Николай Коляда Театр должен быть живым

Николай Коляда: «Театр должен быть «живым» 
В Петропавловске  с гастролями  побывал хорошо известный  в России и за рубежом «Коляда-театр» из Екатеринбурга. Вместе с труппой молодых артистов приехал создатель и художественный руководитель театра, драматург Николай  Коляда. Для североказахстанских журналистов была организована пресс-конференция, на которой Николай Владимирович успел подробно рассказать о своем детище «Коляде – театре» и ответить на вопросы местных СМИ.  Некоторые фрагменты  разговора  автор этих строк включил в интервью с нашим гостем.  Нашел Коляда в своем плотном графике  и время для мастер - класса по современной драматургии. Он проводил его для актеров местных театров и студентов Петропавловского колледжа искусств. Позже Николай  Владимирович уделил внимание  и персонально корреспонденту  «Недели СК».
-Николай Владимирович, почему  ходите  в тюбетейке, на фото вы всегда в ней, это ваш стиль?
- Лысину прикрываю (смеется),  мне очень нравится  этот национальный  головной убор, ведь я родился  в Казахстане. В Пресногорьковке до сих пор живут мой отец, (мама умерла в прошлом году), брат и сестра. Они простые люди, не имеющие  к театру  никакого отношения. Книг моих не читали, спектаклей  не смотрели.
-Приятно, что вы приехали на гастроли в наш город, и мы имели возможность посмотреть ваши замечательные  постановки.
- Честно говоря, ехать в Петропавловск на гастроли не планировали, но нас так настойчиво приглашали, что просто не могли отказать. Я привез самую молодую часть труппы  театра – студентов  Екатеринбургского театрального института. И постановки мы привезли не фестивальные, это просто хорошие   спектакли: детский – «Мойдодыр», «Старые песни о главном» и «Марьино поле».
 -В восторге  от  оригинальной  постановки «Старые  песни о главном». За весь спектакль ваши артисты не произнесли ни слова, они говорили, точнее, пели на языке глухонемых людей и так выразительно, так трогательно, так ярко…
-Согласен, зрелище потрясающее. Я впервые обратился к языку глухонемых людей несколько лет назад, когда ставил спектакль о жизни заключенных  «Клаустрофобия». Тогда началось мое сотрудничество с режиссером Марией Крашенинниковой, пригласил ее преподавать жестовое  пение моим студентам и был в восторге. Они так продвинулись в освоении актерского мастерства. Потом пришла идея  создать из жестовых песен спектакль – концерт, так родились «Старые  песни о главном».
-Как вам удается  все успевать?
-Каким-то чудом удается. Пишу пьесы, ставлю их, руковожу театром, преподаю и на актерском курсе и на курсе  драматургов ( в этом году  хочу  прекратить этим заниматься, так как со стороны руководства  вуза   нет уважения  совсем. Зарплата  там становится  все меньше. Подумал - хватит заниматься  благотворительностью и решил открыть свою театральную школу),  вхожу в состав  жюри конкурса молодых драматургов «Евразия». Скучать не  приходится. Иногда мы играем в день по пять-шесть спектаклей. Слава Богу, у нас всегда аншлаги. Хотя зал в театре небольшой всего 62 места, зрители сидят впритык. Перед носом у них брызгают водой, краской, грязью (смеется), они терпят. Дом, в котором мы обосновались, памятник архитектуры деревянного зодчества ХIХ века, очень уютный. В театре  работают 33 артиста, не считая молодежь. У меня  частная  трупа, нужно каждую копейку беречь. Их зарплата зависит только от продажи билетов.
И какая же она?
