано, разве что в миттельшпиле ситуация нередко такая, что и чёрт ногу сломит. И шахматный компьютер делает свой выбор на основании накопленного в памяти опыта. Не таким ли был легендарный Капабланка, ещё в те годы прозванный "шахматной машиной". Но чем взял Алехин? Новым. Тем, что не было предусмотрено, позволю себе высказаться, духовной шахматной монадой Капабланки. И — проявилось в гениальной шахматной монаде Алехина. Вот это и есть искусство.

Для достижения сегодня высших шахматных рейтингов человеку, решившему посвятить себя этому поприщу, приходится немало работать. К сожалению, приобретаемый шахматистом опыт после достижения зрелого возраста не компенсирует некоторого угасания остроты реакции, и чемпионы уходят на второй план или во второй эшелон шахматной суперэлиты, хотя порой сохраняет и завидное долголетие — творческое. Но нельзя ли сравнить с этим "шахматным" совершенствованием мозга — и наше восприятие особо рафинированной информации, той, что поставляет искусство, в том числе музыка?

Мысль рождается

Ещё немножко на шахматной ниве. Представим себе одного из незаурядных шахматистов, среди которых, кстати, были и известные музыканты — Филидор, Марк Тайманов, математик и философ Эммануил Ласкер, видный учёный в области электротехники Михаил Ботвинник и так далее, — но ограничимся лишь тем, что составляет условно говоря их "шахматную монаду" или соответствующую часть души. Попробуем доискаться до "элементарных частиц" мысли, допустим, в одном из турниров, в какой-либо партии один из сделанных ходов решительным образом повлиял на исход в данном поединке. И в аналогичной ситуации компьютер выдал, предположим, такой же ход на основе заложенных в него — информации и алгоритмов. А шахматист одушевленный? Здесь гораздо больше факторов, влияющих на действие такой его "шахматной монады", на изначальное формирование той единственной мысли, которая определит выбор того или иного хода. Помимо наработанной памяти с учётом оптимальных вариантов и просчётов математически, вероятностно наиболее благоприятного развития ситуации на доске, могут оказать и знание излюбленной стратегии противника, в том числе компьютерного, и своё турнирное положение — стоит ли рисковать? И кривая биоритмов индивидуальной интеллектуальной и эмоциональной активности, и то, что называется спортивной формой, азартом, куражом, если на то пошло. И — настроение в данный момент, и семейные обстоятельства, и даже погода на каждого действует также неоднозначно...

Из всего этого комплекса рождается мысль, пусть ограниченная выбором хода фигурой или пешкой, но что значит напряжение души-роженицы, которое знакомо каждому творящему — в неразрывной связи с окрыляющим естественным вдохновением, но роженица вся напрягается, чтобы помочь этому естественному, — когда приходит момент родов, так же, как оно, естественное помогает ей — и это напряжение не ощущается ли в Роденовском "Мыслителе", в Бетховенской симфонии, в истинной поэзии — верней, не то, что определяется как "муки творчества", но магнитная или магнетическая настройка души для того, чтобы через неё мог проходить ток высокого духовного напряжения и оставлять души таким проводником или хотя бы полупроводником между твоей монадой и монадой вселенской...

Но, я, кажется, прибегаю к несколько туманным метафорам, которые, будь это тексты у какого-то религиозного или мистического плана автора, послужили бы благодатной почвой для комментаторов, но я привык сам отдавать себе отчёт в том, что недостаточно понятно самому, и стараюсь, возможно, чересчур дотошно и неоднократно, и по-разному растолковать излагаемое доступным логическим и фактическим материалом и образом.

Мысль изреченная

Изреченная, то есть выраженная в словах мысль, как сказал поэт — есть ложь, следовательно, и эта поэтическая строка не должна претендовать на истину; а о точности, лучше сказать, глубине, полноценности словесного выражения мысли — речь особая. Но мне, прежде всего, хочется рассмотреть то, что условно или безусловно можем именовать мыслью, как составляющую того, что я определяю как духовную монаду. И здесь также не удержусь от разъяснений, аналогий, примеров, "лирических отступлений" — таков, если это относить к каламбурам, ход моей мысли, моего мышления, выражения моей духовной монады в словесной форме.

Что касается общих принципов той духовной монады, что определяет, каким быть атому углерода, звезде Сириус, Млечному пути нашей галактики, молекуле воды, вирусу холеры, пчелиной семье, одомашненной кошке — повторю в который раз — образование такой структуры, в которой совместимость, взаимосвязь составляющих монаду, входящих в неё монад низшего порядка обеспечивала бы жизнестойкость в определённом диапазоне окружающих условий, лучше сказать, монадных полей, совокупности смежных и дальних монад. И — возможное их высвобождение в благоприятных обстоятельствах предполагает восхождение сформированных на основе низших монад — высшей духовности. Тут придётся высказать "безумную" гипотезу: переход от любой духовной монады к её реализации — и есть то, что мы воспринимаем в виде времени, и необратимость этого перехода обуславливает необратимость времени, нарушаемую в исключительных, может быть, условиях, о чём — особо.

Вспомним рождение атома углерода — оно не мгновенно. Так же, как молекулы воды из водорода и кислорода, как рост кристаллов, эволюция звёзд. Даже кратковременные по космическим масштабам вспышки "сверхновых" звёзд тоже не одноминутны. И периоды существования нестабильных изотопов могут заставить поразмышлять. И ритмические сопровождения существования монад — это образно говоря неустанное подтверждение уроков, заданий духовной монады, сохранение её заветов, непрерывное напоминание о них.

Но мы определили, что в одушевленном или в живом стабильность монады в её пространственно-временном выражении трансформируется в стабильность эстафеты поколений особей данного вида, причём, что необходимо подчеркнуть, определённые коррективы в духовные монады данного вида живых существ возможны и осуществимы на тех же монадных принципах, что и приводят к процессам эволюции живых существ — и вирусов, и земляники, и пчелиной семьи, и домашней кошки — когда налажена система получения и переработки информации всего окружающего монадного поля. То есть именно это дало возможность вирусу находить свои жертвы и множить свои ряды, а землянике распространяться по лесам, и комарам заставлять теплокровных становиться своими донорами, и пчёлам сохранять свои семьи из года в год, наилучшим образом организуя свой быт по законам "души улья". И, как у шахматиста, каждый ход в тысячах сыгранных партий был мыслью, которая откладывала отпечаток и на его игру в дальнейшем, и на его опыт, так или иначе переданный другим.

Кванты мысли

Если бы с начала существования нашей планеты, или, предположим, с начала зарождения живого на ней, даже преджизни по выражению Тейяра, какой-либо божественный компьютер вносил в свою безграничную память, как шахматные ходы, — что высвечивается в голове шахматиста сперва, а потом уж отражаются или воплощаются в том, что информационно доступно для всех, — если бы такие "ходы" мысли мы смогли бы как-то выудить из этой бездны памяти, да к тому же выбрать те, что в конечном счёте обеспечивали победу живого во всём его разнообразии, — насколько легче было бы включиться душой в монадную картину, не требующую ни слепой веры в непостижимое таинство творения, ни в то, что наука и "числа" расшифровывают всё до конца...

Во многомиллиардных сеансах одновременной игры атомов и молекул в мировом океане одним из наиболее удачных для монадного прыжка повыше при высвобождении скрытых до того возможностей оказался углеродный дебют. На некоторых "досках" удачная комбинация позволила образовать молекулу РНК, способную к воспроизводству себе подобной. Пока с определёнными оговорками эта схема не так уж далека от концепций Опарина. Но — как получилось, что эта обнадеживающая новинка постепенно была взята на вооружение мириадами живых или потенциально живых клеток? Тут-то и запятая, и опаринская вероятность даёт осечку.

Как этот "код" — включение РНК в создание клеточных структур, пусть неоднократно случайно повторенных в разных "партиях" сделался столь заразительным, распространенным — объяснить трудно, ежели по-опарински. А вообще, по-нашему: наличием информационных монадных полей, которые определяют, диктуют, какой и как стать монаде. Да, подобное поле указывает протонам, нейтронам, электронам — как им собраться, какие места занять, располагаясь в пространстве при том, что выпадает для этого благоприятный момент — с тем, чтобы получилась жизнестойкая монада атома углерода. Так же, как, к примеру, — наилучшим образом выстроить цепочку целлюлозы или — включить непременно атом железа в молекулу гемоглобина, чтобы эта монада, как составляющая сигмонады — кровеносной системы, в свою очередь, составляющей живого организма, вносила оптимальный вклад в общую жизнестойкость.

Каковы были "ходы мысли", указывающие пути к предпочтительному образованию, наряду с одноклеточными организмами — многоклеточных, и особенно — на преимущества двуполости при достижении монадной жизненной задачи — продолжения наиболее опять-таки жизнестойкого рода. И, может быть, случайный "ход мысли" одной из праземляничек, когда её семена, проглоченные птичкой, затем упали на благодатную почву — не остался незамеченным информационным полем общеземляничной монады; и та же кукушка определённого вида, что не разобравшись отложила яйца в чужом гнезде, а вылупившийся кукушонок сообразил, как стать единственным подопечным чужих родителей — и эти "ходы" или "кванты" мысли не прошли мимо внимания кукушек этого вида с соответствующими выводами — как жить-быть дальше... А вот у обманутых трясогузок столь, казалось бы, простые соображения о том, как предотвратить наглый обман — отчего-то не возникали или как-то блокировались. Впрочем, и мы, гомо сапиенс, вроде бы такие разумные — всегда ли понимаем, как нас дурят...

И органы чувств в самом широком смысле — в значительной мере предназначены не только для сиюминутных поисков пропитания или предотвращения возможных опасностей, но и для восприятия из всего окружающего монадного поля того, что может оказаться важным для совершенствования "души улья" — нервной, духовной управляющей системы особей. Чтобы растению знать, как его корням добывать из почвы нужные для его развития, необходимые ему элементы, скажем, молибден для хлопчатника, следовало, прежде всего, чтобы хлопчатник был осведомлен о наличии молибдена в природе, и о том, как атомы этого элемента могут замечательно и плодотворно в буквальном смысле вписаться в структуру растения данного вида. Так же, как атомы железа в молекулу гемоглобина или атомы иода в гормоны щитовидной железы человека...

Вирус подумал...

Неожиданное подкрепление ходу моих рассуждений пришло, когда я включил радиостанцию "Свобода", где, в частности, передавался обзор новинок медицины. Оказывается, один из наиболее эффективных антибиотиков утратил эту свою эффективность, будучи применяем против одного из видов опасных вирусов. В чём дело? Как я понял, механизм действия антибиотика состоял в том, что в структуре вируса была своя, так сказать, ахиллесова пята — вроде бы оболочка, и молекулы антибиотика через эту брешь в защитной системе вируса разрушали его организм. Но, как полагают учёные, достаточно было одному хитроумному вирусу — случайно, или — тут позвольте напомнить, что любая монада, в том числе вирус, находясь в неком информационном поле, выуживает то главное, что необходимо для его выживания, жизнестойкости, итак, какой-то вирус решил, блеснула такая мысль, или, если угодно, создалась физико-химическая ситуация, когда эта, настаиваю, мысль — высвободилась для реализации — а ну, попробую-ка несколько модернизировать свою оборонную систему, и — антибиотику выставлю большой кукиш! Но самое интересное, и именно это подтверждают учёные — достаточно было одному такому мудрецу в семействе этих зловредных вирусов таким образом спастись, как тотчас "идея овладела массами", то есть и его сородичи сумели перенять удачную защитную новинку...

Но разве не наблюдалось примерно то же при воздействии вроде бы безотказно действующих ядохимикатов на вредоносных насекомых в полевых и домашних условиях? Уцелеет, очевидно, тот, кто сумел выработать какую-то форму противоядия, может быть, сродни тому, какую вырабатывает имунная система нашего организма после того, как переболел некоторыми видами инфекционных болезней; и — уж этим ядом данное насекомое, таракана — не возьмёшь!

