Мы с Тобой одной крови. Глава 25

И вот наконец-то наступило первое сентября. Во время школьной линейки Даня во все глаза смотрел по сторонам. Он надеялся увидеть Полину, узнать, вернулась ли она в школу. Но за всей суетой Полину он так и не увидел: ее класс был на другой стороне двора. Оставалось только ждать урока. Русский у них был третьим по расписанию.

Придя в класс, Даня сел за парту и стал ждать начала урока. Помня прошлое первое сентября, он теперь боялся поднимать глаза от парты. Он только и ждал, что вот сейчас откроется дверь и в класс снова войдет завуч, а Полины он больше не увидит никогда в жизни. Поэтому на дверь ему смотреть не хотелось, а смотреть по сторонам он не мог. Потом он услышал, как прозвенел звонок, отворилась дверь. Даня не выдержал, поднял глаза и увидел Полину.

Даня сидел за партой и смотрел на Полину, на ее похудевшее лицо, и чувствовал, как глаза начинает щипать от подступающих слез. Перед началом урока надо было встать и Аркаше пришлось пару раз толкнуть Даню в бок, прежде чем Даня обернулся к нему, заметил, что все стоят, и тоже встал.

Даня опустил глаза, надеясь, что никто не заметит его слез и того, что он дрожал. Нервное напряжение последних часов, совершенно измотавшее его ожидание, прорвалось дрожью. Даню что-то колотило изнутри.

Ребята сели. Даня тоже сел, схватившись руками за край стола, дрожь стала понемногу стихать, но руки у него все еще дрожали. Даня смотрел на Полину, слов ее он не понимал. Аркаше опять пришлось толкнуть его. Даня оглянулся по сторонам, ребята открывали тетради. Даня тоже открыл. Еще словно сквозь сон до него стали доходить Полинины слова.

Потом был урок литературы, и Даня мог просто сидеть, слушать и смотреть на Полину. Он начал уже приходить в себя, но напряжение сменилось опустошением. Даня понял, что возможность видеть Полину, быть рядом с ней не избавит его от боли, которую он впервые ощутил, расставшись с ней, боли, которую он носил в себе последние пятнадцать месяцев. Даня так надеялся, что вот он увидит наконец-то Полину, и все станет по-прежнему: ему снова будет легко жить. Ведь Полина опять будет с ним. Он и представить себе не мог, что может быть по-другому. Но боль не прошла, она только изменила свое качество.

Смотреть на Полину, слышать ее голос было для Дани почти невыносимо тяжело. Каждое ее слово, каждый ее жест отзывался в нем каким-то болезненным звоном. Больно было от всего. Оттого, что она смотрит на него. Оттого, что он не может ей сказать самого главного, сказать ей, как безмерно она нужна ему. По сравнению с этим, все, что он говорит ей, кажется ему ложью.
 
Вот Полина здесь, но ее нет: она не с ним, он для нее не существует. И она опять исчезнет если не сейчас, то через год, или два.

За все месяцы ожидания, пока Даня каждое мгновение чувствовал внутреннею связь с Полиной, в нем накопилось что-то, что уже не вмещалось в существующие отношения. Словно та длинная струна, что соединяла их все это время, свернулась спиралью и не помещалась в пространство между ними теперь, когда Полина опять была рядом.

На уроках Даня еще как-то мог выносить эту близость к ней. Пока было хоть какое-то дело, он делал, что она говорила: писал упражнения, читал, отвечал правила. Все, что Полина говорила, отпечатывалось у Дани в памяти. Он не забывал ни одного слова, ни одной интонации, ни одного жеста. Когда он слышал вопрос, то сразу же слышал и ответ, произнесенный Полининым голосом у него в голове. Он даже стал лучше учиться по русскому.
Когда Полина ставила ему пятерки, он радовался не за себя, а за нее, ведь ей приятно, что она смогла его, хронически безграмотного, научить писать без ошибок!

