Их жизнь. В краю голубых озёр. Книга 3. Часть 9

               
     Робка сразу же пошёл к комбату. Иноземцев, за последнее время, изрядно подзабыл о его проступке, тем более, что "стариковская" бригада, которой очень пригодился Робкин опыт в строительстве, уже успела построить один капонир  для укрытия боевой техники при атомном взрыве, впереди ещё предстояло построить два.
     Командовал официально этой бригадой офицер, но он занимался доставкой на объект щебёнки, угольного шлака, цемента. И, фактически, этой бригадой командовал Робка.
   - Товарищ майор! Моя Людмила прислала телеграмму, что приезжает 14 августа...
   - Я рад за тебя! - Сказал Иноземцев. - Ты же знаешь, что я разрешаю приезжать в гости жёнам солдат и сержантов... А твоя жена у нас на особом счету, только у вас была солдатская свадьба в нашем батальоне.
   - А квартира? - Спросил Робка. Иноземцев несколько секунд раздумывал, потом ответил:
   - Лейтенант Трофимов с женой уехали в отпуск, вернутся ещё не скоро. Возьмёшь у Астрейки бельё, полотенца. Посудой можете хозяев попользоваться. Только содержите всё в чистоте, чтобы потом стыдно перед ними не было, договорились? Ключи от дома - у Астрейко.
   -
     Спасибо, товарищ майор! - Поблагодарил Робка.
   - Но, Гринцевич, обязанности твои остаются за тобой. Лето у нас короткое, капониры надо строить. Так что, не обессудь. - Сказал комбат. - Всё ясно?
   - Предельно, товарищ майор! Разрешите идти?
   - Иди, сержант. - Сказал комбат.
    
     Утром 14 августа, кстати: в этот день родилась Робкина сестра Лидочка, получился двойной праздник: приезд Любимой и день рождения сестры, командир разрешил взять его "УАЗик" с брезентовым верхом без сопровождения дежурного офицера и разрешил Витьке Широнину встречать Людмилу тоже.
   
     По дороге они остановились, нарвали большущие букеты цветов "Иван-чая", приехали на вокзал за 15 минут до прибытия поезда. Денёк выдался погожий, солнечный, дул слабенький тёплый ветерок. Вышли на перрон.
   - Витёк, а давай, ты будешь её встречать, а я за киоск спрячусь, скажешь, что меня комбат не отпустил, да? - Сказал Робка.
   - Давай. Разыграем, - согласился, улыбаясь, Витька. Так и сделали.

     Поезд остановился. Витька стоял на перроне, смотрел в обе стороны. Оказалось, что людмилкин вагон близко от тепловоза. Она вышла, мужчина-попутчик помог ей снять чемодан, Витька подбежал к ней, протянул руку, они поздоровались. Людмилка чмокнула его в щеку, Витька с огорчённым видом сказал:
   - Робку, к сожалению, комбат не отпустил, служба! - И протянул ей букет цветов. Людмилка приняла его и сказала:
   - Ой, какие красивые! И какая жалость, что Робку не отпустили! - Они подошли к киоску, за которым Робка прятался, Людмилка, довольно громко:
   - Ладно уже, выходи, сержант Гринцевич! В разведку бы тебя не взяли, плохо прячешься! Я даже из вагона тебя увидела! - Робка вышел из-за киоска, закрыв букетом смущённое лицо, подошёл к ним, протянул жене свои цветы, которые она тут же добавила к Витькиным цветам, сказал:
   - Здравствуй, Людмилка! - Обнял её, нежно поцеловал в губы, прошептал в ушко: -Здравствуй, Любовь моя! - Она сияющими глазами несколько мгновений смотрела в его глаза, потом припала губами к его губам, отстранилась, посмотрела на смущённого Витьку, тоже смутилась и сказала:
   - Я так рада, что доехала, что вы встретили меня!
   - Идите к машине. Я - сейчас! - Сказал им Витька, передал Робке чемодан и побежал к киоску, где продавали мороженое. Они подошли к машине, сели на задние сидения, в это время и Витька подошёл с четырьмя порциями мороженого, угостил водителя, Людмилку с Робкой, и уселся впереди, рядом с водителем, впился зубами в мороженое.
   
