Правдивая история о Святополке. Эпизод 47

В эготической памяти свидетеля Моисея Угрина, питаемой центростремительным вниманием, обращенном к себе,  как и любого другого свидетеля, напрасно искать более или менее подробной, или хотя бы только ясной картины происшедшего, или синтеза слышанного и виденного. Но зато она может сохранить иногда ценные, характеристические для личности самого свидетеля мелочи. В ходе следствия складывая свое представление о том или другом обстоятельстве из свидетельских показаний, Лесь постепенно приходил к уяснению себе всего случившегося. Его работа- наблюдение, опросы, изучение быта и статуса свидетелей, изучение личности и роли каждого из них  выстраивало интуитивные и одновременно рациональные связи-последовательности, причины и следствия- как будто благодаря химической смеси реактивов проявлялось изображение- повествуя о картине событий в неразрывной связи с кругом действующих лиц, вовлеченных в мясорубку княжеской усобицы.

«Эймунд позвал к себе родственника своего, Рагнара, и десятерых других мужей. Он приказал им седлать коней. Они выехали за город, все двенадцать человек вместе, составляя горстку народа, а прочих воинов оставив дома. (В дружине) был Исландский муж, Биорн: тот поехал с ними, равно как муж Аскель и оба Торда»- гласил «Перевод, который здесь сообщаем, сделан прямо с Исландского подлинника, а не с Латинского перевода Саги, изданного Королевским Обществом Сверных Антиквариев в Копенгагене»- (Перевод и примечания О. И. Сенковского в книге: Сенковский О. И. Собр. соч. СПб., 1858, т. 5).

«Однажды рано утром Эймунд позвал к себе Рагнара, родича своего, десять других мужей. Велел оседлать коней. И выехали они из города 12 вместе, и больше ничего с ними не было. Все другие остались. Бьёрн звался исландец, который поехал с ними, и Гарда-Кеттиль, и муж, который звался Асткелль, и двое тордов». [Eymundar .attr.] S. 373 (s. 127)- Приводится по переводу, приведенном в исследовании С.М. Михеева «Эймунд- убийца Бориса, Ингвар Путешественник и Анунд из Руси: к вопросу о шведах на Руси в 11 веке.

Лесь сопоставил оба перевода скандинавской пряди и  имена убийц, сохранившиеся в летописной памяти: Путша, Талец, Елович и Ляшко.

Имена убийц мог расслышать только присутствовавший на месте событий-переговоры между ними, перебранку –какие то отдельные слова,  реплики, разговорную иностранную варяжскую речь   Моисей Угрин вряд ли бы понял, а имена могли быть услышаны им искаженно-как бы расслышал-так бы и воспроизвел потом:  «Асткелль», «Кеттиль», «Аскель» и есть созвучие «Талец»..

На Руси, под влиянием переживания скорбных представлений о судах и присутственных местах, по которым можно было "затаскать человека", очень часто показанию придается эготический характер, осторожное и пугливое отношение свидетеля к происходившему пред ним, сводящееся к желанию избежать возможности видеть и слышать то, о чем может прийтись потом на суде показывать, испытывая давление со стороны заинтересованных в деле сторон и самого судебного органа. Передача обстоятельств, по отношению к которым рассказчик старался избежать положения свидетеля, обращается незаметно для рассказчика в передачу того, что он делал и думал, а не того, что делали и говорили, или что случилось пред ним. Это вектор переносящий центр тяжести на собственные впечатления- это желание сохранить себя в дальнейшем, оно, несомненно сопутствовало каждому свидетелю-присущее человеческой породе, инстинкту самосохранения, желанию упорствовать в своих показаниях и проявлять усердие в ранее изложенном собой, чтобы не путаться в показаниях и быть последовательным-строго придерживаться одной линии- свидетель убийства Святого Мученика-страстотерпца благоверного князя Бориса- сам святой-Святой преподобный отец Моисей Угрин. Пострадавший от кривд будет держаться правды и не отступится.