Дети Шолома. 2

                Глава 2
                11 таянья 54-го года Основания
                Планета Шолом, излучина реки Азра,
                142 километра от Крома

          Айна так и стояла у стола, положив ладони на привезенную отцом коробку. Тот сидел напротив – большой, тяжелый, с гладко выбритой головой и шелушащейся на скулах кожей. Бороду он носил маленькую, не бороду даже – клочок волос на подбородке.
          – И все-таки подумай, - повторил он. – Работа – она везде работа. Свет клином, что ли сошелся на докторе Ване? Пусть сидит в лесу, если ему так нравится, пусть ловит местных бабочек…
          – Здесь нет бабочек, - попыталась вставить Айна, но отец отмахнулся.
          – Да плевать мне на них! В долине кишмя кишит живность: и храпуны под ноги лезут и эти… лапчатки прямо на голову норовят нагадить. Сетки ставим, огнеметами каждую неделю проходим, мазутом заливаем – все равно прут!
          – Кому ты это рассказываешь? – успела вставить Айна, пока отец набирал воздуху в грудь.
          – Тебе! Ты же квалифицированный биолог, почему нельзя попроситься к профессору Сойферу? Уважаемый человек, серьезным делом занимается, без которого нам всем здесь не жить! И дома была бы, и мать успокоилась!
          – Бен Сойфер – микробиолог, я – генетик, папа. Это близко, но совсем не то же самое!
          Отец молчал, глядя ей в глаза, будто ждал продолжения, но Айна уже оборвала себя. Чего она, в самом деле, хочет – переубедить отца? Ни ей, ни матери это не удалось ни разу в жизни. В лучшем случае, он мог устраниться, отвернувшись в сторону и сделав вид, что вопрос слишком мелок для его вмешательства. Но заставить капитана Хирада ибн Амина аль-Басри изменить точку зрения было невозможно.
          Отец вдруг решил изменить позу, повернулся чуть боком, возложив руку на стол. Короткоствольный автомат, с которым он не расставался, закачался на ремне, стукнул по ножке стула. Аль-Басри машинально придержал его, успокоил.
          – Я тебе многого не могу рассказать, дочь, - начал он, - но сейчас такая обстановка, что нам обязательно нужно держаться вместе. Ты, я, мать, Мазид – нас всего четверо на Шоломе, больше нет никого…
          – О чем ты говоришь? – сжалась Айна. – А остальные? Нас тут больше десяти тысяч!
          Отец пренебрежительно отмахнулся.
          – Они – никто! Они просто люди – как деревья, земля, как этот стол, наконец! – хлопнул он ладонью. – Они просто окружение, в котором ты живешь и которое принимаешь, но они – не ты! Этот год – я чувствую – будет очень тяжелым, - продолжил отец, уже взяв себя в руки. – Вы тут забились в глушь, ловите своих бабочек…
          – Здесь нет бабочек, - не сдержалась Айна.
          – Ну, стрекоз! – не сдавался отец. – И вас особо не касается, что в парниках опять «черная ножка», что картофель пора копать, а он с грецкий орех вырос, что половина поросят передохла, куры несут яйца без скорлупы, словно змеи, а на кроликов лишай напал…
          – Пап, - перебила Айна, - ты то же самое говорил в прошлом году, и ничего – пережили как-то зиму, и даже, - попыталась она перевести разговор в шутку, неуловимо указав на изрядную отцовскую фактуру, - не отощали!
          Аль-Басри сбился, машинально провел ладонью по потной голове, вытер руку о штаны. Платков у него сроду не водилось: мать пыталась поначалу вкладывать в карманы, но вскоре бросила это дело – муж платками пользовался как разовыми салфетками: протрет лоб или шею, и – в мусор.
          – Не хочешь меня слушать, - подвел он итог. – То, что в прошлом году я каждый день на паек приносил по банке сайдаки и по пачке печенья вам с Мазидом, ты уже забыла. То, что всю зиму можно было свободно получать сахар, муку и куриный паштет, ты не помнишь. Может, - спокойно продолжал он, - ты тогда скажешь, сколько раз в последний месяц ты пила сладкий чай и намазывала масло на хлеб – два раза? Три? Может, я паникую, и вам сюда контейнерами какао присылают со сгущенным молоком, молодую баранину для шашлычка, яблочки свежие?