-От 10 до 15 тысяч рублей, кое-кто и 20 получает, но таких мало. Сам я заработок и выдаю. В свом театре я и директор, и администратор, и режиссер и еще много чего делаю, чтобы не нанимать лишних людей. И пьесы   пишу сам, чтобы  не платить авторские другому  драматургу, либо ставлю спектакли по работам моих учеников. В репертуаре есть и классика (за нее не надо платить гонораров) - «Вишневый сад», «Гамлет», «Трамвай «Желание», «Король Лир». В прошлом году мы ездили на гастроли во Францию. Привезли на парижский фестиваль  «Трамвай «Желание» и «Гамлета». Нас всегда охотно и много приглашают на гастроли заграницу, колесим и по России. В апреле отправимся на фестиваль «Золотая маска». Повезем спектакль «Фронтовичка». А на конец марта в Екатеринбурге намечена премьера  новой постановки «Борис Годунов». Все билеты  уже проданы. 
-О вас пишут много плохого и много хорошего, кто-то называет вас сумасшедшим, кто-то гением. Это не раздражает?
-Я отношусь к этому совершенно спокойно. Если бы обо мне  ничего не говорили и не писали, тогда стоило бы беспокоиться.
 -В интервью журналистам вы часто говорите о том, что театр  должен  быть «живым», какой  смысл вкладываете  в это понятие?
-Наш театр отличается от театра  драмы или ТЮЗа, прежде всего попыткой найти новый театральный  язык.  Мы  стараемся быть современным, «живым» театром, потому и классика у нас звучит по-новому.  Честно сказать, я уже не могу  смотреть в тысячный раз сыгранный «Вишневый сад» или «Три сестры». Где актеры, натянув парики и красивые платья, что-то вещают, кричат, визжат, рыдают, а меня это не трогает. Толстоногов сказал когда-то, что классика на сцене должна существовать так, как будто ты читаешь сегодняшнюю газету. К этому  и стремлюсь. Меня  часто ругают, что я не так,  как все ставлю «Гамлета» «Короля Лира», а сейчас и «Бориса Годунова». Но при этом зал театра набивается  битком. Среди заядлых театралов  - городская продвинутая молодежь. Спасибо нашим зрителям! Потому что без них мы не смогли бы существовать.  Приходя к нам, они получают и зрелища, и пищу для мозгов. К примеру,  «Ревизор» актеры играют, в буквальном смысле, утопая в грязи, а в постановке  «Король Лир» на них выливается два ведра красной  краски.  Кого-то это шокирует, кого-то пугает, кого-то восхищает, такая реакция  нормальна.  Мы   постоянно придумываем различные проекты. Например, «Театр в бойлерной»  и «Театральные  марафоны»  - читка пьес с 12 дня  до 12 ночи, где собираются  огромное  количество зрителей.  В нашем театре проходят «Чай-театры» и «Суп-театры». Коллективное поглощение, сваренного мною, борща или супа завершается отменно смешным капустником. У публики такое ощущение, будто у меня в гостях побывали. Есть еще «Кино-Коляда» - показываем старые  фильмы  Свердловской  киностудии. А во дворе нашего театра стоит крошечная будка – уличный проект «Колядоскоп», где летом показывают «театр для двух глаз»: смотришь в темную щелочку, а там тебе куколки разыгрывают крошечную сценку. Чтобы посмотреть в дырочку, стоят километровые очереди детей. Каждому  ребенку дается  звездочка, ее он должен  положить под подушку  и загадать желание. Родители потом мне  часто признаются,  что задуманное исполняется. Уже пятый  год мы проводим фестиваль «Коляда – Plays», куда приглашаем театры, которые играют спектакли по пьесам уральских драматургов.  Почти все  мои подопечные и сами пытаются писать. За свой счет выпускаю сборники произведений моих учеников, а также серию переводов «Библиотека французской драматургии».
