Синяя тетрадь

Скорее она была светло-сиреневого цвета. Но Леся была еще мала, в школу не ходила, и в коробочке ее цветных карандашей (а их всего было шесть) сиреневого не было, а только – синий. Да и сирень поблизости нигде росла, поэтому ее цвет Лесе был незнаком.
Мама девочки работала учительницей, сестра Варя училась  у нее – была первоклассницей.
Братик Ваня сладко посапывал в своей кроватке-качке, баба Луша пошла за водой на дальний колодец, где вода была мягкая. Леся сидела за столом и, высунув от усердия язычок, рисовала дом, деревья, маму, папу, сестру, бабушку – всю свою семью. Мама давала для рисования старые ученические тетради  - альбомов в пору Лесного детства не достать было. В шестидесятый год двадцатого столетия на все был дефицит. Люди еще помнили сталинские времена, новые «оттепельные» были тоже нелегкими. Люди не понимали и не принимали кукурузный хлеб – даже такой не у каждого был на столе.
Леся рисовала свои незамысловатые картинки в старенькой тетради семилетней давности – на обложке красовался портрет вождя всех стран и народов.
Нарисовав все, что хотела, девочка закрыла тетрадку и увидела портрет, на который она поначалу не обратила внимания. А то, что усатый дяденька не очень хороший человек – это она слышала от взрослых, разговаривающих о нем шепотом. Она не понимала, что такое «культ личности», думала, что «культя» - это как у дедушки Ивана рука,  простреленная на войне. «Культя на личности дяди» - это его усы, что ли? «Я их сейчас зарисую», - сказала себе Леся и стала химическим карандашом размалевывать портрет Сталина. Кроме усов, появились борода, рога, большие страшные глаза, длинные уши…
- Что, злой дядя, получил? – нанося последний штрих на своей работе, сказала портрету девочка. Вскоре пришла бабушка, посуетилась возле печи и позвала внучку покушать. После обеда девочка заснула.
… Вечером вся семья собралась за большим столом.
- Мам, пап, посмотрите, что я нарисовала, - решила похвастаться своими творениями Леся.
Но родители не успели разглядеть ее цветные рисунки – они застыли, увидев обложку тетради.
- Доченька, ты что наделала? – шепотом спросила мама. – Разве можно дядю так разрисовывать?
- Я слышала, как вы говорили, что он плохой…
Родители молча переглянулись…
- Леся, - обратилась мама ласково к дочери, - смотри, про это никому не рассказывай. – И про дядю усатого, и про тетрадку, - добавил отец, - а то нас с мамой в тюрьму за это посадят, из дома увезут, и останетесь вы одни с бабой Лушей.
Девочка перепугалась не на шутку. От страшных слов «тюрьма» и «одни останетесь» она заплакала. «Тюрьма» в ее понимании была темным нехорошим местом, где били хороших людей. И там могут оказаться ее любимые мама с папой. И из-за кого? Из-за нее, нехорошей девочки, которая испортила портрет на тетради. Она обещала родителям, что никому про дядю не расскажет, про разговоры о нем тоже. Старшая сестра также пообещала забыть этот случай.
На другой день родители ушли на работу Варя поспешила в школу. Она любила быть самостоятельной, и, чтобы не казаться  малышкой, торопилась выйти из дома раньше мамы – своей учительницы. В школе называла ее только по имени-отчеству: Любовь Сидоровна. Дождавшись, когда угомонится братик, а бабушка займется делами во дворе, Леся решила спрятать злополучную синюю тетрадь. Куда? А в подпол! Там темно, там ее никто не найдет.
С трудом открыв крышку люка и, зажав тетрадку в левой руке, Леся, превозмогая страх, стала спускаться по деревянной лестнице в темный душный подпол. По углам висела паутина, а в ней – пауки, которых девочка страшно боялась. Она постояла некоторое время, дрожа всем существом. Хотелось обратно – от пауков, от темноты! Но страх за родителей был сильнее и пауков, и темноты. Леся осторожно пошла наощупь, вскарабкалась на кучу картошки – так было легче достать до завалинки. Тетрадку девочка решила закопать в земле. Неумело своими тонкими пальчиками ковыряла она завалинку.
- Схороню тетрадку и никто ее не отыщет, - бормотала Леся. – Никто меня не видит, куда я ее прячу, а я никому не скажу.
Долго копошилась, заваливая землей непослушную тетрадку, у которой был виден то один, то другой конец.
- Ну все! – похлопала она ладошкой по тетрадкиной «могилке». – Не найдут тебя. И скатилась с кучи – страха стало меньше, да и глаза привыкли к темноте. Из подпола выходила более уверенно. Закрыла люк, помыла руки  мылом.
Вечером о тетради никто не вспомнил, у родителей было много других забот, и они, наверное, забыли про вчерашний случай. Варвара, придя из школы, бросила сумку с книгами и тетрадками, наскоро пообедала и убежала на улицу.
Помнила о тетради только Леся. Она боялась, как бы не приехали дяденьки-милиционеры за папой и мамой. Вдруг полезут в подпол, а тетрадка еще «жива»?
Летом, когда в подполе было уже пусто, девочка пришла проверить, как там тетрадка. Спустилась опять в темноту. С трудом дотащив лестницу, приставила ее к завалинке, взобралась по ней и пошарила руками в том месте, где должна быть «могилка» синей тетрадки – ничего. Потыкала пальчиками дальше – тоже ничего. Тетрадь исчезла.
В течение лета девочка еще не раз спускалась в подпол, чтобы убедиться, что тетради с портретом действительно уже нет. Не могла понять, куда она делась? Даже ветхого листочка от нее не осталось…
А так как домашние давно ничего не помнили про случай с портретом вождя, то и Леся вскоре успокоилась, а потом вообще забыла про тетрадь.
И, только повзрослев и вспомнив про неё,поняла, что, когда родители очищали подпол от остатков картошки, увидели неумело замаскированную тетрадь и, видимо, сожгли ее.
Леся выросла, стала учительницей, как ее мама. Только на тетрадках Лесиных учеников не было уже ничьих портретов – ни прошлых, ни нынешних вождей.
Тетради были синие, из хорошей бумаги. Внутри – белые разлинованные листы. Очень нравилось молодой учительнице проверять по вечерам тетрадки. С особым удовольствием выводила на полях «4» и «5».