Казнь. репортаж из преисподней

АННОТАЦИЯ.
Он бизнесмен, она  домработница, ставшая его женой – годы вместе в любви и согласии… казалось. Но на поверку всё не так, как им представлялось. Кто она на самом деле, а кто он, если отказаться от слепой веры, превращающей мечту в мнимую реальность? Время разобраться. Ибо жизнь во лжи всё превращает в ад и даже собственная спальня – преисподняя. Оказывается, что  счастье возможно при условии смерти героя… Так кажется ей, так ещё вчера решил бы и он, но... Она решается на убийство, а он подыгрывает ей, чтобы на все сто убедиться в правильности своей страшной догадки, покончить с иллюзиями и попытаться начать всё с чистого листа. Только вот какой должна быть новая жизнь? В пьесе сплавилось, казалось бы, несоединимое - гроб, смерть, секс, корысть, цинизм, доброта, ложь и откровения злодеев о смысле жизни, решивших исповедоваться перед жертвой, без пяти минут покойником... 

Esenin_v_i@mail.ru

Владимир Есенин « КАЗНЬ. РЕПОРТАЖ ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ» (С)
               
Драма в двух действиях.

Персонажи в порядке появления:

ДМИТРИЙ, бизнесмен.
НИНА, жена Дмитрия.
ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ, доставщики гробов.
ИВАН, шофер Дмитрия.
СВЯЩЕННИК.
ТОМА, секретарь Дмитрия.

Действие первое.
Картина первая.

В кромешной тьме звучит похоронная музыка. Слышны звуки работы механизма часов с маятником - они нарастают и заполняют все пространство бездушным механическим ритмом. 

Свет открывает взгляду:

- Медицинскую каталку, на которой, скрестив на груди руки, в семейных трусах, неподвижно лежит Дмитрий. У него шевелюра черных волос - на белоснежной подушке, а ноги прикованы блестящими кольцами к каталке;

- Сбоку от Дмитрия столик, накрытый скатертью, на нем – графин с водой, стакан и сотовый телефон;

- Перед ним на стене большой циферблат – стрелка приближается к трем часам ночи. Она  перескакивает на «3» - три удара и под каждый бой под потолком с лязгом и скрипом срабатывает невидимый часовой механизм.

Под эти звуки «покойник» открывает глаза, а похоронная музыка затихает. Он садится, зевает и с недоумением осматривается. Пробует поднять ногу, другую - ощупывает кольца, пытается разомкнуть их, но быстро сдается. Берет графин со столика и, звеня о стекло, дрожащей рукой, наполняет стакан, жадно пьет и возвращает стакан на место.

ДМИТРИЙ. (Кричит).  Эй, персонал. Умерли все, что ли?!

Свет открывает пространство под потолком, а там параллельно телу Дмитрия гиря на цепи в виде огромной сверкающей секиры. Он, не замечая опасности, прислушивается – только работающий часовой механизм нарушает тишину.

ДМИТРИЙ.  Ладно. (Берет телефон, набирая номер.) Чуял же. Какой-нибудь сюрприз да будет. (Читает вслух с дисплея.) Жена? (Сбрасывает и снова набирает номер.) Опять жена?! (Сбрасывает и опять набирает номер.) Жена! Да быть такого не может, чтобы родная жена, да на каталку уложила.
Он бросает телефон на столик и снова, но, уже прилагая все силы, пытается освободиться от колец – безуспешно.

ДМИТРИЙ. Я знаю, ты здесь. Здесь. Смешно, да? Смотри, как бы плакать не пришлось.   Хорошо, хорошо. Все примем за шутку, если принесешь пива. Нина, а Нина? Секретарша?  Так я забыл о ней. Клянусь. Юбилей наш, все-таки, Нина. Мало ли что… Зато мое сердце принадлежит только тебе. Дорогая.

Слышны лишь монотонные звуки работающего часового механизма. Он наливает воды еще, пьет и возвращает стакан на место. 

ДМИТРИЙ. Между прочим, было бы неплохо перекусить. Такое, Нина, вообще-то не прощают. (Смотрит время.) Ну, все, счетчик включен.

Набирает номер и подымает телефон к потолку. Звуки работающего часового механизма нарастают.

ДМИТРИЙ. (В сторону  трубки). Неумолимый ход времени, Нина. (Подносит трубку к уху – гудки.) Вот и ладно. (Отключает телефон.) Признаться, надоела за десять лет хуже горькой редьки.  Хоть разок отдохну в одиночестве. (Удобнее укладывается на спину, подложив руки под голову, зевает и замечает над собой секиру.) Так, а это что еще за хрень?!

На циферблате перед ним - 3:30. Удар боя и он видит, как секира (с лязгом и скрежетом) опускается на какое-то расстояние ниже. Резко садится и отслеживает взглядом линию, по которой его может рассечь механизм. Прикинув, проводит рукой посередине своего тела от промежности до носа, съеживается и втягивает голову в плечи. Смотрит на секиру - закрывает ладонями промежность и живот.

ДМИТРИЙ. Ну, уж нет.   

Еще раз осматривается в поисках спасения, замечает колесики на каталке. Склоняется к полу, напрягаясь из всех сил, пытается дотянуться до колеса, но едва доставая резины, рычит от бессилия. Садится и затихает. Потеет и утирает лицо уголком скатерти со столика.

ДМИТРИЙ. Избавиться от меня решила. С чего это вдруг?

Ложится и наблюдает, как секира, сверкая холодным металлом, нависла над ним под звуки работающего механизма.

ДМИТРИЙ. А ведь ни разу не повздорили даже.

Он, сменив на лице гнев на милость, снова садится, по привычке приглаживает волосы, берет телефон, нажимает кнопку вызова.

ДМИТРИЙ. (В трубку). Сволочужка ты, однако, у меня эдакая! (Её дыхание в трубке.) Такую непредсказуемую тебя еще больше люблю, оказывается. (Её дыхание в трубке.) Десять лет возле уха сопишь, дорогая. Слушал бы и слушал, да. Ни за что бы, не подумал, Нина, что это так приятно.
НИНА. (В трубке). Я сплю, Дима.
ДМИТРИЙ. Тебе не интересно, как мучается муж?! Ха-ха.
НИНА. (В трубке). Хочешь знать правду?
ДМИТРИЙ. Да. 
НИНА. (В трубке). А зачем?
ДМИТРИЙ. Муж, все-таки.
НИНА. (В трубке). Нет, мне неинтересны твои чувства. Ну как, полегчало?
ДМИТРИЙ. Издеваешься? И не стыдно?
НИНА. (В трубке). Какая тебе, слушай, разница, когда вечный покой на пороге?

Он устремляет взгляд на циферблат – стрелки приближаются к 4:00, затем – на секиру. От страха втягивает голову в плечи.

НИНА. (В трубке). Твой голос, вроде, магнитофонной записи. Считай, с того света уже.
ДМИТРИЙ. Не могу поверить, что это говорит моя Нина. Женщина, которой я дарил цветы. 
НИНА. (В трубке). Тоже диву даюсь, что у меня такое непередаваемо приятное ощущение.
ДМИТРИЙ. Нравится, что я лежу, прикованный черт знает где, а не в постели с тобой? 
НИНА. (В трубке). Представь себе, да.
ДМИТРИЙ. И в предвкушении, что я буду корчиться в муках?
НИНА. (В трубке). Даже не подозревала, что это такое наслаждение.

Гудки в трубке. Дмитрий отключает телефон, кладет его на столик, ложится на спину и наблюдает за секирой. Снова проводит линию на себе от промежности до носа.

ДМИТРИЙ. Тут что-то не то. Не по-женски это. (Садится, проводит линию от носа к паху.)  Вместо того чтобы отравить, например. (Маленькая пауза.)  Нет, а номер-то свой оставила. (Хватает телефон, набирая номер.) Зачем? (В трубку.) Хочешь узнать, где мои деньги?
НИНА. (В трубке). А где они?
ДМИТРИЙ. Только в обмен на жизнь и свободу.
НИНА. (В трубке). Банки пива, считаю, достаточно, чтобы быть счастливым перед смертью.
ДМИТРИЙ. Нет.
НИНА. (В трубке). Узнаю муженька. Главное принципы. 
ДМИТРИЙ. Ладно, что хотела услышать от меня? Говори.
НИНА. (В трубке). Перед смертью-то?! Да ничего.
ДМИТРИЙ. А, так для тебя важно, чтобы я сам догадался? Ну, да, ну, да.
НИНА. (В трубке). Покойники такие непонятливые. Какое мне дело теперь до твоей исповеди.
ДМИТРИЙ. Погоди, так меня что, уже похоронили?!
НИНА. (В  трубке). Наконец-то дошло.
ДМИТРИЙ. Врешь.
НИНА. (В трубке). Все как положено, Дима. Соболезнование в газете…
ДМИТРИЙ. А телефон? В какую кнопку не ткни, все: «жена», «жена», «жена».
НИНА. (В трубке). Каприз. Я женщина. Забыл, скотина?

В трубке гудки и он отключает телефон.

ДМИТРИЙ. Души в ней не чаял, пылинки сдувал и нате вам – «скотина». (Ложится, смотрит на сверкающую над ним секиру.) За что, спрашиваю?
Звонит телефон. Он хватает его, слушает.

НИНА. (В трубке). А обо мне все эти годы ты думал, изверг?

Гудки и он лихорадочно набирает номер.

ДМИТРИЙ. (В трубку). Только о тебе и думал. И, когда поднимал бизнес сутками, и лежа на диване с газетой. Где моя, дорогая? Как она там? Что? (Пауза.) Ты слышишь, Нина?
НИНА. (В трубке). Нет. Потому, что ты лжешь.
ДМИТРИЙ. Ну, прости, хоть и не знаю за что.
НИНА. (В трубке). Поздно.
ДМИТРИЙ. Ну, тогда хотя бы скажи, в чем провинился?
НИНА. (В трубке). Однажды я сказала тебе: да, вместо, нет. 
ДМИТРИЙ. Не помню такого, хоть убей. 
НИНА. (В трубке). Это и ставит крест на твоей никчемной жизни изощренного садиста и убийцы. 
ДМИТРИЙ. Это я-то убийца? Ах, да – ты же женщина. К тому же особо поперечная.   
НИНА. (В трубке). Я всего лишь подневольный исполнитель.
ДМИТРИЙ. О, как!
НИНА. (В трубке). Думала, с ума сойду, а оказалось на душе такая благодать.

Гудки. Он отключает телефон.

ДМИТРИЙ. Надо же так ошибиться в жизни? Теперь вот… (О локте.) Близко, а не укусишь!

Звонит телефон. Он берет трубку.