     Робка с Людмилкой бессовестно обнимались и целовались, шептали один другому ласковые словечки. Вскоре ( как быстро проскакивают километры под колёсами машины, когда влюблённые встречаются после разлуки), показались здания военного городка, машина подъехала к небольшому одноэтажному домику, оштукатуренному снаружи и покрашенному известью.
 
     Парадный фасад украшало довольно высокое деревянное крыльцо с крышей над головой, окрашенное зелёной масляной краской. Наши бравые сержанты вылезли первыми из машины, чемодан тут же оказался в руках Ширончика, Робка помог вылезти Людмилке, поблагодарил водителя, который сказал:
   - Счастливо вам!  - И поехал в гараж.
   - Вот, это - наши с тобой хоромы, - сказал Робка, когда они вошли в дом. - Это - гостиная, кухня, спальня, ещё одна спальня, для детей, если имеются... Нравится?
   - Конечно! - Ответила Людмилка. - С милым, и в шалаше -рай!
   - С милой, тоже, - добавил Робка.

     Витька внёс за ними чемодан, в нерешительности остановился в холле, то ли за ними идти, то ли оставить их вдвоём?
   - Витя, я надеюсь, ты сразу не сбежишь?- Развеяла его сомнения Людмилка. - Я хочу вас обоих угостить  тем, что обе наши мамы положили в дорогу. Это, вот, домашнее печенье, моя мама пекла. - Достала она объёмистый пакет с печеньем, а вот это - мы с мамой Роберта собирали в дорогу. - И она поставила на стол второй пакет, в котором оказался крыжовник, уже спелый, коричневый. - Видите, за дорогу успел вызреть, мы его собирали зеленоватым. Робка, помой, пожалуйста!
   - Это я - мигом! - Сказал Робка, отсыпал часть ягод в эмалированный тазик, залил водой, погонял по тазику, слил воду, пересыпал ягоды в глубокую миску.
   - Как я давно крыжовник не ел! - Воскликнул Витька.
   - И я тоже, - добавил Робка.
   
     Вскоре Людмилка уже жарила на сковороде яйца и докторскую колбасу, поставили кипятиться чайник, а сами сели за стол. Робка открыл бутылку с домашним вином из морошки, которым его угостил Лазуренко. Разлил янтарную жидкость по бокалам.
   - За встречу! - Сказал Робка. - Я так счастлив, что ты приехала, Людмилка! Спасибо тебе!
   - Будем здоровы! - Добавила она.  Бокалы со звоном соединились над центром стола.
   - Как вкусно! - Восхитилась она.
   - Морошка! - Сказал Робка. - Скоро попробуешь вкус свежих ягод.  Отпросимся у начальства и поведём тебя в морошку! На наше болото! Согласна?
   - Ещё бы! - Ответила она. - Дождаться не могу!  - Мигом уплели яичницу с колбасой, Робка разлил остаток вина по бокалам. Выпили и его, закусили маминым домашним печеньем. Потом Людмилка достала из чемодана домашнее варенье из крыжовника.
   - Это мама Роберта сварила! - Сообщила она. Попили и чай с вареньем и печеньем, полакомились свежим крыжовником.
   - Уф! - Сказал Витька. - Я сейчас лопну! Вот что, роднулечки мои! Я сейчас сбегаю на КП, разведаю обстановку, ладно?
   - Ладно, - ответил Робка, если что, звони!
   - До встречи, Витя, - сказала Людмилка, протягивая ему руку, которую Витёк пожал и скрылся за дверью.
 
   ( Я, автор этих строк, решил, что не буду ничего добавлять от себя, придумывать что-то, не буду рассказывать о минутах и часах, которые провели вдвоём Людмилка и Роберт... Это - тайна Любви, тайна двоих, мужчины и женщины... И какими бы высокими словами не описывать их Любовь, очень легко сбиться на пошлость, а то - и хуже! Раз он не захотел об этом рассказывать, это его святое право! Пусть так и будет!)
   