Можно поражаться разнообразию и живучести всевозможных одноклеточных бактерий, вирусов, в том числе паразитических, знающих своих возможных "хозяев", и время от времени находящих их, в чём мы с горечью убеждаемся при эпидемиях. Кстати, исхитрились в последнее время и палочки Коха — не зная границ, но, увы, найдя наиболее благоприятную для туберкулёза почву как раз на Украине нынешней... Миллионы лет понадобились для того, чтобы сформировались общие контуры подобных структур — с основными характерными особенностями и преимуществами: память, способность размножаться и — достаточное умение воспринимать окружающее монадное поле и — для себя — должным образом в нём ориентироваться. Всё это позволяет многим паразитам приспособляться к обстановке столь же быстро и безошибочно, как ряду номенклатурных деятелей в период перестройки в СССР в 80-х-90-х годах; надеюсь сравнение корректно.

Думается, что те, казалось бы, несущественные вариации особей одного вида вследствие двуполости уже не одноклеточных, дают существенные преимущества виду, популяции в целом, хотя бы в силу того, что и один удачный опыт выживания, имеющий место и у вирусов, в более развитых семействах одновидовых организмов даёт шанс перенести такую удачную находку на всех — живущих современников и каким-то образом и их наследству. А фокус в том, чтобы вызрела та духовная монада, воплощение которой оптимально для жизнестойкости данного вида. Но для этого более, чем необходимо максимально-возможное усвоение и соответствующая переработка той информации из окружающего мира, которая формирует монаду.

Любой живой организм небезразличен к получению и переработке информации из окружающего монадного поля. Небезразличен и неорганический объект, неживая монада, однако в первом случае это монадное поле столь важно для жизнедеятельности, как поступление пищи, энергии, воздуха, и потому стимулируется теми жизненными силами, что обеспечивают заданное развитие и существование живого существа. И та информация, которая доходит в виде разного рода волн, играет в этом не последнюю роль.

Ритмы бытия

Непременное условие бытия — самообозначение в пространстве-времени, во всяком случае, мы так воспринимаем это; и притом непрерывное в том смысле, что прерывность его не более кванта, опять же пространства-времени, может быть, как и материи-энергии. То есть, в определённом ритме, когда структура — духовная или материальная монады — повторяет себя, но или в ином пространстве, или в ином времени, причём не обязательно точь-в-точь, но, так сказать, с вариациями. Прочитал я о "танцах" протона, который время от времени, оказывается, тоже не выдерживает и пускается в пляс, и электроны в атоме всю дорогу пляшут, и вроде бы замершие на небосводе звёзды, или галька на морском берегу, или снежинки, или вирусы при анабиозе — тоже, наверное, кажутся безжизненно-застывшими лишь при рассмотрении на каком-то макроуровне.

Но в монадах, особенно живых, одушевленных, содержание каждой единицы ритма наполняется иным содержанием, и сущность этого содержания выходит далеко за рамки лишь пространственных категорий. Происходят качественные изменения — будь то весь цикл жизни дуба — от желудя до одряхления дерева спустя века порой; и метаморфозы жизни бабочки: яйцо, гусеница, порхающий недолго мотылёк; и уж о человеке каждый может подумать и поведать — как меняется его судьба — по собственной или чужой воле... Последовательность, лучше сказать, организация наполнения ритмов существования в пространстве-времени ( живопись — преимущественно в пространстве, как и скульптура, архитектура; музыка — во времени, если говорить о формах искусства ) — определяет желаемую стабильность и развития монады, как у растения: рост ствола, корней — в пространстве, и цветенье, созревание плодов — во времени. В этих случаях пространственно-временное неразрывно, а с формами искусства мы несколько забежали вперёд...

Итак, исходим из того, что с момента рождения того, что мы относим к миру живого, происходит становление его, как мы именуем, духовной монады, хотя в это понятие может быть включена и генетическая программа с её адаптацией к модификации окружающей среды, закрепление условных рефлексов, накопления и использования жизненного опыта, одним словом, обретение такой души, какой может быть сподоблена данная монада в зависимости от исходных потенциальных возможностей и условий её реализации.

Многообразная внешняя информация при этом далеко не ограничивается скромной ролью, которую можно обозначить канцелярским "принять к сведенью". Нет, как зрительная, так и звуковая информация в форме колебаний-волн в большей или меньшей степени участвует в формировании той духовной монады, души, включающей в себя и память, и набор алгоритмов — если упростить этот духовный сверхмеханизм — для оптимальной реализации реакций на различные ситуации, в которых организм должен сохранять или даже приумножить свою жизнестойкость.

Если мы уж решили прибегнуть к такому понятию, как алгоритм, то следует, наверное, предположить, что такой алгоритм должен как-то соотноситься, соответствовать, вписываться в данную монаду, и что принцип совместимости, можно добавить — в определённом диапазоне между категорическим "нет" и безусловным "да" — приложим сюда в полной мере. И, если сравнить с материальными компонентами, получаемыми живыми организмами извне, когда состав пищи, воздуха, температурно-влажностных параметров окружающей среды может быть градуирован по степени предпочтения, и, подчёркиваем, по возможности определяет выбор при какой-либо свободе выбора — живым организмом, — так же и информационный поток воспринимается тем активнее, избирательнее, чем больше он отвечает требованиям настройки алгоритма-гармонии духовной монады, ведающей жизнестойкостью особи и рода.

Структура и мелодия

В музыкальном произведении также зачастую варьируется, в том числе инструментами и по-разному какая-либо тема, мелодия, и это неспроста, и, наверное, то, что и на страницах этой книги прибегаю к тому же приёму, как и в книгах религиозного, философского содержания, или в литературных произведениях, или в излюбленных художником полотнах — тоже не случайно, а целенаправленно. Итак, предположим, что оптимальная структура атома углерода не только такова, потому что именно такое соотношение, состав, взаимосвязь элементарных частиц обеспечивают жизнестойкость, стабильность таких атомов, но и потому, что в них таким образом заложены, хотя и скрыты до поры, до времени такие возможности, что будучи высвобождены при благоприятных обстоятельствах оборачиваются и образованием монад высшего порядка, живых структур, того, что мы относим к миру существ одушевленных.

Пусть открытым остаётся вопрос: насколько такие возможности должны проявляться, так сказать, сами собой, по мановению расписанных на все случаи жизни основных и сопутствующих законов природы; или тут проявляется общемонадный закон, в соответствии с которым каждая монада непременно может и должна таить в себе возможности для такого сочетания с другими монадами, которые открывали бы путь на вышеследующие ступени иерархической лестницы. Вспомним те исключительные возможности, что открылись на Земле, когда сформировались молекулы целлюлозы и тем более РНК, но притом путь на высшие ступени живого был бы невозможен без участия в этом в определённых структурах атомов калия, натрия, фосфора, серы, железа, иода, кальция — трудно сказать, насколько такой перечень может продолжаться, захватывая всё новые элементы, также необходимые для жизни...

Хочу надеяться на то, что после многостраничного варьирования выношенных мною мыслей и для читателя сделается, по крайней мере, приемлемой аналогия между формированием определённой монадной структуры с включением в неё определённых атомов, структуры, предполагающей открытия новых возможностей степени свободы, форм жизнеутверждения, духовности, наконец, — аналогия между этими процессами с их видимой материальной основой и — параллельным или попутным, или, возможно, априорным формированием такого информационного поля, которое и приводит к воплощению "идеи" монады высшего порядка — в соответствующую действительную монаду.

Закономерно: чем выше духовность монады, тем существеннее влияние окружающего общемонадного информационного поля на поиски вариантов жизнестойкости данной особи — непременно как составляющей, в свою очередь, частичку общевидовой монады. Звуковая "азбука" дельфинов; способность некоторых видов птиц к звукоподражанию человеческой речи; восприятие лошадью, собакой соответствующих команд; не говоря уже о влиянии музыки даже на урожайность растений — говорят, вернее, намекают нам на возможность такого рода информационного восприятия в жизнедеятельности живых организмов, повторим и его, будем называть, мироощущения, инстинктивно-рефлекторного поведения, интеллекта, характерных свойств, души, наконец, и — передачи всего этого из поколения в поколение.

Если мы готовы признать всё это, так сказать, вообще, то следующий шаг — подобно важности построения атомарной, молекулярной и так далее — структуры, и — последовательность, сочетание вариаций звуковых колебаний для каждой монады могут играть особую роль — от исключительно механически-утилитарной до весьма существенного влияния музыки на жизнь человечества.

Водяная музыка

Есть такое сочинение у Генделя. У музыковедов, должно быть, есть более или менее убедительная версия — почему композитор так назвал свой опус. "Вода — благо, естественно, когда мы не тонем в реке или в море, и это, оказывается, относится и к высшим растениям, что гибнут, оказавшись под водой. Им, как и животным, необходим для дыхания атмосферный кислород. И органом, "вдыхающим" кислород, служат корни. В нормальной жизни корневая система получает его из почвы..." Это цитата из журнальной заметки, в которой показывается, что высшему растению, целиком погруженному в воду, вроде бы — крышка.... Однако: "Учёные проводили опыты на совсем молодых растениях — десятидневных ростках кукурузы. Нежные растения заливали водой выше корня, а затем следили, как и что меняется внутри корневой системы. Картина адаптации к новым условиям выявилась такая. Главный корень каждого из ростков перестал расти, зато начали активно развиваться мелкие придаточные корни. В них образовалось множество пустот — воздушных пузырьков, которые и стали в сложившейся ситуации своего рода "аквалангом", позволяющим корням нормально дышать под водой..."

Эволюция кукурузы никак не предполагала необходимость её выживания, допустим, при всемирном потопе. Однако в ряду ситуаций, благоприятных и неблагоприятных, в которые могла попасть эта культура, в её духовной монаде потенциально проигрывалась и возможность затопления корней водой, что, кто знает, когда-то, как-то, может быть, — имело место, и кукуруза, её молодые ростки воспользовались данным вариантом и выжили. Закрепили в генетическом коде? Не обязательно: мы знаем, что заложенная в монаде возможность её выживания в тех или иных условиях реализуется, насколько это совместимо с существованием монады в прежнем виде.

Но в данном конкретном случае, даже не "антропоморфизируя" кукурузную монаду, это растение, нельзя не признать, каким-то образом она обладала достаточной информацией о том, как можно и нужно осуществить доступ кислорода к корням в необычных создавшихся условиях. Какие сигналы должны поступать в те или иные клетки — для прекращения роста одних, усиления таких, что образуют оптимальную в новых условиях структуру, ну и попутно быть в курсе удельных весов — не в виде массы — всех составляющих систему растения и её окружения. Поскольку эта книга включает и, так сказать, моё текущее личное, не могу не сказать, как в последние дни буквально над моей головой в этой комнате тоже происходит нечто любопытное. Один из видов кактуса, в просторечии "мечта импотента" — ствол, вытягивающийся вертикально, — за эти годы вырос с пола до потолка — здесь не так, как на Владимирской — в доме постройки 1900 года — где потолки три с половиной метра, а — 2,6 — и наконец упёрся кактус в потолок, слегка изогнулся, и я жду — как себя поведёт дальше...

Продолжаю обозначенную выше тему: вот эта изначальная жажда получения, выуживания информации из общемонадного поля, впрок — авось пригодится, присущая живому, и упорядочение этой информации, в значительной степени, в колебательной форме — в памяти по наработанным алгоритмам её извлечения и применения в случае надобности — всё это, как я понимаю, весьма сходно, сродни восприятию и рождению музыки, и не только музыки, но сперва — музыки. В вольной интерпретации — тема новой ритмической наполненности корневых и прочих клеток, их регуляторов развития и роста в условиях внезапной водной блокады — не могла ли быть проиграна заранее, будем считать, "мысленно", как и оригинальный шахматный дебют или комбинация, приводящая к выигрышу?

Однако можно предполагать, что в человеческом обществе музыка изначала играла роль, так сказать, коллективной настройки. На фоне магических обрядовых песнопений, больше тяготеющих к экстазной ритмике, впрочем, разнообразимой, но неоднократно повторяемой и порой модернизируемой, — выделялись отдельные исполнители, обладающие незаурядным мелодичным, приятным голосом, или умеющие извлекать такие же гармоничные звуки, ласкающие слух — из примитивных музыкальных инструментов. А вопрос: почему именно эти, такие звуки, их сочетания воздействуют на человека, пусть данной этнической группы — именно так, наиболее впечатляюще, запоминаются, — вопрос этот кажется настолько наивным, что нужно некоторое усилие разума, чтобы не отвечать стандартным "потому".