ДМИТРИЙ. Слушаю, гадина.
НИНА. (В трубке). Извини, душегуб, кофе захотелось. А у тебя, наверное, на душе кошки скребут?
ДМИТРИЙ. Пива хочу, умираю. Ты же, подлая, споила вчера.
НИНА. (В трубке). Где деньги?
ДМИТРИЙ. Где надо. Почему решила свести в могилу меня?
НИНА. (В трубке). Ровно восемь лет назад ты заставил  убить нашего ребенка. Вместе с ним умерла моя душа. Умер и ты. (Пауза, всхлипывая.) Может, девочку, может, мальчика…
ДМИТРИЙ. Подумаешь, аборт! Аж, восемь лет ждала, когда дозреешь до убийства, ага.
Скажешь тоже. Хоть стой, хоть падай.
НИНА. (В трубке). Ни мозгов, ни души. Покойник, одним словом.
ДМИТРИЙ. Хватит! Давай лучше пиво. Две, нет три банки.
НИНА. (В трубке). А губу-то раскатал, смотрю. Шустрый.
ДМИТРИЙ. Ещё воблу и сигарету мне!
НИНА. (В трубке). Ага, разбежалась.
ДМИТРИЙ. «Где деньги?», если хочешь, скажу. Потому, что я честный и весь перед тобой, как на духу.
НИНА. (В трубке, смеется). Ну, извини, извини. Не хотела тебя обидеть. 
ДМИТРИЙ. В спальне за нашим портретом на стене сейф. Код – день и год твоего рождения. Ну что, теперь будешь смеяться?
НИНА. (В трубке). Вот теперь-то и посмеюсь от души.

Гудки в трубке. Он смотрит на циферблат – стрелки вот-вот перейдут на 4:00. Свет постепенно гаснет.

ДМИТРИЙ. С чего это я вдруг такой честный стал? Теперь точно конец. (Кричит.)
Нет. Не гасите! Прошу!  Умоляю.

Он ложится на спину и с ужасом наблюдает за зловеще сверкающей в меркнущем свете секирой.

ДМИТРИЙ. (Тихо). Не надо. Пожалуйста, не надо. (Рыдает.) Я же не мог предвидеть последствий. Хорошо. Клянусь, Нина, у нас будет двое, нет трое детей.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Слышен удар часов и лязг опускающегося механизма, следом вопль Дмитрия.

ДМИТРИЙ. Помогите. (Второй удар.) Я ни в чем не виноват, люди. (Третий удар.)
Будь же ты проклята, Нина.

Четвертый удар. Тишина. Зал снова заполняют звуки мерно работающего часового механизма.

Свет восстанавливается. Дмитрий лежит, скрестив на груди руки и закрыв глаза. Его чёрные волосы сделались ослепительно белыми. Он открывает глаза – секира заметно опустилась вниз, но еще на безопасном расстоянии. Он садится и крестится. На столике – три банки пива, вобла и сигарета.

ДМИТРИЙ. …прости и помилуй. Надо же так, жив. Жив! Слава Спасителю. (Замечает   пиво, воблу и сигарету. Крестясь.) Глазам не верю. (Кричит.) Я же знал, ты где-то рядом.

Тишина. Он меряет глазами расстояние от секиры до каталки и смотрит на циферблат – начало пятого.

ДМИТРИЙ. Час остался, не больше. Как раз на рассвете и уйду в мир иной. (О пиве.) А.

Хватает банку, открывает её  и, запрокинув голову, жадно выпивает все пиво. Сидит минуту в ожидании кайфа, берет воблу – ест. Звонит телефон, включает, слушает.

НИНА. (В трубке). Взалкал?
ДМИТРИЙ. Взалкал.
НИНА. (В трубке). И как настроение?
ДМИТРИЙ. Пощады просить не буду. Не дождешься.
НИНА. (В трубке). А я так мечтала видеть тебя ползающим в коленях.

Гудки. Он отключает телефон, бросает воблу, берет сигарету, нюхает её, предвкушая удовольствие, и обнаруживает, что нет зажигалки.

ДМИТРИЙ. Нет, ну не сволочь ли? Эй, кто-нибудь, дайте прикурить. Смертнику. (Маленькая пауза.) Где уж там.

Звонит телефон. Он хватает трубку.
НИНА. (В трубке). Затянуться бы сейчас, да?
ДМИТРИЙ. Да. 
НИНА. (В трубке). После пива всегда хочется?
ДМИТРИЙ. Да.
НИНА. (В трубке). А пить не надо было. 
ДМИТРИЙ. Одного не понимаю, зачем так по-иезуитски издеваться? Молчишь. Жена покойника.
НИНА. (В трубке). А нравится. Полагаю, до тебя дошло, что заказчик убийства ты. 
ДМИТРИЙ. А, если и дошло, то что?
НИНА. (В трубке). Сформулируй, может и дам прикурить.
ДМИТРИЙ. (Себе). Уже и жизни не рад, честное слово. (В трубку.) Сделав по моей просьбе аборт, ты со временем возненавидела меня так, что захотела убить.
НИНА. (В трубке). В целом правильно. Добавь только, что я очень мучилась и страдала, принимая это сложное решение.
ДМИТРИЙ. Мучилась и страдала.
НИНА. (В трубке). А, кстати, Дима, часы тебя резать будут: вдоль или поперек?
ДМИТРИЙ. А то ты не знаешь.
НИНА. (В трубке). А ты скажи. Хочу, чтобы прочувствовал свой конец глубоко и до мелочей.
ДМИТРИЙ. Вдоль. Довольна?
НИНА. (В трубке). Все снимается на камеру, Дима. На память.
ДМИТРИЙ. Подлая тварь.
НИНА. (В трубке, смеется). Мягко сказано. Похоже, и, правда, любил. А я грешным делом думала, что притворялся все эти годы.
ДМИТРИЙ. Какое счастье, что напоследок увижу свои внутренности, а не твою разукрашенную рожу.
НИНА. (В трубке). Подумала тут: перед смертью все равно не накуришься.

В трубке хохот, затем, гудки. Он бросает трубку и смотрит время – стрелка подходит к 4:30.

Хватает банку с пивом, замахивается ею, чтобы запустить в циферблат, но передумывает. Распечатывает банку и в это время раздается бой, но он пьет до дна, не обращая внимания на скользнувшую с лязгом вниз секиру.

ДМИТРИЙ. (Занюхивает сигаретой). Хорошо.

Звонит сотовый.

ДМИТРИЙ. Чего еще? (Берет трубку, слушает.) Ну?
НИНА. (В трубке). Все эти годы хотела с дитем быть, как Богоматерь, чтобы любовались мной. А ты… Ты…
ДМИТРИЙ. Мне это уже знать незачем.
НИНА. (В трубке). Да-да, сорвалась, еще раз извини. В общем-то, я спасибо хотела сказать. Сосчитали - сумма приличная. Нам хватит.
ДМИТРИЙ. Погоди, так ты беременна?!
НИНА. (В трубке). Да. Подумала, это хороший сюрприз для тебя. Ты, вроде, не совсем мертвец еще.
ДМИТРИЙ. Я – отец! С ума сойти. Выходит, все-таки буду жить? Нина, дорогая.
НИНА. (В трубке). Чудак, право. Я сказала: сосчитали, а не сосчитала.
ДМИТРИЙ. То есть…
НИНА. (В трубке). Именно он, Иван. Твой шофер.

Дмитрий запускает трубку в дальний угол и воет, зажав лицо ладонями. Затем, воздев руки, смотрит на секиру.

ДМИТРИЙ. Умоляю, скорей. Убей меня, убей.

Переводит взгляд на часы – стрелка подходит к 5:00. Он швыряет в циферблат банку с пивом, хватает сигарету, нюхает её, мнет и выбрасывает. Ложится, скрещивает на груди руки и закрывает глаза. Звук работающего механизма нарастает. Стрелка перескакивает на 5:00 и раздается бой - секира с лязгом опускается. Второй удар, третий. Дмитрий неподвижен. Четвертый удар. Следующий удар и секира раскромсает Дмитрия.

ДМИТРИЙ. Ну, нет. Буду жить назло этой гадюке.

Не поднимаясь, хватает столик. Держась за ножки, столешницей закрывается им от секиры.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Слышен удар боя, характерный скрип металла, разрушающего препятствие  – звук работающего механизма часов исчезает. Мертвая тишина.

ДМИТРИЙ. Я ухожу.
НИНА. Куда же ты, Дима?
ДМИТРИЙ. В никуда. Знаю лишь одно, что – навсегда.

ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ

Действие второе.
Картина вторая.

Из темноты постепенно проступает богато обставленная  спальня. На напольных часах с боем, стоящих у стены, стрелка приближается к 5:30. На стене большая картина в раме с портретами Нины и Дмитрия (он с черной шевелюрой). На полу как попало валяется мужская одежда. На кровати спят Нина, - в коротком шелковом халате и шортиках, - и поседевший Дмитрий – на животе у него стул, в ножки которого он вцепился изо всех сил.

На столике со стороны Нины лежат сигареты, зажигалка, пепельница и банка пива, а в изголовьях Дмитрия – раскрытая книга Эдгар По «Колодец и маятник».

 Дмитрий открывает глаза. Приходит в себя, затем, осторожно, чтобы не разбудить жену, опускает стул на пол, озирается - замечает пиво и сигареты. Нина,  не открывая глаз, берет пиво, распечатывает и подает мужу.

НИНА. Теплое уже, правда.

Он берет, но тут же возвращает пиво жене.

НИНА. (Не открывая глаз). Что такое?
ДМИТРИЙ. С сегодняшнего дня организм должен быть чистым.

Она, по-прежнему не открывая глаз, привычным движением, дает ему сигарету, щелкает у его носа зажигалкой, но он швыряет сигарету на пол.

ДМИТРИЙ. Сказал же.

Нина потягивается, открывает глаза, видит поседевшего мужа и резко садится.

НИНА. Что у тебя с головой, Дима?
ДМИТРИЙ. А что у меня с головой? Спи. Рано еще.
НИНА. (Вставая). Не знаю.

Она находит и дает ему зеркало.

НИНА. Глянь.

 Он смотрится, приглаживает волосы.

ДМИТРИЙ. Ты, помню, тоже в одночасье поседела. Что-то с пигментом у нас.
(Возвращает ей зеркало и трогает ее волосы.) Тоже покрашу - в черный. И все дела.

Нина присаживается на кровать, кладет ладонь на его лоб и пожимает плечами.

НИНА. У меня причина была. Забыл?
ДМИТРИЙ. У меня, может, та же причина.
НИНА. Ради Бога. Восемь лет прошло.
ДМИТРИЙ. А вот сейчас, самое время заиметь потомство.

Он пытается взять ее, но она сопротивляется, завязывается борьба. Часы бьют один раз. Дмитрий вздрагивает - сжавшись, испуганно смотрит вверх. Нина, воспользовавшись этим, освобождается из объятий, встает и следом за ним  устремляет взгляд на потолок, а затем на мужа.

НИНА. Я давно не домработница, чтобы вот так… (Тормошит его.) Эй. Ау, Дима. Дима, а Дима?   

Дмитрий уставился на напольные часы. Она берет книгу Эдгара По «Колодец и маятник».

НИНА. (Читает вслух название). Ага, «Колодец и маятник». Не надо читать ужастики на ночь.  Ты слышишь? Ау?