     В воскресенье Робка и Витька договорились с дежурным по батальону, сержантом Падрейко, что если они срочно понадобятся начальству, то он пришлёт солдата за ними на болото, надо же было показать Людмилке морошку во всей её красе!
     Погода позволяла это сделать. Стояли пригожие деньки в тот её августовский приезд  в в.ч. 03732, я имею в виду людмилкин последний приезд на Кольский полуостров.
 
     Они прогулялись втроём по бетонке на Мурманск, свернули в болото. Людмилка была в туфельках, поэтому не очень-то могла гулять по болоту, она больше любовалась кустами морошки, усыпанными красными (значит, ещё зелёными) ягодами, и уже спелыми, янтарного цвета, ягодами на этом огромном болоте!
     Зрелище было, ну очень красивым! Впечатляющим, надо сказать! Робка и Витька сняли пилотки, отвернули края, получились довольно вместительные мешки и собирали самые крупные, самые красивые ягоды и наперебой угощали Людмилку, сидевшую на камне и любовавшуюся природой. Она довольно быстро привыкла к вкусу морошки и с удовольствием уплетала ягоды.
   
     Конечно, и про себя, любимых, сержанты тоже не забывали и лакомились ягодами. Их-то, море! Набрали полные пилотки, принесли домой.
     Пообедать сходили в солдатскую столовую, после обеда посмотрели в клубе фильм "Застава в горах", потом погуляли по городку, поиграли в волейбол. Ужин решили сделать в домашней обстановке. Ширончик сказал:
   - Роднулечки! Положитесь на меня! Всё организую!  - И, действительно, всё организовал: притащил в походной алюминиевой кастрюле рожки по-флотски, два длинных парниковых огурца, укроп, зелёный лук, петрушку, буханку хлеба, к этому добавили кое-что ещё из домашних запасов, в общем, ужин получился на ура!
 
     Что ещё хочу рассказать об этой их встрече, Людмилки и Роберта: каждую свободную минуту Робка стремился провести с нею, своей Любимой, даже на перекурах, когда солдаты отдыхали на стройке, он бежал к ней, возвращался от неё, когда бригада уже работала; бетон мешали вручную, в металлических вёдрах подавали и высыпали  в опалубку, трамбовали бетон в опалубке торцами досок, многократно ударяя ими по бетону, пока не убеждались: всё, бетон уплотнился!
 
     В свои свободные минуты Ширончик бежал к Людмилке, скрашивал её одиночество, об этом его просил Робка. Однажды к нему подошёл Пашка Евсеев и сказал:
   - Ты только не обижайся, Робка, ладно? Но, мне кажется, твой Ширончик слишком часто бегает к Людмиле, когда ты работаешь! Нельзя так доверяться! Доверяй, но, проверяй!
   - Пашка, - ответил ему Робка, - я верю Витьке, понимаешь? но, ещё больше, я верю Людмиле... Ну, вот, как самому себе!
   - Смотри, парень, нахмурился Пашка. - Я тебя предупредил!
   
     Часто гуляли по городку, приходили в казарму посмотреть телевизор, гуляли по бетонке по вечерам, предупредив об этом дневального, лакомились морошкой.
     Но, самым дорогим для них были их минуты и часы, когда они оставались вдвоём. обнимались до боли, целовались ...тоже до боли в губах...
 
     И, как всегда, всё, самое дорогое, имеет нехорошую привычку быстро заканчиваться. Пришло время везти Людмилку на поезд. Провожать её домой, в Латвию. Витьку, на этот раз, комбат не пустил проводить её, заявив ему:
   - Она, всё-таки, не твоя жена, Широнин! Дай им возможность побыть вдвоём! Ты им будешь только мешать! Я понятно говорю?
   - Понятно, - буркнул Широнин. - Разрешите идти?
   - Разрешаю! - В свою очередь буркнул комбат.
   
