Стоп-кадры. Кириллов
-Просыпаемся, Вологда!- сообщила крепкая харя с нарядными металлическими зубами.
Смотрю на часы – всё правильно: Вологда, выходим, приехали. В окно купе наползает преобразованный человеком пейзаж: железнодорожные пути, цистерны, вокзал. Утро жжётся морозом, заставляет ёжиться, кутаться. В свете привокзальных фонарей снег кажется жёлтым, как «Вологодское сливочное масло».
У входа на автостанцию обмякла пара дембелей – пушистые, отпаренные утюгами шинели, ушанки, сбитые на затылок, в озябших пальцах сигареты.
- Парни, эти два года станут самыми яркими в вашей жизни, только вы об этом пока не догадываетесь,- улыбаюсь в сторону сержантов, теперь уже запаса.
Не сразу нахожу нужную кассу. Передо мной какой-то мятый жизнью мужичок. За стеклом профессионально недовольное туловище что-то отвечает радиофицированной скороговоркой.
Мужик забрал билет и сдачу, потом зажал одну ноздрю пальцем, и высморкался на пол.
- На шесть сорок один до Кириллова,- просовываю деньги в окошко.
- Нету билетов,- трещит помехами динамик.
- Тогда на следующий.
На часах шесть с четвертью. Надо как-то скоротать пару часов. На жёстких скамейках дремлют, жуют, скучают хмурые жители большой страны. В ногах сумки, чемоданы. Надрывно плачет ребёнок.
Китайский пуховик что-то бухтит кроличьей ушанке.
- Картошка своя, капуста тож своя, грибы из лесу,- сидят две тётки, распустив животы по коленкам.
У окна, на корточках, выпивают трое мужичков. В ногах две бутылки водки, одна уже пустая – и где только не выпивается русскому человеку.
-Ты закусывай, закусывай,- убеждает губастый лысоватого.
Третий, наморщив лоб, разливает водку, сначала на штаны, потом в бумажные стаканчики. Мужики закинули водку в рот, закусили рыбой, разложенной на газете.
-Ты кто?!- упёрся в меня взглядом заспанный парень.
- ****обол-созерцатель,- признаюсь честно.
-Чё-ё-о?- трёт глаза парень.
Откуда-то появился коротенький милиционер с рацией на груди и прямиком к троице.
-Ну-у, мы тут…вот,- залебезил губастый.
Милиционер сурово разглядывал натюрморт.
-А мы, чё-о, мы ничего…,- оправдывался губастый, неловко пряча бутылку в сумку.
Представитель русской народной милиции отнёсся к ситуации с пониманием, мужики это чувствуют и, от греха подальше, перемещаются допивать за автоматические камеры хранения.
Пытаюсь подстроиться под окружающих – ёрзаю на скамейке, зеваю, вырванный из привычной среды, чувствую себя неуютно.
-Жаль только в сказке бывает по щучьему велению, по моему хотению,- терпеливо высиживаю время.
Входят и выходят нахохленные люди, хлопает дверь. Через громкоговоритель объявляют посадку. Междугородний «Икарус» был холодным, с замёрзшими окнами и пованивал солярой. Несколько раз останавливались, и водила тёр лобовое стекло солью – чтобы не замёрзло в дороге. Фиолетовое утро нехотя наплывало на засахаренный пейзаж. Часа за три одолели сто тридцать километров до Кириллова. Из обмякшей глазури смотрел огромный, какой-то мёртвый монастырь. Вокруг пристроился улицами и переулками населённый пункт с Лениным на постаменте. Какой-то опилочной трухой с выцветшего неба сыпался редкий снежок. В короткую эпоху хрущёвского романтизма в Кириллов ломились любители старины со всего Союза, рядом Ферапонтов монастырь с фресками Дионисия, так что для многих эти места были культовыми. Ехали, шли, плыли припасть к корням. Из окна в номере тянуло стылой улицей, телевизор не показывал, вода в кране – только холодная.В ресторане на первом этаже - тусклые щи и хек с макаронами.
-Ёптырь!- настроение не то, чтобы матерное, но какое-то неприличное.
В центре городка людно как после работы. Обгоняю двух мужиков, идут как-то неуверенно, будто выпимши. У магазина бабка разложила на снегу лоскутные половики ручной работы. Туристов нет, спроса тоже. Подхожу, прицениваюсь, дешевле только даром. Беру в подарок два пёстреньких половика.
-Ну,- осматриваюсь по сторонам,- будем вкладывать душу в фотоискусство. Хрен, ты её туда вложишь, пока не поешь и не согреешься,- резонно приземляет внутренний голос.
На выезде из райцентра, напротив кафе, водила отогревает паяльной лампой обездвиженный «Камаз».
-Пива?
-Водки стошку!- сразу задираю планку.
Оглядываюсь по сторонам: заезжий прапор катает желваки по морде. Два паломника кротко опустили курчавые бороды в салат из квашенной капусты с клюквой.
-Петь, а Петь! Иди, прибей рога, а то упадут кому-нибудь на башку!- кричит буфетчица.
На обитой лакированной вагонкой стене красуются растопыренные лосиные рога. Прилавок радует пышными пирогами с брусникой, ватрушками с глянцевым творогом.