Она бросает книгу на кровать, берет пиво, сигареты  и выходит.

 Дмитрий неохотно встает, подбирает с пола рубашку и брюки, надевает рубашку, а брюки -  до колен и садится на кровать  с угрюмым видом. Входит Нина с подносом. На нем пиво и бутерброды.

НИНА. Проснулся?
Ставит поднос на столик. Дмитрий встает, натягивает брюки до пояса, застегивает ремень и ширинку. Садится за стол и принимается вяло жевать.

НИНА. Может, пива все-таки? Из холодильника.
ДМИТРИЙ. Что хочешь сказать этим?  Что будем вдвоем век куковать? Или дебила под пьяную лавочку рожать будем?   

Она распечатывает пиво и наливает в стакан - подвигает ему.

НИНА. Сколько просила: убери часы из спальни.
ДМИТРИЙ. Хоть что-то должно быть в доме, что нравится мне.
НИНА. (О пиве). Прими и успокойся.
ДМИТРИЙ. А когда-то я счастливым вставал и засыпал под бой этих часов. Память о бабушке. Представляешь, до сих пор помню её ласковые руки.
НИНА. Я давно уже вместо бабушки. Пей, пока не согрелось.
ДМИТРИЙ. А ты даже на юбилее не пригубила и… И не куришь уже месяц. А?   
НИНА. Может, меня просто тошнит. 
ДМИТРИЙ. Конечно. Только вот отчего?  Вернее, от кого?
НИНА. Хорошо. Пора сказать. Я беременна и буду рожать. 
ДМИТРИЙ. Значит, все-таки, Иван. (Жадно пьет пиво.) Как была домработницей, так ею и осталась.
НИНА. Где сказано, что домработницы не должны иметь детей?
ДМИТРИЙ. Люди сначала разводятся, а потом рожают… от других мужей.
НИНА. Возненавидел. Твое право. Чего сидишь, закати скандал. Ударь. Я попрошу прощения. Глядишь, все наладится. А, может, замочить нас задумал?    
ДМИТРИЙ.  Надо бы… Да что-то я сам себя не узнаю сегодня.   
НИНА. Видать, не так уж плохо было со мной, а? (Пауза.) Ненавижу… Восемь ударов - кофе с сигаретой в постель, одиннадцать вечера – секс, как бы… Изо дня в день, из года в год. Посчитать можно, сколько чашек кофе приготовила за это время… Ну, и так далее.
ДМИТРИЙ. Тебе бы в бухгалтеры пойти.
НИНА. Чувство, что шестеренка в твоих часах, что вышла за покойника и сама умерла - не заметила как. 
ДМИТРИЙ. Ну, лично я вполне живой. Хочешь, потрогаю.
НИНА. Спасибо. Только что трогал. 
ДМИТРИЙ. А теперь, когда в положении от моего шофера, ожила, да? Что-то не вижу счастья на твоем лице, слушай.
НИНА. Дима, была лишь минутная слабость. А ребенок что? Кого первого увидит, тот и есть для него родитель. 
ДМИТРИЙ. Но Иван-то наверняка знает, что будет отцом.
НИНА. Знает. Как не знать?
ДМИТРИЙ. Ты вообще, о чем думала тогда?
НИНА. Не приставай.  Я любила тебя… возможно. Пока не позвонила секретарша. Мол, собирай манатки, домработница. Дима жениться на мне решил. В порыве страсти, скажешь, пообещал ей.
ДМИТРИЙ. Именно… Мужчине в определенные моменты ляпнуть, что птичке какнуть. Все женщины знают об этом.
НИНА. А месяц… набирался с ней сил в Анталии. У Ивана как раз мама заболела. Деньги срочно понадобились на операцию.
ДМИТРИЙ. И ты решила забеременеть от него. 
НИНА. Ничего я не решала.   
ДМИТРИЙ. Это как? Ничего не решала, а ребенок будет?
НИНА. (Пауза). Потому что это был всего лишь порыв, секунда безумия.
ДМИТРИЙ. А деньги? 
НИНА. Что? Ах, деньги… Старая женщина так мучилась, так мучилась. Взяли, конечно.
ДМИТРИЙ. В порыве страсти?
НИНА. Что?
ДМИТРИЙ. Взяли в порыве страсти, спрашиваю.
НИНА. Успокойся. Я была в своем уме. Только за маму Ивана переживала.
ДМИТРИЙ. Нет, это просто непостижимо. Я что, правда, во сне общаюсь с тобой? Код откуда узнала?
НИНА. Розы на мой день рождения дарил? Дарил. Ровно десять букетов прекрасных свежих роз.
ДМИТРИЙ. Не морочь голову. Общаюсь с тобой по ночам, да или – нет?
НИНА. Когда мужчина дарит цветы, считается, что он влюблен. Вот ты и дарил раз в год, как по расписанию. На большее, у тебя просто фантазии не хватило. Да и то, первый год привез сам, потом шесть раз присылал с курьером. А потом…  (Пауза.) Сам догадываешься.
ДМИТРИЙ. Я не догадываюсь, я знаю.
НИНА. Да ну? Откуда сведения, интересно?
ДМИТРИЙ. Видение было.
НИНА. А черт с рогами не являлся? После вчерашнего. Да, Иван приходил ко мне с розами. Что скрывать?
ДМИТРИЙ. Ах, как романтично. Фотографию его наверняка прячешь. Слезу, глядя, пускаешь втихаря.
НИНА. Жестокий ты, Дима. Бессердечный.
ДМИТРИЙ. Тьфу.
НИНА. Он мне розы дарил от души. Я принимала, но изо всех сил старалась думать только о тебе. Только о тебе. Увы, не обессудь, не всегда это получалось. Представь, вечер, свечи, вино… Только тебя - нет. 
ДМИТРИЙ. А код? Код-то, причем здесь?
НИНА. Памятная дата, как бы – день и год моего рождения. Попробовали. У нас получилось.
ДМИТРИЙ. (Встает). Сколько раз попробовали? (Спешит к сейфу в стене).
НИНА. (Вслед). Да, всего один разочек.

Он снимает со стены портрет и набирает код.

НИНА. Пачку, или две взяли. Не помню.

 Дмитрий открывает дверцу – в сейфе пачки денег.

ДМИТРИЙ. Кредит. За него пахать полжизни. (Захлопывает дверцу сейфа.) И на радостях не отходя от кассы, естественно, слились в экстазе.
НИНА. Хватит уже. Честное слово. Могли бы сбежать с Иваном, прихватив денежки. Только мы, не такие, как твоя подстилка Тома. Она бы так и поступила. Будь на моем месте.
ДМИТРИЙ. Далась тебе секретарша.
НИНА. А то, что у вас отпуск совпал, как считаешь, это о чем-нибудь говорит?
ДМИТРИЙ.  Ни о чем это не говорит.
НИНА. А новенький джип у нее откуда?
ДМИТРИЙ. (Пауза). Принеси-ка лучше водки.

Нина берет поднос и  выходит.  Дмитрий подходит к зеркалу и рассматривает себя.

ДМИТРИЙ. То ли, правда, ещё сплю. (Отходит от зеркала в задумчивости.) Мрак. Разве мог подумать десять лет назад, что все так обернется. Вечер. Небо горит бирюзой, а у нее такие глаза и… короткая черная юбка. Порхнула в мой дом юная, веселая, улыбчивая, нежная, добрая… Домработницей устроилась… Но стала женой. Жена! Жена, жена, жена… И вот тупик - беременна от моего шофера. (Пауза.) А я ведь совсем не знаю её. А пора бы…       

Входит Нина со стопкой водки на подносе и нарезанным лимоном на блюдечке.

НИНА. Прошу. А я уже давно дырка от бублика. Просто персонал.
ДМИТРИЙ. (Берет стопку). Прямо бред какой-то сегодня с утра пораньше.
НИНА. Вся жизнь здесь. Ничему так и не научилась, кроме как тебя обслуживать. Хоть с закрытыми глазами…
ДМИТРИЙ. Нормальная домохозяйка. И женился потому, что девушка от грядки была – простая, неприхотливая, красивая, наконец. Думал, ценить будешь.
НИНА. Мне и сейчас идти некуда. Кому я нужна?
ДМИТРИЙ. Жить надо, не спорю. Только как?
НИНА. Не вспоминай об Иване, если хочешь, чтобы все оставалось по-прежнему.
ДМИТРИЙ. По-прежнему?! Это, конечно, здорово. (О животе.) А это? Скоро во какой будет. Не арбуз же проглотила. 
НИНА. К жизни надо легче относиться, Дима.
ДМИТРИЙ. До чего же низко пали женщины. Дальше некуда.
НИНА. Ох, да. Про непорочно зачавших девиц давненько не слышали.
ДМИТРИЙ. (Берет стопку, пьет, кидает в рот дольку лимона). Ладно, мы люди интеллигентные, в конце концов. Так вот, Нина. Сделаем аборт, расстанемся с шофером и забудем все, как дурной сон. А рожать будем своего.

Дмитрий пытается заключить её в объятья, но она освобождается.

НИНА. Спасибо, но гинеколог сказала, что другого ребенка у нас уже не будет.
ДМИТРИЙ. (Пауза). Неси еще стопку.

Нина берет поднос и выходит.

ДМИТРИЙ. Что ж, остается только развестись, плюнуть и забыть.

Входит Нина с подносом и рюмкой на нем, Дмитрий  берет рюмку.

НИНА. Я без пяти минут мать. Так что, больше не обслуживаю.
ДМИТРИЙ. (Опрокидывает рюмку в рот). Прикажешь кофе в постель подавать?
НИНА. Ну, еще не совсем время. А вообще… Настоящие мужчины и за женами ухаживают и чужих детей воспитывают, если своих не завели.
ДМИТРИЙ. Попрошу взять и закрыть рот по данному вопросу. Буду весьма благодарен.
НИНА. Десять лет жила, воды в рот набравши. Была домработницей, так регулярно платил. А как женой стала - кукиш без масла. Это справедливо?
ДМИТРИЙ. Можно подумать, что нуждаешься хоть в чем-то. Или обратно в домработницы желаем?
НИНА.  Нет уж, извините, подвиньтесь, муженек дорогой. Вот секретаршей на дому было бы здорово. Мои услуги не дешевле, чем у Томы. Я тоже и в Анталию хочу, и машину хочу и, чтобы с меня пылинки сдували… Ах, да – эта должность занята.   

Дмитрий со страдальческим видом, думает. Часы бьют шесть.

