Мы с Тобой одной крови. Глава 28

Даня копал с час, разрыхлял землю, еще мокрую и липкую по весне. Он вытягивал начавшие уже расти сорняки, стараясь не порезать лопатой корня, складывал сорняки в сторону. Набралась уже достаточная охапка. Даня хотел спросить, куда ее отнести, но потом решил, что Вика сама ему скажет. Оставалось вскопать еще примерно метр грядки.  Но Даня не очень-то спешил, ему было слегка неловко от мысли, что вот он сейчас закончит копать и придется опять придумывать, что делать. Копать было хорошо, можно было ни о чем не думать. Душновато только было. Даня подумал, что сердце у него, видимо, не совсем еще подросло.

 Подошла Вика:

- А, хорошо, тебе уже совсем немного осталось. Сорняки вон туда отнеси, у меня там перегной. Даня, я за водой пойду, а то обед не из чего готовить, а ты, как закончишь, можешь умыться вот здесь, на кухне. Если хочешь, картошки начисти.

Дане было неловко оставаться одному. Он посмотрел на две огромные, восьмилитровые фляги у Вики в руках: «Виктория Юрьевна, давайте я лучше Вам воду помогу принести. Где у вас колонка?»

- У нас колодец, десять минут ходу, но вода там лучше всего. Эта только для полива годится, - она кивнула на трубу, - энергетика совсем мертвая, а в колодце вода живая.
- Это я сам не найду, наверное.
- Да, я с тобой пойду, я тогда еще пару бутылок захвачу.

Вика закрыла дачу, и они пошли по тропе через лес, тропа вывела их на поле, а за полем через несколько минут была и деревня. Пока они шли, Вика рассказывала Дане, сколько в лесу всего полезного. Вот сейчас, например, только-только начали прорастать новые хвойные веточки на елках. В них оказывается полно витамина С, в тайге их даже от цинги жуют. Вика сорвала нежно-зеленую новую еловою поросль и дала Дане, велев ее разжевать. Даня разжевал. Во рту стало кисло-горько, и казалось, будто Даня ел смолу.

- Вот, подожди, в мае одуванчики подрастут, можно будет пюре из одуванчиков делать, хоть и не очень вкусно, но зато полезно.

Даня подумал, что у Вики не все дома: «Ну, ясно - психолог. От  хорошей жизни психологами не становятся. Но вообще-то она ничего, по крайней мере, не скучно. И маленьким меня не считает. Обращается, как с взрослым. Это, видимо, потому, что она у нас уроки не вела».

Когда они подошли к колодцу, начал накрапывать дождь. Даня посмотрел на небо: горизонт был весь черно-синий, и ветер налетал уже рывками, ударяя в лицо. Где-то далеко, там, за лесом, начиналась гроза. Ветер доносил раскаты грома. Долгие, но еще  не страшные.

- Успеем? – спросила Вика.
- Постараемся.

Даня заспешил. Сбросил ведро с цепочкой вниз, глянул. Колодец был глубокий, метров десять, а может и все пятнадцать, а вытащить надо было три ведра. Как Даня ни старался, пока они наполняли фляги-бутылки, ветер уже пригнал тучу. Один раз Дане показалось, что молния ударила в тропинку, прямо перед ним, над головой раздался треск, и с неба полило, взбивая пыль на дороге фонтанчиками грязи. Прятаться было негде. Даня и Вика сразу же промокли до нитки.

- Ну вот, и умываться не надо! Лучше, чем душ, – сказал Даня, когда они наконец-то добрались до крыльца, и Вика стала отпирать дом. Вода струйками стекала с них.

Они вошли на веранду. Вика взяла у Дани фляги, поставила их на стол, потом достала из шкафа полотенце и огромную, размера на три больше Даниной, рубаху, протянула ему.
 
- Давай, вытирайся и вот пока эту рубаху надень, а одежду твою я над обогревателем повешу, она за полчаса высохнет. А то так и заболеть недолго...

Даня взял полотенце, посмотрел на Вику.

- Да я выйду, ты не стесняйся. Ты пока можешь под одеяло залезть. Там в комнате, белье чистое...