Непрерывная подстройка

Если обозначить в общем основное различие между, будем считать, неодушевленным и одушевленным, допустим, телевизором, компьютером и — растением, животным, то разница эта состоит, думается, в том, какова реакция системы на поступающую информацию. То есть, в системах неживых поступающие сигналы в форме электромагнитных колебаний по определённому алгоритму вызывают соответствующую реакцию, однако — может быть в компьютерах новейших иначе — алгоритм при этом остаётся неизменным. Возможно, в так называемых самообучающихся системах такого рода имеет место совершенствование собственно алгоритма поведения, но опять-таки согласно заданной программе обучения, что в какой-то мере отдаленно роднит их или приближает к простейшему живому.

Существование живого также предполагает руководство организмом посредством набора генетических алгоритмов, направленных на главную цель — выживание, и особи, и главное, рода. Но, если принять монадную гипотезу или теорию, то сверх того доминирует сверхалгоритм выживания, то есть — совершенствования структуры не только в плане самообучения для реакции на видоизмененные сигналы извне, но — предоставление такой свободы действий, направленное в общем на то же — выживание, притом вплоть до образования вида с более высоким Ин-содержанием, интеллектом, духовностью, наконец.

В этих случаях по некоторой аналогии с оперативной и долговременной памятью происходят параллельно процессы: немедленной реакции на внешние раздражители, информацию извне, и — закрепление этой информации в "духовной монаде". Для иллюстрации этого пришёл в голову уже приводимый ранее пример "из жизни крыс". Напомним: целой популяции крыс далеко не всегда удаётся насытиться, а при жесткой иерархии, когда первыми кидаются на еду вконец изголодавшиеся, а своего рода власть имущие типа "альфа" всё же насыщаются в первую очередь, за ними стоящие ниже по крысиной номенклатуре, а последними допускают бедные "омега". Но вот появляется пища не совсем привычная, вроде бы пахнущая соблазнительно, но за века существования при человеке, крысы научились понимать, что от людей не жди добра, и знают, где прячется бесплатный сыр. Так — не приманка ли это, с каким-либо крысиным ядом?

А для крысы-"омеги" голод превозмогает риск, и она жадно набрасывается на незнакомую еду, которая и впрямь нередко оказывается отравленной приманкой, вдобавок быстродействующей. Однако, верная идее рода, погибающая крыса, пока неясным для биологов образом, всё же успевает сообщить соплеменникам о том, что пищу с подобным вкусовым оттенком, запахом, привкусом ни в коем случае не следует трогать. И, может быть, самое удивительное, впрочем, не могу ручаться за истину, и последующие поколения как-то генетически получают нужную информацию о том, каких крысиных деликатесов следует остерегаться. Из той же, как говорится, оперы. В своё время я, как проектант, знакомился с курским заводом резиновых изделий. Наряду с техническими, там изготавливались элементы быта из резины, детские игрушки. Понятно, к такого рода продукции предъявлялись особые гигиенические требования. Каким же образом проверялась их безопасность для людей в этом плане? Замечу, что для изготовления резины необходим ряд химических ингредиентов — одно время работал на киевской "резинке" — заводе "Вулкан", и, возможно, здоровья мне это не придало, — сажа или каолин, нейтральные наполнители, вулканизатор — сера, благодаря которой тестообразное при соответствующей температуре и давлении превращается в эластичное; ускоритель вулканизации — сокращенное наименование меркаптотиазола — каптакс, и — ничтожная, однако весьма эффективная добавка, так сказать, ускорителя для предыдущего ускорителя — тиурам — смертельный яд для тараканов. И как можно было гарантировать, что в объединенной структуре, из которой выделывались, допустим, соски для младенцев, не сохранялось посторонних для этой структуры компонентов, вредных для человеческого организма при любых контактах? А вот как: образцы таких изделий варились в молоке, которое предлагалось голодным котятам. И если те не притрагивались, делались соответствующие выводы. Кстати, и теперь наш кот не станет есть любую, купленную специально для него дешевую колбасу...

Настройка и настроение

Созвучие между этими словами, их родственность — конечно, не случайны. Даже не зная языка, по той песне, которую напевает человек, по интонации его голоса, можно догадаться о его настроении, самочувствии. Хозяин собаки или кошки по вариациям их лая, подвывания, мяуканья, мурлыканья — понимает, каково их не только физическое, но и психическое состояние — даже здорового и сытого животного. И вообще — кто не отличит, грубо говоря, "мажорного" от "минорного"?

То есть, если взять диапазон волн от ультра до инфразвука, то определённые отдельные звуки или их сочетание сходно воспринимаются даже существами разных видов, в том числе, к примеру, угрожающее рычание или шипение, жалобный писк. Но это — из области информации, направленной на немедленную ответную реакцию. Но изменения настроения, характер его — так же показатель подстройки к оптимальному существованию: в общем, бодрое настроение — свидетельство относительного благополучия, скверное — индикатор того, что не всё в порядке. И, если на первый взгляд, последнее вроде бы беспричинно, то это говорит лишь о неумении дойти до глубинных причин такого духовного состояния, как, скажем, описанный Львом Толстым "арзамасский ужас", испытанный им, казалось бы, безо всяких оснований, когда он пребывал в гостинице в Арзамасе.

Вспомнив Льва Толстого и рассуждая о музыке, нельзя пройти мимо его "Крейцеровой сонаты", но об этом — позже. Итак, характеризуя музыку, в отличие от членораздельной речи, с которой она, впрочем, связана глубоко, более глубоко, чем это представляется на поверхностный взгляд, — говоря о музыке, неконкретном информационном источнике, можно по аналогии с памятью разделить два её функциональных направления — оперативное и долгосрочное.

Но, возвращаясь к ранее высказанному, ещё раз настаиваю на том, что любые звукосочетания в той или иной степени можно и должно отнести к той области или категории, к которой мы относим то, что называем мыслями. Это сразу кажется уж больно непривычно, поскольку так уж заведено, что мысль существует или передаётся лишь в словесной оболочке. Но снова укажем на гениальное Пушкинское — устами Моцарта, которому "в голову пришли две-три мысли" — воплощенные им в музыке, и для Сальери, слушателя, по-моцартовски проясняемое: "Представь себе... с красоткой или другом... влюбленного... вдруг — виденье роковое, незапный мрак..." И — совершенно изумительное — "иль что-нибудь такое..." — то есть внешняя атрибутика, вызвавшая мысль, вообще на втором плане, а на первом — душевное состояние в этот момент...

Представляется, что наряду с этим литературным примером можно поставить и "поющие двери" в Гоголевских "Старосветских помещиках", когда, вслушиваясь, как поёт одна из дверей, чуткое ухо улавливало: "Батюшки, я зябну..." Хор античной трагедии комментирует происходящее, разумеется, словами, но возможно изначала просто пение, сродни то всхлипыванию, то торжественно-победным кликам, — выражало то же, и было понятно слышащим. Мандельштамовское "и слово в музыку вернись!" — для гомо сапиенс уже невозможно — в том смысле, что слово уже разорвало пуповину, которая связывала с матерью-музыкой, и связь эта сохранилась лишь генетически, особенно ощутимая в поэзии. Отдельно следует рассмотреть, как в последние века развития человечества, в частности, в XX веке язык музыки, пожалуй, живописи опережает развитие достаточно консервативного языка в лингвистическом понимании, и этому, вероятно, также есть объяснение из области сочетания консервативного и динамичного в контексте жизнестойкости монады.

Что значит — в подсознание?

Самое время соотнести — вот и каламбур получается — время и музыку. Речь не о ритмах — это лишь одна из граней темы или проблемы. Начать с того, что любая реакция любой монады на воздействие, энергетически-информационное — окружающего поля монадного — не мгновенна, то есть не абсолютно совпадает во времени, даже если это время от касания контактов выключателя до блеска волоска лампочки, в данном случае мы просто не в состоянии ощущать эти миллионные доли секунды, и должны доверять физическим экспериментам, устанавливающим скорость электронов.

Специалисты знают, сколь существенную роль для получения оптимальной структуры играет фактор времени в технологиях, скажем, формирования при охлаждении и получения нужных свойств специальных сортов стали, при сушке древесины или крашении тканей. Говоря о сушке древесины, можно вспомнить, что процесс подготовки для изготовления некоторых музыкальных инструментов, скрипок порой длится не один месяц, если не годы. Но в таких структурах или монадах влияние воздействия внешних факторов на окончательную структуру рано или поздно завершается, правда, приходит на ум, что неспроста те же скрипки с возрастом делаются даже лучше — качество звучания не только не тускнеет, но, как утверждают знатоки, напротив...

Другое дело — живые существа, монады, в основу существования которых положен, как мы говорили, принцип циклической стабильности от поколения к поколению; здесь процесс влияния внешних монадных полей в той или иной степени переносится вовнутрь, во внутреннее динамичное поле монады, и там может продолжать действовать на протяжении всей жизни данного существа. То есть, вырабатывать условные рефлексы, привычки, иммунитет, язык общения с сородичами, коррекции генетического кода.

А у Льва Толстого Бетховенская Крейцерова соната в душе героя, наверное, и автора, оставалась как заноза, хотя об этом не говорится в повести, но ведь если бы, как говорится, в одно ухо влетело, а в другое вылетело, то не стоило бы придавать именно музыке, причём этой Бетховенской — такое значение для жизни, для судьбы. А если взять народное творчество, песни обрядовые, колыбельные, бытовые, то ведь не случайно сохранились излюбленные, традиционные, исполняемые и наедине с собой, а чаще группой сближаемых таким образом людей, хором. В случае совместного исполнения песен, музыкальных действ — функциональная сторона этого — настройка группы индивидов на единый лад, синхронизация их действий, так же, как гуденье пчёл, птичий гомон или вой волков. Но за этим, вернее, на этом действо не завершается, а продолжает действовать в душе, пусть в том, что называют подсознанием.

Надо отметить, что стимулирующее энергетически-информационный обмен с окружающим монадным полем — лучше слова не нашел — жизнеутверждающее — в буквальном смысле совершенствование в плане наилучшей настройки — активно стимулирует потребление и переработку как материальных компонентов, так и инфомационно-духовных — едва ли не любым живым организмом, и чем выше он на лестнице свободы жизнепроявления, индивидуализации и самовыражения, тем сильней это стремление впитывания и упорядочения, пусть в том же русле жизнестойкости — любой информации, в том числе и музыки.

Радость сотворения

Дают ли теологи ответ на вопрос: творение для Бога было необходимостью, прихотью или удовлетворением любопытства — что из этого получится? Сказано в Писании, что Бог удовлетворялся результатами сделанного в каждый день творенья, но сам ход творенья, сотворенья всего сущего — был ли ему в радость? Если да, и человек создан "по образу и подобию", будем говорить осторожнее — всетворящей духовной субстанции, как её не именуй, то и человеку — поиски и воплощения новых жизнеспособных составляющих духовных монад, представляющих собой в то же время и самостоятельные монады — в радость, в охотку, и жажда творчества — более, чем естественна.

Если в компьютере триада: задание, память, алгоритм — однозначно трансформировалась в выдаваемый результат операции, и на этом дело заканчивалось; разве что ход операции ложился до востребования в кладовые памяти компьютера, то в живом организме претворение информационного потока вселенского монадного поля идёт всю жизнь, и, полагаю, продолжается и после физической смерти, — то ли в памяти тех, с кем этот человек общался непосредственно, или своими твореньями, то ли в неуловимых, может быть, пока — оттенках памяти генетической.

Информационная ёмкость или духовный потенциал живых монад весьма значительны, мы, возможно, даже не подозреваем — насколько — ведь ещё век-другой назад наши учёные предки, прикасаясь к углю или саже, а ещё раньше алхимики, любуясь алмазом, не подозревали о возможностях углерода, да и сегодня вдруг обнаруживаются его способности — образовывать удивительные сочетания, структуры только из своих атомов, вкупе с другими... Возможности возрастают по мере восхождения монады по ступеням духовности, свободного проявления этих возможностей.

И вот к чему ведётся: всё дело в потенциале этих, даруемых Творцом возможностей. Творцом — и с заглавной, и со строчной буквы. Ранее говорилось о стремлении каждой монады как можно полнее обозначиться в своём монадном поле, причём теоретически безграничном в пространстве и во времени. И любой талант именно заключается в том, если угодно — навеянное — что в твоём духовном потенциале может быть наилучшим образом реализовано, воплощено таким образом, чтобы, если можно так выразиться — пустить ростки в людских душах, и как можно более глубокие.