НИНА. (После последнего боя). Раньше надо было думать, когда на работу принимал её. 
ДМИТРИЙ. Думать-то я думал, только не думал, что все так обернется.
НИНА. Убила бы к черту. Порвала на части.
ДМИТРИЙ. Меня?!
НИНА. Эту красотку… для начала.
ДМИТРИЙ. А я Ивана тогда… для начала. Но он же добрый, вежливый весь из себя. Правильный такой. Не то, что я.
НИНА. А ещё ласковый, нежный, внимательный. 
ДМИТРИЙ. Он же житья не даст, со своими отцовскими чувствами. Хоть это-то понимаешь? Хоть за границу отправь – не даст. (Пауза.) В общем, Нина, развод. Расстанемся по-человечески. И пусть забирает тебя куда хочет. Всё. 
НИНА. Зачем он мне - с голой задницей-то. Вот, если бы Иван взял да помер. (Пауза.) Ну, не ужиться вам, Дима, с ним на одной планете.
ДМИТРИЙ. Очень сомневаюсь, что ты так думала именно о нем.
НИНА. Думала, не думала… У меня сроки. Не устраивать же разборки длинною в жизнь. Да еще при невинном младенце, который будет расти, и впитывать эту грязь, как губка. А вырастит, что нам скажет? Как так, дорогие родители, что на самом деле вы не родители? Что, де, настоящий отец у него всю молодость на зоне провел… Еще неизвестно, под чье влияние наше дитя попадет. А Иван? Да кому он нужен, детдомовец?
ДМИТРИЙ. Он отец твоего ребенка. Вот и решай с ним все проблемы. Без меня, естественно.
НИНА. Вот именно - отец. Поэтому надо, чтобы его не было.   
ДМИТРИЙ. Беременные все такие?
НИНА. Ты же не хочешь разводиться? Ведь не хочешь. Я знаю.
ДМИТРИЙ. Надо. Деваться некуда.
НИНА. А как же без няньки? Кто будет убирать, ухаживать… Ласкать тебя? Тома? Не смеши – она даже не чихнет бесплатно. (Пауза.) Речь о твоей чести и достоинстве, нашем будущем, невинном дите и благополучии в нашем доме. Что тут думать? Звони, пусть приходит. В районе обеда уже похороним, думаю.
ДМИТРИЙ. Спорить, вижу, бесполезно. Но, надеюсь, до убийства все-таки не дойдет.      
НИНА. Есть варианты? Подсыплю транквилизатор в водку… Заснет и не проснется. Так, решено - заказываю гроб. О чувствах потрепаться ещё успеем.
ДМИТРИЙ. Гроб?!
НИНА. Не в мешке же тащить… неизвестно куда.
ДМИТРИЙ. Как-то не сообразил, слушай.
НИНА. Заодно и похороним по-человечески… Чтобы совесть не мучила. (Набирает номер, в  трубку.)  Справочная? Мне бюро ритуальных услуг. Спасибо. (Набирает номер.) «Последний причал»? Девушка, нам срочно нужен гроб. Нет-нет, обычный самый недорогой гроб – из досок, обитый красной материей. Угу, угу. Прямо сейчас. Рост покойника где-то метр восемьдесят. Катафалк? Ах да, катафалк. Ну, скажем, часикам к одиннадцати утра. Нет, отпевать не будем. Не будем, говорю, девушка, отпевать – уже… простились. Что значит, «услуги в комплексе»? Так. Так. Ладно, черт с вами, пусть будет с обрядом отпевания. Священника можно к десяти. Покойник будет готов. Но по-быстрому, чтобы отпели и… Отлично, записывайте. Улица Титаренко, 12-34. Спасибо. (Отключает телефон.) Гроб, считай, есть. А Ивана в гробу… не представляю, хоть убей.   
Нина плачет.

ДМИТРИЙ. Рано слезы льешь. Слышишь?   
НИНА. (Сквозь слезы). Жалко Ивана.
ДМИТРИЙ. Решила же, не менять нашу жизнь, так?
НИНА. Так.
ДМИТРИЙ. Чего жалеть тогда?
НИНА. Не знаю. Стисну зубы. Но отрави его сам, пожалуйста. Ты же мужчина. 
ДМИТРИЙ.  По-твоему это я забеременел? От этого мерзавца.
НИНА. (Пауза). А, знаешь, ты прав. По большому счету Иван подлец и негодяй. Воспользовался минутной слабостью страдающей от одиночества женщины. Лишь бы своё получить. А каково замужней женщине? Почему она за последствия должна отвечать? О себе он заботился, не обо мне. Животное. Да-да, именно так, Дима. Вторгся в нашу личную жизнь, как слон в посудную лавку, разрушил отношения. Если, конечно, зреть в корень. Но мы, Дима, выстоим… Не поддадимся злым силам. Выдержим удар судьбы.
ДМИТРИЙ. (Пауза). Он и ко мне подъезжал. Деньги позарез нужны были. На ту самую операцию. Я не дал. А ты… Тьфу. Прости, Господи.
НИНА. Жаба задавила, а я крайней оказалась. Души у тебя нет, Дима. 
ДМИТРИЙ. А у тебя, где душа? Ну-ка покажи, где у тебя душа? Я спрашиваю, где? Давай показывай? Может, у тебя крылья, как у ангела, расти начали, когда забеременела? Чего стоишь? Раздевайся, покажи. За десять лет что-то не заметил ничего такого, кроме родинки на копчике.
НИНА. Залетела, да. Теперь всю жизнь виновата буду? Ломать руки и каяться? (Один бой часов.) Выключи их, умоляю. Мне нервничать нельзя.
ДМИТРИЙ. Тоже по нервам хлещут. Каждый раз эту жуткую ночь вспоминаю.
НИНА. Ночь?! Я лучшие годы тебе отдала, а ничего хорошего вспомнить не могу. Пришла девочкой на хлеб зарабатывать, а... Даже не знала для чего женщине ноги…
ДМИТРИЙ. Слушай, иди, прими граммов сто, нет лучше – двести. А?
НИНА. Совсем двинулся?
ДМИТРИЙ. Ах, да. (О голове.) Выскочило. Беременная же, твою мать. Беременная!
НИНА. Кажется, дошло, наконец.

Дмитрий останавливает маятник и наблюдает за Ниной, которая изучает себя в зеркале, прихорашивается и остается недовольной.

НИНА. Время летит. Вот и ты уже взял свое за ночь - седой, как лунь.
ДМИТРИЙ. А помнишь, как нам хорошо было вдвоем?
НИНА. Нет.
ДМИТРИЙ. Тепло, уютно. Бывало, весь день мечтаю: скорее бы домой. Обнять дорогую…
НИНА. …уткнуться ей в грудь и-и-и… захрапеть.
ДМИТРИЙ. Только не надо врать, Нина.
НИНА. Не обижайся. Аж, стекла дребезжат. Но я давно привыкла, как ты к бабкиным часам.
ДМИТРИЙ. Разрулим ситуацию и начну новую жизнь. 
НИНА. Я уже начала.      
ДМИТРИЙ. Согласен. Не правильно мы жили. Как-то механически все… Раньше, бывало, пела и мне веселее было. Подпевал тихонечко про себя. 
НИНА. О, как! Сливался в душевном экстазе.
ДМИТРИЙ. Давно не слышал твоих песен. А, правда, спой что-нибудь, Нина. А, Нина?
НИНА. О любви, что ли?
ДМИТРИЙ. Конечно.
НИНА. Забудь.
ДМИТРИЙ. Забудь?!
НИНА. Время колыбельной на носу.
ДМИТРИЙ. А, да. Да, да, да – уже «на носу». Да я так… Размечтался, извини. Зря, конечно. Что разбито уже не склеить. Будем жить без любви. Да её, впрочем, и не было. 
НИНА. Надо просто жить и не заморачиваться.      

Звонок в дверь.

ДМИТРИЙ. Иди, душа-девица, это гроб привезли.
НИНА. Я мать.
ДМИТРИЙ. Сначала родить бы надо.
НИНА. Не учи, а?

Нина уходит. Дмитрий выдвигает ящик столика и роется в куче лекарств.

ДМИТРИЙ. (Находит две пачки лекарств). Так, это у нас транквилизатор. Ага, а это снотворное. (Меняет упаковки на препаратах.) Обойдемся без покойника. (Возвращает лекарство в ящик и закрывает его.) Дыхание вечности отлично вентилирует мозги. Проспится Иван и поймет: надо исчезнуть из моей жизни навсегда вместе с той, кого я десять лет называл женой. (О груди.) Ненависть и жалость - невыносимая гремучая смесь.       

Появляется Нина с крышкой гроба, за ней - Первый и Второй доставщики гробов с гробом.

ПЕРВЫЙ. Здравствуйте. (О гробе.) Куда?
ДМИТРИЙ. Сюда. Сюда, сюда, ага. Прямо к стенке.
ПЕРВЫЙ. На пол, что ли?!
ДМИТРИЙ. А что?
ПЕРВЫЙ. На табуретки положено.
ВТОРОЙ. (Первому). Какая разница? Ставим, куда просят.
ДМИТРИЙ. Первый раз хороним.
НИНА. А крышку - у двери?   
ДМИТРИЙ. Ставь у двери.

Первый и Второй опускают гроб на пол, Нина ставит крышку.

ПЕРВЫЙ. (Подавая накладную). Распишитесь. Вот здесь. Где птичка.
ДМИТРИЙ. (Расписывается, рассчитывается и возвращает накладную). Пожалуйста.
ПЕРВЫЙ. Доставка на этаж в сумму не входит.
ДМИТРИЙ. Разве?
ПЕРВЫЙ. Этаж сто рублей.
ДМИТРИЙ. Еще пятьсот! Где это написано? Я спрашиваю, где?
ПЕРВЫЙ. Все дают.
ДМИТРИЙ. Я не даю.
ВТОРОЙ. (Первому). Пойдем отсюда. Не видишь, даже на гробе сэкономили. Редкие жлобы.

Первый и Второй направляются к выходу.
НИНА. Погодите, мужчины. (Дмитрию.) Хотя бы в такой день вел себя по-человечески. Стыдно, честное слово.
ДМИТРИЙ. (Первому и Второму). У нее совесть есть. Жена. Ладно, держите. (Рассчитывается.) Помяните нашего покойничка.

Первый и Второй берут деньги, направляются к выходу.

НИНА. Я вас не отпускала ещё.  (Уходя.) Минуту. (Выходит).
ДМИТРИЙ. А чем плох наш гроб?
ПЕРВЫЙ. Значит, гробов не видели. Такие, для бомжей заказывают.
ВТОРОЙ. Бывает, что собакам крутые гробики делаем. За доставку такса меньше, конечно.
ДМИТРИЙ. Ну, собаки у нас нет и, вообще, зачем покойнику дорогой гроб? 
ПЕРВЫЙ. Дак, конечно, душа-то, говорят, на небо улетает. А без нее мы кто?   
ВТОРОЙ. Так себе - прах. Удобрение.

Входит Нина с подносом, на нем три стопки водки и блюдечко с закуской.

НИНА. (Первому и Второму). Прошу. Извините. (О Дмитрии.) Выпивший трезвого  не разумеет. (Первый и Второй берут стопки. Дмитрию.)  Выпей, с народом. Или господам принципы не позволяют? 
ДМИТРИЙ. (Берет стопку, о Нине). Так-то она ничего. Только язык от мозгов у нее совсем не зависит.
ПЕРВЫЙ. Покойника-то как звать величать?
НИНА. Иван. Золото, а не мужик был.
ПЕРВЫЙ. Земля ему пухом.
ВТОРОЙ. Райские ему кущи.

