Самострел
Тогда их называли поджиг, потом много позже самопал, самострел. Так вот, я его смастерил сам из нехитрого подручного материала. Вырезал деревянную ручку, очень удобную, ну прямо как у настоящего нагана, сверху прикрепил металлическую трубку, в которой предварительно сплющил один конец и проделал сверлом малюсенькую дырочку, изолентой примотал спички серной головкой к маленькому отверстию. У товарища разжился самого настоящего пороха. Отдал ему за спичечный коробок этого сокровища все имеющиеся у меня марки. Широко открыв от усердия рот, стараясь не просыпать довольно большое количество пороха, определил в ствол своего оружия. А чтобы не высыпалось, затолкал в ствол, при помощи заранее приготовленной палочки, пыж из бумаги, сверху засунул мелкие кусочки свинца - это самодельная дробь. Сверху всего этого воткнул маленький кусочек ваты, по моему мнению, он не должен дать дроби высыпаться, но и не будет мешать ее полету.
Отмерив десять шагов, я установил на небольшой бугорок заранее приготовленную мишень. Это обыкновенная стеклянная бутылка из-под лимонада. Отхожу, целюсь, и вдруг испытываю беспокойство, что с такого расстояния могу не попасть.
Отсчитываю пять шагов, оружие при этом бережно прижимаю к груди рукой. Отхожу назад, пристроив оружие на импровизированном бруствере, пытаюсь зажечь спичку об коробок. Руки от волнения слегка дрожат предательской дрожью. Но я полон решимости и уже предвкушаю этот восторг от выстрела и вдребезги разбившейся бутылки. Одна, вторая спички ломаются. И вот он, долгожданный огонь! Бережно несу его к самострелу.
Что это? Огромная, ужасно огромная тень накрывает меня. Все волшебство и таинственность пропадают, остается только липкий страх. Надо мной возвышается дядя Коля, брат моей мамы. Он очень взрослый и сейчас очень сердит. Спичка уже давно потухла, коробок перекочевал в его карман, мое с такой любовью сделанное оружие смотрится нелепо в его огромных руках. А потом он так же молча уходит, не обронив ни слова, ну, конечно же, забрав мой прекрасный самострел. Только что я был на гребне блаженства, а сейчас: липкие ладони, теребящие подол курточки, страх перед возможным гневом родителей, горечь постигшей неудачи.
Я не помню, сколько мне было лет, может семь, а может восемь, да и не столь это важно. Но очень хорошо помню себя, того малого, несмышленого. И, несмотря на то, что дядя Коля ничего не сказал моим родителям, я был очень зол на него и очень долго таил обиду.
Теперь, много лет спустя, уже сам, став взрослым, понимаю, что он поступил правильно, может даже, оградил меня от увечья. Понимаю, сознаю, и прежняя обида давно уступила место большой и искренней благодарности. Вот так все со временем меняется, кто бы мог подумать тогда, что я не раз мысленно скажу ему большое спасибо.
P./S. Рисунок автора.
Свидетельство о публикации №212031001940