          Айна только сглотнула. С продуктами на станции было тяжело: лифтером, с которым нынче прилетел отец, им доставляли питьевую воду, сухари, яичный порошок и соевое масло. Иногда подбрасывали замороженные стейки из рыбного фарша – хороший повод для организации праздничного ужина. Но, в основном, их ежедневное меню состояло из овощной смеси, галет и белковой пасты. Однообразно, но вполне достаточно чтобы не испытывать тоскливого чувства голода.
          – Привезенные на Шолом запасы подходят к концу, - сообщил отец. – В лучшем случае, их хватит еще на два-три месяца. На урожай рассчитывать не приходится, хорошо, если продержимся на нем до весны. Уже сейчас в Кроме гуляют слухи, что введут строгое нормирование, и кому, как ты думаешь, достанутся усиленные пайки: тем, кто занимается конкретным и полезным для колонии делом, или таким, как вы – теоретикам от науки? Потому я и настаиваю, Айна, - продолжал отец, - чтоб ты вернулась к нам и пошла работать к доктору Сойферу. Человека, от которого зависят урожаи и приплод скота, не будут морить голодом. И тем, кто трудится рядом, всегда достанется пара лишних яиц и пяток лепешек. Кстати, и Мазида можно будет попробовать туда же пристроить…
          Конечно, он хотел ей только добра. И мать, безусловно, тоже была бы рада ее возвращению. Но бросить сейчас все, чем она занималась почти год? Уехать от Андрэ? Сетх – человек увлекающийся, и если на освободившееся место доктор Ван пригласит эту голенастую Александру…
          – Папа, - сказала Айна, - я все поняла. – Но ведь пока все еще не так плохо? Можно я еще неделю, две подумаю? Хорошо?
          – Хорошо, - ответил отец и тяжело поднялся. – Неделю вполне можно подождать. Там, кстати, - показал он на коробку, все еще придерживаемую на столе Айной, - материны лепешки. И еще я пару банок сунул. И Мазид свою поделку положил, - разберешься, что к чему!
          Они вышли в тамбур. Отец замешкался, не зная, куда пристроить автомат, и Айна держала тяжелую железку все время, пока Хирад влезал в защитный комбинезон с бахилами, прилаживал на лицо фильтрующую маску с очками, затягивал капюшон. Потом она оделась сама. Костюм был еще влажный после дезинфекции, скрипучий. Места в тамбуре едва хватало на двоих, и Айна то и дело тыкалась плечами и локтями в отца. Тот стоял молча и неподвижно, лишь подсвистывал воздух в клапанах маски.
          – Ну что, пошли? – спросил он, когда дочь выпрямилась и замерла.
          – Секунду!
          Всякий раз она сомневалась в очередности действий: включить ультрафиолетовые лампы в комнате, задраить в нее дверь двумя поворотами штурвальчика, отдраить наружную дверь… Ничего не забыла?

          Биостанция представляла собой здание в форме звезды. В центре – круглый купол лаборатории, облицованный фотопреобразовательными панелями, с шести сторон к нему были пристроены жилые модули и большое помещение, именуемое «кают-компанией» с двойным – внутренним и наружным – шлюзом. Здание покоилось на круглой же бетонной плите, огороженной пятиметровыми опорами с натянутой между ними и поверх них стальной сеткой. Лишь в одном месте в ней были предусмотрены широкие ворота, открывающиеся к лифтерной площадке. Возле них как раз и собралась немногочисленная компания биологов, пилот лифтера и двое сопровождающих груз, вооруженные, как и отец, автоматами.
          – Папа, что это такое? – успела спросить Айна, ухватив отца за рукав.
          Тот, рванувшийся уже было к воротам, притормозил.
          – Что?