     Очередные, уже в который раз, томительные минуты ожидания поезда, слёзы в глазах Любимой, прощальные объятия, поцелуи, шёпот на ушко заветных слов любви.
     Вот и поезд замер на перроне оленегорского вокзала...
     Робка ставит чемодан в тамбуре вагона, помогает Любимой подняться в вагон, проводница закрывает дверь...
     Людмилка машет ему рукой, стоя в окне, Робка машет ей в ответ, бежит за вагоном... Кричит ей:
   - Я люблю тебя!
   - И я тебя люблю! - Шепчут в ответ её губы... Вот таким, вкратце, был последний приезд Людмилки в в.ч. 03732!
   
     После встречи с Робертом, уже из Дагды, Людмилка отправила в тагинскую школу  заявление об увольнении по собственному желанию и приложила письмо, в котором просила директрису выслать её трудовую книжку, и в котором рассказала ей, что вышла замуж за своего любимого парня, что он в ноябре возвращается домой после демобилизации из Армии и они будут жить и работать в Дагде.
   
     Через определённое время она получила бандероль от директрисы с её документами и коротким письмом, в котором директриса благодарила её за старательную работу в Тагинской школе, сожалела, что её работа оказалась такой короткой.  Желала ей счастья в замужестве.
 
     С полученной трудовой книжкой Людмилка обратилась к директору дагдской средней школы с просьбой о приёме на работу.  Директор просмотрел её диплом об окончании Болховского педучилища, и трудовую книжку, и сказал:
   - Людмила Ильинична! Вы отучились в нашей школе, закончили болховское педучилище, вернулись назад в Дагду... Я, с большим удовольствием, беру вас на работу!
 
     Таким вот образом Людмилка стала учителем дагдской средней школы, причём, хочу добавить, под начальные классы школы отдали здание бывшего райисполкома бывшего Дагдского района, так что, Людмилке работа оказалась, можно сказать, совсем рядышком от дома родителей, и её дома...
 
     В одном из её писем она прислала несколько фотографий, сделанных первого сентября 1967 года, где она сфотографирована со своими малышами, первыми учениками, которых она будет помнить и любить всю свою жизнь! И которые в этом, я уверен, ответят ей взаимностью!
   
     В один из сентябрьских дней старшина Астрейко зазвал к себе в каптёрку Робку, угостил его Белорусской самогоночкой и домашним солёным салом с луком на толстом куске чёрного хлеба, а потом старшина сказал:
   - Роберт, я не просто так тебя позвал, у меня есть серьёзный разговор к тебе. Я хочу отпроситься у комбата в отпуск. Понимаешь, надоела мне моя холостятская жизнь. Мои родители, предварительно, договорились с одной нашей дивчиной, та, вроде, согласна. Надо мне это дело довести до конца.  Вот я тебя и прошу: останься за меня старшиной, пока я не вернусь. Я всё тебе расскажу, свожу, куда надо, чтобы ты был в курсе всех моих забот. Ты справишься, я уверен! Помоги мне, Роберт!
 
      Ну как мог отказать старшине Робка в таком серьёзном деле! Конечно, он согласился! Пришлось взвалить на свои плечи многочисленные старшинские обязанности, особенно в батальоне, носившем звание "Отличного"! Я не буду их все перечислять, просто, поверьте мне на слово, их, действительно, было много!
   
      И, как на грех, в казарме, особенно у сержантов, начали пропадать зарплаты. Почему у сержантов? Потому что рядовые получали 3 рубля 90 копеек, а у сержантов зарплата была от 20 рублей и выше.
 
     Естественно, об этом тут же доложили комбату, который тут же вызвал вр.и.о. старшины Гринцевича...

     Командир, весьма разъярённый, а для здоровенного силача, каким был комбат, это трудное дело, надо держать себя в руках, чтобы дров не наломать! В общем, Робка увидел очень рассерженное лицо и колючие чёрные глаза комбата:
   - Что за бардак у тебя в казарме, сержант, а? Почему начали пропадать деньги у личного состава? Раньше, ведь, этого не было! А?  В чём дело?  Не успел Астрейко уехать, а ты уже дисциплину разваливаешь! Как я мог тебе это доверить?
   - Так в чём же дело, товарищ майор? Поручите это другому сержанту! Что их, мало, что ли? Я только спасибо скажу! - Тут же взвился и Гринцевич. - Или вы хотите сказать, что это я деньги у сержантов ворую? - Комбат оторопел:
   - Ты что несёшь! Совсем обнаглел! Мать твою! На губу захотел?
   - Вот спасибо скажу! Хоть отдохну от вас ото всех! - Не удержался Робка.
   - Ладно, остынь! - Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, сказал командир. - Что будем делать-то? А?
   - Надо как-то поймать гада, а вот как? - Сказал Робка. - Ворует, сука, глубокой ночью, и так ловко, никто, ни разу, ничего не почувствовал...
 
