Небеса 8

Второго числа. От нечего делать, немного приняв на грудь, я отправился в пансионат. Там опять был танцевальный вечер. Моё присутствие было не обязательным, но нужно было чем-то занять себя и помочь ребятам. Играя на трубе, я изучал присутствующих. Глаза скользили от пары к паре, танцевавших вальс, потом стал изучать не приглашённых на танец. Всё те же лица, подумал я. В середине следующего медленного танца я увидел подошедшую к зеркалу, которое было в холле напротив у стены, очень красивую молодую женщину. Взглянув на себя в зеркало, она повернулась и стала смотреть на танцующих.

Я взглянул на гитариста и обратил внимание, что изучающий взгляд остановлен на ней. Он был примерно моих лет. Холост. Мне не хотелось в данном случае иметь соперника.
Я положил трубу и, обращаясь к нему, сказал:
- Надеюсь, вы доиграете без меня? - А затем добавил, соврав, чтобы у него не было иллюзий и не мешал мне,- вон, у зеркала чувиха стоит. Видишь? Это моя старая подружка. Не могу её заставлять себя ждать. Пойду танцевать.

Я направился к ней, продолжая изучать её. Она была одета в эффектное расшитое под золото синее платье немного выше колен. На ногах были чёрные туфли на небольшом тонком каблуке. Можно было сказать, что она была худой, но хорошо сложенная фигура, прямые ноги с красивыми коленями и густые пышные каштановые распущенные слегка волнистые волосы ниже плеч, обрамлявшие её круглое лицо с правильными чертами лица, делали её вид броским, привлекающим внимание и скрывали явно недостающий вес.

Я пригласил незнакомку. Положив руку, обнимая за талию, я почувствовал, что даже приталенное платье ей было широким. Она была очень худой. Другую руку я положил ей на спину на уровне груди и она оказалась под пышными волосами. Ей ничего не оставалось делать, как положить свои руки мне на плечи. Я увидел красивые глаза. Они были слегка подкрашенными, но это было сделано аккуратно. Её красивые губы обнажали ровные белые зубы. Мне не понравились морщинки вокруг глаз. Обычно такие морщины появляются старше у женщин, которые пользуются избыточно косметикой. Но это не делало её менее очаровательной.

- И как зовут это небесное создание, - обратился я к ней.

- Людмила, - произнесла она.

- Если представляются по имени, то не против, чтобы обращались на ты? - представился я.

- Можно на ты.

- С какой же стороны занёс к нам тебя ветер? - давая понять, что имею ввиду её вес.

- Из Магнитогорска.

- Сталь варим?

- Нет. Воспитываем.

- А я здесь работаю. Позавчера ещё тебя не видел.

- Потому, что меня здесь и вчера еще не было. Я только сегодня приехала. Новый год
встречала в поезде.

- Понравилось?

- Встречать Новый год в поезде?

- Понравилось, как здесь тебя встретили? - обменялись мы улыбками.

- Пока все нравится.

- Раньше здесь была? - допрашивал я, путаясь в её волосах.

- Нет….

Танец закончился. Я проводил её к зеркалу и продолжал
...................................................

Я поймал себя на мысли, что я редко вспоминаю свою медицинскую сестру. Обида оставалась. Мной пренебрегли, поставив свои интересы выше. Причём тут ребёнок. Не он первый и не последний. Никто не спрашивает своих особенно маленьких детей, когда уходят от мужей и начинают жить с другими. Хотя в глубине души я понимал, что она права. У ребёнка есть отец, а примеряя себя к этой роли, я не всегда находил ответ. Я ставил себя на место мужа и также не находил ответы. Что за время, когда бросают своих и начинают воспитывать других. А в данном случае я предлагал разлучить сына с отцом. Находил это неправильным. Но был выброшен на помойку из утробы мой не родившийся ребёнок. Как мне реагировать на это, если я не во всём прав? Вопросы были один сложнее другого. Наверно, только у идиота нет подобных проблем потому, что не может их даже почувствовать и хотя бы приблизительно сформулировать их для себя, чтобы что-то решать.