Вика вышла на кухню - в соседний домик через навес - и фляги взяла с собой. Даня стал снимать мокрую рубаху, майку, брюки. Положил их на табуретку. Хоть Вика и вышла, раздеваться Дане было неудобно. Он остался в одних мокрых трусах, но их он решил не снимать, решив, что они как-нибудь на нем высохнут. Он обмотал полотенце вокруг бедер, нацепил рубаху. Стоять босиком на полу было холодно, и Даня решил забраться под одеяло, как ему и советовала Вика.

В маленькой комнатке было темно и зябко, окна были зашторены. Даня залез под одеяло, в кровати тоже было зябко. Даня поежился, свернулся калачиком, чтобы зря тепло не расходовать. Он лежал и слушал, как на веранду опять вошла Вика, стала развешивать его мокрую одежду, потом на кухне зашипел чайник. Даня подумал о горячем чае и понял, что уже согрелся. Он растянулся под одеялом, почувствовав холод не согретых еще его телом простыней. Вика опять вышла. Даня решил, что она пошла делать чай, и обрадовался, подумав, что ему для полного счастья сейчас как раз не хватает горячего чая. Даня закрыл глаза и стал ждать, когда Вика его позовет. Ему казалось, что он все еще слышит, как она гремит посудой на кухне. 

Когда Даня открыл глаза, Вика сидела рядом с ним на кровати. На ней теперь был летний халат, темно синий с белыми цветочками, волосы были замотаны полотенцем. Она тихонько сидела рядом и смотрела на Даню. Заметив, что он открыл глаза, она улыбнулась:

- А я думала, что ты задремал. Утомила я тебя этими грядками?

Даня мотнул головой, нет мол. Он смотрел на Викину руку, белую, покрытую мурашками. В доме еще было сыро и холодно после зимы. Веранда уже прогрелась от апрельского солнца, а вот дом маленький обогреватель все еще никак не мог протопить. Даже кровать казалась слегка сырой, когда Даня в нее забрался. Но сейчас под одеялом было уже тепло. Дождь все еще стучал по крыше. Казалось, что это надолго. Даня еще раз посмотрел на Викину озябшую руку, представив, как ей должно быть холодно в этом легком халатике с короткими рукавами. Он даже поежился, переведя глаза на свое одеяло. Вика все еще смотрела на Даню. Заметив его взгляд, она спросила:

- Ты так смотришь, Даня... Ты что, хочешь, чтобы я легла рядом?

Даня слегка обалдел от такого вопроса. Он уже давно чувствовал, что между ним и Викой было «что-то». Что это – «что-то», он еще не совсем понял. Он инстинктивно ощущал, что он ей не безразличен. Это было необычно и интересно, и хотелось узнать, что будет дальше, как долго это может продолжаться и куда может зайти. Но такого прямого вопроса Даня не ожидал. Он молчал, смотрел на Вику и думал, что ответить: «Да, она мне нравится, очень... Но что же это? Как же я могу любить ее и Полину? И люблю ли я ее? Не знаю... А она смелая, неужели я ей так нравлюсь?... И такая нежная, белая кожа у нее на руке... Она, наверное, замерзла вся так сидеть». Даня понял, что хочет обнять Вику, согреть ее, и кивнул. 

- Ты хочешь, чтобы я легла с тобой рядом?
- Да, хочу, – Даня отвернул край одеяла, повернулся на бок, подвигаясь к стенке.
Вика сняла с головы полотенце, тряхнула головой, чтобы расправить волосы.
- Волосы еще мокрые, - сказала она извиняясь.
- Ничего, - ответил Даня. Он почувствовал, как у него от волнения вдруг быстро-быстро забилось сердце.

Вика легла рядом с ним, аккуратно, стараясь не касаться его. Даня накрыл ее одеялом, перевернулся на живот, дотронувшись до ее холодного даже через халат тела боком, уперся локтями в кровать, подпер голову и стал смотреть на Викино лицо. Сердце у Дани все еще стучало так, что казалось, Вика его должна слышать. «Неужели это так просто? Вот только минуту назад – она учительница, а вот сейчас она лежит рядом. Неужели это возможно и так просто?»

Даня протянул руку и дотронулся до мокрого Викиного локона, прилипшего к лицу, провел по щеке пальцами, едва касаясь кожи, потом дотронулся до Викиных губ. Вика накрыла его руку своей, и Даня почувствовал, как она целует кончики его пальцев, все еще смотря ему в глаза.

- Даня...

Даня улыбнулся.