Я написал 98 пьес, по 70 из них поставили спектакли в театрах по всему миру.  Сейчас мои работы  стали использовать реже, но отношусь к этому нормально. Пик популярности пришелся на  90-е и  начало нулевых.  Теперь больше  радуют не  мои успехи, а успехи моих учеников. Занимаюсь тренерской работой (смеется). Драматург – профессия штучная, но с каждого моего курса, пара –тройка человек становятся драматургами. Самое большое  достижение на этом поприще  -  Василий  Сигарев. В 2009 году фильм «Волчок» по его сценарию завоевал на  фестивале  «Кинотавр» первую премию.  А началась его известность с того, что Вася из Нижнего Тагила по электронной  почте  высылал мне очередную свою пьесу. Она  называлась -  «Падение  невинности». Я прочитал сие творение  и восхитился, меня  обуяли восторг и радость за своего воспитанника. Зачеркнул название  «Падение  невинности» и написал «Пластилин». Позвонил Сигареву  и сказал: «Можешь помирать спокойно - главную пьесу  в своей  жизни ты  написал». Эту работу   я разослал в сотни театров. Пьеса  попала к Кириллу  Серебрянникову.  Он  взялся  за эту  постановку. До «Пластилина» Сигарева никто не знал, а потом  поставили все  шестнадцать пьес, которые  он  написал до этого. Я очень горжусь своим учеником, хотя  мы  с ним разругались и не разговариваем, но такое  бывает. После  Сигарева появилась Анна Батурина, она сейчас популярна в России. Анна Богачева, по ее сценариям сняты  два фильма. Богачева пишет замечательные  детские  сказки. Радуют и совсем юные  мои воспитанники, Ярослава  Пулинович, например,  спектакль по ее пьесе «Наташина мечта» есть в нашем репертуаре и в других российских театрах эта постановка  идет с успехом. Ярослава невероятно талантлива. Приехала в Екатеринбург с севера. На втором курсе, наслушавшись моих нравоучений, Ярослава вдруг стала писать, да так  удачно, сам удивляюсь. В прошлом году  на фестивале «Коляда–Plays» разные  российские театры привезли много спектаклей по ее пьесам, это был не Коляда-Plays, а Пулинович- Plays.
- Николай  Владимирович, вы ставите классику  на особый  манер, например,  спектакль «Ревизор», в котором актеры, по вашим словам, в грязи купаются. Вам не кажется, что в памяти зрителей, смотревших  эту постановку,  осталась  эта грязь,  размазанная  по сцене, и больше ничего, ведь мы  живем впечатлениями?
 - Уверяю вас, они запомнили не только это. Если я вспоминаю какие-то, поразившие  меня  вещи, то не могу рассказать их сюжета, я помню только ощущения  радости от соприкосновения  с талантом, с чем-то ярким и прекрасным. Мы играем «Ревизора» уже восемь лет - и дома, и на гастролях его принимают на «ура». Спектакль вовсе не о грязи, размазанной  по сцене, а о той грязи, которая в России сейчас повсюду. Крах ценностей, крах взаимоотношений - об этом постановка. Да у меня сердце болит, когда я ее смотрю. Мне Россию жалко! Почему мы так плохо живем!? Как говорит один  мой  знакомый  - большая  страна, хорошая  страна, да дуракам досталась…
-Вы, вне  всякого сомнения,  новатор. Ваши пьесы  мастерски выстроены, но позволительно ли со сцены говорить на языке городских трущоб и подворотен, используя при этом ненормативную лексику, которая в изобилии представлена  в ваших произведениях. Ведь это театр…
 - Я всегда писал, как умею и как хочу, главное  в жизни свобода! Только свобода слова, дает свободу мысли, все остальное  чушь. Если мне  необходимо  ту или иную лексическую единицу упомянуть в данном случае,  значит, она там будет и будет не зря. У меня  часто спрашивают: «Почему  ты так пишешь?» Я отвечаю -  «Я казах, который  едет по степи, что вижу, то пою». А все остальное  дело вкуса и таланта. Приходя в театр,  люди платят деньги за  то, чтобы посмеяться  и поплакать. А когда сидят и говорят: «Ох, как любопытно, как красиво» и при этом смотрят на часы, это не театр! Сидишь на некоторых постановках и чувствуешь стыд: неужели этому  бутафорскому  барахлу ты отдал жизнь? Что касается матерных выражений в моих пьесах, их не так много, я все-таки пишу про простых людей - униженных, оскорбленных... Сюжетов море. Это  слезливые  пьесы  про любовь, веру, надежду,  жизнь… Если кто-то сейчас этого не понимает, поймет потом, после  моей смерти… Может забудут совсем, а может станут изучать в университетах.  Я думать об этом не собираюсь. Этому меня Виктюк научил. Много лет назад, когда вышел «Полонез Огинского», я пожаловался ему: все ругают спектакль. «Коля, - ответил Роман Григорьевич, - какая разница?! Лишь бы нам нравилось!».