Все трое пьют, закусывают и возвращают стопки Нине.

ПЕРВЫЙ. Почему-то Бог хороших людей прибирает, а всякие сволочи живут и не кашляют.
НИНА. Все под себя гребут, только курица от себя.
ПЕРВЫЙ. Вынос во сколько?
НИНА. Катафалк заказан на одиннадцать.
ПЕРВЫЙ. Подлетим. Не сомневайтесь.
ДМИТРИЙ. Нет-нет, не надо. Возможно, решим, прощаться ещё сутки.
НИНА. Как это не надо? Ничего не решим. Подлетайте, обязательно.
ВТОРОЙ. Такса за вынос пятьсот рублей этаж.
ДМИТРИЙ. Дорого.
НИНА. У них не скорая помощь.
ВТОРОЙ. Опять же, покойники тяжелее живых. Так как?
НИНА. Я же сказала: подлетайте.
ПЕРВЫЙ. (Оставляет визитку). Все под Богом ходим.
ДМИТРИЙ. Спасибо. Нина, проводи… людей.

Первый и Второй уходят в сопровождении Нины. Дмитрий осматривает гроб, пробует: не жестко ли, поправляет в нем подушку - появляется Нина.

НИНА. Что-то не вижу страданий на лице. У тебя же, вроде как, совесть должна быть.
ДМИТРИЙ. Да вот думаю, что Иван тоже жить хочет. Собственно, что он такого сделал, чтобы его мочить?
НИНА. Так спаси его. Забудь и живи так, будто ничего не случилось. Но ты же не забудешь. Только на покойников не обижаются в этой жизни, грехи их не вспоминают и за врагов не держат. 
ДМИТРИЙ. Это да. Но, чтобы забыть – это вряд ли.
НИНА. Не забудешь?
ДМИТРИЙ. Нет. Но простить прощу… со временем.
НИНА. «Со временем», это когда? Когда кого-нибудь из нас на кладбище понесут?
ДМИТРИЙ. Не знаю. Гробовщики сказали, что у нас любят только собак и покойников, кроме бомжей. 
НИНА. Кто-кто, а уж они-то в курсе.
ДМИТРИЙ. И гроб прямо в спальне. 
НИНА. Отстань, а? Где заслужил, там и умрет. Я так хочу. Ну, что, вызывай смертника. (Открывает ящик столика и ищет препарат.) Мне надо собраться, сосредоточиться…
ДМИТРИЙ. В смысле?
НИНА. Я много людей травила, по-твоему?
ДМИТРИЙ. Я знаю только одного.
НИНА. И кто он, этот несчастный?
ДМИТРИЙ. Я.
НИНА. А, по-моему, это я. Десять лет в здесь, как цветок без воды чахну. (Находит и берет упаковку лекарства.) Таблетки надо размять, Кровавую Мэри сделать, чтобы ни цвет, ни вкус нас не выдал. (Кровавая Мэри – смесь водки и томатного сока – прим. авт.).
ДМИТРИЙ. Нас?! Я же против.
НИНА. Нас, нас. Звони Ивану.

Нина уходит, прихватив лекарство.

ДМИТРИЙ. (Кричит). А ты знаешь, что Иван крутой, когда злится?
НИНА. (Голос из-за двери). Тупой, он, как автобус, а не крутой. 
ДМИТРИЙ. (Берет трубку, кричит). Пару стульев прихвати.
НИНА. (Голос из-за двери). Хорошо.
ДМИТРИЙ. (Нажимает кнопку вызова сотового). Доброе утро, Иван. Я, я. Подскакивай ко мне. Домой, куда ещё. Юбилей же вчера был… Честно говоря, ничего не помню. Так, так. Неужели? Хлебнул, значит, лишнего на радостях. Ноги в руки и ко мне. Как зачем? Подлечимся, примем на грудь, как говорится. Ты не пил? Совсем не пил. Ах, да - ты же за рулем. Ну, тогда тем более, Иван. Надо наверстывать. За наш с Ниной юбилей. Или ты нам счастья не желаешь? Желаешь. Вот и правильно. Можно хоть сколько, если я разрешаю. Водители что, не люди разве? То-то. Ждем.

Входит Нина с двумя стульями.

НИНА. Едет?
ДМИТРИЙ. Едет, едет.
НИНА. У меня все готово.
ДМИТРИЙ. Кто бы сомневался. Я тоже готов. Даже интересно, куда все это вывернет…
НИНА. Вот-вот, такой ты и есть. У нас несчастье, а ему интересно.

Они ставят стулья у столика.   

ДМИТРИЙ. Домой вчера, оказывается, он меня заносил.
НИНА. Не одной же корячиться.
ДМИТРИЙ. Занесли, раздели, положили.
НИНА. Ну, да - ни тятя, ни мама. «Колодец и маятник» раскрыл, на глаза положил, и -  храп… от души.
ДМИТРИЙ. И все?
НИНА. Иван даже храпа твоего стесняется. Отказался от кофе и сбежал.
ДМИТРИЙ. Не слишком настойчиво, полагаю, предлагала… кофе.
НИНА. Я из вежливости предложила.
ДМИТРИЙ. И даже не поинтересовался, как самочувствие?
НИНА. Зачем? Беременность протекает нормально. Иван не курит, выпивает редко. 
ДМИТРИЙ. Идеальный мужчина.
НИНА. Чего он дался тебе? Его, считай, уже – нет. И не было, можно сказать. 
ДМИТРИЙ. (Смотрит время). Пора. (Звонок в дверь.) О! Встречай. Оденься только.
НИНА. Ты серьезно? Нет, правда?
ДМИТРИЙ. Ты же в ночном халате.
НИНА. Да хоть голая. Пусть смотрит, что теряет в этой жизни и мучается. Ты же этого хочешь? Приятно же, смотреть, как негодяй мучается, правда? 
ДМИТРИЙ. Ладно, иди. 
НИНА. (Распахивая халатик  и открывая грудь). Ну, я пошла?
ДМИТРИЙ. Иди.

Нина уходит. Дмитрий садится на стул в ожидании Ивана.  В двери появляется Нина и упирающийся Иван, которого она тянет за руку.

НИНА. (Силой вталкивает Ивана в спальню). Как маленький прямо. 
ДМИТРИЙ. Проходи, садись, Иван. Не стесняйся.
ИВАН. (Проходит). Здравствуйте… (Видит гроб.) А…
НИНА. Враги!
ИВАН. А. (Садится). Совсем оборзели, смотрю.
ДМИТРИЙ. Не то слово, Ваня.
ИВАН. Поседел, аж, Петрович. Не ссы, разберемся.
НИНА. Конкуренты в гробу мечтают нас видеть.
ИВАН. Только гроб прислали, и все? А что им, в натуре, надо?
НИНА. Чтобы мы с рынка ушли, чтобы лапу сосали.
ИВАН. Не ну, нормальные пацаны так не делают. Урою. Петрович, скажи, конкретно, кого?
ДМИТРИЙ. (Нине). Сказать?
НИНА. Только попробуй. Кровавую Мэри, Иван? 
ИВАН. Нормальный ход. (Дмитрию.) Выходной сегодня?
ДМИТРИЙ. Сам видишь.
НИНА. (Уходя.) Я быстро. (Уходит).
ДМИТРИЙ. (О Нине). Порхает по дому - глаз радует.
ИВАН. Все на месте у неё. Какой базар, Петрович?
ДМИТРИЙ. Завидуешь, брат? Только честно.
ИВАН. Петрович, мало телок, что ли? Мой боец без дела не торчит.
ДМИТРИЙ. Так ведь, чужой табачок завсегда вкуснее. Да я, собственно, не против. Раз такое дело.
ИВАН. Понял. С секретаршей капитально срослось. Так бы сразу и сказал, Петрович.
ДМИТРИЙ. Не в этом дело. Просто я в курсе… Собственно, перетереть проблему и позвал. Женись. Ребенок – это серьезно. Но! Тебе решать. Вопрос деликатный. Понимаю.
ИВАН. (Пауза). Вмазать, Петрович, надо.
ДМИТРИЙ. Жена моя, ребенок не мой… Неправильно это, понимаешь?
ИВАН. Нет. Не хрена не понимаю.

Входит Нина с подносом, на нем три стопки с красной жидкостью и тарелка с закуской.

НИНА. Ну, вот и Кровавая Мэри, мужчины. (Дмитрию.)  Все, как договорились, Дима.

Ставит стопки каждому на стол, садится.

ДМИТРИЙ. (О спиртном). Тебе же нельзя.
НИНА. Сок. Хочу за компанию.
ИВАН. Не, я что-то не врубаюсь, Петрович. О чем базар?

Нина слушает с кривой улыбкой.

ДМИТРИЙ. (Нине). Я тут подумал – обойдемся без трупов. Разойдемся и все. Хотя, признаться, по живому режу. Десять лет все-таки… Ты доволен, Иван? Ты же хочешь быть отцом своего ребенка.
НИНА. (Ивану). С утра несет пургу всякую. Не проснется никак.

Ивана хватает стопку.
 