В оправдание любовницы было то, что я воспитывался в полной семье и не мог представить, чтобы это было по-другому. А она для сына захотела оставить, если не семью, то видимость её. Это я хорошо понимал и не мог сказать против ни одного слова. Я нужен был для неё, чтобы ублажить похоть. Остальное у неё было. Я не нужен ей.

Я не нужен Валентине, т.к. она вместе с её родителями ушли в глухую оборону. Отгородились от всех и боялись открыться, чтобы решить давящие душу проблемы. Я был открыт. Я мог понять сложившееся положение Валентины. Найти ей оправдание для своего успокоения, и, может, никогда не стал бы вспоминать о том, что было до меня потому, что так распорядилась судьба. Но не захотела Валентина принимать мою помощь. Я тоже ей оказался не нужен.

Я вспомнил о Жанке, которая вышла замуж. Ей тоже я не был нужен, как и не нужен стал её муж, с которым она перестала жить. Ей нужно было стремиться к цели. Она также забывала, что рядом есть человек, который хочет ей помочь и не только нужен для того, чтобы стремиться к своей цели, а для чего-то большего, которое объединяет и стоит выше, чем мужчина и женщина. В памяти остались самые светлые чувства к Жанке, но она осталась для меня в виде любимого целомудренного образа, которому я добавил недостающее.

Опять, как после возвращения с Камчатки, я почувствовал жгучее одиночество. Когда же это началось? Где та точка отсчета моего одиночества? Моя память меня отбрасывала в детство, когда ещё в станице в пяти - шестилетнем возрасте я стал осознавать себя. Но я уже тогда чувствовал себя, по-своему, одиноким. Где же она эта точка, найти бы, определить? Кто же виноват? Мне хотелось быть взаимно востребованным.

Я хотел поделиться ещё не совсем испорченным своим внутренним миром. Кому-то же я должен быть нужен в этом мире? И мой взор останавливался на Людмиле. Этого я ещё не осознавал. Я узнал о её сложных полостных операциях, которые она перенесла за несколько месяцев до приезда в пансионат. Мне по-человечески было её жалко. Я был открыт к состраданию.

Новая знакомая заболела, а точнее, ей стало плохо в грязелечебнице….
Я заглядывал к ней в палату, а когда она почувствовала себя лучше, мы опять стали вместе гулять. Мы рассказывали друг другу о себе. Я ничего о себе не скрывал. Мне хотелось выплеснуть всё из себя, а ей было это интересно. У нас не было преград. Мы нравились друг другу. Может, она уедет, и мы никогда больше не встретимся. Это было обычной моей практикой, никогда не возвращаться к тому, с кем расстался. Особенно это касалось женщин.

Уже оставалось чуть более недели до окончания её пребывания в пансионате. А воз и ныне там, думал я. Нужно что-то предпринимать. Можно, конечно, воспользоваться опять квартирой, но это совсем не то. Не успеешь туда приехать, а уже нужно спешить назад. Да и хозяйка дома. Не просить же её куда-нибудь исчезнуть? Да и прятаться совсем не хотелось. К тому же, я рассказал родителям, что я, скорее всего, расстанусь с Валентиной. Я не стал рассказывать им, что она была изнасилована, что другая сделала от меня аборт. Я сослался на то, что она не хочет рожать, а если это не сделать, то нас ничего не будет связывать. Я мимолётом  сказал, что встречаюсь с одной женщиной.

Родители с воодушевлением встретили новость о Валентине потому, что у них была взаимная неприязнь. Валентина не хотела слышать о них. Никогда не приезжала к ним в Ессентуки. А они никогда о ней не вспоминали, когда я оставался у них ночевать. Мимо ушей пропустили новость о новой знакомой. Они не возмущались, когда я приводил некоторых своих знакомых, с которыми более или менее долго встречался. Им было спокойнее, что я дома, а не где-нибудь в непонятной кампании. Это началось ещё с Жанки, которая иногда заходила по вечерам в гости. Потом, это была Норма, которая уже оставалась иногда ночевать. Потом череда бортпроводниц, которые с удовольствием у меня гостили, когда я был в отпуске, а они могли улизнуть из опостылевшей гостиницы на этот раз города Минеральные Воды, где у них был отдых и смена экипажей.