-Прочла вашу пьесу  о двух актрисах «Всеобъемлюще», была тронута до глубины души, вы писали ее для кого-то? 
- Мне очень приятно, что вы прочитали эту пьесу. Я написал ее для актрисы Ольги Аросевой. Ей предназначалась главная роль. Но Аросевой   уже 90 лет, она сказала, что  не в состоянии выучить текст. Пьесу  взяли другие театры, идет эта постановка и в «Коляда-театре», причем с огромнейшим успехом. А вообще я написал много пьес об актерах и  актерской  жизни. Очень хорошо знают этот подлый народ. Они  любят тебя, но предадут и продадут, если того потребуют обстоятельства. И я не обижаюсь на них за это. Ведь актер – это не профессия, а диагноз.
-Николай  Владимирович, как признанный, талантливый и известный   драматург, скажите, какой должна быть современная пьеса?
-Первое,  что должно быть в пьесе  - это исходное  событие, из которого рождаются слова, характеры. Это основа основ драматургии. Драматург должен уметь  слушать и слышать, строить диалоги. Сквозь них  должна проходить боль за героев пьесы, если тебе их не жалко, тогда и писать не стоит. Пьеса  - это мысли, которые читаются между строк. Зрителя нужно держать в постоянном интересе, а если его нет, тогда в зале слышно бесконечное «кхе-кхе».  А бывает, когда вдруг наступает звенящая тишина. Если ты  сумел добиться этого, значит, ты добился  успеха. Это и есть хорошая  современная драматургия.
-А какими качествами нужно обладать, чтобы  стать драматургом?
-У человека должно быть что-то тут и тут (указывает на лоб и на сердце) и еще любовь к театру. Этого довольно. Я не читаю лекций по теории драмы. Про завязку-развязку всё написано в книжке у Александра Митты («Кино между адом и раем»). Рекомендую её студентом. Я не пытаюсь сделать из них писателей. Стараюсь поправить мировоззрение, объяснить, что хорошо, а что плохо.
-Николай  Владимирович, вам тяжело было пробиться  в число самых известных и популярных драматургов?
