дневничковое

Однажды…

23.10.2009

Однажды я пел песни Гребенщикова под гитару в переходе у метро. Вокруг собрались люди, кидали монеты в шляпу. А одна девушка, молодая и красивая, остановилась на миг, поцеловала меня в губы и пошла дальше. (Да я и сам был молод, даже юн).

Однажды, весь несчастный на личном фронте и пьяный, я шёл по улице. Молодая девушка остановила меня и сказала, что поссорилась со своим. Попросила денег на метро. Я неохотно вытащил десятку. Она сказала – нет уж, дайте на метро, билет стоит дороже. Неохотно я дал больше, и девушка ушла. А ведь мог пригласить её поужинать, рассказать о своей нелёгкой доле, могло сложиться по-всякому. Бог любит шутки. Я пошёл своей дорогой.

Однажды я шёл по рынку, в берете и весь такой (ну, как обычно, вы знаете, какой я весь). Кавказец, продававший арбузы, сказал: «Художник? нарисуй мне рекламу продажи арбузов, заработаешь». А у меня принцип, от подработок не отказываться никогда. Я рисовать не стал (не умею), скомпилировал клипарты, сделал смешно, распечатал на цветном принтере (а краска дорогая), несу заказчику. Кавказец говорит: «Я просил рекламу, а ты принёс карикатуру». Даже арбуз не дал, гад, только показал картинку своим подельникам – все смеялись. Кроме меня. Я работу оставил себе, но потом её подрал кот – пришлось выбросить.

27.10.2009

Однажды я влюбился в прекрасную девушку. Я был неопытен с девушками. Мучился, мямлил, надоедал звонками. В разгар той морозной зимы я купил одну тёмно-красную розу, я стоял под её окнами. Она вышла – и от холода стали осыпаться лепестки. Так грустно! Мне не ответили взаимностью, я, наверное, выглядел жалким. Но чувство было прекрасным и сильным. Без фальши. Как и всё настоящее на свете. Я счастлив, что это со мной случилось однажды.

Однажды я решил спасти бомжа. Он лежал на проезжей части, на обочине, и отдыхал, а мимо ехали машины. Я поднял бомжа на руки и отнёс на скамейку. Бомж упал со скамейки. Он был недоволен, что я потревожил его отдых.

Однажды с другом мы гуляли по маленькому русскому городу. Увидели открытое окно в подвале – и залезли – а там!.. Целая россыпь старых выброшенных советских пластинок. Я выбрал пластинку с вальсами Варшавы, и долго слушал их потом на моём стареньком проигрывателе, попивая с девушками сладкий «Агдам». О, годы юности, здоровая печень, крепкий желудок… Романтика. Потом проигрыватель сломался.

29.10.2009

Однажды, в детстве… Сколько мне было, четыре, пять? Я ехал на трёхколёсном велике вокруг двора дома на Марины Расковой. Двор был огромный, тёмный, страшный. Где-то в окне тревожно звучала музыка. Мы жили в комнате в коммуналке, я, мама, папа, сестра и собака Плюша. Комната была совсем крошечная, соседи были почему-то японцы, они подарили нам открытку Токио и малюсенькую деревянную куклу. Жили хорошо. Жаль, велосипед потом раздавила машина, и он лежал такой расплющенный, рядом суетился водитель.

А ещё однажды, когда мы уже переехали в блочную новостройку в Бибирево, приснился сон про ту старую квартиру. Во сне я где-то нашёл огромный, с дыню, красного цвета янтарь – и вхожу на кухню показать маме. Она стоит у плиты (газ включён, синий огонь – и красный камень в моих ладонях). Мама кричит – брось! брось скорее!!! Я бросаю янтарь прямо в плиту, раздаётся дикий взрыв… Больше я ничего не помню из раннего детства, извините.

(Я потом был в своём старом дворе на Расковой. Обычный московский дворик, довольно небольшой.)