У меня голова пухла от раздумий. Чтобы для самого себя, в первую очередь, поставить все точки над «i», я решил сразу разобраться со всеми.

Прежде, нужно довести дело до конца с Людмилой.

Однажды, она заговорила о приближающемся отъезде.

- Скоро домой, - глубоко вздохнула она.

- Что ты так глубоко вздыхаешь? Оставайся здесь. Тебе что, не нравится здесь?

- Здесь мне очень нравится. А Магнитогорск ассоциируется у меня с операциями, реанимациями, с мужем алкоголиком - грустно говорила она, - сбежать бы, да всё так сложно.

- Знаешь, проблемы можно не решать. Они имеют способность сами разрешаться, но тогда результат получается совсем не тот, какой хотелось бы видеть.

- Я пытаюсь, но не вижу просвета. Если бы знал, как надоело болеть.

- Я всей душой рад бы тебе помочь. Скажи как или чем тебе помочь? Я готов, даже, поехать с тобой в Магнитогорск, но я не вижу себя там. Чем я там буду заниматься? Здесь я суечусь. Так сказать, при деле, вон, директор меня называет своей рукой. Я-то понимаю, что он подразумевает одну из его незримых, которые нужны, чтобы кто-то создавал видимость приличия, другие нужны для того, чтобы работали, третьи ещё для чего-то. Мне очень приято быть с тобой рядом. Я очень этого хочу, но как тебе помочь, не могу придумать, сколько бы не думал об этом.

- Я и так тебе очень благодарна. Ты согрел мне душу. Мне очень легко быть с тобой. Да и у тебя самого есть проблемы.

- Твои проблемы сложнее моих. Какие мои проблемы? Вот их-то можно не решать, их время решит. Я всегда довольствовался тем, что у меня есть. Наверно, этого мало. Стану когда-нибудь, как все.

- Таким, как все становиться не надо. Хорошо, когда есть не такие, как все. Совсем тошно станет жить.

-Ты можешь что-нибудь предложить?

- Нет. Поэтому становится грустно от неизбежного приближающегося расставания

- Зато у меня есть предложение. Можно сказать, даже необычное, - обратился я к ней.

- И в чем заключается это необычное предложение?

- Оно настолько простое, что не нужно долго объяснять.

- Не томи душу!

- Ты должна остаться со мной после окончания срока путёвки до тех пор, пока мы не придумаем, как тебе помочь. Дай хотя бы несколько дней ещё, чтобы попытаться решить эту проблему. Не думай, что мной руководит желание переспать с тобой. Это можно было сделать там, на квартире седьмого числа. Ты и я прекрасно это понимали тогда и сейчас. Не так ли?

- Да, - согласилась она.

- Я предлагаю в эту субботу принять приглашение прийти в гости ко мне домой. Если тебе понравится, тогда ты после окончания срока остаёшься ещё на несколько дней, пока я в отпуске. Если мы не найдём решения, тогда ты поедешь домой. И сможешь вернуться тогда, когда тебе захочется. Согласна?

- А как же распорядок в пансионате?

- Чего ты боишься? Если даже тебя заставят уехать раньше, поживёшь у меня. Но никто не следит так пристально, как ты думаешь. Это, когда что-то со скандалом происходит, тогда говорят до свидания. Так мы договорились?

- Получается, что у нас строго по церковным праздникам домашние свидания. В воскресенье Крещение.

- Вот и примем мы крещение в Крещение.

- А как же жена?

- Не нужно вспоминать о ней. Прошло больше месяца, Она не захотела вспомнить обо мне, и попытаться решить проблему. Думаю, что её поезд ушел безвозвратно. Я не вернусь больше к ней ни-ког-да.

В субботу вечером мы пришли ко мне домой. Посидели. Поговорили с родителями. В основном они задавали вопросы о её жизни, но слишком не надоедали и уже к полуночи мы буквально утонули в роскошной хорошо взбитой перине, которая ещё сохранилась на полуторной с панцирной сеткой кровати. Пахло чистым бельём. К нему примешивался тонкий запах духов, которыми, наверняка, намазала Людмилу соседка по комнате из Норильска

Мы договорились до того, что было произнесено:
- А не выйти ли тебе замуж за меня, если ты ничего не имеешь против?

