Мы с Тобой одной крови. Глава 30

Даня приходил к Тори почти каждый день. После уроков забегал домой, обедал и шел к ней. Он как-то опять совсем позабыл про Олега. Как ему это удалось, он потом и сам не мог понять.

Больше всего Дане нравилось, когда Тори читала ему. Он тогда просто сидел рядом, смотрел на нее, и ему становилось легко на душе. Потом, когда она его обнимала, на него опять начинали нападать сомнения. Нет, не из-за Олега.

Даня разрешал Тори все, что она хотела, он принадлежал ей, останавливая ее только в самом конце. Он хотел любить ее, боготворить, возносить на пьедестал, а спать с ней и боготворить ее одновременно он не мог. Он понимал, насколько бессмысленно то, что он делает, что конца все равно не избежать. Но он не мог ее любить, зная, что она просто хочет его, в этом была какая-то низость, и Даня пытался оттянуть конец. Он знал, что не сможет больше видеть ее «после», а ему так хотелось ее любить.

Тори почему-то не понимала этого. Она полушутливо-полусерьезно укоряла Даню, говоря, что он совсем не любит ее, потому и не хочет...

Как-то идя к Тори, Даня встретил в подъезде Сергея, тот как раз выходил. Сергей посмотрел на него с любопытством, сказал:

- Привет. Ты к Вике?
- Да, - ответил Даня.
- А, желаю удачи... – усмехнулся Сергей.

Даня поднялся, уже собрался позвонить, но потом заметил, что дверь открыта. Подумав, что Вика, наверное, забыла закрыть дверь за Сергеем, он вошел без звонка, сел на галошницу и стал развязывать шнурки. Узел затянулся и никак не хотел развязываться. Даня дернул шнурок, в надежде развязать, и сразу же раскаялся в этом: узел затянулся еще сильнее.

Пока Даня возился со шнурками, ему показалось, что он  слышит, как кто-то разговаривает у Вики в комнате. Или это телевизор? Даня замер, прислушался.

- А Сергей что тут делал?
- Он книжку зашел отдать. Я ему Гуаньчжуна давала почитать.
- Неубедительно, Вика, – сказал Олег устало. - А рубашку он зачем снял?
- Он же мне шланг от душа менял... Я не знала, что ты такой ревнивый, Олежка. Неужели ты думаешь, что мне кто-то кроме тебя нужен?
- Ладно, Вика, неважно... Как ты тут без меня?
- Скучала.

Даня затаился, стараясь не дышать, соображая, что ему делать. Он услышал, как кто-то кого-то поцеловал. «Вика, наверное», - подумал он.
   
- Ну как ты съездил? Раскопали что-нибудь? Олежка, я так по тебе скучала! Ты уехал так неожиданно...
- Раскопали несколько амфор, греческих, и так еще, по мелочам... Как там Даня?
- Кто?
- Даня, помнишь, я его тогда на даче встретил.
- А, Даня, хорошо. Очень умный, интересный мальчик.
- Твоя новая игрушка?
- Олежка, ну что с тобой сегодня такое?
- Да так. Ничего. – Олег помолчал.  Потом добавил. – Вика, я тебя умоляю, не играй с ним, он же еще ребенок совсем. Он в тебя влюбился, наверное, по уши уже, он же дитя еще, сразу видно... Не играй с ним, ладно?... Ты знаешь, если бы у нас с тобой что-нибудь было, тогда, когда я в тебя влюбился в девятом классе, я бы, наверное, повесился потом.
- Я знаю, Олежка, ты ведь сам как дитя был тогда... – Даня подумал, что Вика, должно быть, улыбнулась сейчас, вот так, хорошо, как она умела. – А на счет Дани ты не беспокойся, не влюблялся он в меня. Он в какую-то девицу, наверное, влюблен. А я это так... побочный интерес, - в Викином голосе Даня услышал горечь, – Олег, пойди, дверь запри за Сергеем.

Даня поднялся и тихо, как тень, выскользнул из квартиры, на цыпочках спустился по лестнице на этаж вниз, замер, слушая, как Олег повернул ключ в замке. Услышав, как Олег запер дверь, Даня сел на ступеньки. И уши, и щеки, и нос у Дани горели, а лицо ему вообще хотелось спрятать куда подальше. Так он и сделал, уткнулся лицом в ладони: «Как я мог! Какой же я подлец! Бедный Олег... Неужели он не понимает?... Да нет, понимает, просто не хочет верить... Это слишком страшно...»

Даня встал и пошел вниз по лестнице, считая ступеньки. Выходя из подъезда, он вспомнил Сергея: «Да, «предложение сделал»... Но ей-то он зачем? Или в нем что-то интересное есть? Я не заметил... Неужели просто потому, что ему двадцать лет и плечи у него широкие?...  Как же это страшно...»