-Очень тяжело, это было практически невозможно. В то время  не было компьютеров, и я копию за копией  отбивал тексты  своих пьес на  печатной  машинке  и рассылал по  театрам. Работал, как машинистка  с утра  до ночи. Помню, как летел однажды в самолете на семинар молодых советских драматургов  и с собой  вез пьесу  «Рогатка». Она лежала в чемодане  в багажном отделении, я смотрел в окошечко на облака и думал: «Везу с собой  бомбу, а никто не знает, что я ее везу».  Пьесы начинающих читали  маститые драматурги, когда они просмотрели «Рогатку», разразился настоящий скандал, они орали: «Это свинство, как это можно на советскую сцену такую пошлость!» В 1989 году я познакомился  с главным режиссером московского театра «Современник» Галиной  Волчек. Поехал от Союза театральных деятелей на какое-то культурное  мероприятие, где собрался весь театр  «Современник». Эта была  очень дорогая  путевка, я один из провинции был в этой  группе. Артистов жутко стеснялся и боялся и они шептались за моей  спиной: «Это КГБ-шника  к нам приставили». Потом каким-то чудом мы  подружились. И Волчек  сказала мне  на прощание – пришли свои пьесы.  Так и сделал, но прошло полгода - не привета,  не ответа  от Галины  Борисовны не было. Я благополучно забыл об этом событии.  И вдруг  на вахту  нашего театрального института  позвонили из  «Современника», Волчик требовала меня к себе. Срочно вылетел в Москву, примчался  к Галине  Борисовне, а она  мне с ходу, как рявкнет: «Где твои пьесы?!». «Выслал, - говорю, - у заведующего литературным отделом лежат, наверное». Так оно и было, их даже  не распечатали, оно и понятно, в «Современник» такая макулатура  каждый день приходит килограммами. Литработник  получил жесткий  нагоняй. Оказалось, в тот день, когда мне  позвонила Волчек, она обедала с каким-то известным итальянским переводчиком, и тот в разговоре обмолвился, что  переводит пьесу «Рогатка» одного известного советского драматурга Николая Коляды. Волчек показалась моя  фамилия  знакомой, покопавшись в памяти, вспомнила…После этого  я стал писать пьесы  для  «Современника». 
-Почему  тогда  не перебрались в Москву?
-Я остался  в Екатеринбурге из-за своей  лени. За что благодарю судьбу.
-Ленивым вас точно не назовешь.
-Меня в Екатеринбурге все знают. На улице здороваются. Я себя здесь человеком чувствую! Никуда отсюда не уеду. А работа… пьесу  ведь можно  и по электронной  почте  послать в любую точку мира. В Екатеринбурге нет московского снобизма. Я не выношу фальши и лжи. В столичной тусовке, люди могут целоваться при встрече и ненавидеть друг друга. В Екатеринбурге - иначе. Если я не люблю кого-то, я с ним не общаюсь.
- Вы написали 98 пьес,  создали драматургическую школу, на которой, по-видимому, будет держаться российский репертуар в ближайшие десятилетия. Откуда такая  работоспособность? 
-Поскольку  это мой  основной  заработок, как только у меня  заканчиваются деньги, я сажусь писать пьесу, потом рассылаю ее по театрам. Звонят обычно сразу несколько и покупают мою работу. Один мой знакомый заметил, мол, вовремя ты,  Колян, подсуетился, деньги теперь на пьесах зарабатываешь. Если бы за это не платили, я  бы  все  равно пьесы  писал. Когда-то хотелось много денег, писал по шесть пьес в год. Сейчас понял – это не главное  в жизни и ограничиваю 1-3.  Ко мне  не прилетает муза и не садится  на плечо (смеется).  Я профессиональный  человек, мне не нужно вдохновение. Знакомая артистка  как-то рассказала про одного столичного драматурга, который каждый  день с двух до пяти лежит на диване  и придумывает пьесы. Я был в шоке. Признаюсь, даже на репетиции прихожу  абсолютно не готовым, никогда заранее не  продумываю действия  актеров. На сцене происходит настоящее творчество, один артист предложил одно, другой – другое, я скажу третье. Чистая импровизация. Все  происходит само собой, придумывается на ходу. Так случилось и с «Ревизором», три недели мы репетировали, я сидел в зрительном зале и спал. Актеры ходили налево, направо, говорили текст, все было хорошо, складно, но не хватало чего-то. Проснувшись однажды утром,  пошел в цветочный магазин, купил там много земли, притащил ее в театр, вывалил на сцену, налил туда воды. Пришли артисты, сделали круглые глаза, но идея им понравилась. Разувайтесь, - говорю, - и ходите. Они так  обрадовались, стали  лепить из земли пирожки, как в детстве. Из этого и развилась основа, но произошло это случайно…
