Грамотность Петрушки

Самый неоценённый герой русской литературы – пожалуй, гоголевский Петрушка. Слуга Чичикова, второстепенный персонаж поэмы "Мёртвые души". Петрушка, как известно всем, любил читать. Он испытывал искреннюю любовь к слову. Он читал не затем, чтобы узнать новое, получить удовольствие от красоты или бойкости слога, и даже не провести время. Он наслаждался процессом, как таковым: вот они, буквы – складываются в слова, а слова в предложения. Петрушка упивался материалом. Люблю Петрушку. Он брат мой по духу и по восприятию текста.

Есть множество путей добиться грамотности. Как опытные люди сведущи в способах добиться взаимности женщины и охотно рассказывают о своих "секретах" (над которыми так потешаются сами женщины), так и грамотеи приведут немало примеров того, как нужно добиваться взаимности "чёрного ящика", то есть языка. Lingua – слово женского рода. По-моему, это о многом говорит.

Я вырос на тех книгах, которые мой отец приносил раз в месяц из библиотеки автопредприятия, где работал водителем. В основном это были исторические романы. Не думаю, что они находили много читателей среди других водителей. Из толстых томов я почерпнул добрую толику слов, которые по сей день не знаю как произносятся. В моём окружении эти слова не звучали, а в книгах, увы, не ставят знак ударения. Так, например, лет до двенадцати я был уверен, что в слове "римляне" второй слог ударный. Пока добрые люди не указали на ошибку. Кстати, уже много позже я подумал: а ведь "неправильное" произношение на самом деле куда ближе к оригиналу, чем литературное: романский… ромеи.

Но я увлёкся. Итак, о грамотности. Полюбившиеся книги я переписывал в тетрадку. Была такая общая тетрадь в клеточку. И я печатными буквами – как в книге! – переносил в неё кое-какие рассказы Джека Лондона и О. Генри. С абзацами, с "красной" строкой. Вот, помню точно, "Мексиканец" переписал. И "Кусок мяса", кажется. Из О. Генри – "Дороги, которые мы выбираем". Вы спросите, зачем. Ну, во-первых, это сегодня можно купить или скачать из Интернета любую книгу, или почти любую. А в те годы было такое слово "дефицит", и хорошая книга считалась дефицитом. А во-вторых, мне просто нравился сам процесс переписывания.

Задним числом, думаю: вот так, на элементарном уровне, выписывая каждую запятую, выводя безударные гласные в трудных словах, я нарабатывал ту механическую грамотность, которой теперь, худо-бедно, обладаю. Впрочем, способ далеко не нов. Так обучали ещё в школах писцов Древнего Египта и Междуречья. На берегах Хапи переписывали "Странствия Синухе", на глиняных холмах Урука – "Сказание о Гильгамеше". Не новый способ, и, наверное, не оптимальный. Как я уже сказал в самом начале, есть множество других. Просто этот – единственный, в эффективности которого я смог убедиться лично. На собственном опыте.

В глубокую старину, когда ещё существовала устная традиция передачи, например, Вед, забвение одного слова приравнивалось к убийству. И каралось смертью. Сегодня, бывает, слушаешь… и думаешь: скольких же ты, браток, положил за считаные минуты… покрошил в капусту... потоптал тяжёлой конницей незнания и глупой самонадеянности.

Опустели глиняные холмы. Ушла в прошлое э-дубба. Ушла и славная традиция переписывания. Вот только я, согнувшись над табличкой, стирая стилос, по-прежнему переписываю свой текст. Вернее, не переписываю – воспроизвожу с образца. Под строгим надзором Господина Старшего Писца.