5. 17

Подмосковье удивительно красиво. Каждый уголок по-своему. Пока едешь по Ярославке уже залюбуешься. Правда, с этой стороны Подмосковья промышленная зона и городские окраины простираются очень далеко. Где-то до города Пушкина. Зато потом – холмы и леса. Доезжаешь до Торбеева озера и поворот направо. Тут уж холмы высокие и крутые. И заросли лесом. Шесть километров почти горной дороги. Вверх, вниз. Маленькая деревенька, расположенная так же, как располагались деревни в древности. На бугорке, вокруг деревни – поля. А дальше – лес. На единственной улице деревни – липы и клены. Перед каждым домом палисадник с любимыми цветами: георгинами, флоксами, сиренью, шток-розами. За домом – двор, дальше огород. В ширину каждый участок метров двадцать, а в длину их, кажется, никто не меряет. На далеком поле – стадо коров.
Поехав еще два километра, попадаешь в большой дачный поселок. Около двух тысяч участков. С дороги его не видно – все заросло зеленью. Еще четыре километра по дороге и - во Владимирской области.
В дачном поселке живут москвичи. Точнее, здесь три садовых товарищества. Землю выделило государство в 1957 году. В нашем товариществе землю получили жители Фрунзенского района, тогда центрального. В этот район вошел и Арбат. Маму внесли в список на получение земли, но брать участок она побоялась. С отцом они были почти в разводе. А мы с братом Женькой еще учились в школе. Чуть позже уже перед пенсией они с отцом купили в этом поселке небольшую дачку.
Здесь был свой мир, очень отличный от мира деревни. На каждом участке сажали сад и цветы. Не на продажу, конечно. Землю давали на вырубке. Чтобы что-то построить и посадить, надо было очистить участок. Кое-где, например, в овраге оставляли дикие растения, позже превратившиеся в островки леса. Вдоль улиц сажали полудикие растения: венгерскую сирень, дерен, барбарис, дальневосточный шиповник.
На этих дареных государством восьми сотках, не разрешали строить жилье с комнатой больше 12 метров и терассками вокруг. Такие же куцые строения я видела и советской Германии. Боялись, как бы люди не стали жить хорошо.  Хотя на таких маленьких участках дома побольше строить нельзя по противопожарным нормам. Особенно из дерева. По советским нормам и печки в этих домах ставить запрещали, но этого никто не соблюдал. Все-таки, это очень немилосердно. Даже летом мы подтапливаем печи в сырую погоду. Дома начали расти вверх. Два, три этажа. У нас образовался цокольный этаж и вполне обжился мезонин.
Но главное было не в этом, В Москве детям нельзя жить круглый год. Пока еще в Москве обитало полудеревенское население, сбежавшее от коллективизации, можно было своих детей на лето посылать в деревню к родственникам. Или в маленькие городки, как нас с братом. Когда родственные связи с деревней постепенно ослабели, единственной возможностью стало приобретение дачи. В Москве не сохраняются традиции, так как население ее растет за счет миграции. Детей у нас мало. Но в таких вот дачных поселках живут старики и дети. Трудоспособное население приезжает на выходные.
 Население же окрестных деревень тоже изменилось. Нет несгибаемых деревенских бабушек. Вместо них бабушки, проработавшие всю жизнь в ближайших городках и получившие свои деревенские усадьбы в наследство, перед уходом на пенсию. Некоторые из них еще держат коров. Но это явление остаточное. Вскоре деревенские дома тоже будут дачками, тем более, что современные бабушки пенсионерки имеют городские квартиры.
Это жаль. Мы избалованы прекрасными молочными продуктами. Нигде не встречала такого творога, как на рынке в Воронино.