Вариант сознания... ч. 103

                Красный  дьявол
Если внимательно  почитать Чехова,  то в  его  произведениях обнаружится присутствие  дьявола  как  надличностной силы;  дьявол  невидим,  но его появление  в  нашем мире обозначено красными глазами. О  дьяволе напоминали Чехову красные огни пожаров на  Сахалине;  в  рассказе  «Случай  из практики»  красные огни фабрики представляются  герою знаком  инфернальной силы.  Если во времена  Чехова  дьявол был  скорее художественным символом  зла,  то в  веке  ХХ-м  разгул дьявольского  вмешательства  в  дела  людей  обозначен  горами трупов,  сожженных ипритом в  первую мировую войну,  и  миллионными гекатомбами  гражданской войны  в  России. 
Осознавали  ли  большевики    свою  причастность к  всемирному  злу?  Вероятно,  осознавали. В  дневниковой  записи   замечательного русского композитора  Георгия  Свиридова  от 21  ноября  1981  года  читаю:  «Первый  сатирический  журнал, который  издавался в   России  после установления  советской  власти,  начал выходить в  1918 году. Он назывался  «Красный  дьявол».
«Очень красноречивое  название», - иронично  прокомментировал  Георгий Васильевич.  Добавлю,  что в  1920 году на улицах покинутого белогвардейцами Севастополя первым  появился  броневик большевиков под названием «Антихрист». Свою повесть о похождениях  Чичикова по  городам  советской  России Михаил Булгаков  назвал соответственно:  «Дьяволиада». Булгаков подарил   книгу Марии Павловне Чеховой,  на которой  богобоязненная  сестра  великого писателя начертала: книгу не выдавать…
16 августа  2007.
                * * *
                Звездный  скальпель
Середина  августа. Все  то же,   что  в июне  или июле:   по утрам   солдаты   поют под  барабан,   днем одолевает жара,  к вечеру  на  небо  выползают   робкие  облака,  и только сухой  стук  яблок  в саду  вносит  грустную  нотку.  Скоро  лету конец…
 Я  в отпуске  с начала  июля.  Привык   к дачному  распорядку:  утром  - работа на компьютере,  набиваю очередную книгу, днем -  приглядываю за  мастерами,  которые   отливают  бетонную площадку,  вечером,  вытянув  ноги,  сижу на  деревянном  диванчике в саду и посматриваю в  небо. По  небу,  невинному  и  ясному,   протянулось прозрачное  облако -  розовое  фламинго с  зыбкой  шеей в половину  небосвода.  На  светлом  фоне зигзагами летают  пузатые  стрекозы,  которые    появились вдруг,  неведомо откуда и зачем. Днем  хороводятся   пестрые  бабочки,  а вечером -  вот эти странные стрекозы.
Проходит время,  небо  темнеет,  стрекозы  находят  кров  под  каким-нибудь кустом,   и вместо  зрительных впечатлений  прорезываются  слуховые.  Постукивают яблоки,  побрехивают  деревенские собаки,   в  уши настойчиво   вползает  треск  ночных  сверчков,  которых  поэты по ошибке  называли цикадами.  Сверчки… При упоминании о сверчках  хочется  ухмыльнуться,  но  мышцы  лица расслаблены,  и  растягивать кожу в иронической   ухмылке просто лень.  Кампанию по   развенчанию  цикад  возбудил   крымский  поэт Слава Егиазаров:  он вычитал  где-то,  что  цикады,  дескать,  трещат только  в  дневное  время…  Может,  оно и так, но   в  русской поэзии за сотни  лет   сложились общепризнанные клише.  Сверчок   стал символом  домашнего  уюта,  цикада  обозначает  усладу  южных ночей… Егиазаров демонстративно  отверг  цикад и  заселил  свои вирши сверчками;  от этого   в  голове  звучит не поэзия,    а барабанная  дробь.