ДМИТРИЙ. Стой! Нет! (Но Иван быстро пьет, и крякает. Пауза.) Помолвка откладывается. (Нине). До последнего не верил, что ты способна на такое.
НИНА. (Поднимает стопку, чокается с Дмитрием). Теперь веришь? Давай.
ДМИТРИЙ. Теперь верю. (Пьет, Ивану). А гроб-то для тебя. Она заказала.
ИВАН. (Смеётся). Шутник, Петрович. 
ДМИТРИЙ. И Мэри твоя отравленной была. Спать будешь неизвестно сколько. А что, если вечным сном?      
ИВАН. (Нине.) Дай ещё водки, как положено только.
НИНА. Потерпи, Ваня. Сейчас самое интересное будет.
ДМИТРИЙ. Сам себя помянуть хочешь?
ИВАН. Ты кони кинешь, тоже переживать не буду. (Нине.) Неси. (Дмитрию.) Я с детства хотел удавиться. Так что… 
ДМИТРИЙ. Вообще перед смертью о душе думают, а?
НИНА. Опять бабушку вспомнил.
ДМИТРИЙ. Я от зоны тебя спас, взял к себе. Дал работу, хату, зарплату… Телки без проблем. А ты, поднял руку на мое личное счастье.
ИВАН. В натуре, Петрович. За базар отвечать надо. А то не по понятиям получается.
ДМИТРИЙ.  Значит, не спал с ней и она не беременна от тебя?
НИНА. Спал, спал. Не отпирайся, Иван.
ИВАН. Так она сама… проходу не давала. И причем здесь беременность?
ДМИТРИЙ. (Нине). Сама?
НИНА. Сама, сама. В этом же халатике…
ИВАН. А ты беспредельщица, в натуре. (Дмитрию.) Вот ее по-хорошему и мочить надо.
ДМИТРИЙ. Последняя воля, Иван, твоя какая все-таки?   
ИВАН. Сказал же: напиться.
ДМИТРИЙ. Может, имя своему потомку дать пожелаешь? Воспитаю, как своего.   
ИВАН. А за такой базар, ты у меня сам в гроб ляжешь, козел. (Нине.) Что молчишь, сучка?  Залетела она от меня, ага.
НИНА. (Встает, прижимает голову Ивана к груди, гладит). Ты уж прости, Дима. Но в последний момент поняла, что Иван мне ближе. Так что яд поднесла тебе. А как иначе? Всю жизнь в домработницах? В гробу, Дима, тебе самое место.
ИВАН. Ха, нормальный ход. Не, ну, в натуре, круто. 
НИНА.  Теперь все наше, Ваня, квартира, машина, бизнес.
ИВАН. И общак  наш?
НИНА. Касса, Ваня, касса. Ты отныне бизнесмен, запомни. 
ДМИТРИЙ. Не могу поверить, и все тут. (Пауза.) Клялась в верности… Говорила, что я единственный… А я верил. Верил, понимаешь? Ну, ладно, все пошло под откос, а жизнь отнимать-то зачем?   
НИНА. (Смеется). Жизнь плохая, никчемная была? Радуйся, Дима – помирать легче. 
ДМИТРИЙ. Я уже умирал… Второй раз не страшно. Жаль только, что ребенка таким же отморозком воспитаете, как сами.
ИВАН. (Нине). Про какого грызуна он базарит всё?! (Достает из кармана лист бумаги, разворачивает и читает вслух). Справка.  Активных сперма… сперма, блять, …тоизоидов! Ноль. Ты понял? Ноль. Никого я воспитывать не буду.
ДМИТРИЙ. Ноль?!
ИВАН. Да, ноль, в натуре. И печать есть. Вот. (Пряча справку в карман.) Ладно, а какая твоя, Петрович, последняя воля? Выпить, закурить? Только Нинку оттрахать не получится уже. 
НИНА. Скоро священник отпевать придет. Думай о Боге, Дима.
ДМИТРИЙ. Последняя просьба. Похороните завтра. Хоть и в гробу, но все-таки в родном доме еще немного побуду.
НИНА. Ещё чего? В двенадцать дня - аля-улю. На вечную лежанку.
ИВАН. Нормальный ход. Зачем нам жмурик здесь.
НИНА. Вроде, умней был. Нашел счастье – дома в гробу полежать. Того?
ИВАН. (Нине). Три года, как пёс, то у ресторана, то у сауны, то у гостиницы сторожил, когда  он нарисуется. Сам, да еще с телкой. Таскаю, как мешок с говном. Чем я хуже его по правде, если?
НИНА. Вот-вот.
ИВАН. Но, если по понятиям, то на зоне, тебя за крысу держали бы.
НИНА. А валенки на зоне не сношают?
ДМИТРИЙ. Значит, от меня ребенка носишь?
НИНА. (Смеется). Нет, от Святого Духа.
ИВАН.  (Хлопает Нину по попе). Козочка. Подфартило, что и говорить. Неси бухалово. Всё, что там у нас в холодильнике.
НИНА. Конечно. (Дмитрию.) Пожил - другим дай.
ИВАН.  Нормальный ход.
ДМИТРИЙ.  И давно решила избавиться от меня?
НИНА. Ай, какая разница уже? Я здесь живу, работаю… А почему, все это твое? Я так не считаю. Тут все всегда было моим. И ты тоже, пока… не надоел.
ДМИТРИЙ. Спасибо за откровенность.
НИНА. У меня тоже бабушка была, а у бабушки - кошка. Что ни делай с ней, все равно считала, что она хозяйка в доме. Захочет - царапнет, захочет - укусит. Сказала себе тогда: Нинка, надо быть кошкой по жизни. Лови момент, а то простоишь всю жизнь раком на огороде. Самые молодые годочки.
ДМИТРИЙ. Это все?
НИНА. А что ещё? Что? Тебе тоже водки?
ДМИТРИЙ. Нет.
НИНА. Нет?! (Присматривается к Дмитрию.) Кажись, отходит… в царствие небесное. 

Нина берет поднос и уходит. Иван осматривает гроб, Дмитрий наблюдает за ним.

ДМИТРИЙ.  Очень прошу, Иван, выполнить последнюю волю – не хоронить до утра.
ИВАН. Петрович! Не ной, а? Не зуб же болит. Блажь какая-то. (Меряя глазами Дмитрия.) Должен войти. Разве что, коленки чуть-чуть подогнуть. (Ложится на кровать.) А мое место здесь. Нет, подфартило, так подфартило. Не ждал, не гадал.
ДМИТРИЙ. Я же ещё жив, Иван. 
ИВАН. На зоне спал и видел такую кровать и, чтобы телка, как твоя жена. (Кричит.) Эй, козочка, долго ждать еще?
НИНА. (Голос из-за двери). Иду, милый, иду. А как там Дима, ещё дышит?
ИВАН. Дышит, дышит. Иди, состыкуемся.
НИНА.  (Смех из-за двери. Затем, поет). Ах, июньская ночь до чего хороша. Не болела бы грудь, не стонала душа…

Дмитрий с рычанием, бросается на Ивана, стаскивает его с кровати на пол и они, обняв друг друга, катаются туда-сюда, по очереди оказываясь наверху. Входит Нина с подносом, на котором обильная еда, бутылка водки и граненый стакан.

НИНА.  Оxуели, что ли?

Дмитрий седлает Ивана и вцепляется ему в горло,  тот, задыхаясь, сипит.

ИВАН. Чего стоишь, ****ь? Помоги.
ДМИТРИЙ. Умри, чахотка.

Нина, по-прежнему держа поднос, подходит и толкает ногой Дмитрия в плечо. Силы покидают Дмитрия, и он, бездыханный, валится набок рядом с Иваном. Иван встает.

ИВАН. Здоровенный кабан.
НИНА. Как он меня достал, кто бы знал.

Нина ставит поднос на столик, и они осматривают Дмитрия.

ИВАН. Кажись, готов.
НИНА. Мертвее не бывает.
ИВАН. Если по правде, совсем не злой мужик был. Только делиться не хотел.
НИНА. Был, да сплыл. Ну, что, укладываем?
ИВАН. Что-то в горле пересохло.

Нина наливает водки, и Иван залпом пьет. Они, пыхтя, с трудом, кладут Дмитрия в гроб. Иван складывает ему руки на груди, а Нина осматривает Дмитрия - забирает у него из карманов  телефон и пухлое портмоне – кладет их на столик.

НИНА. А он смотрит.
ИВАН. (Закрывает Дмитрию глаза). Порядок. 
НИНА. (Берет Ивана за руку и увлекает его к кровати). Сладенький мой.   

Иван берет её на руки.

ИВАН. Короче, аборт сделаешь.
НИНА. Да соврала я.
ИВАН. А на хера?
НИНА. Чтобы помучился, хотела. Из-за отцовских чувств.   
ИВАН. Чего, чего?! (Бросает Нину на кровать). Мозги от вас набекрень уже! 

Иван раздевается до трусов. Весь торс его в татуировках. Сдирает с Нины халатик.

ЗАТЕМНЕНИЕ

В кромешной тьме сквозь отдаленные звуки похоронного марша, слышны голоса Ивана и Нины, характерные при сексе. Звонок в дверь. При восстанавливающемся свете, Нина набрасывает на себя халатик, а Иван натягивает штаны.

ИВАН. Кого ещё черти принесли?
НИНА. Священник. Я же говорила, отпевать будет.
ИВАН. Нужно жмурику ваше отпевание.
НИНА. А какой расписной весь у меня, Ваня. (Читает вслух текст татуировки.) «Цветы цветут, а жизнь моя вянет». Ваня, это на зоне. А здесь, цветы вянут, а жизнь наша расцветает.

Еще звонок в дверь, Нина убегает. 

ИВАН. Нормальный ход.

ГОЛОСА ИЗ-ЗА ДВЕРИ:

СВЯЩЕННИК. Мир вашему дому.
НИНА. Здравствуйте. Проходите, батюшка, ждем.
СВЯЩЕННИК. Дела наши скорбные.

Появляются Священник и Нина.

СВЯЩЕННИК. Вы бы оделись, барышня, подобающим случаю образом.
НИНА. Извините, батюшка. Не успела.

Нина убегает.

ИВАН. (Надевая рубашку). Начинайте. 
СВЯЩЕННИК. Как звали раба Божьего?
ИВАН. Да без разницы. Вы же не из полиции.
СВЯЩЕННИК. Для чина отпевания имя знать надо, молодой человек.
ИВАН. Дмитрий. Он хозяином был. А рабами мы у него.
СВЯЩЕННИК. Каждый должен нести послушание свое смиренно и старательно.
ИВАН. Мы и несли, пока не скопытился.

Входит Нина – в черном платье и платке.

НИНА. (О платье). Пойдет?
СВЯЩЕННИК. Скорбь нужна настоящая, всепрощающая, а не показная. Ибо, грех. Ответ за неприкаянную душу держать придется. 
ИВАН. А мы и скорбим. Да, Нина?
НИНА.  Да. (Всхлипывая). Покинул нас, осиротил. Как жить будем? Ушел от нас, как кусок сердца вырвал. Десять лет душа в душу, как два голубка, жили. И помер. Больше не увижу, не обниму дорогого, своего муженька любимого. Сокола своего ясноглазого. Душенька моя вся изстоналась, измочалилась, а-а-а...
ИВАН. Ты чего, в натуре?
НИНА. А?
ИВАН. Кончай выть, говорю. «А».
НИНА. Деда так хоронили в деревне.
СВЯЩЕННИК. Поставьте гроб с покойным подальше от стены.
НИНА. Воля покойного, чтобы гроб у стены находился.
СВЯЩЕННИК. При отпевании необходимо ходить вокруг усопшего.
НИНА. Хороводом, что ли?
СВЯЩЕННИК. Господь с вами. Это для исполнения чина мне.
 
Нина и Иван отодвигают гроб. Священник раскрывает книгу, ходит вокруг гроба и напевно произносит литию. А новоиспеченная пара со скорбным видом сидит за столиком, наблюдают за действом.

СВЯЩЕННИК. Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. (Прерывает чтение.) У раба Божьего Дмитрия глаза открыты.
ИВАН. Закрывал же… вроде.  (Идет к гробу, смотрит.) Точно. (Закрывает Дмитрию глаза.) Продолжайте, батюшка. (Снова садится за стол, к Нине).
НИНА. Я помню, что закрывал.
СВЯЩЕННИК. Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас. (Снова прерывает молитву.) Раб Божий Дмитрий опять глаза открыл.
ИВАН. (Нине). Я что, нанялся? 
НИНА. (У гроба). Ну, е-е-лки… Закрывать, как следует надо. (Закрывает Дмитрию глаза и возвращается на место.) Продолжайте, батюшка.
СВЯЩЕННИК. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь. Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради. (Останавливается.) Господи, прости и помилуй. Опять открыл.
НИНА. Такой уж у нас покойник. Извините.
СВЯЩЕННИК. Чин изгнания бесов провести надо, а потом уже отпевать раба Божьего Дмитрия.
НИНА. Сколько у вас по таксе? Расплачусь и дело с концом.
СВЯЩЕННИК. Боже избавь, Боже избавь. Не провожайте, не надо. (Пятясь спиной к двери и крестясь.) Бесам не служу. Бесы, чисто, бесы кругом. Изыдите.