30.10.2009

Однажды в детстве я лежал в больнице…
(на самом деле, это было не однажды – здоровье фиговое, и в больницах я валялся постоянно). Но в тот раз больница попалась особая – располагалась за городом, на природе. И вот однажды, тёплым летним деньком, меня приехали навестить мама с папой. Больничные харчи не супер, наверное, знаете сами, и мама принесла кое-что меня подкормить. Там была жареная куриная нога, помидор, огурец и кусок чёрного хлеба.
Мы вышли за территорию и пошли гулять в поле. Помню большущий стог сена – ну такой, знаете, куда можно забраться внутрь. Внутри особенный запах, сено забивается за шиворот и шуршит тихонько. Мы уселись как будто в норке, разложили еду, и я принялся за дело. И это было так по-особенному прекрасно и вкусно – с тех пор я обожаю холодную жареную курицу. Это на всю жизнь.

Ещё про еду. Однажды, уже во взрослом возрасте, я поехал на поезде в Горный Алтай. С сестрой и племянницей. Племянница недавно получила голландский паспорт и говорила хмурым стриженным аборигенам в вагоне: «Я под защитой королевы Нидерландов Её Величества Беатрикс, если со мной хоть что-то случится – моя королева меня защитит (так написано в моём паспорте)». Хмурые стриженные аборигены недоверчиво щерились.
А, так я же хотел рассказать про еду. Мы взяли в дорогу мало еды, и всё съели уже на 3 день. Вагон-ресторан был закрыт, а на перронах в ту странную эпоху не продавали ничего. Короче, последний четвёртый день пути мы голодали, и когда у встречающей нас в Бийске Натальи оказался с собой капустный кочан (белый, хрустящий, только что с рынка) – мы втроём слупили его просто в миг! Должно быть, это смотрелось странно – понаехали тут, из Москвы, голодные, кочаны жрут. Такие дела.

02.11.2009

«Однажды, в 12 лет, я услышал Битлз и понял, зачем живу», рассказывает Борис Гребенщиков в какой-то статье. А мне вот почти сороковник – но не оставляю надежды, что однажды я тоже что-то такое услышу и всё пойму. Сразу и на всю жизнь. Но мой дзэнский наставник с большой палкой для дзэнских ударов всё ходит где-то – в бессрочном отпуске, не иначе – и сатори остаётся для меня зоной вне доступа. Но я не теряю надежды.

Однажды я умру. Эта мысль всё ещё умозрительна и не особо тревожит меня – точнее, совсем не колышет. Куда страшнее и непонятней реальность того факта, что однажды умрут мои родители. Они стареют, болеют. Это так невозможно, так горько. Надо это как-то понять…

Однажды я понял одну вещь. Это банально, и словами вряд ли передать. Но, быть может, однажды вы тоже это поняли – или поймёте потом. Вот эта вещь: будущего нет. Не в панковском смысле – «но фьюче» – нет! Просто будущее это настоящее, только оно станет им завтра. А есть – лишь сегодня, сейчас. Сегодня – день, прожитый зря, или реализованный шанс, радость или горе, разочарование или «сбыча мечт». Люди, которые терпят и ждут, свершают и страдают, чтобы построить светлое будущее, – все они ошибаются. Их надули! Они тратят понапрасну то единственное драгоценное, что имеют – это прекрасное мгновение, имя которому – жизнь.

Я – за стрекозу. Муравьи, мне жаль вас, от всей души. Вы даже и не жили ещё, а зима катит в глаза – всем, вам тоже. Спешите жить!

06.11.2009

Однажды на Валдае, где я был с учениками школы, в которой работал, случилось мне быть дежурным педагогом. По-простому говоря, готовить на всех еду. На завтрак я нажарил всем яичницы (это я умею). Одна беда, всю жизнь ем яичницу без соли, поэтому и тогда солить не стал – едоки роптали, но лопали. А на обед я наловил в озере рыбёшки (мелочёвки, но вкусной и сладкой). И сварил уху. Сам. На всех!

Однажды, в довольно странной компании – «эльфов», «орков» и прочая – мы гуляли по лесу в ночь на Ивана Купала. Искали цветок папоротника. По серьёзному так, без дураков. Давно дело было. Вдруг вижу – светится! Темень, дремучий летний лес, все вокруг такие… эльфы – и вот, светится. Цветёт папоротник, а под ним горшок с золотом …оказалось, пень с гнилушками. Но всё равно, это был классный опыт – понимания того, что чудеса возможны.