В отношении музыки — можно только поражаться и разнообразию мыслей, и их диапазону — от примитивных напевов до сложнейших симфоний, и тому, как эти мысли западают в душу и живут в ней, и, главное, может быть, — что почуял Лев Толстой — прорастают там иными, трансформированными — в слова, поступки, настояны мыслями. И душа столь же — не сказать жадно, но, любвеобильно, как хорошая почва всяческие семена принимает и многим даёт возможность вырастать так, как заложено в семенах, и сосуществовать с другими.

И тут надо обратить внимание на то, что красной нитью проходит с начала рукописи, правда, порой, скрываясь за иными рассуждениями: тонкость на грани иногда неуловимости того, что на самом деле чрезвычайно важно, существенно, может быть, и судьбоносно. Примеры уже приводились — начиная от качества, звучания музыкального инструмента, что так схожи между собой, и кончая тем, как исполняет виртуоз — вроде бы так же, как заурядный музыкант, водя смычком или ударяя по клавишам — как перевести на "числа" эти отличия? Но чуткая душа совсем иначе отзовётся...

Наш муравейник

Недавно в одной из телепрограмм небезызвестный Марк Захаров высказался в том плане, что Бог создал муравейник как бы в назидание людям — вот, дескать, к чему сводится безоговорочное подчинение каждой особи вроде бы высшему назначению — благополучию муравейника и ничего сверх того. Так, по крайней мере, я понял эту мысль, но сопоставление муравейника с человеческим обществом как образ, метафора — одно дело, а проникновение в действительную суть — другое.

Бросающееся в глаза сходство: распределение между отдельными особями функций — в пространстве и во времени, выполнение которых, в конечном счёте, сводится к повышению жизнестойкости муравьиной или человеческой "сигмонады", хотя в последнем варианте с определёнными дополнениями и оговорками. Различно же, по моему мнению, главное: в возможной для каждой особи степени свободы. Приходится повторить — что опять же с моей точки зрения в защиту относительной свободы муравья — он принципиально отличается от абсолютно детерминированного компьютера, поскольку в каждой новой ситуации его решение, выбор, вероятно, ограничен, однако не обязательно однозначен.

Иначе говоря, в каждой ситуации данный муравей действует в определённом диапазоне решений, и для энтомолога, наверное, крайне затруднительно установить, мог ли муравей поступить по-другому. Скажем, вместо того, чтобы надрываться таща кусочек веточки или коры, кликнуть на помощь сотоварищей, как поступил для пользы дела другой муравей. Или — вместо того, чтобы без толку болтаться, вцепившись, на лапке забредшего в муравейник жука, попытаться достать его уязвимую часть тела жалом и раздражающе-парализующей кислотой. А насколько чётко донёс до собратьев оперативно-тревожную информацию — вызвал ли ложную тревогу и напрасную сумятицу, или чётко охарактеризовал опасность — горящую спичку, предгрозовой вихрь?..

Тем более затруднительно определить, как скажется разница в поведении особей в схожих ситуациях, хотя зоологи, насколько известно, подобные опыты проводили, и различия в реакции обнаружены даже у некоторых видов насекомых, не говоря уже о голубях, дельфинах, крысах, собаках. Так что зависимость жизнедеятельности, ориентации существа в окружающем мире от его, можно сказать, индивидуальности или духовного потенциала — несомненна. В свою очередь, этот потенциал формируется в значительной мере благодаря информационному обмену, в том числе с существами своего вида.

Следует уяснить, что любому живому существу такой информационный обмен столь же свойственен, присущ, как магнитные свойства железу, и, подобно магнитному полю, монадное "стремится" намагничивать или намагничиваться, лучше сказать, настраивать и настраиваться. Но возможности передачи и восприятия информации у человека, по сравнению с муравьем многократно шире, выше, глубже, особенно в том, что касается долговременного формирования информационной основы, души, если угодно.

И, соответственно, если принять аналогию или образ духовно-информационного магнита, то, подобно тому, как взаимовлияние и взаимодействие муравьев несравнимо сложнее и многообразнее магнитного воздействия или взаимодействия неодушевленных объектов, и взаимовлияние, взаимодействие людей так же неизмеримо сложнее, богаче, многосторонней, чем в пределах муравейника. Однако роднит эти явления то, что несомненно и ощутимо — так или иначе, в той или иной степени — влияние "души улья" на каждую пчелу или "души муравейника" на каждого муравья, или "генетической памяти человечества", его рода, народа — на каждого индивидума, так же, как и каждой особи — пусть в ничтожной степени — на жизнь всего сообщества.

"Одной любви музыка уступает"

Строка из "Моцарта и Сальери". Вряд ли стоит задаваться вопросом: "Что такое любовь?", и, тем более, пытаться на него отвечать. Можно сказать, что любовь — это определённое настроение души, и тогда мы вправе поставить в один ряд, скажем, любовь к труду безымянного землепашца, Исаака Ньютона, Микеланджело или Иоганна Себастьяна Баха. Общее настроение, на которое порой — к сожалению неясно как и почему, порой, хотя любовь в той или иной форме даёт здесь свою вспышку — накладывается вдохновение, приносит плоды любви, что должны пригодиться или полюбиться многим — будь то хлеб, формула или музыка.

Одним словом, в этом нельзя не усмотреть возможную мобилизацию духовных сил существа. Кстати, в наш век прошло немало публикаций об экспериментах, когда с помощью гипноза у подопытных пробуждались скрытые таланты — скажем, в живописи, или всплывало что-либо из самых глубин памяти — и эти феномены я бы поставил на одну доску под знаком, так сказать, мобилизации потайных резервов. Попутно можно заметить, сославшись на то же Пушкинское произведение и слова Моцарта о том, что было бы "когда бы все так чувствовали силу гармонии", то есть это можно трактовать таким образом: биологическая основа, определяющая жизнестойкость такой монады как человеческое общество, мудро притормаживает эту свободную любовь к творчеству, дабы, как верно сказано тем же Пушкинским Моцартом — не вышло бы того, что "все предались бы вольному искусству", манкируя насущными потребностями и тогда "мир перестал бы существовать", — тот мир, в котором гармонично распределяются — по крайней мере пока — обязанности членов человеческого общества, правда, всё сильней проявляются асоциальные индивиды и целые группировки.

Поскольку в понятие "любовь" входят разноплановые чувства и их проявления, не всегда в явной форме высвечивается влияние того, что называется любовью, на главную биологическую задачу — продолжение рода, как наблюдается безусловно в мире живых организмов. Думается, что в общем та же цель сохраняется и в человеческом обществе, хотя Дьяволу тут есть где разгуляться, но об этом отдельно. И, как мы знаем, у людей весьма различны формы стимуляции деятельности, направленной на самоутверждение и на всеобщий прогресс в русле всё-таки выживания. Стимуляция возможна и вполне материальными средствами, теми же наркотиками, определённым образом настраивающими то, что мы называем "духовной монадой", но вмешиваясь именно в информационную структуру организма.

Исходя из того, что излагалось ранее, можно предположить, что музыка — покамест только о музыке — способна настраивать духовную монаду организма, возможно, не только человека — таким образом, чтобы это улучшало, стимулировало формирование духовной структуры, которая опять-таки способствует раскрытию благоприятных для жизни возможностей. И здесь, вероятно, неведомым для нас образом, вступает в силу то, что аналогично моделируется при образовании сложных органических структур, необходимых для жизнедеятельности, подобно тому, как, например, включение атомов железа или иода в молекулы гемоглобина или гормоны, вырабатываемые щитовидной железой.

Ещё раз подчеркнём, что такое впитывание информации, если оно доступно живому существу — не всякому и не всегда — доставляет удовольствие, удовлетворение, и, следовательно, внутренне стимулируется, и в этом плане музыка сродни любви. А самонастройка проявляется, к примеру, тогда, когда мы, что называется, напрягаем память, вспоминая то, что нужно, что хотим вспомнить, правда, нередко вдруг вспоминается и нечто никак не вызываемое из глубин памяти. Что при этом происходит? Кто скажет сегодня, каков механизм того, когда в памяти всплывает знакомая мелодия. Или — рождается у композитора?..

Высвобождение

Громадная энергия необходима для того, чтобы поддерживать стабильность, максимальную жизнестойкость атома, и мы уже знаем, что происходит, когда она высвобождается. Впрочем, для этого необходим первотолчок, вызывающий цепную реакцию, и в более сложных структурах-монадах нужно подвести, приложить энергию, чтобы разрушить сложившееся, например, для таянья льда или испарения воды — то, что в учебнике называется скрытой теплотой плавления или испарения. Стоит ли наново доказывать, что по мере усложнения монад, увеличения их информационной ёмкости за счёт раскрытия ранее, прежде не реализуемых возможностей одухотворенности, и пусть в полной мере приложимо к живому, даже к человеческому, — соответственно возрастает и величина той "души улья" — что присутствует в каждой молекуле воды, вирусе, пчеле, в каждом из нас.

И, должно быть, недаром мыслителей, интуитивно обозначающих это обстоятельство, мучал вопрос: а куда девается эта духовная энергия после смерти живой монады? Но сейчас — не об этом речь, а о том пока лишь — что такое "духовная энергия", составляющая духовную монаду, может быть, подобно гипотетическому электронному облаку, — непрерывно поддерживает своё бытие в системе того, что мы ранее обозначили как мысли. В этом плане возможен и "мыслящий тростник" в буквальном смысле: растение, отзывающееся на то, что заложено в его генетической программе и в любой момент согласующее это с тем, что творится вокруг.

В доказательство можно было бы сказать: не было бы этих "мыслей", не было бы, то — откуда взялась бы и жизненная программа каждого растения, все его особенности, направленные в основном на жизнестойкость данного вида. И великое разнообразие флоры, равно и фауны говорит в пользу возможности возникновения очень и очень разнообразных "мыслей".

Возможно, ускорение этого процесса — формирование более высоких по духовной лестнице "душ-монад" шло с ускорением в каждый из "дней творения": миллионы лет и впрямь комбинировались органические молекулы в мировом первичном океане, сотни тысяч лет складывались сообщества разных видов муравьев, пока не застыли в оптимальных для этих видов вариантах, и "душа" волчьей стаи благодаря куда большей свободе выбора и обмену информацией на более высоком уровне — позволяла рвануть интеллектуально на более высокую ступень, нежели "душа улья".

Немногие тысячелетия понадобились для выведения столь разных пород собак — с выявлением особенных способностей и экстерьера у каждого подвида, высвобождением благодаря целенаправленной селекции скрытых возможностей, опять же отнюдь не посредством генной инженерии, грубого вмешательства в материальную основу жизни, но исключительно влияния интеллектуального, духовного поля, пускай в форме дрессировки, обучения, скрещивания — на закрепление духовной монады в определённой породе. И у беспородной помеси, дворняжки Каштанки в Чеховском рассказе, воистину мог проявиться "талант", понимания — чего от нее добивается цирковой артист, точно восклицающий в её адрес: "Талант!"...

А по сравнению с предыдущими "днями творенья" рождение человека и впрямь произошло совсем недавно: даже если в общем на это ушло несколько сот тысяч лет, то гомо сапиенс пошёл развиваться семимильными шагами. Высвобождались в общемонадном, пока что племенном поле всё новые "серебряные нити", из которых постепенно, но, может быть, лучше сказать, форсированно сплеталась разноцветная ткань цивилизации. Что можно считать катализатором этого процесса? Относительное ощущение значимости своей личности, индивидуальности, но не в сугубо эгоистическом ключе, а как такую монаду, что может и должна повышать жизнестойкость той племенной, семейной монады, в которую входит.

Узор на материи

Просятся сюда сведенья из моей же рукописи-книги о мире костюма — о вышивке — для аналогии, разумеется. О том, что это древнейшее искусство родилось у многих народов мира, но бывали и особенно искусные вышивальщицы, и даже Александр Македонский заказывал вышитую одежду мастерицам-критянкам. О том, что не только у каждого народа, но и отдельной его ветви — как, например, в разных регионах России или Украины — отмечались и отмечаются излюбленные мотивы вышивки, цветовая гамма, как-то это связывается с традиционным орнаментом, а, может, и письменностью, эстетическим виденьем мира.