Нина выходит вслед за Священником. Иван рассматривает Дмитрия и придвигает гроб к стене. Появляется Нина.

НИНА. (Смеется). Аж, споткнулся, бедный. Растянулся на площадке.
ИВАН. (О Дмитрии). А этот, хлопак, не дышит, а зенки все пучит.
НИНА. (Снимает с себя платок и набрасывает его на лицо Дмитрия). Так лучше? 

ИВАН. Что-то все равно остается же от нас, или как? Руками не ухватишь, конечно, - как воздух в горсти. Но что-то такое должно быть. Вот Петрович бился, как рыба об лед – деньги, деньги… А что к финишу имеет? Гроб. Лежит себе, вроде, смирно, женой отравленный. А сам, поди, смотрит на нас сверху и думает: крысы, дешевки, не шибко-то радуйтесь, и вы сдохните, как собаки бездомные. Никто и не вспомнит о вас. Считаю, правильно думает. 

Она сбрасывает с себя платье – под ним оказывается все тот же  шелковый халатик и шортики.

НИНА. Иди ко мне, Ваня. Что-то скажу на ушко. Бабкины сказки все это.
ИВАН. А я на зоне слышал, что тот свет есть.
НИНА. Иди. Один раз живем.
ИВАН. Что-то отпад у меня, слушай, полный.
НИНА. И правда, в ресторан, что ли ломануться. Оторваться по полной.
ИВАН. Так, общак надо глянуть. Хрусты на месте?
НИНА. Сколько повторять: касса. Моя касса. Усек, сладенький?

Иван идет к сейфу, Нина – за ним. Он срывает со стены портрет, на котором Дмитрий и Нина, ставит его на пол.

НИНА. (Заслоняет собой сейф). Не смей. Ты никто здесь и звать тебя никак.
ИВАН. Да, ладно. (Хватает ее за руку и толкает так, что она летит на кровать.)  Твоя территория - командуй.   
НИНА. Скотина.

Он набирает код и открывает дверцу. В сейфе пачки денег. 

ИВАН. (Ощупывает пачки). Гуляй, Ваня! (Захлопывает дверцу.) Заруби на носу, у меня в доме, баба держать верх не будет.
НИНА. (Вставая с кровати). У тебя? В доме?
ИВАН. А у кого, ещё? 
НИНА. Так. А ну вали отсюда. Я десять лет терпела… Знал бы, как я его ненавидела. Притворялась, изворачивалась, врала, что люблю. Ты, тупая скотина, понимаешь, что это хуже, чем срок мотать. (Пауза.) Вали, я сказала. Вали, вали. Ждешь, когда полицию вызову?
ИВАН. Ага, расскажешь им, как мужа отравила. 
НИНА. Ты и отравил.
ИВАН. (Пауза). Дело клеишь?! Кому? Мне?
НИНА. А меня изнасиловал. Понял, расписной? Вторая ходка светит, и надолго.
ИВАН. Замочить бы тебя, да сидеть за такую суку неохота.

Нина смеется.

НИНА. Сядь. Ваня! Сядь.
ИВАН. Ну, сел.

Нина наотмашь бьет его по лицу.

НИНА. Чтобы руки не распускал. А теперь слушай внимательно. Для всех я в трауре. Здесь не зона.
ИВАН. С вами чокнешься тут. (О водке.) Чуток?
НИНА.  Давай. (Смотрит время.) А то вот-вот катафалк подгонят. 
Иван глотает водку. Звонок в дверь.

НИНА. О! (Уходя, о Дмитрии.) Так-то достал, ещё в гробу любуйся.
ИВАН. Тебя кто родил, вообще? Змея подколодная? Мужик помер, а ты все слюной брызгаешь.
НИНА. Закрой хлеборезку. Святой нашелся. 

Нина уходит.

ИВАН. (Приподнимает платок с лица Дмитрия и водит туда-сюда пальцем перед его глазами). Стеклянные. Прости, Петрович. Честное слово, прости. Увезут сейчас и, вроде, никогда тебя и не было. А я еще долго изумляться буду, как ты с такой женой столько лет выдержал? Я бы давно удавился, или её за язык к люстре подвесил. (Закрывает Дмитрию глаза и снова накрывает лицо платком.) Не поминай лихом, Петрович. Эх-хэ-хэ, жизнь наша шерстянка.

Появляются – Нина, Первый и Второй доставщики гробов.

НИНА. Проходите, проходите. Не стесняйтесь. Отпели, всё, как положено.
ПЕРВЫЙ. Пять этажей. Две пятьсот.
НИНА. (Достает деньги из портмоне Дмитрия и рассчитывается). Пожалуйста.
ВТОРОЙ. Крышку прибить гвозди, молоток имеются?
НИНА. Найдутся. (Уходит).
ПЕРВЫЙ. (Убирает платок с лица Дмитрия). Так это же тот самый жлоб, который платить не хотел! (Пауза, Ивану). Вы кто?
ИВАН. Я?
ПЕРВЫЙ. (О Дмитрии). Твоя работа?
ИВАН. Ты что, баклан? Я в гостях тут.
ВТОРОЙ. (Первому). А, может, жлоб сам на себя руки наложил от жадности.
ПЕРВЫЙ. Самоубийцы не жмотятся. Валим отсюда. От греха подальше.
ИВАН. Хрусты взяли – забирайте жмура. А то сами ляжете рядом. 
ПЕРВЫЙ. Тебя давно не били, придурок лагерный?
ИВАН. (Хватает Первого за грудки). Ну, всё - ты покойник.

 Входит Нина. У неё молоток и гвозди.

НИНА. Э, э, э. А ну, разбежались. Быстренько мне.

Иван и Первый прерывают схватку.

НИНА. (Нина дает молоток и гвозди Первому). Держите.
ПЕРВЫЙ. Только что выпивали с ним, а уже жмурик? (Возвращает Нине деньги.) Извините, мы пошли.
НИНА. (Смеется). Брат хозяина. Двойняшки, как две капли воды. С детства болел, болел. Так и помер, сердечный.
ПЕРВЫЙ. (Пряча в карман деньги). А-а, ну тогда понятно.
ВТОРОЙ. А сам-то где?
НИНА. Так у него еще и мать померла.
ВТОРОЙ. А адресок не подскажете?
НИНА. Там уже другие.

Доставщики гробов закрывают гроб и Второй принимается прибивать крышку.

ВТОРОЙ. (Забивая третий гвоздь, бьет себе по пальцу). Твою мать. Вот почему гвозди в гробы не идут, а? Дерево деревом, а не идут.   
ПЕРВЫЙ. (О крышке). Держится и ладно. Берем.
ВТОРОЙ. (Указывая на столик). А на посошок?
НИНА. Примите, конечно.
ИВАН. А я?
НИНА. И ты.
ИВАН. Нормальный ход, мужики. 

Первый, Второй и Иван выпивают, и доставщики гробов поднимают гроб.

ПЕРВЫЙ. Взяли. 
ВТОРОЙ. Взяли.
ПЕРВЫЙ. Пошли.
ВТОРОЙ. Пошли, пошли.

Первый и Второй в сопровождении Нины выносят гроб. Иван наливает ещё, но выпить не успевает. Появляется Нина.

НИНА. (Отбирает стопку). Хватит лакать уже. Сказала же, ресторан планирую. (Идет к окну, смотрит во двор).
ИВАН. Как с цепи сорвалась. Петрович не такой был.
НИНА. Одни воспоминания остались от Петровича. Еще не знаете на фирме, какая я. (Глядя в окно.) Донесли. Грузят. Поехали. (Падает на кровать.) Устала вся, до не могу.
ИВАН. Нервы. (Ложится рядом, и они смотрят в потолок.)  Что, к чему? (Загибая пальцы.) Позвали, угостили, обосрали, чуть не отравили, дала… Отравила, похоронили…
НИНА. Так и будем лежать?
ИВАН. Как бы, не пришлось на нары пойти.
НИНА. Ну, думай, думай. Такая женщина рядом.
ИВАН. То-то и оно, на зоне такой не будет.
НИНА. (Встает с кровати.) Да, денёк сегодня тяжелый. 
ИВАН. И я говорю, погнали в ресторан. Посидели бы… перетерли все.

Нина собирает со стола на поднос еду и спиртное.

НИНА. Сначала вилку научись держать.
ИВАН. Не понял? Можно и не в ресторан, если что.
НИНА. А, ладно. (Берет телефон Дмитрия, смотрит номера.) Ага, вот ресторан. (Жмет – вызов.) Алло. Здравствуйте. Примите заказ на два места, пожалуйста. Да, на две персоны. На ваше усмотрение… Вино французское, чтобы было… И да, водка тоже.
ИВАН. И закуси… Закуси побольше.
НИНА. (В трубку). И закуски… все, что в меню. К семи. Ровно в семь будем. Я же сказала: две персоны. (Отключает телефон.) Чтобы трезвым был.
ИВАН. Не видел, чтобы из ресторанов трезвыми выходили. 
НИНА. Делай, что говорю, бестолочь.

Она уходит, унося спиртное и закуску.
ИВАН. (Себе). Эта, ведьма, любого на тот свет спровадит, глазом не моргнет.
Появляется Нина с ручкой и блокнотом. Открывает сейф, забирает деньги, кладет на стол и принимается считать пачки, раскладывая их  по стопкам, что-то помечает в блокноте. Иван наблюдает.

НИНА.  (Помечая в блокноте). Новая машина. Так, гардероб – шуба, платья, белье, туфли. Так – драгоценности. Ну, квартира есть. Лучше не надо. Что еще? Все, вроде, уже есть. А это – на житье бытье. Домработницу возьму… (Ивану.) Шофер есть.
ИВАН. Мне-то отстегни. А то юмор жизни получается. 
НИНА. Иди выпей. И мне бокал вина принеси.
ИВАН. Мочу пить? 
НИНА. В моем доме мочу не держат. Иди.

Иван берет пачку денег, подбрасывает на ладони.

ИВАН. Сроду, не держал столько.
НИНА. (Отбирая пачку). На Анталию нам. За дамой учись ухаживать.
ИВАН. Так уже… По новой, что ли?
НИНА. По новой, по новой.
ИВАН. Не, ну и жизнь, в натуре. 

Иван уходит. Нина складывает деньги обратно в сейф, туда же прячет блокнот. Входит Иван с подносом и рюмкой вина на нем.