Однажды я был рабочим экспедиции от ботанического сада. Ездили на Карпаты. Нагрузки серьёзные, а я юноша астеничный. Тридцатилетние тётушки бодро-весело шагают себе по горам, собирают гербарий, а Михайло плетётся в арьергарде, падает без сил на землю (реально), матерится в голос, потом ползёт дальше. А однажды вообще заболел – и оставили меня в лагере, на вершине горы, сторожить гербарии. Посреди гербариев лежу собственно я – на раскладушке, с градусником под мышкой, читаю томик Набокова (я тогда болел Набоковым), ну, ясна картина. И тут выходит – стадо! И прямо на гербарии. А со стадом – пастухи, старик и мальчик, все этнические такие до невозможной степени, прямо с картины. Встали передо мной и смотрят – я им тоже типа музея. А коровы подбираются к гербариям – собственности Академии наук, между прочим. Я вскакиваю, я бегаю, я кричу, гоняю коров. А эти смотрят…

10.11.2009

В юные годы я всегда влюблялся сам. Обычно безответно и бестолково. Не добивался объекта, иногда даже не признавался, просто ходил, любил, страдал. И вот однажды полюбили меня. Я это принял почему-то как должное. А надо было спешить любить в ответ, давать сторицей, ведь любовь это самое ценное, что один человек может подарить другому… Я же думал – так надо, это мне подарок за прошлые обломы. И вот однажды меня взяли, да и разлюбили. Ну, впредь наука. Стал я битый – но умный.

Однажды я шёл по улице и нашёл кошелёк. А там много денег! Я, конечно же, отнёс кошелёк в милицию. Поверили? Я что, похож на идиота? Нет, я честно-благородно наклеил объявление о своей находке на столбе там же, рядом. Ну а когда объява повисела с неделю и никто не откликнулся – я забрал всё себе. А тут и страховка по совершеннолетию привалила – короче, стал я богач. И купил себе… кайфовейшую вещь! Магнитофон-бабинник. И мы слушали на нём «Кинг Кримсон». И, кажется, «Пинк Флойд». И «ЭЛП», и «Дженесиз». А чуть позже – концертные записи «Аквариума». И было это счастье – свой бабинник. До сих пор на балконе стоит, как его выбросить? Работает, кстати, бобин только нет.
Ещё о находках. В юности я близко знал девушку, которая постоянно находила деньги. Нет, вы не поняли. Я имею в виду, что она Постоянно находила Деньги – а не время от времени 5 копеек. Например, на моих глазах однажды моя подруга нашла бумажный рубль в траве (а то даже не однажды…). Это, говорила, ей Бог посылает, чтобы было на что жить. Вообще, раньше я часто видел тех, кто с чудом накоротке. Богато было с людьми в моей жизни, с Человеками. Мне вообще с этим везёт, и до сих пор. И вот, однажды…

…однажды родилась в моей голове идея – всех этих людей связать воедино, светлых, ярких, необычайных. Мне было и неловко вроде примазываться – но уж очень хотелось! И вот взял я пятикопеешную монету, обвёл много раз на листе картона, нарезал кружочков, и красным карандашом нарисовал солнышки – раздал им всем. Не дурачок? А сразу за тем попал в больницу с сотрясением и амнезией (это уже совсем другая история) и, находясь в полубессознательном состоянии, в кармане пижамы сжимал кулак – а в кулаке было то солнышко. (Может, они, эти люди, меня и спасли тогда). Связь! Такие дела.

11.11.2009

Однажды я увидел лося.
Однажды я понял, что очень счастлив.
Однажды я играл на Красной площади рок-н-ролл (а рассказывал потом об этом тысячу раз).
Однажды я занимался любовью в развалинах, в заброшенном доме.
Однажды я очень хотел уехать, далеко-далеко, в Сибирь, надолго, может и навсегда (не уехал).
Однажды меня, лежащего, били ногами хулиганы.
Однажды я справлюсь с «теми двумя» слева, что терзают меня. Я стану сильным и светлым, как единорог.
Однажды, в детстве, я уронил на пол полную сковородку жареных маслят.
Однажды, в Амстердаме, я ел псилоцибиновые грибы.
Однажды девушка сказала мне, что я очень красив (если меня хорошенько постричь и побрить).
Однажды я выпил бутылку водки из горлышка (0,33, потом упал; сейчас бы не упал). Дело было на колокольне.
Однажды я встретил в церкви Гребенщикова и пожал ему руку (нас представили, он этого не помнит, а я вот помню).
Однажды после концерта у меня хотели взять автограф («девушки, оставьте в покое флейтиста, его тошнит от выпитых напитков»).
Однажды я проснусь богатым и знаменитым (только я в это не верю, потому что такое невозможно, хотя очень хочется, причём чтобы «само» и без усилий).
Однажды… думаю, однажды я напишу книгу.
12.11.2009

Однажды 20 лет тому назад ко мне подошла в институте удивительная девушка и сказала: «Давай дружить».