   - Вот что, - подумав сказал комбат, - передай сержантам: поймаете вора, хоть инвалидом сделаете, падлу, я прикрою! Только, втихаря скажи, не надо при всех.

     Робка, конечно, рассказал сержантам о разговоре с командиром. Тем не менее, кражи продолжались и при вернувшемся из отпуска старшине Астрейко. Вернулся он мрачным, расстроенным, рассказал Робке, что потенциальная невеста была согласна выйти за него замуж, но заявила, что только в том случае, если он вернётся на родину.  Что она любит свою деревню, что к чёрту на кулички не поедет.
     А он, Астрейко, любит свою работу, свой батальон, Кольский полуостров, не мыслит своей жизни без Армии.
     Не сложилось, увы!
   
     Поймали ворюгу вот как: Пашка Евсеев, после пропажи его денег, предупредил перед сном несколько человек, что он разрежет себе палец и посыплет рану солью, чтобы не заснуть,чтобы парни были наготове...
     Наверно, какое-то предчувствие у него было.

     Примерно пол-четвёртого ночи он заметил в слабом свете ночного освещения, как кто-то крадётся мимо  него к койке Вовки Падрейко, останавливается... прислушивается... начинает шарить в изголовье...

     Пашка завопил, как резаный (и вправду, резаный!), тут же зажёгся свет в казарме, Падрейка поймал за руку ворюгу. Им оказался служивший второй год рядовой, невысокого роста, худенький парень, фамилию не буду  озвучивать, Бог с ним! Сколько лет прошло! Его, конечно, тут же окружили, повели в бытовую комнату, большинство были в трусах, тельняшках и сапогах на босу ногу.

    Насмерть перепуганный ворюга являл собой жалкое зрелище, только бормотал, очи дОлу:
  - Я не виноват, братцы! Бес попутал! Простите!  - Вовка Падрейко, у
   него дважды были украдены деньги, не выдержал, и с разворота, врезал ему правым боковым в челюсть. Ворюга отлетел в угол и распластался на полу.  Дальше его били ногами в солдатских сапогах, долго били и злобно. Потом, окровавленного, отнесли на его кровать.
 
    Отлёживался он неделю, по нужде ходил на судно. Когда ему полегчало, к нему пришёл комбат, сел на соседнюю койку и сказал:
  - Слушай меня внимательно: все деньги, вот список, кому и сколько, вернёшь. Где возьмёшь, если не хватит? У  родителей, или родственников, это твоё дело. Пока не вернёшь, будешь через день ходить в наряд на кухню, в посудомойку.
   
    Не вздумай мыть кое-как, или вредить, за тобой будут следить всё время, если поймают за этим, за твою жизнь не дам и копейку. Всё понял, гнида? Живи! Пока!..

    У ворюги был оборудован тайник, где он держал ворованные деньги, часть этих денег он потратил на сигареты и вкусности в солдатском магазине, недостающие деньги ему прислали родители, так что украденное он вернул.

    Но жил он в батальоне. Не приведи Господь! Как прокажённый... С ним никто не разговаривал, он был всеми презираем, его без конца гоняли в наряды. Такие, вот, дела. Не воруй!
 
    Робка получал письма от своей Любимой, в которых она описывала свои впечатления от школы, от своей работы, о дагдских новостях, о братьях своих и родителях. Получал он и письма от родных и Лёни, всем, разумеется, отвечал.
 
