позади спины и стен

Смеяло тополь марсило вуртех! Пронесся на красном Феррари по узким улочкам старой Флоренции. А в новой - жил не тужил, годами размышляя о годах! О десятилетиях!  В тот день, когда на улице серость зимы, голуби  садятся на мощеную площадь возле старого Алигьери, потом вихрем поднимаются в небо от ноги туриста, и одна птица, не спеша, пристраиваясь, садится на лоб поэта и белой отметиной ставит кляксу на кончик носа создателя «Божественной комедии». Лэманж гранажи вертихволь каламбос. Несется Феррари по ювелирному мосту, в блеске золота и жемчугов. Вода выходит из берегов, неся в своих водах картины с грациями и Афродитами.  Вдоль по жердочке по мостовой, оконцами сверкая, открывая настежь двери, выходит мужчина с лакировочной головой, откусив кусочек творожного пирога.  На лодке, да на планере, соском знатока Давидовых грудей.  И  ступня  Давида в грибках зимнего леса на вздутой бумаге после утреннего дождя, по цене десяти монет, бережно сворачивается в трубочку маленьким толстячком из Бангладеша. Горностай всвых шанель! И вдаль уходит одна улочка за другой, и спина прощается со стенами, и глаза глядят на это прощание, глаза идущих позади спины и стен. Медичи даст тебе новый холст, краски, мрамор, молоток и напильник. Пора за работу, мой кудрявый купидон.