- Даня, называй меня Тори...
- Тори?
- Виктория – Тори...
- Тори...

Дане вдруг стало легко и весело. Он подвинулся чуть ближе, погладил Тори по голове, убирая со лба мокрые волосы.

- Хорошо, Тори, давай, я тебя буду греть.

Даня придвинулся еще ближе, уткнулся щекой Тори в плечо. Тори была очень высокая, и Даня, не смотря на то, что он последние два года рос быстро, все еще был на голову ниже ее, обнял ее плечи, почувствовав запах духов и дождя. 

- Смотри, мурашки пропали, - сказал он, проведя по Ториной руке.

Ему было хорошо оттого, что она уже согрелась. Даня стал гладить Тори по руке. Ни говорить, ни двигаться не хотелось. Тори положила руку Дане на голову, провела по волосам:

- Уже сухие.
- Они у меня короткие, быстро сохнут. – Даня все еще лежал у Тори на плече. – А духи у тебя пахнут ландышем.

Даня перевернулся на бок, приподнялся на локте.

- Что, слишком резко? Прости, это я от комаров, они как дождь, сразу вылезают откуда-то, хоть и апрель только.
- Да нет, хорошо...

Даня стал опять смотреть на Торино лицо. Вокруг глаз у нее были морщинки, не глубокие еще.

- Тори, сколько тебе лет? – спросил Даня.
- Женщинам нескромно задавать такие вопросы, – ответила Тори, засмеявшись. А что, я тебе кажусь старой?
- Нет, вот только морщинки вокруг глаз, но это оттого, что ты много смеешься и улыбаешься.

Даня заметил грустную улыбку, промелькнувшую у Тори на лице, словно облачко пронеслось, и ему вдруг стало ее очень жалко. Он понял, что совершенно ничего не может сделать для нее, потому что он бессилен остановить время. Он придвинулся ближе и стал целовать эти морщинки у глаз, словно хотел стереть их, хотя бы ненадолго. Тори закрыла глаза, провела щекой по Даниной щеке. Даня почувствовал, что целует уже уголки ее губ. Он остановился, отстранился чуть-чуть, посмотрел на ее лицо. Она открыла глаза. Морщинки опять собрались в уголках глаз, она улыбалась одними глазами.

- Даня, мне тридцать четыре. А тебе сколько?
- Четырнадцать. В мае будет пятнадцать.
- Как бы мне хотелось, чтобы тебе всегда было четырнадцать, – сказала Тори, вздохнув.
- Почему?
- Чтобы ты всегда оставался таким, как сейчас, в это мгновение! Если бы ты себя видел, какой ты сейчас.
- Какой?
- Счастливый.

Даня стал думать, счастливый он или нет, он не знал.

- Тори, неужели ты меня любишь? Я же совсем еще ребенок!
- Да, Даня, весь мир против нас...
- Почему против?
- Это я так. Нет, мир сегодня очень даже нам помог. Ну что, Дань, пойдем обедать? Вот и дождь уже кончился, тебе домой скоро надо ехать, а голодного мне тебя отпускать не хочется.
- Давай.

Тори встала, вышла на веранду босиком, вернулась с Даниной одеждой.

- На, высохла уже. - Тори вышла.

Даня оделся и пошел на кухню помогать чистить картошку. На кухне ему опять стало  неловко. «Неужели я только что ее целовал?... Она ведь совершенно чужая... Как же мне себя вести?...» Тори, заметив, что Даня нервничает, подошла, вынула у него из руки чистилку, повернула его лицом к себе и обняла, прижалась к нему вся, всем телом. Оттого, что она опять была рядом, Даня успокоился, обнял ее сам.

- Тори, а что мы такое? – спросил он.

Она не ответила, отстранилась немного, поцеловала его, по настоящему, в губы, в первый раз. Даня закрыл глаза и почувствовал на губах еще один поцелуй, потом поцеловал ее сам.

- Вот что мы такое! Умирающие с голоду! – засмеялась Тори. - Три часа суп не можем сварить! - она протянула ему чистилку.

Потом они ели суп и Даня сказал как хорошо, что одуванчики еще не подросли. Тори рассмеялась и пообещала не кормить его одуванчиками.

- Ну как, ты до станции один дойдешь? Я сегодня здесь останусь ночевать.
- Дойду. А тебе не будет холодно?