ИВАН. Я уже остограмился.
НИНА. (Берет рюмку). Благодарю.

Она, жеманясь, пьет и возвращает пустую рюмку на поднос, небрежно жестом указывает: неси обратно.

НИНА. Пожалуй, еще рюмочку приму. Неси. Неси, неси.
ИВАН. (Запускает поднос в дальний угол.) Под зад налажу… Слетаешь сама, как на крыльях.
НИНА. Уволен.
ИВАН. Так, а это уже кидалово!
НИНА. Пошел вон.
ИВАН. Мою долю на бочку.   
НИНА. (Показывает кукиш). А вот на-ка, выкуси.
ИВАН. Ладно, сам.

Иван идет к сейфу, Нина бросается на него и  завязывается борьба. Но он, хоть и с расцарапанной физией, побеждает. Нина, обессилевшая от схватки, рыдает, сидя на полу, Иван снимает портрет и открывает сейф.

НИНА. Чтоб ты сдох, наглая морда.
ИВАН. (Достает и рассовывает по карманам пачки). Так, моя доля. Моя доля. Тоже мне. А, вообще, чего делить? Тут, в натуре, все мое. (Складывает деньги обратно в сейф, Нине.) Да отстегну если что… Только хайло прикрой. (Закрывает сейф). Подойдешь, урою.

Нина, всхлипывая, поднимается с пола и садится на кровать. Иван подсаживается к ней.
ИВАН. Нормальный ход. (Хлопает Нину по попе.) Козочка.
НИНА. Отвали.
ИВАН. О, а чего «отвали»-то вдруг?
НИНА. Сказала, отвали, значит, отвали.
ИВАН. Смотри, рожки-то быстро обломаю. Будешь кобениться.      

Иван силой валит её на спину - звонит сотовый Дмитрия. Нина освобождается и берет трубку, но медлит: отвечать - нет.

ИВАН. Кто?
НИНА. (Пожимает плечами - сквозь слезы). Алло. Гроб? Знаю, да. Заказывали … родственники покойника. Я-то? Нет, я просто домработница. А что? Расплатились, как положено. Что? Так. Так. Что, что? Не может быть. Ужас. Ужас, говорю, какой. Нет-нет, не беспокойтесь, деньги за услуги возвращать не надо. Да согласна, весь объем услуг ваша фирма выполнила. Почему ужас? Да нет, я, например, радуюсь очень… Плачу, да. Потому, что жалко. А теперь смеяться буду. Но как-то неожиданно все. Аж, сердце зашлось от радости. Правда, правда. До свидания, девушка. (Пауза.) Дмитрий сбежал.
ИВАН. Не, ну ё… (Долго матерится про себя). Я не могу.
НИНА. Представляешь, захрапел прямо в гробу. Мужики разбежались с перепугу.
ИВАН. Делать ноги надо. Ну, как так? Совсем не врубаюсь. Сам видел, что он мертвый.
НИНА. (Поспешно одевается). Берем деньги и валим, Ваня. 
ИВАН. Ну, уж нет. С тобой не на зону, так в гроб точно сыграешь. Я как-нибудь один.

Иван направляется к выходу.

НИНА. Ваня. Иван!

За дверью слышен шум и неразборчивые голоса Дмитрия и секретарши Томы. Иван возвращается.

ИВАН. Я на мокруху не пойду. (Замахивается на Нину.) У, крыса. 

В спальню врывается Дмитрий с пистолетом, за ним – Тома. Дмитрий направляет пистолет в сторону Ивана и Нины.

ДМИТРИЙ. Не ждали?
ИВАН. Мочить, конечно, будешь, Петрович?
ДМИТРИЙ. А ты как думаешь?
НИНА. Может, не надо, Дима?
ТОМА. Стреляйте, Дмитрий Петрович.
ДМИТРИЙ. Сейчас. (Держа под прицелом Ивана и Нину, идет к сейфу).
ТОМА. (Нине). В полиции только спасибо скажут.
ДМИТРИЙ. (Проверяет наличие денег в сейфе и  достает блокнот, читает вслух). Машина, Анталия, белье… (Нине.) Немного же тебе для полного счастья надо.
ИВАН. У меня, Петрович, последняя воля. (О Нине). Дай ствол шлепнуть её. А потом уж и мне – жить насрать.
НИНА. Заткнулся бы, а?
ИВАН. Опять приборзела, смотрю… при Петровиче-то.   

Дмитрий садится на кровать, Тома присаживается рядом. Пауза.

ИВАН. А можно спросить?
ДМИТРИЙ. Ну.
ИВАН. А как так вышло, что ожил, Петрович? Ну, мертвый же был – верняк.
ДМИТРИЙ. Да яд подменил на снотворное, когда понял, что от жены все что угодно ждать можно. Не учел, что и спящего закопать могут. Просил же не хоронить до утра.
ТОМА. Еще минута и Дмитрия Петровича зарыли бы… живым.
ДМИТРИЙ. Лежа в гробу, слышал и видел. Только шевельнуть даже пальцем не мог.
ИВАН. Не, ну, в натуре, всего насмотрелся, а такое… это вообще беспредел.
ДМИТРИЙ. Просил, Иван, прощения – прощаю. Оставайся, работай. Вряд ли найду водителя лучше. (О Нине.) А насчет нее – сам виноват. Ошибка молодости.
НИНА. А тебя никто не заставлял жениться.
ДМИТРИЙ. Говорю же, ошибся.
ИВАН. Я, Петрович, ни за какую зарплату не останусь. Смотаюсь куда-нибудь подальше. На крайняк опять на зону пойду. Все лучше, чем с вами тут… Крышу, в натуре, сносит. (Достает из кармана ключи от машины, кладет их на стол.) Ваши. Приму, Петрович, на посошок, ага?
ДМИТРИЙ. На кухне. Найдешь?
ИВАН. Ну, дак.

Иван выходит.

ДМИТРИЙ. А ты, Нина… (Звонок в дверь.) Кто там? Посмотри, пожалуйста, Тома.

Тома уходит.

НИНА. Убьешь?
ДМИТРИЙ. Я же давно труп, по-твоему. Самое безобидное существо.

Появляются Тома с крышкой гроба, Первый и Второй с гробом.

ТОМА. (О гробе). Как раз вовремя.
ПЕРВЫЙ. Заказ оплачен. Велено вернуть товар заказчику.

Первый и Второй ставят гроб на прежнее место у стенки.

ТОМА. А крышку куда?
ДМИТРИЙ. Ставь у двери.
ТОМА. (Первому). Вы тоже кстати. (О Нине.) Увезти и закопать поглубже её надо.   
ДМИТРИЙ. Пусть… коптит белый свет. Шанс есть. Человек сам себя наказывает, сам себя и пестует. Не совсем оскотинилась, вроде. С виду-то вполне Гомо сапиенс.
НИНА. Пфы. Самый умный. Как был лохом, так и остался. Только уши подросли. 
ДМИТРИЙ. (Первому). Сколько там за доставку? Сто рублей этаж?
ПЕРВЫЙ.  Нет, нет. Тут такие дела…
ВТОРОЙ. Мы пойдем.

Первый и Второй уходят.

ДМИТРИЙ. Тома, будь добра, проводи.
ТОМА. (Уходя, Нине). Сейчас вернусь.

Дмитрий берет свое портмоне со столика, кладет в карман. Берет телефон и смотрит звонки.

ДМИТРИЙ. В ресторан наладилась? Отлично. 
НИНА. Я без зарплаты не уйду. За девять лет семь месяцев и двенадцать дней. Без выходных и праздников.

Появляется Тома. Дмитрий передает ей пистолет, и она держит Нину под прицелом. Дмитрий идет к сейфу и достает из него все деньги. Бросает их на столик.

ДМИТРИЙ.  (Нине). Надеюсь, считать не будешь.
НИНА. (Сгребает деньги в дамскую сумку.) Я не мелочная.

Тома вырывает у Нины сумку, вываливает деньги обратно на стол. Наводит пистолет на Нину.

ТОМА. Жить хочешь? Отойди. Ну!
НИНА.  (Отходит). Дура сумасшедшая. Это мой заработок.
ТОМА. (Бросает пачку на пол к двери). Бегом отсюда пока я добрая.

Нина подбирает деньги. Появляется Иван. Заметно, что он под градусом.

ИВАН. Я готов, Петрович. Прощай. Больше не увидимся.
ДМИТРИЙ. Вы же в ресторан собирались?
ИВАН. Было дело. Ну вот – обошелся… В норме.
ДМИТРИЙ. (О Нине). Забирай  её… Навсегда, в общем. За мой второй день рождения выпить сам Бог велел. В ресторане.
ИВАН. Нормальный ход. Заметано. (Хлопает Нину по попе.) Шевели булками, коза драная. (Тянет за руку.) Давай, давай.   
НИНА. Отстань. Я сама…

Иван и Нина уходят. Тома прицеливается и стреляет Нине в попу. По звуку выясняется, что пистолет игрушка и стреляет безобидными пластмассовыми шариками. А Тома хохочет.

НИНА. Ой. (Хватается за ягодицу.) Чита чокнутая.
ТОМА. В зеркало давно смотрелась? Иди, иди. А то еще получишь.

Нина, Иван в сопровождении Томы уходят. Дмитрий кладет деньги в сейф, запускает маятник на часах и устанавливает время. Тома возвращается.

ТОМА. Ушли, наконец. 
ДМИТРИЙ. Не знаю, есть Бог, или нет, но что кругом бесы – без сомнения. Жить -  страшно. Невыносимо… Противно… 
ТОМА. Тебе необходим психолог, Дима.
ДМИТРИЙ. Боюсь, никто кроме меня мне не поможет. 
ТОМА. И гроб надо бы выбросить, чтобы глаза не мозолил.
ДМИТРИЙ. Пусть… Вещь, все-таки. Придет время, пригодится. И вообще, мементо мори, как говаривали древние греки. Помни о смерти.
ТОМА. Принести, что-нибудь?
ДМИТРИЙ. Нет-нет. Ничего не хочу. Извини, Тома. Хочу побыть один. Надо.
ТОМА. Хотела, как лучше.
ДМИТРИЙ. Да-да, я знаю.
ТОМА. Тогда до завтра?
ДМИТРИЙ. До свидания.

Тома уходит. Дмитрий рассматривает холст, закрывающий сейф, где он с Ниной и с шевелюрой ещё черных волос. Затем смотрится в  зеркале, шерстит седину.

ДМИТРИЙ. Вот и все. Новая жизнь. Быть человеком оказывается не так-то просто. Что бы  там ни говорили.  Щеку, конечно, никому не подставлю… А вот не убить – уже могу.
 
 Он возвращается к холсту,  снимает его со стены и с ним выходит из спальни. Бой часов. Появляется Дмитрий, в задумчивости садится. Слышна работа часового механизма - звуки нарастают и заполняют пространство бездушным механическим ритмом.

КОНЕЦ.

2011 – февраль 2012 г.