Но на переменах Даня страдал невыносимо. Он хотел ее видеть, хотел быть рядом с ней, подойти близко-близко и смотреть на нее, спрятаться среди ребят, стоящих вокруг ее стола. Но вот она поднимает на него глаза, и Дане становится больно от немоты, от того, что ничего невозможно объяснить. Он борется с собой, пытаясь держать на лице улыбку. Полина спрашивает его что-то, что-то совершенно неважное. Он отвечает и его голос дрожит, и Дане кажется, что все вокруг, все, кроме нее, замечают это. Она улыбается ему, произносит еще несколько ничего не значащих слов. У Дани внутри все начинает пульсировать, словно хочет прорваться наружу, разрывая ему грудь и горло. Он начинает задыхаться. Но Полина уже говорит с кем-то другим.

Даня отходит, садится за парту, достает книжку, пытается ее читать. Если он еще хоть мгновение посмотрит на нее, то всем вокруг все станет совершенно ясно. Это же просто очевидно всем, что он безмерно, больше жизни, любит ее, что он задыхается в пустоте, существующей между ними. Он опускает глаза, чтобы никто не увидел его тайну.

Но читать он тоже не может. Все, что он может - это слушать ее голос, сидеть, уставившись в книгу, спрятав ото всех глаза, и слушать ее голос. Он слушает, как она говорит с ребятами, но их голосов он не слышит. Он слышит только ее. Она встает, идет мимо. Даня опускает глаза еще ниже, затаив дыхание, словно хочет спрятаться. Может быть, она пройдет мимо? Но она останавливается рядом, опускает руку на спинку его стула. Даню бьет током от этого прикосновения, словно в стуле есть окончания его нервов. Он чувствует ее взгляд у себя на затылке.

- Даня, что ты читаешь?

Он не понимает, что она спрашивает, потом смысл слов доходит до него. Он переворачивает книжку обложкой вверх:

- Анна Ахматова. «Энума Элиш», – читает вслух Даня и не узнает своего голоса.

Он опять опускает глаза, отворачивается от нее. Пусть это невежливо, он больше не может на нее смотреть. Как вынести то, что она так близко и так далеко?

Полина отходит. Нервная пульсирующая боль разрывает Дане грудь, он чувствует, как слезы подкатывают комком к горлу. Нет, только не здесь, не при всех, но уходить уже поздно, начинается урок. Даня встает около парты, смотрит себе на ботинки, проглатывает комок слез, разливающийся жаром у него по лицу. Скорее бы Полина разрешила им сесть.

Они садятся, но он не может ничего делать, его бьет нервный смех. Чтобы никто не догадался, что происходит, он начинает смешить Аркашу так, что и Аркаша уже не может остановиться. Они смеются оба: Аркаша умирает со смеху над Даниными шутками, смотрит на Полину, кивает Дане, мол, хватит, урок все-таки. У Дани на глазах проступают слезы, у Аркаши тоже. Они постепенно успокаиваются, но Даня все еще время от времени продолжает смеяться.

Полина никогда не ругала их, даже не делала замечаний, хоть смеялись они достаточно громко. Как-то пару раз она только подошла к их парте, посмотрела, но ничего не сказала. Даню в этот момент начинал еще сильнее бить смех, и он надеялся, что она выгонит его из класса, все лучше, чем так. Но она ничего не говорила, отворачивалась и отходила от них, продолжая урок. Даня так и не знал, понимала ли она, почему он смеялся. Других за такое поведение она быстро выставляла из класса, но ему все сходило с рук.

Дане становилось еще больнее, от того, что он обижает ее. На уроке он старался не думать об этом, лишь бы не смеяться и делать, что она велит, но дома по ночам он начинал мучиться тем, как сильно он виноват перед ней. Даня опять перестал спать и думал только о том, как ему жить со всем, что с ним происходило. Видеть ее было невыносимо, но не видеть ее он не мог.

На переменах Даня начал уходить из класса. Но далеко уйти он тоже не мог. Он останавливался у окна и смотрел на Полину через открытую дверь класса. Когда становилось невозможно дышать от желания подойти к ней, он клал руки на горячую батарею, обжигал ладони, приходил в себя.