- Я-то ничего не имею против, а насчёт замужества сложнее. У тебя и у меня нет развода.

- Так, ты сомневаешься?

- Нет. Нисколько. Только у тебя займет развод, если ты захочешь развестись, месяц, а я уже дважды подавала на развод и все не получается. Дело в суде. Он пока не даёт мне развод. Сказали, что в следующий раз его согласие будет не нужно.


Кто-то постучал в калитку. Я вышел на улицу и увидел медсестру с подружкой.

- Привет! - сказала она, пытаясь обнять меня.

- Привет! - ответил я, увлекая  их быстро от дома, т.к. окно в комнату было в пяти метрах, и Людмила могла увидеть, как меня обнимают. Какие черти притащили их сюда, подумал я. Ну и интуиция! Или случайность?

- Чем занимаешься? Собирайся. Ждут нас великие развлечения.

- Не могу. Мне некогда.

- Чем ты ещё можешь быть занят в воскресенье и в отпуске?

- А чем ты занималась целый месяц? Я тебя ни разу не видел. И как ты меня нашла? Ты же ни разу у меня не была. Откуда вы узнали мой адрес? Хотя, понятно, у водителей спросили.

- Ты будешь собираться? Нас ждут. Я даже пришла к тебе. Стою, умоляю. Тебе не стыдно?

- Мне не стыдно. Я никуда не пойду. Я занят. У меня гости.

- Пригласи и нас.

- Не могу.

- Значит, у тебя женщина. Не та ли отдыхающая.

- Какая разница кто. Ты можешь меня понять, что я никуда сейчас не пойду. Я занят, и
освободиться не могу.

- Если ты не пойдешь сейчас с нами, считай, что между нами всё кончено.

- А я думал, что это произошло месяц назад.

- Ну, пойдем, я тебя очень прошу. Не пожалеешь, - умоляюще говорила она, пытаясь обнять и поцеловать.

- Неужели ты не хочешь понять, что я не могу оставить человека и пойти с вами.

- Пусть, твой человек идет с нами.

- Не может этот человек пойти с нами.
Я не знал, как заставить их уйти. Становилось неприлично оставаться на улице так долго. Я стал объяснять, и нагло лгать. Стал быстро говорить, что это одна из моих женщин, с которой я долго жил, что мы расстались и теперь опять встретились.

- Опоздала ты. Ты помнишь, о чём я тебя просил месяц назад? Ты не захотела меня слушать. Ты мне сделала больно. Я обиделся. А сегодня я не хочу слушать тебя. Пока, - поворачиваясь, чтобы уйти, сказал я.

- На сколько? На неделю? Две? Она же из Магнитогорска.
Теперь я хотел, чтобы она почувствовала то, что я  почувствовал, когда был отвержен ею. Мне захотелось сделать ей больно.

- На один день и этого достаточно. Хочешь, обижайся. Хочешь, нет. Меня ждут, сказал я, уходя.

Занятия языками не прошли даром. Бесконечные упражнения с поисками синонимов, антонимов и другие, казалось, безрассудные языковые выкрутасы научили меня непроизвольно пользоваться результатами. Иногда, неожиданно всплывали жёсткие, может, сразу мало понятные сравнения или хлёсткий вывод. Произнося вслух в адрес кого-либо, я чувствовал, как испытывает физическую боль тот, кому они предназначались. Казалось, что плётка со свистом рассекает на нём до крови кожу. От таких «развлечений» приходилось страдать особенно на Камчатке. И это было только подтверждением, что цель была достигнута и повержена. Так  и здесь, я заново почувствовал, как виртуальная плётка обласкала мою уже бывшую любовницу. Произнесённое и услышанное слово похоже на яд укусившей змеи, который изнутри начинает уничтожать человека и, порой, трудно найти противоядие. Тем самым я подвёл черту в своих с ней отношениях.

Больше не было произнесено ни слова. Уже заходя в калитку, я посмотрел мельком в их сторону. Они стояли там же, где я их оставил.

- Кто приходил? - спросила меня Людмила.
Она могла видеть их в окно. Я не знал, что сказать. Мне явно не хотелось объяснять, кто и зачем приходил. Нужно было без промедления что-то ответить:

- Они спрашивали адрес общего знакомого, - выпалил я первое, что пришло в голову.