У неё были волосы цвета пшеничных колосьев, круглые глаза и удивительный взгляд, как у большой птицы. Она изучала птиц. Я на всякий случай влюбился, платонически и очень сильно, впервые так сильно (кстати, на нашем курсе в неё многие влюблялись).

Но дружить стал, это было важнее. Мы разговаривали разговоры о жизни, такие важные – помню, что очень важные (о чём, увы, забыл). Однажды мы вместе стали выпускать стенгазету «Пегас Поп», посвящённую русской рок-музыке. Я писал передовицы, начиная их стандартно «Хэлоу, мэны!»

«Оленька, сестрёнка она мне» – шептал я митьковское, и посвящал ей свои картины. Я тогда начал рисовать, и однажды даже нарисовал её портрет. Абстракционизм, какие-то круги, полосы – обычная моя тема.

А однажды я решил покреститься в православие, и вопрос о крёстной матери был решён. Но батюшка посмотрел на «сестрёнку-Оленьку» и сказал – нет. Я, глупенький неофит в беленькой рубашечке, подчинился. Так вот и осиротел, нет у меня теперь духовных родителей. А она – очень скоро перешла в буддизм (увидел, знать, батюшка, рыжий и мудрый – не та карма у сестрёнки моей, чтоб быть мне крёстной).

Так мы дружили – вместе с моей девушкой, потом вместе с моей женой. Общались, дружили и с сестрёнкой, и с её первым мужем, а потом и со вторым мужем… Дружили всерьёз. Большие вибрации, большие энергии. Пели Гребенщикова, пили вино и чай. Однажды вдруг перестали общаться, я очень переживал.

Прошли годы. Но я знал, что мы встретимся, мы обязательно встретимся. Так и вышло, однажды, через 20 лет спустя после нашего знакомства. Есть такие люди – которые навсегда.

23.11.2009

Однажды я лежал без сна, сжимая холодную сухую ладонь, и шёпотом кричал – мне-нужна-только-твоя-любовь-ты-моя-жизнь… И небо сжималось, неумолимо сжималось вокруг меня одного, панцирем, стеной между нами, не оставляя шансов. С тех пор этот страх – что однажды всё повторится – этот страх не даёт мне больше сближаться столь яростно близко.
Но однажды – возможно – любовь победит этот страх.
23.11.2009

В детстве я мечтал, что однажды стану, как мои кумиры. Супер-кунфуистом, как Брюс Ли. И суперпопулярной звездой сцены, как Томас Андерс из группы «Модерн токинг». Конечно, мечтал не совсем уж всерьёз – но иногда воображение рисовало такие пленительные картины.

Про кунг фу – интересно получилось.
Однажды, подростком, я попал в закрытую и запрещённую тогда секцию кунг фу (официально мы назывались «группа Здоровье»). Школа пяти зверей, романтические рассказы про Шаолинь, поза «Дракон, увидевший Будду». Нелегальные просмотры китайских фильмов по боевым искусствам – на первых видеомагнитофонах. Я скрывал это даже от лучшего друга – он потом узнал, и мы рассорились. Друг записался на вполне официальный бокс, и чуть меня не побил.
Всем нам так хотелось что-то доказать. Со временем это желание во мне истребилось вовсе…

Про поп-звёзд.
Группу «Модерн токинг» тогда никто не знал – она только появилась, и в советской Латвии одна прогрессивная радиостанция впервые передала сладкие завывания Томми: «ямахА, ямасОу». Это так отличалось от кондовой попсы (типа Арабесок), что мы тогда слушали – реально новая волна. Откуда же этот ансамбли? Наверное, из Японии, решили мы, – поют-то по-японски: ямахА и прочее… Потом истина открылась, и все увидели героев – на постерах, даже по телеку! Противный белобрысый Дитер Болен не произвёл впечатления, но вот Томас – этот его взгляд – и визг поклонниц… Наверное, та же магия, что была у Битлов (такой ультралайт-вариант), на нас подростков это действовало убойно.