Ещё попутно в той же книге и обновленной рукописи отмечается неслучайность синонимов "материя" — как философское понятие в дуализме материи и духа и — как ткань в обиходной лексике. Представим себе музей, где находится собрание отборных вышивок, и проникший туда ночью злоумышленник не знает, как включить освещение, и в полной темноте наощупь пытается понять, чем замечательны выставленные здесь тряпки. Ловлю себя на том, что аллегория моя из разряда тех, которыми пытаются доказывать существование высших сил и потустороннего мира, но ничего более удачного не придумал.

В полусне мне привиделся, если можно так выразиться, бессюжетный сюжет мультипликата "живая вышивка", и я понял, отчего, будь это воплощено в мультипликате в натуре, — вряд ли имело бы успех, — вспомнив о тех изумительных народных вышивках, которые я видывал в музеях или в репродукциях и которые вкратце, даже не описывал, но упоминал в книге о мире костюма — вышивках, в общем, каждая по-своему "сюжетных", информативных; хоть наподобие музыки, но не совсем уж из "серебряных нитей" духа. Сквозь сон это привиделось мне, и вдохновенье — наверное, сон наяву, когда биология, физиология требует сна, и он вроде бы наступает, но сознание превозмогает и бодрствует, и способно передать и оформить в Ин-яви то, что открывает сон.

Рациональный Кант не мог понять, что же случилось со Сведенборгом, хотя точно иронически назвал "Сны или грёзы духовидца", но у самого Канта эти сны гармонично и систематично вырисовывались в его сочинениях. Для чего, для кого? Как каждая мысль радовала творящего вышивку, люди уже навсегда возьмут их в свою душу, в генетический код человечества. В человеке заложено стремление к эдакой раскованности, пускай даже посредством наркотиков разного рода, но и, как выяснилось, некоторые крысы тоже не прочь отведать спиртного — видимо в новой сравнительно для их вида "человеческой" обстановке они для приспособления нуждаются в большей интеллектуальной свободе.

Вдохновенье — самогипноз, "но лишь божественный глагол...", и медитация — к тому же. Но — всё же не могу не вернуться к вышивкам, народным, натуральным, и хотелось бы привести несколько примеров традиционных. У эфиопской вышивки, близкой к национальному орнаменту, основную часть составляют геометрические фигуры и цветы. А для эстонского прикладного искусства характерно сочетание многоугольников и крестов, но когда доминирует растительный мотив, то это значит, что данная вышивка — из западной части острова Саарема. Особенности национальной одежды поволжской республики Мари-Эл различны для разных её областей — сказались и на характере вышивки. Рельефный рисунок, выполненный тёмной шерстью, с богатой орнаментацией украшал рубахи жителей центральной и юго-восточной части края; а у марийцев северных районов вышивка на рубахах была значительно тоньше, её выполняли шёлком.

Интересно и варьирование вышивкой у народности лао из Лаоса. Обычно в рисунках преобладают стилизованные изображения человека и животных. Но порой мастерицы с художественной жилкой, да ещё более реалистического плана, вышивают целые картины-композиции на темы местных преданий, — особо отметим это. Разнообразие вышивок, как уже говорилось, характерно для Украины: скажем, для Волыни любимый цвет — красный, а на Подолии славились вышивки, сделанные одной белой или кремовой ниткой; на Гуцульщине была в ходу вышивка черным крестиком, а лемковские узоры зачастую напоминают веточки цветущих плодовых деревьев.

Вышивка — одна из традиционных форм этнического самовыражения. Но возьмём, допустим, чувашские названия разновидностей национальной вышивки: "не потеряй дорожку", "ласточкины крылья", "глаза цыплёнка", "воробьиные лапки", и — самый красивый и вместе с тем самый сложный шов носит название "ухмах тере", в буквальном смысле "дурацкий шов" — так насмешливо или раздраженно окрестили то, что выдумала, намудрив, когда-то безымянная мастерица, однако — её выдумка отнюдь не стала в пренебрежении, и оставила свой след не только в том, что быльём поросло, а — в душах мастериц новых поколений.

Это закрепилось в памяти, не генетической, а, можно сказать, эстафетной памяти поколений. Но почему? Почему именно это? По теории Дарвина у каждого вида, в конечном счёте, закреплялись те наследуемые признаки, которые каким-то образом способствовали большей жизнестойкости. Почему-то принято — или я недостаточно осведомлён — в интерпретации дарвинизма выделять преимущественно физиологические, сугубо материальные элементы: скажем, форму клюва, окраску, особенности органов чувств и тому подобное. И на втором плане, так сказать, то, что составляет "душу улья" — особенности поведения, реакция на внешние воздействия разного рода, на всю гамму бытия, начиная от любовной игры и отношения к своему потомству и кончая способностью к обучению, одомашниванию, дрессировке. Тем более, плюс иерархические структуры, взаимоотношения личности, индивида и сообщества — это относится к человеку и человечеству — тут уж крен в эту сторону в гуманитарных науках и философии.

Насколько целое больше частей

Это понимали ещё древние. Однако — какое целое и какие его части, составляющие? Разве брусок золота больше, чем золотое колечко? Больше стoит, если продавать или покупать — и только. Впрочем, и в подобных случаях не всё так просто: вспомним известный пример "куча", когда пять песчинок ещё не куча, а дюжина, по крайней мере, уже кучка. И час "больше", чем тысяча миллисекунд, и в определённом отношении пространство галактик больше, чем составляющие его субатомные участки космоса.

Но — что значит всё-таки, в чём именно это "больше"? Мне кажется, что при "монадном" видении мира всё становится на места, то есть более проясняется взаимоотношение частей и целого. И "больше" — это прежде всего проявление новых возможностей. Алмаз — больше, чем равная по весу кучка сажи: возникли твёрдость, прозрачность. И мы знаем, каким образом в определённых условиях высоких температур и сверхдавлений образуются искусственные алмазы, правда, никак почему-то не удаётся получить такие, какие находятся в земле; видимо, у природы были ещё какие-то средства образования ещё большего "целого", пока или вообще недостижимые...

А что уж говорить о молекулах РНК, способных к самоповторению в подходящих условиях — это уже начало живого с его способностью запоминать и передавать эстафету жизни потомству. И главное в том, насколько "велико" целое — зависит от согласованности, соответствия друг другу, совместимости, гармонии всех его составляющих монад. Если вспомнить аналогию с вышивкой, то в локальном поле подлинной художественной вышивки каждый её элемент служит общему впечатлению. Так же, что в вышивке, в живописи осуществляется в пространстве, в музыке — во времени, собственно, и в поэзии — также, хотя понятия пространства и времени в данном случае весьма условны. Поскольку здесь упомянуты и музыка и поэзия, хочу поделиться мыслью, мелькнувшей у меня вчера, когда я вспоминал стихи Пастернака. И в самых лучших его поэтических вещах — этого никак не скажешь о прозе "Доктора Живаго" — иные образы, слова при холодном рассмотрении кажутся случайными, чуть ли не неуместными, привлеченные в текст чуть ли не как наобум, наудачу, вроде без согласования с основным. Между тем, — можно представить себе фантастически, а, может, когда-нибудь и осуществимое — переложение как теперь перевод с языка на язык — этой поэзии на язык музыки, которая, заметим, для Пастернака была органической частью его души, его воспитания и одно время чуть не была призванием — и тогда, в такой "переведенной" с языка поэзии на язык музыки мы бы не ощутили ничего странного, только то, что это музыка — уже нового, двадцатого века... Следует обратить внимание на весьма существенный аспект проблемы "частей и целого": жизнестойкость и возможности "целого" по мере возрастания его одухотворенности всё более зависят от каждой "части" и особенно от наличия между ними множества "серебряных нитей". Эти нити соединяют каждый клочок вышивки с другим, каждый штрих произведения художника со всеми остальными, каждое слово поэмы со всей её сущностью, каждую ноту и её оттенок — с глубинными мыслями симфонии. Другое дело — насколько творцу удаётся воплотить такой идеал...

Доволен ли взыскательный художник? Двойная задача: найти такие "части", из которых получилось бы искомое "целое", и объединить эти части в совершенное творенье. Как удалось это Богу в каждый из дней творенья? Наверное, не без содействия Дьявола в ходе и впрямь идущих метаморфоз "проб и ошибок". Но — шаг за шагом дело шло к воплощению "души улья" каждой сущей монады — oт атома углерода и даже электрона, фотона и до человеческого сообщества. И с каждым шагом можно повторить, возрастала роль любой "части" — частицы, клетки живого организма, молекулы, органа чувств, элемента информации — в том, насколько "целое" вознесётся по иерархической лестнице духа, и станет неподвластно или не слишком подвластно всеразрушающей дьявольской силе.

И созданный "по образу и подобию" всетворящего духа человек, в общем, закономерно взлетевший при благоприятных обстоятельствах на достаточно высокую ступень духовного развития — уже сам начал вырабатывать духовные монады, но в основном "для внутреннего употребления", то есть для того, чтобы совершенствовалось "целое" — то, что входило в круг его семьи, племени, этнической группы.

Совместимость при условии...

Возможность сосуществования монад определяется, прежде всего, их совместимостью в пространстве и во времени. Скажем, атомы углерода совместимы друг с другом в виде сажи, графита или алмаза, теперь ещё одного синтезированного образования, возможно не последнего в этом ряду, но: или-или. Кристаллы полевого шпата, кварца, слюды, — образованные каждый в своём монадном варианте, повсеместно на Земле образуют гранит, вернее граниты — в зависимости от этих составляющих и некоторых других, их соотношения в общей, довольно универсальной структуре.

Гранитная скала на морском берегу... Много миллионов лет назад здесь столкнулась густая жидкая магма, горячей струёй вытекающая из недр планеты и покрывающий землю океан из мириадов рождающихся молекул воды. Остывающая магма образовала "твердь" гранита, а "хлябь" океанов и морей прильнула к впадинам на земной поверхности, поближе к могучему центру притяжения в самом центре слегка шероховатого шара. И постепенно наладилось сосуществование "тверди" и "хляби", но уже совместимых между собой, хотя море неизменно подтачивает гранитную скалу, как бы подтверждая, что "ничто не вечно под Луною", да и сама Луна, вероятно, тоже не вечна...

Несовместимость в пространстве и моря, и гранитной скалы, так же, как несовместимость во времени жидкой магмы и твёрдого гранита, или капли воды и снежинки из неё, — представляется нам таким же самоочевидным, как невозможность увидеть, разбив скорлупу только что снесенного курицей яйца, — прыгающего цыплёнка. И необратимость пейзажа нa морском берегу, невозможность возврата к тому положению, когда встретились "твердь" и "хлябь" столь же очевидна, как превращение цыпленка в только что снесенное курицей яйцо.

Но стоит ли повторять то, что не вызывает ни малейшего сомнения хоть одного здравомыслящего человека? Полагаю — стоит: если задаваться вопросами: "почему?" и "зачем?", предполагая, что иначе о сотворении мира, лучше сказать, о его существовании не могло бы быть и речи. Почему бы не предположить, что в этой вселенской круговерти монад подспудно действует принцип такого соотношения части и целого, монады, входящей в сигмонаду — по отношению к последней, когда эта монада способствует стабильности, жизнестойкости, выявлению потенциальных возможностей сигмонады — в большей или меньшей степени.

На эту, если можно так выразиться, воплощаемую идею — "работает" каждый электрон или протон в атоме, каждый атом в кристалле, каждый муравей в муравейнике, каждое звено в целлюлозной цепочке, и каждая такая цепочка в надмолекулярной структуре; каждая точка вышивки, и, кто знает, может быть, любая звезда в галактике, в Млечном пути, и, тем более, все планеты Солнечной системы; каждая составляющая того же гранита, металлического сплава, стекла. Причём в некоторых монадах просматривается та роль, которую может играть отдельная монада для всей сигмонадной системы: ещё один протон, электрон в атоме; ничтожная доля легирующей добавки в сплаве, микроэлементы в ходе развития живого оргaнизма. Возможно, благодаря этим малым монадам, подобно центрам кристаллизации, протягиваются по всей сигмонаде те "серебряные нити", что многое в ней определяют, а главное — её свойства, таким образом, реализуемые, может быть, нелишне добавить, — в стремлении восхождения на более высокую ступень организации, информационной ёмкости, духовности, если угодно.