И так всегда – сижу за компьютером и пишу всякую чушь, а потом внезапно мысли, как картонные фигурки, поднимаются и начинают бежать, только поспеваю за ними записывать. Герои сами начинают говорить. Такое ощущение, что от моей головы в небо тянется какой-то канатик, в него и поступают сигналы, слова. Конечно, я могу пококетничать, сказать, ох, как  тяжело писать пьесу, как мучительно! Но это будет обманом. Легко и весело мне заниматься  своим любимым делом!  В театре  вообще работать радостно. Взять даже  новую нашу постановку «Борис Годунов» - классика, драма, где в конце все умирают. А на  репетициях стоит такой дружный хохот. Это нормальная  рабочая атмосфера,  потому что игра должна приносить удовольствие. Вообще, в актере всегда должен  жить ребенок, готовый  постоянно удивляться, меняться, баловаться, шалить,  если он  вырастает, то в театре  ему делать больше  нечего. Мучительным трудом я могу  назвать лишь работу с артистами из Санкт - Петербурга и Москвы, я ставил с ними одну  из своих пьес, это была катастрофа. Девять месяцев маялся. Избалованные  известностью столичные артисты  просто замучили меня  своими капризами. Какая уж тут грязь и краска,  здесь даже плеснуть водой в лицо  нельзя. Нужно чтобы  у актеров  были красивые костюмы,  чтобы  смотрелись они, как следует, и было видно, что хорошие артисты. С ними работать невозможно. Это какие-то замшелые  камни. Конечно, есть и исключения. Глубоко  уважаю Лию Ахеджакову,  очень рад, что мне  неоднократно доводилось с ней  работать. Она великая  актриса. Написал специально для  нее пьесу  «Селестина». Когда  работал над ней,  говорил Ахеджаковой: «Не хочу, чтоб зрители хохотали, как ненормальные, это же театр», на что она мне ответила: «А что в этом плохого, Коля, пусть смеются». Подумал и, правда, почему  в репертуаре  театра не может быть какой-то смешной,  пустой  комедии. Чтобы  люди пришли просто посмеяться. Пусть постановки будут разные: пустые, глубокие, смешные, грустные, но интересные.
-Николай Владимирович, вы довольны тем,  как ваши пьесы  ставят другие режиссеры, они чувствуют ваш ритм?
-Не доволен. Раньше я смотрел постановки и ругался  с режиссерами. Они обижались. Потом понял, что ругаться  бесполезно. Теперь только хвалю убранства театров и костюмы, что толку орать.   Если они так  понимают мои спектакли,  это их дело. 
-Как вы подбираете актеров в вашу трупу?
- Они сами приходят, почти все выпускники Екатеринбургского театрального института. Я беру  без проб, полгода назад ко мне  пришел парень, закончил кукольное отделение, попросился  на работу, мне  понравилась его открытая и искренняя улыбка. Пригласил новичка на репетиции, он сидел в зрительном зале почти месяц и не ушел. Потом постепенно стал вводить его в постановки. Теперь играет главные роли. 
-Бывало такое, что вы брали в свой театр людей, не имеющих актерского образования?
 -Нет, я беру только актеров. Чаще всего ко мне приходят сумасшедшие тетки, которые хотели в молодости быть актрисами (смеется).
-Николай  Владимирович, вы никогда  не пробовали писать сценарии для современного кинематографа?
-Нет, мне  не нравится  и кино, которое  снимают по моим пьесам. Когда  звонят и просят написать сценарий  к фильму по моей пьесе за сумасшедшие деньги, я отказываюсь.  Говорю, делайте сами, только заплатите гонорар за использование материала и отстаньте, я  ваших фильмов  смотреть не буду.
-А семья у вас есть?
-Нет, я живу один. Моя семья  - это театр, мои дети – ученики. Не могу я жить без этого, в театре  можно сыграть  и сымитировать все – гнев, боль, радость, а искренность никогда.