одна в тишине...

 По мосту вдоль набережной идет девушка, высокие каблуки утопают в снегу, который не успел стаять с прошлой ночи, замерзшими руками она придерживает полы, распахнутой настежь шубы, то и дело, приоткрывая миниатюрное вечернее платье с глубоким вырезом. С плеч непослушно соскальзывает тончайшая шелковая шаль, обнажая нить жемчуга на изящной мраморной шее. Она идет нетвердой походкой, навстречу леденящему ветру, каждый шаг дается ей с трудом, беспощадные порывы словно отбрасывают ее назад, заставляя останавливаться и стремясь подхватить и закружить над землей, как пушинку, спешащую навстречу неизвестности. В ее огромных, темных как ночь глазах, отражается блеск воды, мирно текущей у ее ног. Полукруглый диск луны сливается с темными водами реки, растворяясь в нем и наполняя ее загадочным серебристым свечением. Очередной порыв северного ветра окончательно лишил сил ее хрупкое точенное тело, словно из него разом вынули стержень, заставляя остановиться. Она обессиленно привалилась к ограде, отделяющей набережную от реки, и с надеждой посмотрела на плавно текущую серебристую гладь воды. Сейчас эта вода разливается в ее глазах, тонет в этой холодной северной ночи, на пустынной заснеженной улице в безжизненной северной стране. Она смотрит на реку, намертво закованную в темный гранит и тонет в этой бесконечности, в ее плавных переливах, в тишине пустой улицы и в горячем дыхании безжизненно холодного воздуха. Ее длинные темные волосы небрежно спадают на плечи, развеваемые порывами ветра, который играет ими, плетя свой странный, никому неведомый узор. Она стоит почти неподвижно, глядя на плавное течение серебристых потоков и воспоминания, непрошенным вихрем, вертятся у нее в голове, не давая забыться ни на секунду. Случайному прохожему она  напоминала бы изваяние, изящное и неподвижное, высеченное точными движениями из кристально прозрачного льда. Слабый свет луны щедро освещает ее одинокую хрупкую фигурку укрытую белым покрывалом из снега. Холод и ветер, доносящийся с реки, сделали свое дело, она почти перестала чувствовать пальцы, сделав их ватными и непослушными, губы посинели, а тонкая кожа стала почти прозрачной, делая ее похожей на восковую фигуру из знаменитого музея мадам Тюсо. Невероятным усилием воли она заставила себя двигаться вперед. Ветер завывает у нее за спиной, а в голове до сих пор звучат его слова. Каждое слово падает в душу,  ударяясь о самое дно и разлетаясь там на тысячи мельчайших осколков, которые она не может собрать воедино. Она помнит каждую произнесенную им фразу, каждый жест, выражение глаз. Она помнит все и это причиняет невыносимую боль. Она не знает куда идет, знает лишь одно – здесь ей больше нечего делать и стремится убежать, не важно куда, главное – как можно дальше отсюда, от него, от этой ночи, тишины, снега, ветра и бескрайне холодного свинцового неба над головой. Она хочет убежать от самой себя и своих чувств, которые пульсирующим сгустком бьются о непроницаемый лед этой неуютной северной страны. В ее темных как ночь глазах отражается небо, вся его бескрайность и обреченность, его беспечная невесомость и обманчивая бездонность.  Небо плывет и растекается в ее глазах, рождая бесконечные лавовые потоки, такие горячие, способные расплавить заснеженные просторы и этой страны и его сердца. Но ночь скрывает от всех ее глаза, а липкая, непроглядная тишина вокруг скрывает ее безмолвный крик и тихий стук каблуков по мостовой. Она идет в неизвестность и не знает, что ждет ее за ближайшим поворотом. Она идет навстречу своей судьбе, пытаясь убежать  от самой себя, но до конца не веря в это.
Переулки и повороты сменяют друг друга, ей попадаются редкие прохожие, припозднившиеся и спешащие в свои теплые дома. Они с легким недоумением смотрят на необычно красивую девушку  в настежь распахнутой норковой шубе и крохотном платье под ней, плотно облегающем ее миниатюрную фигуру.  Заинтересованные взгляды, полные восхищения пополам с недоумением. Ее взгляд в ответ рождает пустоту. Она ничего не чувствует кроме смертельного холода, медленно и безжалостно окутывающего тело, заползающего в душу, убивающего в ней все живое, остужающего тепло, проникающего в артерии, останавливающего сердце. Она не чувствует прикосновения чужих рук, не чувствует как шуба легко соскальзывает  с ее плеч. Она ловит взгляды, обращенные на нее, взгляды полные неподдельной страсти, но не приносящие тепла, так необходимого ей сейчас. Она не сопротивляется, когда чужие руки скользят по ее восхитительному телу, согревая его бесчувственные контуры живым теплом, но оставляя  привкус горечи. Она подается навстречу этому теплу, в надежде, что оно исцелит ее, наполнит жизнью обледеневшую душу. Но как ни пытается она не чувствует разницу между прикосновениями рук и ткани, облегающей ее тело, ласкающей плечи, сжимающей бедра. Наконец, она понимает, что спасение не будет, и хочет идти дальше, но чьи-то руки удерживают ее, не дают ей пошевелиться и она подчиняется чужой воли, подчиняется своим воспоминаниям, подчиняется холоду, сковывающему тело и душу, подчиняется тишине и ночи, скрывающей все вокруг своим темным узорным покрывалом печали и одиночества. Она подчиняется всему, от чего пыталась сбежать, и только ему она не может подчиниться. Свет угасает, а в ее темных, как ночь глазах медленно растекается небо…