Пахнет выпечкой и щами, по радио передают концерт по заявкам - так бы и просидел здесь до вечера. Позёмка подметает озеро. Снег твёрдый, трещит под ногами щебёнкой. На берегу «рай, явленный на земле» - огромный монастырь, точнее два: Успенский и Ивановский, охваченные мощной стеной.
Впечатление несколько портят поздние железные кровли: есть в них какая-то епархиальная кондовость.
- Авось…, небось…, ежели да кабы…,- устаю выдёргивать ноги из снега, дыхание сбилось, выбеленная стерильность слепит глаза. С другого конца озера, как на северной прялке, едет мужик в санях. Коняга вся искрится и переливается на солнце – залюбовался, сделал пару кадров. Помнится, царь Иван Грозный хотел постричься в Кирилло-Белозерский монастырь, делал сюда богатые вклады. После десяти кадров, «Практика» стала рвать задубевшую плёнку. Окоченев на колючем ветру, выбредаю на санный путь, отмеченный по краям вешками, и мимо высоченной монастырской стены, заляпанной снегом, не заходя внутрь, прямиком в гостиницу. В монастырь пойду завтра с утра– теперь там музей.
-Давай, в баню пошли, на первый пар!- какой-то мужик в тулупе и с веником, торчащим из газеты, весело орёт водителю «ПАЗика».
-Щас, только домой заскочу!
-А что?! Не погреться и мне, в самом деле, в кирилловской бане?! Когда ещё попаду сюда. Эх! Где «раша» не пропадала!
Забросив в гостиницу фотопричандалы, тороплюсь через густеющие сумерки.
В бане почти пусто и чисто.
-Веничек? Простынку? Может хош отдельно? У нас приезжие с Москвы любят в кабинках мыться!- радушно напирал банщик.
-Валяй, насыпай всё и сразу!- тороплю его.
-Веники у нас замечательные: берёза, можжевельник, крапиву подпускаем,- нахваливал банщик товар.
Убрав одежду в шкафчик, закрываюсь в кабинке, кручу барашки кранов, сверху накрывает кипятком, пар быстро заволакивает всё кафельное пространство.
-Кирилловские чудотворцы! Николай Угодник! Не дайте свариться заживо! – маневрирую всем телом, чтобы не обжечься.
По-рыбьи, открыв рот, отгораживаюсь веником от банных удовольствий.
-Выпендрился, блин, VIP– персона!- выхожу из кабинки красномордый и согревшийся.
-Что так быстро помылся?- зачавкал губами банщик,- может пивка со снетком белозёрским?!
-Сколько денег насыпать за удовольствие?
-А не один ли хрен?- какой-то размякший мужик опускается рядом на скамейку,- если человек хороший, то и угостить можно.
-Не, ну как…
-Слышь, а ты раньше в наших краях не бывал – морда, больно знакомая?!
-Бывал.
-Ладно, пошли, я тебя щас напарю по-нашенски, это тебе не в ванне мыться.
Мужик оказался настырным и старательно охаживал меня веником минут десять, потом мы потели в парной, потом я угощал его пивом, а он меня вяленым белозерским снетком. Банщик по-свойски соорудил нам ёршика.
Всё как-то хорошо срослось, в народном стиле. Душа расправилась, впервые за целый день согрелся.
-Сука ты, голубь сизокрылый!– возбухал над ухом рыжий мужик. Оказалось, пока он хлестался веником, окатывал себя из шайки, приятель застенчиво усидел в одно лицо чекушку, припасённую под пиво.
-Ну, ты это…,- примирительно оправдывался ужаленный виновник.
Пострадавший покрыл его матом.
-Ну, извини, бля буду!- пьяно каялся приятель.
-Хрена мне с тваво «извини»?!
Завернувшись в простыню, блаженствую, чувствую, как вытекает из меня вся сегодняшняя усталость вместе с привязавшимся запахом «икарусной» соляры. Тело наполнилось истомой.
- … а чего, как пойдёт молотить – заслушаешься. Вот поп ихний из Вологды и говорит начальству нашему, пока тёплой уборной не будет, мои монахи в монастыре жить не станут,- продолжал что-то рассказывать новый знакомый.
-Точно,- рассеянно киваю в ответ.
- Эх, схожу ка я завтра первым делом в церковь, замолю потребительские грехи, свечку поставлю,- скрипел я снегом по длинной улице в сторону неприютной гостиницы «Русь».
Вокруг стоит тишина до звона в ушах. Покой, простота. Крыши в снегу, деревья в инее. Из печных труб пушистые столбики дыма. В окошках холодный телевизионный свет. В голове вертится зимнее, почти хокку: «Серая Шейка грустно опустила зад в ледяную воду…».
Коломенское. Март 2012.
Свидетельство о публикации №212031301126
http://proza.ru/2020/03/13/1046 С уважением Александр.
Александр Жгутов 23.08.2021 19:03 Заявить о нарушении
-здраате - здрассте.
-откуда к нам?
-из Москвы.
-зато знаешь, какой у нас воздух чистый! а красота какая вокруг!
вот это я понимаю)
Вадим Гордеев 23.08.2021 20:11 Заявить о нарушении