- Ты так долго объяснял?

- Они хотели, чтобы я их сопровождал. Я долго объяснял, что не могу этого сделать.

- Где-то я видела их, - пыталась она вспомнить, - одна их них симпатичная.
Она не скрывала, что увидела их в окно. Я не знал опять, что ответить. Хорошо, что я не стал ей врать, получилось бы совсем некрасиво. Я стал опасаться, что задетое самолюбие любовницы заставит её сделать пакость Людмиле. Но, если попросить не пытаться разговаривать с ней и опасаться её, то будет сделано именно обратное. Я понимал, что она вспомнит, или увидит их в пансионате, поэтому я сказал:

- Если захочешь узнать обо мне что-нибудь новое, можешь, при случае, с ними поговорить. Это даже не вчерашний день, а позавчерашний.

- У меня не будет желания делать это, - вероятно, прекрасно всё поняв, спокойно произнесла она.

Через некоторое время я проводил её в пансионат. Соседка по комнате сделала всё возможное, чтобы никто не обратил на отсутствие Людмилы.
Оставалась неделя, которая быстро пролетела. Как мы и договаривались, она поменяла билет и осталась у меня до конца моего отпуска. Меня удивил её багаж. В небольшой сумке на дне лежали четыре целлофановых пакета.  Один пакет с дешёвым из хлопчатобумажной ткани платьем, а то, что расшитое, было на ней. Второй пакет с туфлями, в которых она танцевала. Третий пакет с нижним бельём, а точнее, виден был бюстгальтер, двое-трое трусиков и капроновые колготки. В четвёртом лежали зубная щётка с пастой и тушь для ресниц. Не густо.

Кажется, что она только вчера переступила порог моего дома, и я уже провожал её в Магнитогорск. Она обещала вернуться, как только сделает накопившиеся дела, главным образом, нужно было решать вопрос с разводом.

- Ты привезёшь свою дочь? - спросил я.

- Думаю, что нет. Давай не будем спешить. Я приеду, а потом, все равно, нужно будет ехать ещё раз. Что её таскать туда и обратно?

- Тоже верно, - согласился я

- Она уехала. Я остался один в томительном ожидании. Начал работать. Я сказал родителям, что пригласил Людмилу погостить у меня и что она скоро приедет опять. Родители спокойно отнеслись к этому сообщению. Я решил привести в порядок комнату, в небольшом, по сравнению с домом, здании, которое было во дворе. Это была, так называемая, времянка, где под одной крышей располагалась небольшая жилая комната с прихожей. Затем, с отдельным входом баня, в которой можно было отменно попариться и еще, отдельно, была мастерская, которая использовалась больше, как сарай.

Раньше, в жилой комнате, была русская печь. В ней пекли вкусный хлеб. Помнится, было приятно залезть на прогретую после выпечки печь и понежиться в необычном тепле, исходящим от разогретых кирпичей. Правда, это было недолго, т.к. я, почему-то, быстро вырос, а печь так и осталась небольших размеров. Но потом, хлеб выпекать перестали. Провели газ и, к великому сожалению, её убрали.

Получилась уютная, тёплая светлая комната с отдельным входом. Обычно там почти постоянно кто-то жил из наших молодых родственников, приехавших в Ессентуки, но сейчас она была пуста. Я счел, что будет гораздо удобнее, расположиться нам с Людмилой там. К её приезду комната была готова.

Я выбрал время и встретился с Валентиной. Разговор был коротким.

- Поставим точку в наших отношениях? - сказал я.

- Ты же изменил мне. Как после этого жить вместе? - спокойно ответила она мне, будто и не было других причин для размолвки.

- И то верно, - не вдаваясь в подробности, согласился я.

- У нас нет детей. Нас разведут там, где мы регистрировались. Нужно подать только заявление и подождать месяц. Я всё узнала.

- Прекрасно. Когда пойдём относить заявление?
Мы договорились не откладывать. Назначили время и, встретившись в очередной раз, без сожаления подали заявление на развод. Будто и не было четырёх прожитых вместе лет.