          – Почему солдаты? А где снабженцы?
          Лифтер был грузовой – черный, брюхастый, с открывающимся пандусом задним люком. Пассажирских мест в нем было всего три: одно рядом с пилотом в застекленном колпаке кабины, и еще два – в глухой выгородке позади нее, невесть по какой причине называемой «спальником», хотя спать на двух привинченных к полу друг напротив друга креслах было невозможно. Обычно на этих местах на станцию прилетали крепкие мужчины из службы снабжения, осуществлявшие выгрузку продуктов питания, инструментов и оборудования. А вот теперь вместо них у открытого люка находились двое вооруженных людей, вовсе не горевших желанием таскать тяжелые ящики и коробки.
          Отец лишь махнул рукой.
          – Чего стоим? До вечера здесь решили прохлаждаться? – попытался закричать он, но помешала фильтрующая маска, из-под которой послышалось лишь бубнение, понятное одной только Айне.
          В несколько шагов отец приблизился к группе биологов.
          – Стоим чего? – наклонился он к низенькому Вану.
          Айна подбежала довольно быстро, успев услышать ответ начальника станции.
          – Господин Аль-Басри, ваши сотрудники отказываются нам помогать! А нас слишком мало, чтоб самостоятельно со всем управиться: я ведь уже не юноша, чтоб поднимать такие тяжести, и вообще – мы же научный персонал!..
          – Да плевать мне, - рявкнул отец, и Айне стало до тошноты плохо, потому что каждый из коллег знал, что она – дочь Аль-Басри, и сам лично он прилетает на станцию только потому, что хочет ее увидеть. – Плевать мне, повторяю, что вы – научный персонал! Есть хотите? Пить хотите? Работать хотите? Тогда нечего мяться по сторонам, марш к лифтеру и разобраться по парам!
          Только маски, с которыми приходилось свыкнуться на Шоломе, скрыли вытянувшиеся лица ученых. Впрочем, переглянувшимся и хохотнувшим солдатам досталось не меньше.
          – А вы что пасти раскрыли? – заорал на них капитан. – Решили туристами заделаться, на лесные красоты поглазеть? Живо оружие за спину, - и в трюм! Берем ящики с зелеными наклейками. Общим числом – восемь! Десять бутылей питьевой воды, пять батарей аккумуляторных. Марш-марш, бойцы!
          Бросившаяся помогать коллегам Айна тоже схлопотала.
          – Куда ты лезешь третьей под ноги? Не видишь, что ручек всего две, и ты им только мешаешь? Где оборотная тара? Чего смотришь на меня, будто вчера родилась? Бутыли из-под воды где? Десять минут тебе: одна нога здесь – другая там!..

          Они справились с разгрузкой и складированием меньше, чем за час. На треть опустошенный лифтер улетел, взяв курс на поселок лесозаготовителей, а уж оттуда было рукой подать до Крома.
          Солнце заметно сдвинулось к западу, небо было чуть зеленоватого оттенка, с парой полупрозрачных облачных мазков на западе. Мелкие летающие насекомые, прозванные колонистами уничижительным «зга» держались выше человеческого роста, почти под сеткой, там же шныряли одиночные дидры, чувствуя себя в полной безопасности. Лапчатки изредка пикировали на них, но вовремя распознавали препятствие, красиво раскрывая перепонки за мгновенье до удара и уходя в сторону с набором высоты. Обычной для них угрозы – летавших парами хукеров – что-то не было видно.
          – Никогда бы не сказал, что скоро зима, - произнес стоящий рядом Андрэ. – Жара под тридцать, да еще резину эту таскаешь, пОтом под ней обливаешься!
          – А на Сахале только-только весна разгулялась, - мечтательно отозвался Брандт. – Представляете, снежок рыхлый, - зачерпнешь в ладонь, а он тает, капает… Сосульки с крыш висят, люди барбекю из кладовок достают, мясо жарят с лучком, колбаски, баклажаны ломтиками…
          – Что за разговоры? – вмешался Ван Эньлай. – Животы подвело?