Даня перешел через дорогу и сел на лавочку в сквере, около круглого большого фонтана. Он часто сидел на этой лавочке, когда ждал Вику. С лавочки было видно Викино окно: шторы на нем были зашторены. «А я и не посмотрел... Понятно...» Обычно когда Вика уходила куда-нибудь, она зашторивала окно, а когда возвращалась, раздвигала занавески. Тогда Даня знал, что она дома, шел, звонил в домофон, она открывала ему дверь в подъезд. Но иногда Даня, как сегодня, просто приходил, звонил, если не было ответа, то ждал на лавочке.
Даня сидел, смотрел на Викино окно, представлял, как она разговаривает с Олегом, и снова ужасался тому, что произошло с ним за последний месяц: «Как я мог так поступить с Олегом?!... Даже если бы она меня любила, все равно я подлец!... И как я мог не заметить?... О, как же хорошо, что ничего все-таки не было... Как же ты могла не понять, что я любил тебя, потому и не мог... Только оказывается, я любил не тебя, а свою мечту, воображение... А Тори-то никакой и нет... Я тебя выдумал... Ах, Тори, Тори... Тебя никогда не было, я тебя выдумал, вот и все... Но как же жалко...»

Даня еще долго сидел на лавочке. Потом встал и пошел к своему дому. Сквер был большой, уже начало темнеть, Даня шел под деревьями, разглядывая тени в свете фонарей. Выйдя на набережную, Даня подумал о том, как он мог так изменить Полине. Ему опять захотелось спрятать лицо в ладони. До этого он про Полину даже и не вспоминал: «Может быть, я тебя не люблю уже?... Нет! Это невозможно... Но как же я теперь тебе скажу, что я люблю тебя?...  А ведь я мог так же, как Олег, сказать тебе, что буду всегда любить тебя, несмотря ни на что...»

Даня остановился, уставился на воду канала внизу, на дрожащие отражения оранжевых фонарей. Ему вдруг в голову пришла страшная мысль: «А вдруг у меня было бы так же, как у Олега?!» Дане стало так страшно, что он не мог идти дальше. «Нет-нет, это невозможно, она не такая, и она меня не любит. Это просто провидение Божье, что она меня не любит! Если бы так, как у Олега, то я точно бы повесился... О, как же хорошо, что у нас ничего не будет. Никогда! И не надо мне тебе ничего говорить. Я просто буду любить тебя всегда, а тебе не надо знать. Ведь все равно никакой надежды быть не может».

Поняв это, Даня заплакал.  Он стоял, смотрел на реку, и его били беззвучные рыдания, просто дрожало все тело и слезы текли по щекам: «О, моя дорогая, моя несравненная, чистая, нежная, любимая Полина, прощай! Нет у нас никакой надежды!»

Даня оторвал руки от парапета набережной, побрел домой, в голове у него было пусто. Он решил, что в следующем году перейдет в новую школу. Оставалось еще две недели занятий и экзамены. Дойдя до дома, Даня глянул на окна своей комнаты. Маша сидела за столом и что-то писала, склонившись под настольной лампой. «Нет, домой я сейчас не могу идти, пойду, поброжу».

Он пошел бродить по притихшим вечерним улицам, бродил часа два. Когда он наконец-то пришел домой, мама уже волновалась. Даня только сказал:

- Мам, извини, я больше не буду, - спорить ему сейчас не хотелось.

Он пошел к себе за стол, достал листочек бумаги. Когда он писал, карандаш немного дрожал в его руке, и Даня подумал, что от этого строчки еще долго будут оставаться живыми. Дане в этот раз не хотелось, чтобы они застывали.

Ты - тайна ненаписанной страницы
И шум дождя,
Ты - сон, что никогда не снится,
Не проходя.

Бессонница и первый луч рассвета,
Дней акварель,
И Божьей Волей безответность
Любви моей.
 
Записав это, Даня свернул листок вчетверо и убрал его в бумажник, туда, где у него все еще хранились вырезки из тетрадей по русскому.

Решив уйти из школы, Даня поговорил с Киром, давно уже советовавшим ему перейти в класс при мехмате, которым заведовал его знакомый. Даня съездил, прошел без большого труда вступительные тесты, его приняли. Учебный год подходил к концу. Оставалось только сдать экзамены, получить аттестат о неполном среднем образовании и забрать документы из школы.
Последние две недели после того, как Даня решил, что он навсегда расстается с Полиной, ему казалось, будто она умерла, а он, когда видит ее, смотрит только на ее фотографию.