Маня

      Вот уже десятый день Маня засыпала  и просыпалась под стук колес поезда. «Так-так-так», - стучали колеса, «так-так-так», - повторяла Маня. Может, так, а,  может, и не так? Может, напрасно она одна возвращается в Брянск? Куда, зачем, кто ее ждет?  Куда?  Домой. Зачем? Затем, что дом брошен, мало ли что может случиться. Кто ее ждет? Никто не ждет.

     Когда в сентябре 1943 года Брянск освободили от оккупации, сестра  решила отправить Маню домой, одну, сама она с братом не имела права уехать, так как работали они на оборонном предприятии.
     Под непрестанный стук колес Маня вспоминала, как они ехали на Урал , она, сестра с ребенком и два старших брата.     Ехали долго, сначала в теплушках, в каких возили  солдат, потом в пассажирских вагонах. Бывало, что сутками стояли на промежуточных станциях, пропускали поезда, идущие на фронт. Но еды с собой было достаточно: порезали всех кур домашних, картошка,  другие овощи. Да и настроение было оптимистичным, думали, что ненадолго, что скоро разобьют немцев и война кончится.

      Уже с Урала забрали на фронт среднего брата Алексея. Уходя на войну, он обещал Мане, что когда вернется с войны домой, то заберет ее и будут они жить вместе.
   - Ты не горюй, Кузеленок, я тебя никому не отдам, - говорил он. Домой Лешка  не вернулся.
В шесть лет Маня осталась без  родителей. Сначала умер отец, а через год и мама. 

       На Урале ей понравилось. Столько всего было нового, неизведанного. Вместе с другими детьми она ходила в лес за грибами и ягодами, облазила все горы, все пещеры, зимой катались с гор на салазках. Однажды встретились с дезертирами, убегая от них, заблудились, попали в башкирскую деревню и только к вечеру вернулись домой.

       Но беззаботное детство очень скоро кончилось. В двенадцать лет  Маня пошла работать на завод. Она набивала песком опоки для отливки деталей для пушек. Плотно-плотно утрамбовывала ступкой песок в ящике, не дай Бог, получится брак и по ее вине не будет сделана пушка, а значит нескоро еще победит наша Армия. Ну, вот работа и сделана, скоро обеденный перерыв.
  -  Манечка, - зовет ее мастер, добрый дядя Сеня, - Манечка, иди и  испеки нам картошку.
Все отдают ей свои картошины, и она зарывает их в горячий песок, переворачивает, как бы не подгорели. Потом каждый выделяет  Мане по две картошки, они такие горячие, что обжигают руки.  Маня перекладывает их в подол платьица, и бежит через заводской двор в соседний цех к старшему брату.
   -  Петя, Петенька, я картошку принесла, ешь, пока горяченькая. – они садятся на пустые ящики и едят картошку. Петя сутками не выходит с завода.

    Семь месяцев Маня отработала на «Арсенале», а потом освободили Брянск. И вот Маня едет домой. Куда, зачем, кто ее там ждет?

    Поезд прибыл в Брянск рано утром. Пешком, почти через весь город, она пошла к своему дому. Маня не думала о том, как она одна будет ночевать  в пустом доме,  на что будет жить, когда кончатся деньги, выданные ей сестрой. Она просто шла, смотрела  и не узнавала родной город. Разрушенные после бомбежек дома, разбитые окна, такого на Урале не было. Но настоящий ужас охватил ее, когда она увидела торчащую вверх печную трубу – это все, что осталось от их дома.
   -  Это не наш дом, я ошиблась, - мелькнуло в голове у Мани.   Нет, не ошиблась, нет больше их дома с голубыми наличниками, нет сарайчика, где жили куры, нет лавочки во дворе, нет ни одной сохранившейся деревяшки, нет дикого винограда, росшего с южной стороны дома,  даже пепелища нет, все смыто дождями и развеяно ветром. Место, где был небольшой огородик, заросло мать-и-мачехой. Маня даже не могла заплакать, просто стояла онемевшая от ужаса.
    
     Что же делать?  Маня взяла свой чемоданчик и  побрела прочь от своего бывшего дома, надо пробираться   в деревню к  сестре Нюре.  Решила, что пойдет на базар, куда приезжали тигановцы  торговать , с ними и уехать в деревню.

    Проходя через центр города, не удержалась, и полезла в развалины пятиэтажного дома, так хотелось хоть одного ненавистного фашиста увидеть своими глазами. Что тут скажешь, ребенок есть ребенок, хоть и считала Маня себя уже взрослой в неполные тринадцать лет.

     Никого из деревенских Маня не знала, но ее  сразу узнали.
    - Ой, никак ты Палехиных девка? Похожа-то  как, – спросила одна женщина. С ней Маня и уехала в деревню.

     Потом болела малярией, потом работала в колхозе, потом скиталась по чужим людям и по чужим домам. О-хо-хо, сколько горя хлебнула. А потом выросла, вышла замуж, а потом родила меня.