Мартовское...

Снег  почти растаял на южных склонах крутого берега реки…  А ведь только начало марта, для Сибири ещё зима не закончилась. Гуляю со своими таксами вдоль обрывистого берега и любуюсь пейзажами и натюрмортами. Пейзажи складываются из чудесных панорам речного изгиба, расстеленного снежного поля на другом берегу, золотящихся стволов чешуйчатокорых сосен на этом берегу. Натюрморты не столь изысканны и состоят в основном из остатков трапез и кострищ, иногда в натюрморт вклинивается групповой портрет участников пикничка… Таксы разнюхивают возможность перекусить за компанию на свежем воздухе, отдыхающие приветствуют нас весёлыми улыбками, стаканчики хрустят под ногами, кажется, что цивилизация клонится к упадку…
А клонится солнце к закату,  тени становятся длинными и пронзительно-синими. Кобальт синий – так называется цвет твоих глаз…  Металлическое слово никак не может описать оттенок бездонного взгляда, от твоих глаз разбегаются к вискам лучики… Мартовский снег, наметённый в душу твоим молчанием, тает от лучиков, от одной улыбки. Кобальт синий – через годы я слышу голос преподавателя художественной школы, поясняющей, как нужно правильно прописывать тени на снегу. Меня всегда смешит слово «прописывать», мне не хочется заниматься живописью, потому что март, потому что снег стал рыхлым, а тени на нём пронзительно-синими… Я думаю о том, куда завтра пойти после школы вместо художки, и посмотрит ли на меня Славка, сидящий в этой четверти позади меня… Медленно выползаю из-за мольберта, стараясь не привлекать внимание лишним стуком, тихонечко выхожу из класса и занимаю любимое место в фойе между громоздким шкафом с работами и гипсовой головой Аполлона. Аполлону, в общем-то, всё равно, хочу я заниматься живописью или нет, поэтому я его уважаю. Я мечтаю, прячась за шкафом, о будущем, о весне, о всякой ерунде – что ещё может прийти в голову мартовским днём…
Спустя тридцать лет я смотрю в гипсовые глаза Аполлона, сидя перед родительским собранием в том же самом фойе. Шкаф давно выброшен, нет моего убежища, а память, как сгусток жизненной энергии, тянет меня в то чудесное безмятежное время и я понимаю:  счастье – это здесь и сейчас… Тогда я счастлива была мартом, и сейчас март наполнил душу тенями на снегу цвета кобальта.
Гжельские тени от деревьев сплелись в замысловатый узор, вытягиваясь от закатного солнца… Чёртов лыжник вывернул из-за сосен и бодро промахал палочками мимо нас. Таксы затеяли разноголосую гонку преследования, и я бегу уже практически полкилометра с криками: «Мужчина, остановитесь пожалуйста, я заберу собак»… Жилистый дед, похоже, глух, как пень.  С трудом нагнав вспомнившего молодость и нормы ГТО лыжника-ветерана, наспех принеся извинения за множественность слов и их сочетаний в адрес всей компании, цепляю поводки на свою стаю и спускаюсь на берег реки, подальше от лыжников, велосипедистов и лошадей…. Элегическое настроение развеялось на бегу, сосны остались наверху, над обрывом, а здесь тишина, старые берёзы и какие-то сухие тростники. От берёз светло, закат добавляет в палитру золотистую акварель, тропинка извивается между белоствольем, а вот кобальта здесь не видно. Снег рыхлый, слегка потемневший от мартовского солнца и рассыпавшийся от него же на крупинки… Скоро, совсем скоро исчезнет снег, напитает собой оживающую землю, возродит молодую траву и стареющие берёзы. Стрелки на циферблате жизни опишут ещё один полный круг и замкнут год от возрождения до возрождения.
А тени на снегу цвета кобальта замечены мной только в марте…  Как начало возрождения, начало нового круга, начало новой жизни – цвет твоих глаз…