(…и совершенно неожиданно однажды, через какой-то год-полтора, в нашу жизнь ворвётся РОК, и старые кумиры, да и вся попса, будут забыты – нет, просто порваны в клочья – совершенно новым звуком. Но это уже совсем другая история.)

24.11.2009

Я не любил и не умел драться. Это здорово понижало мои мальчишеские рейтинги.
Боялся я, или просто чувствовал невозможность причинить другому физическую боль? Думаю – и то, и другое. Мы называли себя пацифистами. Ходили на концерт в рок-клуб, где группа «Кино» и прочие герои выходили на сцену в чёрных одеждах с белым призывом СПАСЁМ МИР! Однажды мы расписали всю школу мелом – нарисовали пацифики, Peace и прочее в том же духе. «Классная», по прозвищу ВольгА, узнала и заставила смыть наши художества. Мы смыли.

Да нет, думаю, я просто робел и не умел врезать как надо. Помню один случай. Был у меня одноклассник Аркаша – мы с другом бездарно дразнили его «не рыба не каша, это наш Аркаша». Он был толстый и сильный – а меня почему-то недолюбливал (мягко выражаясь). Вообще, меня недолюбливали многие ребята (даже большинство) – в частности, за мой говнистый нрав (да и за многое другое). И вот однажды…

Однажды стало ясно – у нас с Аркашей будет махач. Дело было перед входом в школу. Он – крепыш и драчун, и я – худоба-слабак-пацифист. Поняв, что надо действовать, пока есть задор, я начал дубасить «нерыбу, некашу» своими слабомощными кулаками, что оказалось ему как слону дробина. Аркашу это только взъярило – и я понял, сейчас мне навешают. Поэтому, подубасив Аркашу ещё немного, я произнёс, высокомерно кивнув окружающим (помню ведь): – «А на этом разрешите откланяться!». И дал дёру. Потом боялся приходить в школу…

Сколько позора, унижения и страха принесли мне «школьные годы чудесные». Боязнь двоек, боязнь побоев и ежедневные унижения. Вся эта мерзость мутным пятном лежит на памяти, дразня психоаналитиков (я – явно их клиент). Однако всё в прошлом, однажды я кончил эту чёртову школу, вернулся в Москву, поступил в институт и постарался выкинуть из головы – и из памяти – моё ненавистное детство. Удалось ли мне это – и правильно ли я решил – однажды это станет окончательно ясно. 

26.11.2009

Вспоминая эпизоды жизни – детство, юность, молодость – я вижу чудовищно высокомерного юнца, тонко сжавшего губы в линию, отгородившегося от мира. Сложнее всего защищаться в детстве, когда отгораживаться было особо негде, прикрыться нечем. Своего прекрасного сада пока не выросло, чужие берега – враждебны и неприемлемы…

Я, правда, неплохо учился – и очень переживал из-за плохих отметок – но неплохо не значит отлично. Тем тоньше сжимались губы, тем выше задирался носик. Слабый? Бедный? Робкий? Не блещущий эрудицией и талантами? Затуруканный сверстниками, и с кучей комплексов в придачу? Ну и что – я лучше вас всех, я не желаю вас знать. Подите прочь.

Впрочем, единственный талант моего детства всё-таки открылся однажды. Я классно играл в настольный теннис. Конечно, классно лишь на дворовом уровне – но и этого хватало. Играли в клубе, навылет – и я «делал» моих притеснителей-драчунов, побеждал незнакомых старшеклассников, выигрывал партию за партией. Впрочем, отсутствие честолюбия и извечная моя барская апатичная леность приводили к тому, что в какой-то момент я просто терял интерес к игре, начинал пропускать простейшие мячи и в итоге преспокойно «сливал» очередной сет. Что-что, а быть «в дураках» я в жизни привык.