Завороженный  руладами  сверчков, стараюсь  постичь   логику их  отчаянного состязания.  Поначалу  кажется,   что все трещат на  один  манер. Но у  каждого  своя  пластинка.  Один  из певцов   укрылся  слева, за молодой   черешней. Он настойчиво  кому-то вдалбливает,  продолжая, видимо,  старый  спор: «Т- рь - рь - рь - рь - рь - и - и - и!  Т-рррри!  Т-рррри!» Его оппоненты  сидят справа в  кустах  малины и   не согласны. Один, прерываясь от  волнения,  заикается:  «Ч - ч - ч!»,  а его  напарник во все  горло (если так   можно  выразиться) выводит:  «ты - рь - рь - рь - рь - рь - э - э  -э!». « Чи-тыррррре!  Чи-тырррре!».  «Т-рррррри!» -  еще  громче вопит  спорщик  слева,  и   в  стане соперников  возникает  сомнение. Заика  нерешительно  произносит:  «Тр-и-и-и-и?».  «Т-ррррри,  т-рррри!» -  утвердительно доносится   слева.  Но сомнения проходят,  и  правая  фракция  дружно  возглашает:  «Че - ты -ррррре!  Че - ты - рррре!». 
Замечаю,  что в   капелле, или,  если  угодно,  в  парламенте  сверчков  есть  и  свои  нейтралы.  Отрезвляюще и  сухо,  как  тиканье  таймера  стирмашины, звучит речь сверчка  за  спиной -  видно,  это голос  заднескамеечника,  которому  давно надоели споры  о  тупом и остром конце  яйца:  «Ти-ти-ти-ти-ти». Парламентские краснобаи его,  конечно,  не слушают  и трещат  по-прежнему: «Т-ррррри!» - «Че-тырррре!» - «Т-ррррри!» - «Че-тырррре!».
  Впрочем,  Бог  сними, с поэтами и сверчками. Кстати,  юный Пушкин  в обществе  «Арзамас»  именовался  Сверчком…
Вчера вечером  я  засиделся и  невольно окунулся  в мистерию ночной  жизни. Пахло  душистым табаком и подгнившей  грушкой.  У самого моего лица, бесшумно ломая   траекторию,  в  стоячем воздухе шмыгали   летучие  мыши.   Я  дернул головой  влево, пытаясь отследить полет,  и наткнулся  на  странную  картину. В  ложбине за силуэтами гор  торчало  нечто  вроде  стоячего языка  пламени -  желтого и  застывшего,  словно отлитого из  крашеного воска.  Конец  пламени будто загнут ветром влево.  Я  не сразу понял,  что это  уходящий за  горы  месяц;  минут пять я  наблюдал,  как желтое пламя  гасло -  вот   остался  язычок,  вот  светлый уголек, вот он превратился  в  точку…
Долго   сидел  я в  странном  оцепенении… Раскинув руки по спинке  скамьи  и закинув  голову,   бездумно  смотрел  в  самую середину  неба,  словно ожидая  чего-то;  ничего  не происходило, только  подслеповатые  звезды   слегка помаргивали;  одна  из  них почему-то   засветилась  ярче и,  изобразив   запятую,  исчезла. Очнувшись, я  недоуменно потер затекшую  шею и   опустил взор на  бренную  землю… Через темный огород, переваливаясь  словно  еж,  прошествовал  молодой  хомяк. Он   перебрался  через  бетонную дорожку  и    принялся  шуршать под  яблоней.  Вдруг  замер. По  небу с севера на  юг словно  резануло  скальпелем. Это   закончилась  беспутная  жизнь  одного  из  персеидов,  которые тучей  носятся по Солнечной системе -  будто   сумасшедшие  мотоциклисты по  горным  дорогам.  Вот  еще  сверкнуло, и еще… Так и мы сгорим,  когда придет срок.
Срок  не  за  горами.  В России и Украине  большинство мужиков  не  доживают до  шестидесяти.  Мне скоро  стукнет  шестьдесят один -  и  это притом,   что  пережито  два инфаркта.  Счастливчик…  Может,  вот  такие  неспешные вечера  под звездным небом  и  дают энергию  одоления  старости.  Впрочем,  скоро отпуску конец,  начнется  привычная гонка. Утром  на  работу в  музей,  днем  - на   лекции в университет, вечером  - у компьютера:  переписка  по  электронной почте,  подготовка  очередного очерка  для публикации…  А  в  мыслях и чувствах -  вот тут, на  этом  рассохшемся  диванчике  посреди Крыма, под необъятным небом,  на негритянском теле которого   так  быстро зарастают  порезы  звездного скальпеля.   
                17 августа  2007.