    Ходили в свободное время с Ширончиком в спортзал, бегали кроссы по бетонке на Мурманск. На 7 ноября комбат устроил соревнования по силовым упражнениям на турнике и жиму гири весом 16 кг. На этих состязаниях сержант Роберт Гринцевич занял 1-ое место, показав результаты: на турнике: выход силой: 30 раз, подъём переворотом: 30 раз, поднимание прямых ног к перекладине: 30 раз, жим гири: 75 раз, одной рукой.

    Звучит, как он сам сказал, несколько хвастливо, но это - было. С другой стороны - ничего особенного, полно парней, которые скажут: - Ну, это - вообще ерунда, что это за результаты! - И будут правы...
   
    Наступила зима, настоящая, кольская, морозная, суровая. К этому времени всех "стариков" летнего, 1964г., призыва отправили на дембель.

    Одним пригожим зимним днём к Робке, сдиравшему старую оконную замазку, подошёл командир, поздоровался.
  - Здравия желаю, товарищ майор! - Ответил Робка.
  - Ну вот, сержант Гринцевич, и заканчивается и твоя служба! - Улыбнулся комбат. - Думаю, что не позже, чем через неделю, я отправлю домой несколько человек, уже вашего, осеннего призыва. В их числе обязательно будешь и ты, Роберт!
 
  - Спасибо, товарищ майор! - Счастливый, просиял Робка.
  - Хочешь, присвою звание старшего сержанта? - Спросил майор.
  - Не хочу, - ответил Робка.
  - Ты чего? - Удивился командир.
  - Придётся погоны переделывать: на гимнастёрке, мундире и шинели, возьни много, товарищ майор, какая мне разница. Если бы на сверхсрочную оставался, тогда другое дело.
 
  - Кстати:  а не хочешь на сверхсрочную остаться? Чёрт, несколько раз собирался тебя об этом спросить, и всё забывал. - Поморщился комбат.
  - Нет, спасибо, товарищ майор, я стройку люблю! По своей бригаде соскучился!
  - Я иногда с вами был грубым... несдержанным. - Тепло смотрел в робкины глаза комбат. - Ты не держи на меня зла, хорошо?
  - Да вы что! Товарищ майор, - даже поразился Робка.  - Держать зло? На вас? Да если бы вы знали, как я хорошо к вам отношусь! Вы столько для меня сделали! Я, сколько буду жить, век буду это помнить! Пришёл в Армию пацаном, а за три года я мужчиной стал.

    Вы подарили нам с Людмилкой нашу свадьбу. Да и, если бы вы меня летом не отпустили... не знаю, как бы всё сложилось... А так, благодаря вам, у нас с нею всё хорошо. Спасибо вам огромное!.. А с нами, обормотами, иначе и нельзя, если без строгости, мигом на шею сядем! И ножки свесим! Так что, товарищ майор, вы всё правильно делали! И дальше так же поступайте!
  - Будем это считать твоим напутствием на мою дальнейшую службу, да? - Засмеялся командир.
   
    И действительно, через 4 дня первая группа старослужащих осеннего призыва была демобилизована, в неё, кроме Робки, попали братья-близнецы Янис и Дайнис Кронбергсы, и ещё Андрис Зариньш, высокий, здоровенный парень, под стать братьям Кронбергсам.
 
    Они взяли купе на четверых, почти всю ночь пили очень сладкий вишнёвый ликёр "Запеканка", который уговорили продать проводницу, пили из напёрстка, который тоже взяли у неё, чтобы продлить удовольствие, и играли в карты...
 
    Примерно после штук 20 напёрстков Робку начало поташнивать, и он сказал:
  - Всё, парни! Я - пас! Больше не могу! Попробую заснуть! - Он лёг на вторую койку, закрыл глаза, попытался задремать, но сон не шёл.
    Ему вспомнилось несчастное лицо Витьки Ширончика, когда они прощались, и его слова:
  - Если бы ты знал, Робка, как мне будет не хватать тебя!
  - Мне тоже очень будет не хватать тебя, Витёк! - Ответил Робка. - Обещай мне, когда дембельнёшься, сначала приедь к нам, погости у нас, а потом уже поедешь дальше! Обещай!
  - Обещаю, Робка! - Приложил руку к сердцу Витёк. - Непременно! Сначала к вам с Людмилкой! Обещаю! И будем писать друг другу, да?
  - Само собой, Витя! - Ответил Робка.
   