Про Данино чувство к Полине никто не знал, никто просто не обращал на него внимания. Это только Дане казалось, что все только и делают, что смотрят на него. На самом же деле про его любовь к Полине знал только один человек на свете. Это был Костя.

Еще в шестом классе Костя однажды заметил на руке у Дани надпись, имя Полины. Позже, наблюдая за Даней, Костя понял, что не ошибся и Даня действительно любил Полину, как Косте казалось, так же сильно, как он сам любил Кирилла. В прошлом году Костя весь измучился, видя, как страдает Даня. Костя даже не представлял, как бы он выжил, если бы Кирилл вот так уехал куда-нибудь на неизвестно сколько, и Костя ничего бы не знал о нем, не мог бы ему ни позвонить, ни написать. Это было бы ужасно, просто ужасно. Если бы Костя знал, где Кирилл, то обязательно бы поехал к нему или бы звонил каждый день, по крайней мере.

Костя видел, как Даня ждал его рассказов - новостей о Полине, но сам Даня почему-то ехать к Полине не хотел. Костя этого не понимал. Не понимал он и того, что происходило с Даней теперь. Он только видел, что Даня очень мучается, что ему хуже, чем в прошлом году, но как ему помочь, Костя не знал.

Сначала Костя хотел спросить Кирилла, что делать. Но то, что он знал про Даню, было не его тайной. Своих тайн у Кости от Кирилла не было, рассказать же кому-то, даже Кириллу, чужую тайну почему-то казалось Косте подлостью. Но делать что-то было необходимо, и однажды Костя все же решился поговорить с Даней.
 
Как-то раз, когда Даня стоял у окна и смотрел на Полину, Костя подошел к нему. Он молча встал рядом, словно не знал, что сказать.

- Костя, тебе что? По алгебре что-нибудь объяснить? - в конце концов, спросил его Даня.
Костя все еще молчал, но заметив удивленный Данин взгляд тихо произнес:
- Даня, ты же можешь с ней поговорить. Она добрая, она поймет и тебе будет легче, - пробормотав это, Костя заметил, как побелело Данино лицо.
- Ты о чем, Костя? - прошептал Даня.
- О Полине. Ведь ты ее любишь. Ты можешь ей сказать, она сама несчастная, она поймет и что-нибудь придумает, чтобы тебе помочь.
- Почему ты думаешь, что она должна мне помогать? - спросил Даня, чувствуя, как у него замирает дыхание.

Эти Костины слова были для Дани полной неожиданностью. Это прикосновение к его боли, вот так просто, совершенно лишило Даню последних сил. Все, что он хотел сейчас, это спрятать свою боль, защититься от посторонних, которыми были все. Все, кроме Полины. Но ей он тоже ничего не мог рассказать. Как он может сделать свою боль ее заботой!  «О, куда же мне деться от этого Кости с его глупыми советами? И ведь он знает, что я ее люблю. Это невыносимо!» - Даня был раненым зверем, загнанным в угол. Сознание заметалось, пытаясь найти выход, найти, куда он может спрятаться от чужих глаз.

- Потому что ты ее любишь, в этом нет ничего плохого, все может быть хорошо.
- Нет, Костя, ты ошибаешься, я ее не люблю, - ответил Даня, медленно и четко выговаривая слова.

Сказав это, Даня сразу же почувствовал себя предателем. Вот так просто он отрекся от своей любви: «Почему? Как я мог такое сказать?!» Но признаться Косте он тоже не мог. То, что он любил Полину, было так больно, что Даня не мог об этом говорить.

Даня сел на пол рядом с батареей, обвил руками колени. На Костю он больше не обращал внимания. Костя не знал, что делать, он чувствовал, что сделал только хуже, но почему, не понимал. Оставлять Даню одного ему не хотелось, он сел на пол рядом с ним.

