Надюшенька

В селе Голубино-Тучнёвское жила-поживала бабка по имени Ассоль. Лет ей было далеко за 60. Жила она нелюдимо, детей у неё не было. Дом её давно уж покосился, почернел весь - как будто после страшного пожара, хотя самого пожара никто из односельчан не помнил (да и был ли он на самом деле?). Бабка редко выходила из дому. Сидела днями напролет возле окна и смотрела вдаль, подпирая левой рукой тщательно причесанную голову. По паспорту, она была Ассоль Витальевна Сливец. Но об этом никто не знал. В разговорах между собой её называли не иначе как баба Надя. Откуда это повелось - этого тоже никто не помнил. Просто людям так было проще, привычней. Ассоль - это что-то чуждое, холодное, не "нашенское", как преграда, или забор, которые непременно нужно преодолеть, сломить; это странное вычурное имя мешало сельчанам выстроить своё человеческое отношение к этой женщине. И тогда где-то в морозном воздухе, родилось это простое имя - Надя - Надюшенька - такое "своё", такое "родное". Родилось и повисло. А после, губы какого-нибудь местного дурачка или пьянчуги случайно подхватили его, её новёхонькое имя: ("Т-ч-чё там Надю-х-а-то, всё с-сидит?!",- заплетаясь спросит он. И тогда ему хором ответят : "Сидит, куда денется!", и без того понимая о ком идёт речь) и разнесли, как заразу. Из уст в уста. Теперь зло и настороженно к ней не относился никто - относились с сочувствием, беспокойством и сожалением. Даже шуток в её адрес никто не отпускал, разве только дети постоянно пытались её осмеять, спародировать в своих играх, но это скорее от страха, нежели от жестокости. Для детей в её застывшем лице, во всём её скульптурном облике таилось нечто страшное и пугающее. Дети не могли с этим мириться, но не могли и справиться, преодолеть - и потому им только и оставалось, что смеяться.