 

С Гоббсом на дружеской ноге

С чего это вдруг Гоббс? Можно сказать — случайно: начал читать работу историка Янова о "русской идее", наткнулся на высказывание о том, что по мнению такого-то историка именно Гоббса можно считать одним из идейных вдохновителей конституции США, вспомнилось — ассоциативно — что имя Гоббса связано с его сочинением "Левиафан", как мне казалось, и возможно не совсем безосновательно — как некое чудовище-государство, в котором не должны быть несогласованности; и, тем более, несовместимости между органами-клетками-гражданами; и, по наработанной уже привычке, взял энциклопедию Брокгауза, где статьи пускай и могут быть отчасти субъективными, но уж вряд ли тенденциозными, и где можно почерпнуть сущность воззрений того или иного философа.

А, может, какая-то неведомая высшая и неведомая сигмонада направляющая, подсказывающая мелодию композитору, слова поэту, идеи философу, наконец избранным истинную веру во Всевышнего... Или иначе — любое имя, каждый второй, третий, десятый "замечательный человек" мог бы навести меня на размышления в поисках созвучных мне воззрений и мироощущения. И вот на моём пути Гоббс, который, кстати, рассуждал и о свободе воли, и мы об этом с ним ещё поспорим. В БСЭ-З представлены портреты тех, чьи фамилии стоят близко по алфавитному принципу. Композитор Глюк — кто не слышал хотя бы его знаменитой и столь высоко ценимой Львом Толстым арии из "Орфея в аду"? Украинские певцы — Дмитрий Гнатюк и Борис Гмыря — глядя на их небольшие фотопортреты, могу вспомнить, какими я видел их. И, глядя на портреты Гоббса, сдаётся мне — мы уже встречались с ним, стариком, который столько повидал в этом мире, и готов по-своему объяснять многое — даже ошибающемуся с его точки зрения Декарту.

Рожденный недоношенным и будучи "слабого здоровья", едва не отметил своё 92-летие. За свою долгую жизнь беседовал: с Френсисом Бэконом, Галилеем, Гaccенди, Кромвелем, королём Карлом вторым и, должно быть, с сотнями, если не тысячами других, имена которых затерялись в дeбpях истории; и я, будь современником Гоббса и живи в Европе, мог бы встретиться с ним и поговорить по душам. Но отчего Гоббс интересен для меня сегодня, и чем именно?

Из советской энциклопедии: "Гоббс создал первую законченную систему механистического материализма, соответствующего характеру и требованиям его времени". В той же энциклопедической статье приводится лестная для Гоббсa и как бы абсолютная в своей правоте — одного из "классиков марксизма" цитата, замечание: "... уничтожил теистические предрассудки бэконовского материализма". Как я понимаю, подобно Лапласу, Гоббс совершенно "не нуждался в этой гипотезе" — существовании Бога, и власть церкви былa для него лишь инструментом, контролирующим и направляющим моральное здоровье общества и отдельных личностей. Впрочем, об оптимальной организации нации у Гоббса — отдельно.

Основные положения философии Гоббса изложены в другой энциклопедической статье — у Брокгауза, и в старой книге по истории философии, дyмаетcя, и там, и там достаточно объективно. Мне представляется, что при нашей гипотетической беседе Томас-Фома Гоббс, наверное, подтвердил бы, что для него категория духовного, грубо говоря того, что нельзя ни пощупать, ни даже объяснить как следует естественно-научным языком — чужда, неприемлема, более того — нереальна. Пo Гоббсу "единственный предмет философии и науки — тело", и тут я мог бы с ним согласиться, если бы под телами понимать мои монады. "Всякое бытие есть тело, всякое явление — движение", — провозгласил Гоббс, и с этим нельзя не согласиться, хотя надо бы определить — что понимать под "движением".

Впрочем, сам Гоббс говорит об этом достаточно ясно: и наши чувства, и страдания, как он подчёркивает, — также разновидности "движения". Допустим, такое: некто нечаянно обжегся, почувствовал боль — от обожженного места взаправду пришёл в движение сигнал по нервной системе, и этот сигнал сработал — человек, предположим, тут же одёрнул руку от горячей сковородки. Но вот, глядя через некоторое время уже на остывшую сковородку, тот же пострадавший вспомнил, как обжегся, подумал, что ещё легко отделался, и — что в этих случаях впредь надо быть осмотрительнее. Какое жe "движение" при этом происходит у него в голове?

И тут у Гоббса есть ответ, разумеется, в более общем плане. Да, Гоббс сознаёт, что есть что-то, кроме представляемых им тел и движений, по крайней мере, у существ одушевлённых ( не об этом ли он говорил при встречах с Декартом?) — что-то, так сказать, сверх того, определяющее в конечном счёте и структуру "тел" и характер "движений", опять жe — пусть только у существ одушевленных или даже исключительно человека. По Гоббсу, дух, но это тоже своего рода "тело", только "тонкое". Ах, как доныне у многих — от "научных теологов", если таковых можно так именовать, и тибетских мудрецов, и Даниила Андреева и других — до завзятых "биополистов" спасительным якорем сделалось это "тонкое", "эфирное" и тому подобное — даже как матрёшка в нескольких слоях "тонкости" тело — по Гоббсу — недоступное нашим органам чувств, разве что избранным или особо тренированным...

Впрочем, для Гоббса в его представлении "механики" — и небесной и земной, господствовали представления о тяжести, силе, скорости, и вовсе неопределённо о полях — гравитационных, электромагнитных, биополях, субатомных, одним словом, монадных. Но принципы существования монад, их совместимости как основы стабильности, выживания, совершенствования — у Гоббса в моём понимании сходны с моими, только я начинаю с уровня микромира, а он, наоборот, со структуры общечеловеческой — государства. И определил, что "душа улья", то есть законы, по которым живёт держава и которым подчиняется каждый гражданин, должны быть достаточно либеральны, чтобы каждый мог реализовать свои возможности на благо и себе и обществу в максимальной степени, и достаточно жестки, чтобы эта свобода не ущемляла права и благополучие остальных.

Только что я прочёл замечательную статью, главным образом, об ужах, которые иной раз спокойно проживают в крестьянских домах, и их кормят кашей, которую кладут в миску. И вот однажды дети положили в миску горячую кашу, и уж, обжегшись, разбросал по избе содержимое миски. Но когда на завтра дали холодную кашу, уж повторил предыдущее "действие", очевидно, и его память, как и у человека, выстраивает оптимальную реакцию на испытанное. Относится ли подобное к человеческой истории, к принципам государственного устройства "по Гоббсу", на принципах демократии?.. Некоторые тенденции нового времени обнадёживают...

    Такая способность

Наивно поражаюсь тому, что даже те естествоиспытатели, философы, которые уже не принимали как догму мироустройство в силу мудрости Создателя — и только, — сознательно или бессознательно уходили от "почему". Возможно, Гоббса раздражала Аристотелева энтелехия, и отчасти этим объясняется его негативное отношение к этому античному философу, но — он, Гоббс ничего не предлагал и не хотел предложить взамен. Ну, почему идут механические часы? Понятно, даже ребёнку. И нынешнему школьнику понятен принцип кварцевых часов, разве что нельзя увидеть ту атомную "пружинку", благодаря которой эти часы идут безукоризненно точно.

Но механика микромира, квантовая механика — уже иного рода, и здесь, беру нa себя смелость заявить, что в понимании глубинных принципов и процессов природы нужен иной подход, не исключено, — монадный. Как хотите, но вынужден повторяться. Принцип "необходимого и достаточного", соотношения "частей" и "целого" — вне неопределённых по Гоббсу связей "тел" и "движений". Предлагаю вроде бы воскресшему философу ряд фактов, известных, возможно, и ему, и открытых сравнительно недавно — чем он всё это объяснит. "Необходимые и достаточные" электроны, протоны, нейтроны образуют стабильные атомы — как и почему эти элементарные частицы находят друг друга и включаются в единую орбиту, в устойчивую монаду? Так же: атомы углерода, водорода, кислорода — для целлюлозных цепочек — под руководством каких-то, да, "сил", таящихся в растениях — но какие "силы" привели к возникновению этих "сил"? И вообще как понять движущую силу эволюции живого на Земле? Вероятно, для всего этого необходимы были определённые предпосылки...

С ужасом представляю себе, что было бы, если бы изначальным монадам позволено было нарушать — может быть в скобках — монадные — законы бытия, чувствовать себя свободными на каждом шагу, образовывать тысячи всевозможных атомов — от псевдоводородных и супертрансурановых, так и сяк манипулировать создаваемыми полями, в общем, вносить в мироздание полную неразбериху, сумятицу и хаос... Нет, не для того Бог позволил монадам выходить из небытия — они шли в мир с твёрдой установкой: попробуйте организоваться так, чтобы "не пропадать поодиночке", как пел Окуджава, но — организовываться — в атомы, звёзды, галактики, а также и вообще — в такие сигмонады, что представляют значительные возможности появления новых свойств и тем самым свободы их реализации.

И ты, монада, склонная к самоутверждению, к выявлению или проявлению своего "я" всё-таки так или иначе соотносишься с родственными или враждебными, несовместимыми с тобой монадами, их полями, и всегда, постоянно будь начеку. Какой бы ты ни была, захватывай в себя лишь то, что в состоянии переварить, чтобы не лопнуть, то есть исключительно то, что обеспечивает надёжное бытие твоего "я", оберегает от происков Дьявола. Не гонись, если ты образуешь атом, за лишним электроном — не приведёт это к добру; и у гигантских звёзд есть свои пределы массы и энергии — лучше быть последней в своей галактике, да и галактики — собрали десяток миллионов разных звёзд — хватит; во вселенной есть и галактики сравнительно небольшие, и ничего — живут себе не один миллион лет, вроде не обижаются...

Живое же — yжe многое помнит, и, следовательно, многое знает, оно уже вышло из чисто материальных пелёнок, и вправе рассчитывать на такую самостоятельность, которая не приведёт к гибельному для неё злоупотреблению свободой действий. В судьбах звёзд нет места для жизни, подобно тому, как в судьбах пчелиных семей, управляемых "душой улья" не может быть восхождения к тому уровню духовности, на который вышли даже крысы. Цельная система звезды — поскольку это слово в последнее время прилагается к разного рода личностям и не только — речь идёт исключительно о небесных телах, итак в условиях звезды не предполагается развития той органической формы жизни, вплоть до разумной, хотя в варианте, что называется, на грани фантастики, можно допустить, что возможно образование и неорганической структуры, обладающей памятью, способностью редупликации и воспроизводства накопленной информации, даже обработки её в нужном, "монадном" направлении...

В этом отношении планетарная система куда перспективней, опять же, если принять как аксиому по Энгельсу, что "жизнь — есть форма существования белковых молекул", исключительно белковых и никаких других. Притом — лишь в благоприятных условиях Земли; возможно, намечаемая экспедиция на Марс обнаружит и там какие-то реликтовые формы жизни. Да, зарождение жизни на Земле стало возможным благодаря исключительному стечению обстоятельств, условий: необходимого и достаточного количества солнечных лучей; воды, растворившей множество солей; наличия доступных для жизнеобразования элементов и возможность получения информации от окружающих монадных полей.

И особенно нужно подчеркнуть, что во многом это происходило не случайно, по Опарину или вульгарному дарвинизму, но целенаправленно, по закономерности, столь же явной и очевидной, как закономерности образования атомов, молекул, кристаллов, звёзд и галактик, и сотен тысяч видов растений и животных.

Гоббс в Париже

Речь пойдёт о том же — совместимости. В муравейнике, как и всюду, где царит установленный в ходе эволюции "дух улья" — каждая особь совместима с муравейником, ульем, стаей, в которых к тому же устанавливается путём зачастую "выяснения отношений" определённая иерархия. А в человечестве "всё смешалось", как "в доме Облонских", когда добропорядочность и требовательность Долли оказалась несовместимой с легкомысленными проделками ее мужа Стивы. И никакой третейский суд — "душа" человеческого улья, мораль и совесть — столь неустойчивые, по-разному трактуемые законы Божеские и человеческие не в силах разрешить подобные, да и другие, в том числе кровавые конфликты.