Потом начали появляться цветы и в моём саду. Рок-клуб, «своя» музыка. Абстрактные художества, выставка, игра на флейте, главная роль в театре абсурда. С детством было покончено – но главный посыл остался, «отстаньте, я другой, дайте жить по-своему». В подъезде странного юношу с извечным гитарным чехлом под мышкой прозвали «француз». Смешно, я не знал и не знаю французского, не был во Франции. Но «француз» значило «чужой».

Тусовка бибиревских аборигенов в то же время – начало 90-х – когда восходила моя счастливая звезда (творчество, театр, музыка) – пили пиво в подъезде. Их ничего не волновало, но смутно интересовал француз-сосед (абсолютно без взаимности, впрочем). Правда, не били – француз, но сосед всё-таки. Я их побаивался, не здоровался и на всякий случай задирал нос ещё выше – отстаньте, я из другой вселенной.

Лишь однажды я с удивлением высунулся в окно. Это серое, унылое, умеренно агрессивное скопище людей – вдруг исторгло из себя яркую эмоцию. Под моим окном спорили – да как!.. Эмоции били через край. Что может так занимать человека? – размышлял я. – В чём смысл жизни? Есть ли жизнь на Марсе? В чём гений Ван Гога? Каково значение для современной музыки сплав вечно живой традиции этно и рок-культуры? А быть может, их так взволновала сакральная компонента интегральной йоги Шри Ауробиндо?
Перебрав основные возможные варианты, я прислушался пристальней.

Туземцы обсуждали футбол.
 
08.12.2009

Однажды была школа

Закончив институт, я искал работу. И вот однажды мой ангел-хранитель на белых мягких крыльях перенёс романтически настроенного юношу в только что открывшуюся необычную школу. Воспитателем, вести группу продлённого дня. «Я пришёл рассказывать вам сказки», сказал новоявленный «усатый нянь», и дети с воплями сели ему на плечи, свесив ножки и улюлюкая. Годы понадобились для балансировки между поэзией и прозой, волшебной сказкой и жёсткими буднями. Тяжёлые и прекрасные годы – несмотря ни на что.

Так на много лет я попал в чудо-школу. Мы вершили большие дела. Сами придумывали инновации, сами их внедряли и видели – наши усилия дают плоды. «Папки индивидуального развития», система анализа образовательных и воспитательных результатов. Образовательные проекты (клубы, развивающие игры). Открытые уроки, семинары, круглые столы. Флаг школы, сшитый своими руками. Ассамблеи, мониторинги, ежегодные Фестивали сказок и масштабные развивающие игры, «эврикиады», походы… Всего не перечесть. Недостаток теоретических знаний компенсировался нашим опытом и горячим желанием – сделать максимально хорошо. Мы были – команда, почти семья. Мы жили этим. Каждый новый учебный год сулил новые победы, новые открытия – и самое удивительное, сдерживал свои обещания! Казалось, так будет всегда.

Но потом однажды стало понятно – дела пошли под гору. Старые идеи отработали свой срок, новые буксовали. С переездом школа выросла сразу в несколько раз, навсегда потеряв камерность. Многое стало попросту невозможно технически. А тут ещё неожиданный бэби-бум увёл в декрет многие лучшие умы.

И конечно, школу делает директор. А директор наша серьёзно и давно болела. Однажды её не стало. Я плакал, это было поворотной точкой. Талант лидера решает почти всё. Конец? Бежать с корабля? Но мешало уйти это чувство – мне столько дали! Я должен отдать долги. Я должен попробовать. Так однажды я занял кабинет заместителя директора по воспитательной работе. Я старался, даже больше, много больше, чем раньше, в годы расцвета школы. Но за год серьёзных усилий ситуацию переломить не удалось. Я ушёл из моей школы.

Любой проект имеет начало и конец – очевидно, проект «школа диалектического обучения» однажды подошёл к своему завершению. (Сама школа есть, детей учат и воспитывают – но просто это совсем другая история…) Кто тут виноват – изменения в нашей стране и менталитете сограждан, обстоятельства или мы сами – теперь это уже не так важно. Но те годы – надеюсь на это от всего сердца – дали многое не только нам, но и выросшим уже детям, нашим воспитанникам. Ученикам той чудо-школы. И однажды, много лет спустя, они вспомнят школьные годы чудесные с более тёплым чувством, чем это могу сделать я, вспоминая своё детство…