          – Да, - сказал Андрэ, - было бы неплохо чего-нибудь пожевать. Завтрака не помню, обед подзабыл, ужин так не скоро, что я уж в него и не верю!
          – В самом деле, Эньлай, - обратился к начальнику широкоплечий немец, в силу возраста и давней дружбы с доктором Ваном имевший право называть его по имени, - столько всего перетаскали, что руки гудят. Нельзя полчасика передохнуть, чайку попить?
          – Толку-то кипяток гонять? – заколебался руководитель.
          – Знаете, доктор, - приобнял его за плечи Кристофер, - пусть в брюхе вода, лишь бы не пустота!
          – Опять же сказано, - встрял Сетх, - «пустое брюхо к науке глухо»!
          – И совсем по-другому, - еще отбивался начальник, но уже слабо, неубедительно. – Говорилось: «сытое брюхо к учебе глухо»!
          – Ну, уж это ты приврал, приврал… - Брандт уже вел друга в нужную ему сторону. – И как только у тебя совести хватает, так искажать народные мудрости! Сам посуди, даже с точки зрения физиологии, не говоря уж о психологии…
          – Идите, я сейчас, - быстро пробормотала Айна, когда сговорившиеся мужчины направились к тамбуру кают-компании. – Сейчас! – она махнула рукой обернувшемуся к ней Андрэ. – У меня есть кое-что к чаю…

          Чай выпили быстро. Впрочем, какой чай – заваривали бледные листики лимонного дерева, выращенного Ваном Эньлинем из косточки плода, завезенного четыре года назад с Сахаля. Деревце постоянно болело, Ван его выхаживал как единственного ребенка, вечно колдовал с подкормками, золой, речным песком и вонючим настоем яичной скорлупы. В прошлом году оно даже пыталось дать плоды: распустило нежные белые цветы с длинными тычинками, сформировало завязи, да, видно, на том и исчерпало свои силы. Шишечки завязей вскоре почернели, засохли и отпали. Но, после того, как закончился чай, и одни лимонные листья годились в роскошную заварку.
          Материнские лепешки Айна принесла все (одну хотела оставить на вечер, чтоб насладиться лежа в кровати за книжкой, но устыдилась собственного эгоизма). Их встретили за столом дружным «Хаар-ра!», поделили по-честному и умяли в минуту.
          Чуть позже, когда Ван с Кристофером, оставшись за пустым столом, снова сцепились за обсуждением предварительных результатов препарирования отловленной Сетхом метровой корнёвки, Андрэ подкрался к споласкивающей посуду девушке. От прозвучавшего прямо в ухо шепота она вздрогнула и чуть не выронила чашку.
          – В лес со мной пойдешь? – спросил он.
          – Зачем? – испугалась Айна. – Меня же все равно шеф не отпустит!
          – Крис не может, Ван не хочет, - кратко доложил Андрэ. – А я там такую штуку обнаружил – переворот всех наших знаний о Шоломе!
          – Чего ты опять врешь? – обиделась Айна.
          – Клянусь! – шепотом же вскричал зоолог. – Чтоб мне дня не прожить! – и сделал такой жест возле горла, что стало ясно: не врет.
          – Ван меня под личную ответственность взял, - сказала Айна, но сама почувствовала, как сладко заныли колени: полдня, а то и целый день наедине с этим легкомысленным белокурым красавцем! – Он к самому Сингху ходил, а тот через майора Ташича на моего отца действовал, чтоб уломать. Ты представляешь, что будет, если шеф узнает о моих походах?
          – А ты сделай, чтоб не узнали, - шептал змей-искуситель по имени Андрэ. – Скажи, например, что завтра планируешь разобрать накопленные материалы у себя в комнате и просишь не отвлекать. А мы с раннего утра исчезнем, и к обеду - уже на месте. С открытием, какого старикам сроду не сделать, хоть они сто лет будут в микроскопы пялиться! Идет?
          – Идет, - ответила Айна. – Я предупрежу Вана. Только выходим рано-рано, прямо в пять утра. Хорошо?