    Такие же несчастные глаза были и у Коли Кадылина, с которым Робка сопровождал технику в Ленинград, ему и Вите ещё год служить.

    Коля в кубе, как часто подписывался Коля Колевич Кузьмин, уже дома, в Питере, со своей Ниночкой, с родными, он был летнего призыва.
 
    Ещё Робке вспомнился Витя Троскин, он тоже призывался с Широниным и Кадылиным. Однажды он подошёл к Робке с письмом в руках, Робка глянул в его глаза и поразился, такая смертная тоска стояла в них.
  - Что мне делать, Робка? Моя невеста... вышла замуж... а, ведь, обещала, что дождётся! - Робка молчал, смотрел в его глаза... "Что ему сказать? Как утешить? Как найти, эти, самые нужные, слова?"
  - Витя... я не знаю, что тебе сказать... - Честно ответил ему Робка. - Это - жизнь... Понимаешь? Значит, твоя невеста - это не твоя судьба, Витя, а судьба другого мужчины... Надо это как-то пережить... Я понимаю, советовать легче, чем пережить... А, может, Витя, та девушка, которая, в будущем, станет твоей женой, намного будет лучше, чем эта, что предала тебя... Ты верь в это, Витя, и только не отчаивайся! Наберись сил, слышишь?

   Троскин молчал, смотрел в робкины глаза, потом сказал:
 - Тебе легко говорить, у тебя - ТАКАЯ жена! Такая... И где ты только её нашёл? 
   Робка улыбнулся и ответил:
 - Мы с нею на одной улице живём, я её с детства знаю. -Витька вздохнул и сказал: 
 - Я свою тоже с детства знаю...
   И, всё-таки, его глаза повеселели! "Слава Богу!" - Подумал Робка. Он ещё раз улыбнулся и сказал:
 - Витя, всё будет хорошо! Верь мне! Однажды ты вспомнишь этот наш разговор! 
   Интересно, как сложилась его судьба?
   
   Утром они все вчетвером пошли в вагон-ресторан поезда, заказали завтрак, потом ждали, пока официантка их обслужит. В ресторане довольно много солдат и сержантов, дембелей, как и они. Робка рассматривал их лица, не спеша переводил взгляд. И, вдруг, одно лицо ему показалось знакомым.  Где он его видел?

   Подали завтрак. Робка ел, вспоминал... И вспомнил! Это его фотография была в газете "На страже Заполярья"!  Этот сержант был одного с ними призыва, их вместе и демобилизовали.
   В статье писалось о том, что в течение всего нескольких дней этот сержант совершил два героических поступка: сначала он спас тонущего в озере мальчика, который провалился в ледяную воду, лёд был ещё тонкий. Сержант схватил лестницу, висевшую на стене частного жилого дома, и с её помощью спас ребёнка.
   А через несколько дней, проходя по улице Мурманска, он опознал преступника, портрет которого увидел на стенде "Их разыскивает милиция". Он обратил внимание на мужчину, который шёл навстречу, тот явно вёл себя подозрительно, часто оглядывался, выражение лица настороженное, взгляд глаз - лучше в них не смотреть!
 
   Они разминулись, сержант позвонил из будки телефона-автомата в милицию и сообщил, что опознал преступника, которого увидел на стенде, по какой улице тот идёт, пообещал, если получится, задержать его, пусть побыстрее подъедут.

   Сержант пошёл за мужчиной, увидев впереди милицейскую машину, бросился на преступника  со спины и удерживал его, пока милиционеры не скрутили того.
   Уже в милиции всё подтвердилось, преступник был вооружён, во внутреннем кармане пальто у него был пистолет. Нападение  было таким внезапным, что он растерялся и не смог вырваться из медвежьих объятий сержанта.
 