В какой-то момент Гоббс оказался несовместим с родной Англией, он понял, лучше сказать, почуял это, и на всякий случай — подальше от возможных крупных неприятностей — мотанул в Париж, где не без пользы — и для себя, и для своих книг, и, в конечном счёте, для человечества пожил или прожил не один год. Но отчего книжник и не боец вовсе — Гоббс мог подвергаться опасности, скажем, со стороны приверженцев Кромвеля, с которым, кстати, впоследствии сблизился — лишь потому, что ранее был относительно неплохо принят при дворе Карла первого? Думается, не в этом дело. А в, я бы сказал, естественной оппозиции интеллекта. Культ силы, который по-видимому, доминировал на протяжении многих поколений становления прачеловеческих племен — с течением времени, полагаю, естественно трансформировался в культ структурной силы — воплощаемой в вожде, монархе, диктаторе и формируемой и, как своего рода центра кристаллизации, такой подавляющей системы, функция которой, может быть, в стабилизации общества, приведении всех её членов к обязательной совместимости.

Таким образом организованная структура гомо сапиенс, если и нуждалась в интеллектуальном развитии, то — поскольку это могло идти на её укрепление и усиление её влияния. По отношению к таким структурам их восприятие независимого и непокорного в плане духовного выражено точно — "гнали его свободный смелый дар". Гнали вон, как гонят подозрительного чужака, от которого неизвестно чего ждать. И не просто гонят, а "злобно", как озверевшая особа, которой мешают довольствоваться жизнью. И в этом плане у власть имущих в недемократических державах и впрямь звериное чутьё, куда более обостренное, чем чутьё гения относительно грозящей ему опасности.

Каково это чутье мы могли убедиться на примере идеологических деятелей большевиков — ЦК КПСС; ух, как они чуяли "чужака" — в Ахматовой, Капице, Зощенко, Булгакове, Шостаковиче, Лосеве, Василии Гроссмане, Викторе Некрасове, Пастернаке, Иосифе Бродском, хотя, надо заметить, пожалуй, никто из перечисленных никоим образом не боролся и не собирался бороться открыто или тайно с существующим режимом, даже страдая от него, но пытаясь как-то "совместиться". Отнюдь —несовместимо! Возможно, так же были несовместимы со своими "режимами" — Сократ, Шекспир, Данте, Пифагор, а уж в России — Радищев, Пушкин, Лермонтов, Чаадаев, Лев Толстой...

И — в какой-то степени Гоббс. Зато — оказал определённое влияние на философию позднейшего времени, и на разумение целесообразного общественного устройства, и на принципы той же конституции США, наверное, опосредовано, одним словом, по избитому выражению, внёс немалый вклад в сокровищницу философской мысли. И эту возможность — внести своё в генетическую духовную память человечества — творческая личность ощущает, наверное, столь же естественно, как и их косные антиподы своё "право сильного", и столь же обостренно, как последние их "чужесть"; сверхъестественным чутьем постигают — что именно может наилучшим образом в такую генетическую память человечества, "третью спираль" — запасть и оставаться как можно дольше.

И вот что способствует этому. Чем выше по Ин-духовности, сложности система, тем легче, охотнее, оперативнее она оперирует, если можно так выразиться, готовыми, уже сформированными "блоками" — надо или не надо ставить в данном случае кавычки? Белковые молекулы комбинируют не элементарные частицы, но нужные им атомы; живая клетка включает в себя и РНК, и те молекулы, что нужны для построения и налаженного производства необходимых ферментов; зародыш — направляет развитие своих клеток так, как предусмотрено в духовной монаде.

То же относится и к блокам, которые следует причислить к типу информационных. Не будем касаться тех, что действуют внутри живой монады — организма растения или животного, но, похоже, это всё-таки не однотипные гудочки, как в телефонном "занято", но своеобразная "азбука Морзе" — насколько горячо или холодно, болит или ноет, нормально или приятно, "можно есть", или "ой, как вкусно!", а что уж говорить об ощущениях тактильных, слуховых, зрительных при их прохождении через мозг... Но мы, кажется, уже вышли за пределы внутренней информации, координирующей работу собственно данного организма.

Движение мысли

В любой философской системе, впрочем, как в естественно-научных исследованиях и теориях, проблема причинно-следственной связи занимает первостепенное место. Но отчего проблема: ясно ведь — всё, что происходит, не беспричинно, может быть, нелишне усилить: абсолютно всё. И основной вопрос: а какова причина? Для Гоббса — просто движение тел, одно движение вызывает другое, и так далее. Но это — для биллиардных шаров или для спутников Юпитера, и то с оговорками. Но чем сложнее монада и чем неожиданнее, непонятнее, парадоксальнее очевидное "следствие", тем глубже уходит от нас в бездонную глубь бытия "причина".

Наткнулся — случайно? — на высказывание одного из учёных биологов в журнале "Знание — сила" в статье, посвященной кризису современной науки: "Экологи, биологи имеют дело с системами, где усилия почти каждого элемента направлены на то, чтобы система выжила как целое". Лучше и не скажешь, и это вполне соответствует тому, к чему я пришёл, правда, автор приведенной цитаты нацелил её на нынешнюю ( писалось несколько лет назад, году в 1998-ом ) общественную ситуацию в России, равнодушии её граждан к судьбам родины, но — да, верно, но требует отдельно рассмотрения, а я экстраполирую это положение не только на биологические системы, а на любые — будь то атом, молекула воды или, в каком-то смысле, может быть, и галактики.

Но как наука, которая, в общем, по-прежнему, исследует "тела" и "движения", включая даже поля — но лишь закономерности, определяющие их взаимодействие, отвечает на главные "почему?" А как и, главное, почему "душа улья" — атомного или звёздного, нe говоря уже о биологических системах, способна выбирать из всего монадного окружения и активно включать в свою систему именно те компоненты, пусть в сравнительно ничтожных количествах, да и информацию, ту, что способствует устойчивости системы? Грубо говоря, как узнаёт и откуда знает — что именно ей нужно, и что этот — атом железа, иода, бора — нужен такому-то органу, без которого или с которым — атомом — жизнь данной системы становится иной?

И вообще, наверное, задача науки — выявление законов природы — исключительно важная, но пришло понимание, что этого мало — придётся повторить — для понимания сущности миропорядка, обозначается кризис "западного", начиная с Пифагора, с "чисел", управляющих миром, представления о том, что движет вселенскими монадами — определяя жизнь каждой и всех вместе. И, в какой-то степени после размышлений о бытии, почуяв это, начал для себя шаг за шагом набрасывать разбросанные мысли...

Нелинейность

Если жизнестойкость системы зависит от каждого из монадных составляющих — в той или иной степени, то от чего вообще — свойства и поведение, судьбы системы в целом? В той же статье в журнале один из моментов кризиса современной науки учёные, преимущественно биологи, хотя среди них и представители точных наук, более "совершенно точных", чем биология — видят в том, что наука утратила один из своих краеугольных камней, как я понял — предсказуемость на основе известных эмпирических и переведенных наукой на "числа" наблюдений и, тем более, законов.

В самом деле — кто усомнится в том, что завтра Солнце появится на Востоке в точно определённое время, и очередное солнечное затмение также произойдёт в назначенный час? Школьные опыты многократно подтверждают справедливость физических и химических законов. Одним словом, выходит, что если известны причины, то при определённом уровне знаний можно с большей или меньшей точностью предвидеть и даже вычислить следствия — и качественно, и количественно. И краеугольный камень науки, как я понимаю, держал постулат уверенности в том, что абсолютное знание причин гарантирует ту же однозначность следствий, которая наблюдается в природе.

Однако — и в природе далеко не всё так просто и однозначно, "линейно". Монадная концепция, думается, объясняет в чём тут дело. Лучше — на примерах, уже имеющих место в этой рукописи. Учёные точно определили условия и вероятность образования атома углерода, и когда эти условия существуют, и вероятность вовлечения элементарных частиц в структуру данного атома достаточно высока, можно не сомневаться, что в недрах звезды станут рождаться эти углеродные атомы. Но, и вот в чём дело — вывести отсюда, что эти атомы сделаются основой "молекул жизни" никак невозможно, и даже сам Господь Бог, убедившись, что заложенная в духовную сущность монад способность и стремление к максимально возможной жизнестойкости монад и такой самоорганизации, которая это обеспечивает, а вдобавок дав вектор монадам к реализации возникающих свойств на создание сигмонад относительно высшего порядка, — убедившись, что на Земле всё это шаг за шагом реализуется оптимальным образом, одобрительно промолвил про себя — "хорошо!.."

А могло быть как-то иначе? Почему бы нет — при таком разнообразии видов и подвидов растений и животных. Определённые условия позволяли свободно реализовывать те скрытые возможности, не проявленные свойства, которые в их совокупности могут просматриваться лишь в идеальной духовной монаде, для которых, возможно и "нет закона", кроме вышеназванного общего. И тот "узелок", что развивается тогда, когда структура монады, чей приоритет всё-таки стабильность, не жертвуя ею, позволяет высвобождать доселе непроявленное.

И, если в неживых системах торжествовал механический или термодинамический подход, когда каждый шаг в метаморфозах монад или почти каждый диктовался исключительно безальтернативностью данной духовной монады — ни лишнего тебе электрона или протона — если хочешь жить вечно — атом это чувствовал как следует, но вынужден был соглашаться — после свинца хоть на какую-то жизнь, строго отмеренную, правда, может быть, не для всех этих нестабильных изотопов одного элемента одинаковую, со среднестатистической, как у людей, продолжительностью жизни...

Многомерная мозаика

В последнее время у меня обострилась — я бы назвал это так: интеллектуальная лихорадочность, впрочем, наверное, свойственная мне, и, может быть, не только мне, как говорится, с младых ногтей. Вытаскиваю ту или иную книгу из библиотечного ряда, открываю наудачу, или вдруг, порой ни с того, ни с сего, заинтересовавшись вспыхнувшим на горизонте понятием, словом, — доискиваюсь в энциклопедии, словаре — в чём тут суть, главное — суть, и не охватываю широко, а, может, нередко, и глубоко — спешу выразить к этому своё отношение — мысленно или на бумаге...

А сейчас рванулся записывать своё виденье многомерной мозаики — из синтеза образа мозаики, что мелькнул ранее в этой рукописи, и "серебряных нитей", едва ощутимо связывающих все души мира, и представление об индивидуальной душе человеческой. Так вот: во сне ли, где всё возможно, или в фантастическом произведении, где тоже необязательно согласование с наукой и техникой, — привиделось следующее. Нечто вроде экрана, но даже не объёмного, а воспринимаемого также вглубь, то есть все слои сразу, что для органа зрения вообще-то невозможно, и порой появляются сообщения о людях, видящих, например, внутренние органы живого человека похлеще рентгена, а в нашем варианте — одновременно — и рёбра, и сердце за ними, и лопатки, и кожу — на груди и на спине...

И всё это — в цвете, но опять-таки не застывшем, а живом, светящемся каждой точкой такой мозаики. Но одновременно перед нами и мультиэкран: вдруг на каких-то участках вырисовывается происходящее в Америке или полвека назад здесь, или в волчьем логове, или при охоте наших далёких предков на мамонта — ибо мозаика эта не только трёхмерна в пространстве, но и подвижна во времени. Но я, "духовной жаждою томим", стремлюсь как-то настроить эту мозаику — не пора ли взять это слово в данном контексте в кавычки? — таким образом, чтобы высвечивалось то, что сродни доставляющему радость от пищи, когда голоден; или — разделяемой, а, может, в определённом плане — неразделенной любви; услаждающей слух музыке; открывающимся красотам природы или живописи...

Но чёрт его знает — насколько зависит от тебя самого или Бог знает от чего — эта настройка, эта связь с теми "серебряными нитями" — держащими все элементы "мозаики" в оптимальном состоянии для связи с такими же нитями всего мира и выдачи "изображения" единого и целостного — ясного для себя и являющего такое же откровение для других. Вот ведь как можно представить душу таланта, гения! Но как настроен изначала Шекспир, Рембрандт, Лейбниц, Пушкин, Моцарт, Чехов — чтобы набраться из мироздания всего такого, из чего именно они могли бы создать чудесные образы такой "мозаики", картинок из неё, которые — и это, может быть, главное, — запросто вписывались в души тысяч, миллионов людей, подобно тому, как соединения углерода в тела растений, или опыт поколений животных — в гены, передаваемые по наследству...