Она не ответила, улыбнулась только.

Уходя, Даня спросил, где у нее духи. Она показала на полку.

- Это ты правильно, а то они сейчас вечером загрызут тебя по дороге. Только это - женские.
- Это я не от комаров, это я на память.
- Ты ведь завтра приедешь? После уроков? - она опять обняла его.
- Приеду.

Даня дошел до станции. С расписанием он как-то не угадал, и электричку ему пришлось ждать полчаса. Он сидел на лавочке, смотрел на розовевшее от заката небо и пытался понять, что это с ним сегодня произошло. Думать толком он как-то не мог. Он вспоминал, как только что прикасался к Тори, в его теле все еще хранилась память о ней, о его Тори. И губы... вспоминал, как он целовал ее, вспоминал губами, и целовал ее снова и снова. Все, что было между ними сегодня, просто произошло. И Дане хотелось, чтобы оно и дальше происходило.

То, что было сегодня с Тори, никаким, ну совершенно никаким образом не относилось к Полине. Ему казалось невероятным, что он может нравиться взрослой женщине, такой как Тори, но почему-то он этому не очень удивлялся, словно так и должно было быть. Полина же была из другого мира. Все, что Даня иногда позволял себе - это представить, что он стоит перед Полиной на коленях, прижавшись щекой к ее руке. «Все твои беды и печали я понесу на моих плечах», - мысленно говорил он Полине. Тори и Полина были из параллельных миров, и Даня совершенно не чувствовал, что, целуя одну, он изменяет другой.

Засыпая в тот вечер, Даня услышал, как пошел дождь, и ему показалось, что дождь стучит по крыше Ториной дачи. Он почувствовал, как Тори легла с ним рядом, все еще замершая, поднес руку к лицу, ощутив запах ландышей, увидел белые маленькие колокольчики на зеленых стебельках.

Даня вспомнил как он давно, когда ему было только пять или шесть лет, ездил с папой в лес. Только он и папа, Маша была еще совсем маленькая. В мае уже было тепло. Они находили где-нибудь поляну, вешали гамак, разводили костер. Однажды они вышли на поляну, всю заросшую ландышами. Даня хотел принести их маме, но папа ему тогда объяснил, что ландыши занесены в Красную книгу, и рвать их нельзя. Что такое Красная книга, Даня не знал, но раз нельзя, так нельзя.

Даня тогда стал ползать по поляне на коленях, стараясь не помять ни одного листочка, ни одного цветочка ландышей. Он смотрел на это чудо и только переживал, что не сможет дать маме понюхать, как пахнут ландыши. «Пап, ну может один цветочек можно? Мне так хочется, чтобы мама узнала, как они пахнут!» Папа тогда разрешил ему сорвать один цветочек для мамы, завернул его в мокрую салфетку. Но пока они шли назад к электричке, пока ехали домой, цветочек почти завял и не пах, и салфетка не помогла. Даня очень расстроился и просил папу взять маму с ними в следующий раз. Но мама все была занята, и когда они, наконец, через месяц выбрались все вместе в лес, ландыши уже отцвели.

На следующий день Даня приехал сам, дошел до дачи, открыл калитку. Тори была на улице, сажала что-то во вскопанную Даней грядку. Даня подошел сзади, встал молча, смотрел на ее спину в широкой, мужской рубашке. Он опять начал нервничать и не знал, как ее окликнуть: «Тори, Вика, Виктория Юрьевна?» Она услышала его шаги, обернулась.

- А, Даня, а я уже заждалась. Думаю, приедешь ты или нет, – сказала она, улыбаясь.

Она встала. Руки у нее были все в земле, волосы заколоты, чтобы не мешали работать, но несколько прядей все же выскользнули и лежали на плечах. Она подошла к Дане, поцеловала его, стараясь не касаться его руками, чтобы не испачкать.

- Здравствуй, Тори, - сказал Даня, радостно. – Как ты тут? Не замерзла без меня вчера?
- Здравствуй, Даня. Я сейчас, быстро, мне немного осталось, – махнула она на грядку. – Может быть, ты за водой пока сходишь? Вчерашняя уже вышла вся.

- Конечно.

Даня взял фляги и пошел на колодец. Когда он вернулся, Тори уже была на кухне. Вместо рубашки и брюк на ней был вчерашний халатик с цветочками, волосы были распущены.