Он сидел молча и думал, что бы он ответил, если бы кто-нибудь, кто-нибудь чужой, спросил его, любит ли он Кирилла. Признался бы он, или испугался, что его будут дразнить? Сначала Костя решил, что он обязательно бы сказал, что любит Кирилла. Потом ему пришло в голову: «А что, если бы от такого признания Кириллу было бы плохо, что тогда делать? А если бы его казнили за это? Может быть, и отрекся бы от своей любви, ведь даже Петр отрекся, когда его спросили. А кто я по сравнению с Петром? Никто!» Вот так они и сидели, Костя с Даней, вдвоем на полу перед классом, пока не прозвенел звонок, и Полина не позвала их на урок.

По воскресеньям Даня немного отдыхал. Прожить без Полины один день для него уже было просто. Он старался не думать о ней весь день, не вспоминать, как тяжело ему быть рядом и не говорить ей ничего. Только вечером, засыпая, он опускался перед ней на колени, брал ее руку в свои, покрывал поцелуями и слезами ее руку, и рассказывал ей все, всю свою боль. И ту, что была, когда он ждал ее, и ту, что была сейчас. Боль от того, что они отдельно, что ее радости и несчастья только ее, и он не может их разделять. Когда Полина спрашивала, чего же он от нее хочет, Даня отвечал, что хочет сделать так, чтобы между ними не осталось никаких преград, никаких стен. Он хочет быть с ней вместе, чтобы ее жизнь была его жизнью.

Когда наступили каникулы, Даня скучал по Полине так сильно, что у него опять начало болеть сердце. Нет, он больше не падал в обморок, но под левой лопаткой было такое чувство, будто кто-то воткнул пальцы ему в спину и сжал кулак. Когда Даня не пытался вдохнуть полной грудью, то еще как-то можно было существовать. Но если вздохнуть, кулак сжимался, заставляя Даню задыхаться.
 
Но все же Костины слова о том, что он может поговорить с Полиной, засели у Дани в сознании. Вспоминая, как он уже однажды написал ей о своей любви, и как стыдно ему было потом за то, что он вздумал перекладывать на Полину свои заботы, он снова и снова отвергал возможность разговора с Полиной. Но потом, промучившись весь день, он вспоминал, что сказал ему Костя. Надежда закрадывалась Дане в душу, и ему начинало казаться, что можно что-то изменить и не мучиться больше. Ведь Полине не должно быть плохо от того, что он ее любит. Если он поймет, что ей плохо, он просто уйдет и никогда больше не напомнит ей о себе.

Даня все чаще и чаще думал о том, что он мог бы все рассказать Полине. Нет, он ни на что не надеялся, но когда он представлял себя на месте Полины,  ему было хорошо от мысли, что кто-то любит его. Но выслушав такое признание, Полина стала бы ответственной за него, и это Дане не нравилось.

Хуже всего было то, что у Полины не было бы выбора. Это Даня представлял яснее ясного. Полина бы никому не пожаловалась на него, она не перевела бы его в другой класс, она бы не испугалась людского мнения. Но ей было бы тяжело с ним. Она бы пыталась помочь ему, иначе ее мучила бы совесть, стала бы уделять ему особенное внимание. «Хочешь - не хочешь, а «мы в ответе за тех, кого приручаем» », - вспоминал Даня слова из книги Экзюпери, которую так недавно читала им Полина. Даже если мы и не приручаем их намеренно. Даня так не хотел. Это было бы как просить милостыню. Попрошайничать, даже умирая от голода, он не мог себе позволить. Откуда он знал, что он ей не нужен? Да ведь он жил рядом с ней, и она не замечала его. Так что же он хотел, купить ее внимание своей любовью?

Даня решил, что он все расскажет Полине, но после этого у него должна быть возможность уйти, если он не нужен ей. В том, что он ей не нужен, он не сомневался и не хотел ее жалости. В принципе, он мог в любое время перейти в другую школу. Кир уже давно советовал ему перейти в спецшколу с математическим уклоном. Но Даня еще был не готов расстаться с Полиной. Это было немыслимо. Даня решил, что он будет терпеть, пока у него хватит сил, потом поговорит с Полиной и уйдет из школы.

Приняв такое решение, он немного успокоился, ему даже стало легче жить. Появилась надежда на какой-то выход, хотя выход этот больше походил на бегство.