Вспомним Моцарта — как ему в какой-то миг слышалась, по его признанию, вся симфония целиком; или лёгкость, с которой рождались шедевры Пушкинской лирики; рассказы Чехова, написанные "сходу"; ранние прозрения Эйнштейна; мир Лейбница — хотя был и труд, лучше сказать, работа души — непрерывная по самонастройке желанной, доставляющей внутреннее удовлетворение картинки "мозаики" — с "остановленным мгновением" — в искусстве, в науке. Но откуда "взыскательный художник" знает или чувствует, что в этот миг в "мозаике" наконец-то получилось желаемое? Да оттуда же, откуда узнала земляника, какой ей быть во веки веков; и соловей — какие трели ему петь; и бабочка — с каким рисунком на крыльях порхать. "Информационная жадность" — она присуща каждому, но не всегда усваивается как следует, бывает нередко и "не в коня корм"...

Вышивка, мозаика, частное, общее

В предыдущей главке я сгоряча взял образ необычной мозаики, сославшись на то, что обозначал ранее, но вспомнил, что ранее же говорилось не о мозаике, а о вышивке, выходит, память подвела? Или — правомерно привлекать и тот, и другой образ одновременно, по аналогии с электроном с корпоскулярным и волновым свойствами одновременно. Каждый элемент мозаики автономен, так сказать, самостоятельная монада, а в вышивке — нить связывает одноцветные клеточки, так пусть в нашем образе — и то, и другое.

Такой двойственный образ может быть отнесен и к живому организму — клеточная мозаика и взаимосвязь всех клеточек благодаря нервным и другим "ниточкам". То же можно сказать, например, о симфонии: ноты — "мозаика" с оттенками каждого музыкального инструмента и "вышивка" — тема, мелодия, проходящая через ткань симфонии. В последнее время я, можно сказать, внимательно и придирчиво присматриваюсь к своим снам. То есть, всё жe стоящее где-то на втором плане сознание порой во время сна подсказывает, что всё происходящее — во сне, и тогда мой внутренний взор начинает задаваться вопросом: а знакомо ли мне это лицо, это здание, этот пейзаж? Но главное — как всё подробно, исключительно детально видится. Я не умею рисовать, и никогда наяву не мог бы на полотне выразить нечто подобное, тем более, как я ясно представлял себе во сне, — никогда ничего похожего не вспоминая или даже не видя в жизни — ни многих из действующих, пусть эпизодических лиц сна, ни причудливой архитектуры, ни экзотических пейзажей. Если бы такое не повторялось, притом, когда я мог не отвлекаясь на наступившую явь, вспомнить сон, или внезапно просыпался ночью, помня увиденное во сне, то скептически отнёсся бы к изложенному. Так из чего же складывалась, откуда возникла эта вышивка-мозаика воображения? По каким законам рождаются картины сна? Интересно и то, что в самых невероятных ситуациях и комбинациях реального и ирреального во сне, общая картина — цельна, как у Сальвадора Дали, и едина в своей цельности, так же, как едина земляника — и корнями своими, и листьями, и ягодами; или попугай вплоть до каждого пёрышка во всём многоцветье.

Так реализуется свобода, когда в каждое мгновенье возникает новая "вышивка-мозаика", накладываемая, нанизываемая, связываемая с предыдущей — в неком и реальном, и духовном пространстве. Свобода, которая на разных уровнях оборачивается рождением атома, молекулы — той или иной, но только такой: или воды, или целлюлозы. И чем сложнее монада, система, тем больше вариантов, но снова-таки — только такой может быть земляника, хотя по ходу эволюции, может быть, возникали и отбрасывались нежизнеспособные или недостаточно отвечающие идеальной духовной монаде варианты.

Как это передаётся

Эмбрион высших животных, и человека, в том числе в ходе внутриутробного развития за сравнительно короткий срок проходит стадии эволюции — от рыб до млекопитающих — на которые природе понадобились сотни миллионов лет. А как живо строится и определяется в своём назначении каждая клетка организма, и вступивший в жизнь младенец овладевает богатством языка, и рисует неплохо, по-своему, хотя никто его этому не учил...

Крыса в лабиринте — у выхода, она это знает — её ждёт приманка, лакомство, нo — нужно пройти лабиринт, и побыстрей, это всегда верней, когда впереди ждёт вожделенное. Потыкалась в тупики, и наконец — выбралась наружу — получай кусок сала!.. И — снова впускают в тот жe лабиринт, но на этот раз память помогает пройти его вдвое быстрей. Это — пример из самых простых. С того момента, когда живое обрело способность запоминать и передавать это по наследству, как программу направления жизненного пути особи — "жизненный опыт" организма разнообразится, приобретает новые очертания, проходит в ускоренном режиме, на примере восхождения по иерархической лестнице сложности и духовной насыщенности представителей животного мира.

Подобно тому, как построение целлюлозной цепочки передаётся, наверное, от звена к звену, и по стволу дерева, по ветке — к каждому листику — каким ему быть, — опыт существования живого передаётся генетически, и, как выше говорилось, и "третьей спиралью" — такого рода генетической памятью человечества. С тою разницей, что "на древе человечества высоком", как писал Тютчев памяти Гёте, — различаются и ветви, и веточки, и листья — в чём-то один от другого при каких-то общих очертаниях и свойствах. И, так жe, как к просто листьям доходят из глубин земных вытягиваемые корнями необходимые для жизнедеятельности питательные вещества, и поглощаются ими солнечные лучи, к людям через "серебряные нити" приходит формирующее дух.

Приходит из глубины "души дерева" — от тех же соседних или дальних "листьев" — с тем, чтобы и после увядания неизбежной осенью или смены даже у вечнозелёных — в "третьей спирали" оставалось то, что способствует закреплению человеческих монад на высоких ступеньках духовной лестницы.

Прежде всего, это — миф. В нём выкристаллизовывалось то из прошлого, из жизни предков, что и доходчиво, и по-новому — для начального момента, как откровение, и в образной форме наиболее хорошо усваивалось душами единоплеменников. Впрочем, порой так же принималось и другими народами, как античная мифология, Библия, учение Будды.

И, поскольку каждый соавтор мифа — элемент "мозаики", "вышивки", живая клеточка общественного организма с момента рождения включен в эту структуру и обязан "работать" на неё, причём с максимально-возможной отдачей — при полученной степени свободы, пропорционально ей, и творчество тех, чьи имена не раз звучали на предыдущих страницах, подчиняется этому — сформировать такую духовную молекулу, которая была бы наиболее "питательна" духовно для тех, кому предназначена; понятно, у гения — для очень многих.

Допустим, так мы ответили на вопрос "почему?" — почему человек творит, каковы к этому побудительные силы, хотя, честно признаться, это далеко не научное доказательство, а предположение, благо по эту сторону мистики, как мне кажется. Но — как связывают его, творящего — с миром, с людьми, с их потаёнными духовными потребностями, и не только духовными — "серебряные нити", и каким образом его душа "знает" — что нужно теперь душе его племени, народа, человечества — здесь громадное поле для домысла или, лучше сказать, для фантазии. Ну, что ж, не привыкать размышлять и по законам этого жанра, что, думается, в большей или меньшей степени делают пишущие, рисующие, сочиняющие музыку. И — даже моделирующие природные процессы по-научному, в формулах, в "числах"...

Теперь попробуем резюмировать предыдущее, сжато сформулировать выводы из высказанного. Монадная структура не совпадает с обычным представлением о структуре объекта в материально-энергетически-пространственно-временных категориях. Сигмонадой по отношению к составляющим её монадам может быть, например, атом или, возможно, протон, даже электрон; молекул — вода или РНК; бронзовый сплав или стекло — неважно в форме оконного или вазы; телевизор, компьютер с любыми приставками или без них; солнечная система, Млечный путь или включающая его Галактика; кустик земляники; земляничная поляна; улей, город, народ...

По аналогии с законами Ньютона каждая монада существует по инерции неизменной — в неизменных условиях. И при взаимодействии монад, образовании ими единой — по разным условным критериям — структуры, монады, сигмонады — по принципу самоорганизации, стремящейся опять-таки к максимально-возможной инерциальности, устойчивости при неизменных условиях внешних. При этом должен соблюдаться принцип совместимости всех составляющих монады, но такая совместимость предполагает не только пассивное непротиводействие стабильности общей структуры, нo, напротив, в той или иной степени способствует жизнестойкости общей монады, сигмонады. В противном случае возникает нестабильность, и Дьявол — разумеется, в переносном смысле, как ранее мы обозначили эту разрушающую силу — тотчас начинает осуществлять свою миссию.

Но лишь отчасти ведомо, верней, лишь в моделях-"числах" наука определяет, что объединяет более простые монады в более сложные системы, структуры — какие силы — тяготения, внутриатомные, действующие в кристаллах и так далее, и отчего избирательно — по каким законам — те или иные "низшие" монады включаются избирательно в "высшие", благодаря чему эти "высшие" сигмонады приобретают новые свойства.

Рождение этих свойств — и есть проявление той свободы, которая уже таким образом реализовалась, и может быть реализована монадой в её направленности к сотворению, вместе с другими монадами, сигмонады — большей информационной насыщенности, ёмкости, духовности, и, соответственно, большей возможности проявления свободы в том же смысле — реализации свойств.

Принципиально новое живого — это пульсирующая стабильность — поколений данного вида, целиком организованных каждый по "образу" той духовной монады, которая предполагает оптимальную структуру во всех деталях, лучше сказать, основных положениях в пространстве и во времени при не нарушающих жизнеустойчивость проявлениях свободы действий, поведения, изменений данной структуры, даже её трансформации в монаду высшего порядка. При усложнении, информационном насыщении и, следовательно, многостороннем развитии связей между составляющими монады, особенно в живых организмах, возрастает, так сказать, участие каждой составляющей, вклад её в общее благополучие, стабильность, и — проявления свободы во имя восхождения на более высокую ступень — без расшифровки — духовности.

Наиболее ярко это последнее, вернее, всё вместе — и взаимосвязь между монадами-людьми, и взаимовлияние и особенно развитие духовных опор существования в условиях резко возросшей свободы при неустанно подстерегающем Дьяволе — вызывают к проявлению творческую силу, рождающую что-либо объединяющее людей, связывающее их этим общим, отвечающим "образу" высшей духовной монады, которая, в свою очередь, является идеалом жизнестойкости племени, народа, государства, если угодно — человечества в целом. И "душа монады" — в чём в конечном счёте непознанное окончательно вытесняет мистическое — "диктует" творцу его творенья — способствующие благоприятному существованию сигмонады, более того, её восхождению.

В этой связи, точнее, в этом контексте способности человека, талант, гений, в определённой мере и характер — нацелены изначала определённым образом. Самое сложное в выявлении того, каким образом — эта связь между самоутверждением монады-личности, индивида и его ролью в таком самоутверждении — или, что также не противоречит сущности монадологии — дьявольского разрешения той монады, в которую он входит, как в её самоутверждение — в смысле жизнестойкости и подъёма, восхождения в иерархии духовности. Кажущийся парадокс — чем свободнее творец, тем менее он принадлежит себе. Но, чувствую, залезаю в область вовсе бездоказательную "по науке". Но, собственно, доказать, что Пушкин — гений, Гитлер — мерзавец, Спиноза — мудрец, а также, что Бог есть или его нет — "по науке" тоже никак невозможно. Как говорится, тонкая материя, притом настолько тонкая, что и неощутима или слабо ощутима для многих, и несколько сильней — для избранных.

Нет, я не отношу себя к их числу — скорее это люди, упражняющиеся в медитации, склонные и самопогружению, иррационально мыслящие или пересказывающие свои мысли метафорически, образно, притчами и музыкой — не обязательно той, что посредством звуков, нот. Фундамент своего мыслительного здания я пытаюсь строить на логических конструкциях — из железобетонных блоков, когда стальные стержни — рациональная мысль, а примеры — цементное заполнение, и эта конструкция должна образовать крепкий фундамент и стены, а чем выше я стану возводить этажи, тем причудливей архитектура и интерьер, но надёжный фундамент, надеюсь, обеспечит устойчивость. Ах, как много хотелось бы построить — чуть ли не вавилонскую башню, которая достигала бы головокружительных высот духа...

http://g-filanovskiy.narod.ru