- Вот спасибо. Есть хочешь? Я как раз для тебя приготовила.

Даня смотрел на Торины распущенные волосы, в школе она всегда носила их заколотыми вверх, а вчера они были мокрые, и думал о том, как изменилось ее лицо. Ему очень захотелось провести рукой по этим волосам. Он подошел к Тори.

- Какая же ты красивая с распущенными волосами... Сухие сегодня.
- Да, сегодня же нет дождя...
- Зачем же нам дождь? Нам и без дождя хорошо. – Даня провел пальцами Тори по вискам, убирая волосы с лица. – Ты знаешь, мне что-то есть совершенно не хочется, и пить тоже, я на колодце целую кружку выпил.

- А что же мы будем делать?! – сказала Тори смеясь.
- Я буду гладить твои волосы и целовать тебя, а ты смейся, вот так, как сейчас, мне это очень нравится. Хорошо?
- Хорошо, только пойдем в дом, а то кухню всю насквозь видно.

Даня оглянулся. Кухня и правда была рядом с заборчиком, и с дороги, проходившей за дачей, можно было заглянуть в окна.

- Пойдем.

Даня вошел в комнату, сел на кровать, на которой он вчера лежал. Тори подошла, села рядом, молча взяла его руку, поднесла ее к пуговице на халате. Даня расстегнул одну, потом вторую, потом еще. Халат упал с Ториных плеч на кровать. Даня замер, смотрел на нее.

- Помоги мне, Даня, – сказала она, повернувшись к нему спиной.

Даня провел руками по ее спине, по бокам, заметив, какой плоский у нее живот, какие мускулистые, но худые руки, расстегнул застежку. Тори встала, собрала одежду, бросила ее на стул, повернулась к Дане. Даня задохнулся, покраснел и опустил глаза. Она легла, а Даня все еще сидел рядом, поправляя одеяло, стараясь ее закутать.

- Иди ко мне, – сказала Тори.

Даня кивнул, расстегнул ремешок, сбросил брюки. Теперь уже Тори подвинулась к стене и откинула одеяло для Дани. Даня опять покраснел, увидев ее. Он лег на спину, лежал, не шевелясь, закрыв глаза, почувствовал ее губы у себя на шее.

- А кто-то обещал меня целовать, – сказала Тори.
- Тори, ты слишком красивая, я боюсь...
- Чего?
- Так. – Дане не хотелось говорить.
- Даня, а у тебя уже с кем-нибудь так было?

Даня мотнул головой.
 
- Ты не бойся, - сказала Тори. – Это не страшно совсем, тебе будет хорошо.

Даня не отвечал. Про то, как бывает хорошо, он знал. Еще пару лет назад мама сказала папе:

- Ты знаешь, мне кажется Даня уже достаточно большой. Не пора ли тебе с ним поговорить?
 
Через несколько дней папа принес домой книжку, что-то типа учебника по сексу с иллюстрациями. Папа поставил эту книжку  к себе в шкаф между томов по двигателям и инженерным расчетам, сказав Дане, что если это ему интересно, то пусть читает, а если что непонятно, то может его спрашивать.

- Я ее вот сюда, наверх, поставил, между моих книжек, чтобы Маша в нее случайно не залезла. Ты книжку тогда на место убирай, как почитаешь, – добавил папа.

Дане было интересно: также, как были интересны мамины трактаты про буддизм и иглоукалывания. Книжку он прочитал, но вообще-то все эти описания того, какие бывают поцелуи и что еще можно делать в постели, показались ему скучными. «Вот это значит и есть секс? Скучновато вообще-то», подумал Даня. В первой главе автор книжки подробно аргументировал, что сексом надо заниматься в браке или, на худой конец, с любимым человеком, что секс без любви – это аморально, но Дане это показалось неубедительным. Он подумал, что, видимо, точно чего-то не понял. Но вместо того, чтобы спрашивать папу, решил на практике разобраться, как «эта штука» работает.

После прочтения книжки он решил, что лучше всего эксперимент проводить в ванной. «Штука» и в правду работала. Даня подумал, что это похоже на то чувство, когда Полина коснулась его однажды. «Только не так сильно, и не в голове, а внизу живота, и зрение не пропадает... и мокро. Это конечно не очень удобно, но вообще-то хорошо придумано... Не понятно только, зачем для этого нужны женщины». На счет женщин Даня так в тот раз и не понял, но решил, что потом разберется. «Эксперименты» он потом проводил время от времени: и чтобы понять, как именно в деталях работает его тело, и просто так, подумав: «Почему бы и нет?»