    Робка встал, подошёл к сержанту, сказал:
  - Здравствуй, сержант!  - Тот поднял голову, посмотрел на Робку, чувствовалось по выражению лица, что пытается вспомнить, потом спросил:
  - А мы знакомы?
  - Нет, увы, не довелось! - ответил  Робка. - Хочу убедиться, прав я, или нет.
  - В чём? - Спросил сержант.
  - Это про тебя писали в газете "На страже Заполярья"? "Два героических подвига за короткий промежуток времени?"
   
    Краска смущения появилась на щеках сержанта.
  - Про меня, - коротко ответил он. - И что?
  - Разреши пожать тебе руку, сержант, - протянул ему руку Робка. Тот сильно, как тисками, сжал своей широкой ладонью робкины пальцы. - Счастливо тебе, сержант! - Сказал Робка и вернулся за свой стол.
  - Знакомого увидел? - Заинтересованно спросил Андрис. Робка коротко рассказал друзьям. Те, естественно, уставились на него, сержант заметил явный интерес к своей персоне, смущённая улыбка появилась на лице его.
 
    Бравые латышские парни послали ему символические рукопожатия. Такое, вот, интересное знакомство состоялось в вагоне-ресторане поезда "Мурманск - Ленинград".

    В Даугавпилсе Робка простился со своими друзьями, с которыми прожил в одной казарме три года и которые ехали дальше, они потискались, похлопали друг друга по спинам, пожелали Робке счастливой семейной жизни с его Людмилой.
  - Передавай Людмиле привет от нас! - Крикнули ему из тамбура вагона. Робка в ответ помахал им рукой. Он решил, что доедет до Краславы, сразу же зайдёт в Военкомат и встанет на учёт. Так и сделал.
   
    И уже около 12 часов дня он открыл дверь своей квартиры, увидел маму, обнял её, прижал к своей груди, осыпал её лицо поцелуями. Мама, ждавшая его со дня на день, не выдержала, заплакала от радости...
  - Ну что ты, мамочка, не плачь, - стал утешать её Робка, - я же вернулся, всё хорошо, видишь, жив, здоров.  Ну перестань, пожалуйста...
   
    Они сидели на кухне, мама суетилась вокруг него, без конца вскакивала с табуретки, всё хотела повкуснее угостить своего Робчика, своего первенца... Потом, уже успокоившаяся, спросила:
  - Что ты решил, сынок? Где вы с Людочкой будете жить? - У Робки тревожно заколотилось сердце, он ждал и боялся этого разговора.
  - Мы будем жить у Людмилки, мама... Ты, уж, прости... Не могу я её привести сюда... Сама знаешь, какой отец бывает... К лету и Лёня вернётся домой, Аллочка уже работает, Лидочка в июне закончит школу. Слишком тесно у нас будет... А у Людмилки... только Саша... Вова в Риге живёт... Так ей лучше и легче будет... со своими родителями...
  - А тебе? - Спросила мама, бледнея.
  - Я мужчина, я сильнее её, и родители её хорошо ко мне относятся, особенно Тамара Николаевна...
  - Ох, Господи! - Вырвалось у мамы. - А как же я?  Я так тебя ждала, сынок! Робчик, подумай! - Её глаза налились слезами. Робка, чувствуя, как разрывается его сердце, попросил:
  - Мамочка! Не мучай меня! Мы же будем жить на одной улице, можем часто в гости приходить, в кино будем часто ходить... Ну что ты, мама, мы же - рядом! - Робка обнял её, прижал к груди, гладил её по спине, потом отстранился, посмотрел в мамины глаза, потом поцеловал её в эти солёные от слёз глаза и сказал:
  - Наверно, Людмилка ещё в школе, побегу к ней, соскучился так, что сил нет! Прости, мамочка! - И убежал к ней, своей Любви, своей жене.
 
    Людмилка только что отпустила своих первоклашек и начала укладывать в портфель их тетради, как открылась дверь и вошёл Робка... Они несколько секунд молча и неподвижно смотрели один на другую, только их глаза наполнялись радостью встречи.  Потом Робка бросился вперёд, обнял её, они стояли молча, слушали, как колотятся их сердца, одновременно отстранились, всматривались в глаза друг друга... И начали целоваться, целоваться, шептать заветные словечки, известные только им...

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/03/12/1701