Зачем нужны женщины, Даня уже понял еще вчера, когда Тори обняла его на кухне и поцеловала, и он почувствовал ее грудь сквозь рубашку. Зная, как его «штука» работает, он решил, что сейчас ему надо успокоиться, иначе он не сможет целовать Тори. Он даже смотреть на нее сейчас не может. И еще, весь этот бред про секс и любовь вдруг всплыл у Дани в голове. Он подумал, что не знает, любит он ее или нет.

- Тори, можно мы не будем сегодня... до конца?
- Глупенький, тебе же потом больно будет, я же вижу, как ты меня хочешь!
- Ничего, переживу, – сказал Даня. Такие эксперименты он тоже проводил – упражнения по развитию силы воли.
- Ну конечно, Данечка, как хочешь, так и будет. Можно я тебя поцелую хотя бы? – сказала Тори. В голосе ее было что-то грустное.

Дане стало ее жалко, словно он обидел ее.

- Конечно, можно! - он повернулся к ней, сам поцеловал ее.

Она стала целовать его шею, потом расстегнула рубашку, целуя грудь под пуговицами. Было уже тепло и майку Даня не надел. Тори сняла с него рубашку, легла на спину и сказала:

- Даня, обними меня.

Он обнял ее, как вчера, за плечи. Коснувшись ее животом, он опять подумал, что долго так не сможет. Она положила свою ладонь на его руку, подтолкнула Данину руку вниз, к своей груди, сжала его пальцы. Даня удивился, какая мягкая у нее грудь, он всегда представлял, что грудь у женщин упругая. Тори повела его руку вниз по животу, потом еще ниже. Дане вдруг очень захотелось узнать, а что же там. Он сел рядом с Тори и стал снимать с нее ту последнюю одежду, что их еще разделяла. Она ему улыбнулась, сказала:

- А ты что же?

Он помедлил, разделся, заметив на себе ее взгляд, обнял ее теперь всю и стал целовать, не думая ни о чем. Она обняла его спину, слегка прижимая его к себе, повернулась.

Почувствовав, как он касается ее, Даня понял, что если он не остановится сейчас, то вообще не остановится. Он застонал, останавливаться не хотелось, очень. Но он знал, что Тори лучше этого, что так не должно быть, что ландыши занесены в Красную книгу и рвать их нельзя, потому что тогда они завянут. Он остановился, лег на спину:

- Тори, я не могу больше, – сказал он, закрыл глаза и попытался расслабиться всем телом. 
- Данечка, что с тобой? Я же тебя так хочу.
- Я знаю, прости меня.
- Неужели ты меня совсем не любишь? – спросила Тори.
- Тори, ведь ты же лучше... Неправильно это как-то... – Даня не знал, как объяснить. - Пожалуйста, Тори, не сегодня. Давай я лучше тебя обниму. Вот, ложись ко мне на плечо, – сказал Даня, заметив грустное Торино лицо.

Она легла, прижалась к нему:

- Данечка, какой же ты все-таки странный мальчик.
- Почему?
- Так… Вроде маленький, а  иногда говоришь совсем, как большой. Это ты из-за мужа?
Даня как-то до этого совсем позабыл, что Тори замужем. У нее было кольцо на пальце, но Даня об этом совершенно не думал.
- Нет! Ты знаешь, я ведь забыл совсем, что ты замужем.
- У меня же кольцо на пальце, как же ты мог забыть?
- Не знаю. Я как-то не думал об этом.
- Ну, ты даешь! – искренне удивилась Тори.

Дане не хотелось говорить про Ториного мужа.

- А ты смелая! Как же ты меня вчера спросила?! Я ведь мог испугаться. – Дане это больше всего нравилось в Тори, что она не боялась.
- Да разве ты мог испугаться? Ты же не боишься ничего.
- Боюсь, - сказал Даня, - я незнакомых собак панически боюсь. А еще когда кому-то больно. Меня тогда просто на изнанку выворачивает. Тори, давай пойдем поедим? Что-то есть страшно хочется.